St. Mary's Hospital

      Чимин чувствует себя папой большого семейства, пока готовит ужин на четверых на кухне Юнги. Альфа сидят рядом, за столом, и он успевает болтать с ним за парой бокалов вина, периодически поглядывая в кастрюльки на плите. Юнги тоже участвует в приготовлении, то нарезая овощи, то помогая разделать мясо.       В гостиной дети играют со щенком: Союн, приехавший к ним сразу после школьных занятий, показывает малышу, названному Луной, его пелёнку и лежанку. Юнги привёз его из Тэгу только несколько часов назад, а тот уже успел «обновить» ковёр в гостиной. Уборку гордо взял на себя Союн, тщательно протерев покрытие влажной тряпкой с чистящим средством. Минки же ни на шаг не отходит весь вечер ни от подростка, ни от его питомца, и вдвоём они как могут развлекают нового жителя квартиры. Пёс радостно лает, когда ему кидают маленький резиновый мяч, и довольно повизгивает, когда показывают пелёнку, на которую нужно делать свои дела, если вдруг захочется. Обучающая часть кажется Луне игрой, и всерьёз попытки Союна она не воспринимает.       — Минки сегодня точно не уснёт допоздна. Такой взбудораженный ходит, — с улыбкой качает головой Чимин. — У нас-то никогда животных не было. Ещё и Союн здесь.       — Он теперь тут частым гостем будет, — Юнги делает пару глотков и разливает ещё вина по бокалам.       — Ты рад?       — Да, думаю, да, — кивает альфа. — Мне хотелось больше с ним общаться, но я ума приложить не мог, как это сделать. Он взрослеет, у него уже своя жизнь и свои интересы. У нас не слишком много точек соприкосновения, но хочется, чтобы их было больше.       — Теперь у вас точно есть кое-что общее.       — Можно приравнять к тому, что я завёл себе ещё одного ребёнка, — Юнги усмехнулся.       Щенок в квартире всего ничего, но Чимин тоже успел понять, что за ним нужен глаз да глаз: чтобы не испачкал ковры и мебель, чтобы никуда не залез и ниоткуда не упал, чтобы ничего не погрыз. Это точно похоже на присмотр за ребёнком, который научился ходить и теперь везде суёт свой маленький любопытный нос.       На кухню заглядывает Союн, и они замолкают, оборачиваясь на подростка.       — А у нас есть ещё пелёнки? — обращается он к отцу. — Я ничего не нашёл.       — Пойдём, покажу.       Юнги уходит вместе с сыном, а Чимин, сделав ещё один глоток вина, выключает конфорки на плите и накрывает кастрюли крышками, чтобы немного постояли.       Они живут у Юнги вот уже две недели, и Чимин может сказать, что почти освоился. Первые дни было ужасно неловко. Он постоянно боялся что-то сделать не так, помешать или просто быть назойливым, но Юнги всем своим видом показывал, что ему комфортно с ними, будто здесь только их всё это время и не хватало. В свободные моменты они подыскивали новое жильё и ездили смотреть варианты, за что он очень благодарен. Когда ты занимаешься подобным с альфой, никто не пытается неоправданно завысить цену, обмануть или скрыть какой-нибудь дефект, поэтому Чимину гораздо спокойнее от того, что Юнги его сопровождает. За прошедшие дни они забрали оставшиеся вещи с прошлой квартиры и теперь ждут, когда им вернут уплаченные за аренду деньги.       С самим Юнги у них всё развивается… романтично. Чимин недавно осознал, что их отношения ещё даже не начались, но они уже самые комфортные в его жизни. Альфа, бесконечно внимательный и заботливый, делает всё, чтобы упростить его жизнь, и тогда у Чимина остаются время и силы на то, чтобы уделить его Юнги. Теперь, когда они живут под одной крышей, у них гораздо больше возможностей. Они вместе по утрам выезжают из дома, завозят к няне ребёнка, отправляются на работу. На перерыве ходят вместе на обед, а вечером так же вместе отправляются домой, забрав по пути Минки. Втроём ужинают, а после смотрят мультфильмы или собирают пазлы на полу в гостиной. Позже, когда Минки засыпает, они проводят время наедине, о чём-нибудь болтая, смотря телевизор, обнимаясь — так буднично, но так уютно.       У сына закончилась реабилитация, что тоже дало Чимину возможность наконец-то выдохнуть. Домашние упражнения им ещё оставили, ведь хромота полностью не прошла, но в целом всё уже позади. Минки снова жизнерадостный ребёнок, который может играть, сколько душа пожелает. Чимин даже думает, как бы не разбаловать его, ведь на радостях стал позволять ему слишком много. Ещё и Юнги не помогает, балуя Минки на равне с Союном.       Сегодня ужин выходит довольно поздний, и после него Чимин отправляет Минки мыться и переодеваться в пижаму. У Юнги дома ванная удобнее и проще, поэтому ребёнок справляется сам, чем тоже освобождает своему папе время. Чимин радуется, что он становится самостоятельным и сам к этому стремится. Наверное, влияет ещё и то, что теперь у него есть пример для подражания в лице сына Юнги, от которого он всё так же без ума.       — А мне можно остаться с ночёвкой? — спрашивает Союн у отца, пока помогает убрать грязную посуду со стола.       — Тогда тебе придётся спать в гостиной на диване, вторая спальня ведь занята. И нужно предупредить твоего папу.       — Без проблем!       Союн, собрав в руки оставленные до этого учебники, удаляется в гостиную делать уроки. Там его счастливым тявканьем встречает щенок, успевший заскучать без внимания.       — Ещё вина? — Юнги приподнимает бутылку, вопрошающе глядя на Чимина.       — Если только немножко, — Чимин соглашается, запускает посудомоечную машину и усаживается рядом с альфой обратно за стол. Завтра у них обоих выходной, и они могут позволить себе выпить пару бокалов. Тем более в такой хороший вечер.       Чимин вообще в последнее время пребывает в приподнятом настроении. Кажется, будто его ужаснейшая чёрная полоса закончилась. Осталось только найти подходящую для них с Минки квартиру, и всё будет как прежде. С одним лишь отличием: теперь у него, кажется, есть Юнги. Эта мысль каждый раз так сильно его волнует, что он ощущает себя юным, глупым и влюблённым. Да, кажется, он влюблён. Иначе как объяснить то, что он не может оторвать взгляда от рук Юнги, когда он подливает ему вина, и не может не задержать его на губах альфы, когда они слегка блестят от напитка.       — Я помылся! — в кухню вбегает Минки, уже надевший пижаму.       — Молодец, — Чимин улыбается и треплет его пальцами по волосам. — Воду закрыл?       — Ага, — кивает. — А можно ещё поиграть с Луной?       — Только очень тихо и недолго. Союн делает уроки, не мешай ему, хорошо?       — Тогда я просто буду её гладить.       — Иди, — отпускает Чимин сына.       — Мы теперь как многодетные родители, — посмеивается Юнги, когда дверь в кухню за Минки прикрывается. — Мне нравится.       — Серьёзно? — Чимин приподнимает брови.       — Да. Раньше я хотел большую семью. Когда Союн был маленький, мы с бывшим мужем говорили о том, что родим ещё, как только встанем на ноги. Но потом мы пошли разными дорогами. Ни он больше не завёл детей, ни я. Так что мне нравится, что вы с Минки здесь.       Юнги разглядывает его лицо, Чимин видит в его взгляде обожание. Такое светлое, окрыляющее чувство поселяется внутри, и совсем не хочется его сдерживать. Он готов в него окунуться, хотя всё ещё страшно невероятно.       Первым подаётся ближе Юнги. Они оказываются в нескольких миллиметрах друг от друга, продолжая смотреть глаза в глаза.       — Хочу чтобы вы остались. Никуда не переезжали, — тихо говорит он.       — Юнги… — Чимин выдыхает, желая сказать, что это будет неправильно, что нельзя вот так просто взять и…       Но ему не дают договорить: Юнги сокращает оставшиеся миллиметры и целует. Чимин плавится от нежных касаний моментально, прильнув к чужому телу, получая необходимые ему любовь и тепло. В голове проносится мысль, что всё дело в вине: и то, как он не раздумывая ответил, и то, с каким упоением и желанием целует его губы Юнги, как никогда раньше. Его рука приятно греет бедро, гладя сквозь ткань домашних брюк. Чимин бы забыл, где он вообще сейчас находится, если бы не внезапно открывшаяся дверь и не застывший в проёме Союн с тетрадью и карандашом в руках.       — О Боже мой, простите! — выпаливает подросток.       Краснеют все трое, и когда Союн уже собирается убраться из кухни, его останавливает Юнги:       — Подожди, — просит он, и сын останавливается. — Что ты хотел?       — Да тут… задачи по генетике.       — Иди сюда, посмотрю.       — Нет, не надо, всё нормально! — проговаривает быстро он, снова пятясь назад.       — Союн, неси сюда свои задачи. Будем решать.       Союн, потупив взгляд и виновато посмотрев на Чимина, проходит и усаживается напротив них за стол, положив перед отцом тетрадь с задачами.       — Я пойду пока Минки отправлю спать, — оставляет их вдвоём Чимин.       С пунцовыми щеками он уходит в гостиную, где на полу разлёгся Минки и гладит Луну, которая лежит брюшком кверху и получает ласку. Он присаживается на край дивана, наблюдая за ним, и размышляет, как же неловко вышло. Смутились сами, смутили Союна… Конечно, было понятно, что тот подозревает, что они — не просто коллеги по работе. Союн подросток, и он прекрасно осознаёт такие вещи, и это уже не скроешь, но Чимин не думал, что их так глупо застанут. Наверняка Юнги сейчас затронет эту тему и поговорит с сыном. Что он скажет ему? Что Чимин ему нравится? Что у них, вроде как, начинаются отношения? И очень интересно, как отнесётся к этому Союн.       Размышляя о реакции Союна, он невольно задумывается о том, что с Минки тоже придётся поговорить. Ему хоть и шесть, но он тоже довольно сообразительный, и чем честнее будет Чимин, тем лучше будет для всех. Он не слишком боится за реакцию сына, ведь тот души не чает в Юнги, но всё равно это в какой-то степени волнительно и ответственно.       — Может, будешь ложиться? — он отвлекает ребёнка от собаки, и тот с грустным вздохом поднимается на ноги и идёт к папе, оказываясь в его руках.       — А Союн и Луна будут тут, когда я проснусь?       — Союн утром будет собираться в школу, ты сможешь с ним попрощаться. Может быть, если ты хорошо попросишь Юнги, он возьмёт тебя с ними, когда повезёт Союна в школу. А Луна теперь здесь живёт — конечно, она будет дома.       — Я попрошу Юнги!       — Хорошо, — Чимин ласково улыбнулся. — А теперь давай в кровать.       Минки послушно отправляется в их комнату и забирается под одеяло. Он двигается к самой стенке, Чимин ложится рядом, притягивает его к себе и целует в нос.       — Малыш мой.       Минки забавно морщит нос и фыркает, словно зайчонок, вызывая у родителя смешок. Чимин гладит его рассыпавшиеся по подушке кудряшки и размышляет, не прощупать ли почву сейчас, когда у сына хорошее настроение.       — Тебе здесь нравится, да? — с понимающей улыбкой интересуется он. Ещё бы ему не нравилось — он почти постоянно окружён вниманием, его балуют и радуют всеми возможными способами.       — У Юнги?       Чимин кивает.       — Мне нравится.       — И Юнги нравится?       — Да. И Союн.       — А как бы ты отнёсся, если бы мы с Юнги встречались? Часто виделись, проводили бы вместе много времени?       — Как с Хосоком?       — Да, вроде того, — Чимин снова кивает.       — Ты любишь Юнги? — не в бровь, а в глаз.       — Он мне нравится.       — Ты Юнги тоже нравишься! Мне Юнги сказал.       Чимин рассмеялся: кажется, кто-то сливает чужие секреты, хотя они вовсе уже не являются тайными.       — Так значит, ты не против?       — Нет. Юнги покупает мне мороженое и катает на спине.       — Весомые аргументы в пользу Юнги.       Омега расплывается в улыбке и оставляет очередной поцелуй на носу ребёнка. Ему так нравятся эти моменты, когда они говорят почти как взрослый со взрослым и Минки оказывается таким понимающим. Иногда Чимину кажется, что просто невозможно любить так сильно, как он любит своего сына.       Юнги заходит к ним в спальню чуть позже, тихонько стукнув пару раз в двери. Минки к этому времени уже сопит у стенки, укрытый одеялом. Из света Чимин оставил только ночник.       — Ещё не спишь? — шёпотом спрашивает альфа, получив разрешение войти.       — Нет, — так же тихо отвечает омега, привстав с постели и опустив ноги на пол. — Хотел дождаться тебя и узнать, как вы с Союном поговорили. Вы же поговорили?       — Мне кажется, больше неловкости испытал я, чем он, — усмехается. — Сказал, что так и думал, что мы не просто друзья.       — Какая поразительная проницательность, — Чимин издаёт смешок и оборачивается на Минки, чтобы посмотреть, не разбудил ли. — И он не против? Как он к этому отнёсся?       — Нормально, — пожал плечами Юнги. — Да я и не думал, что будет какая-то иная реакция: мы для этого не настолько близки.       — Но всё же ты его отец, поэтому он точно имеет своё мнение насчёт всего, что тебя касается.       — В любом случае, его мнение точно положительное. Ты нравишься ему.       — Как и ты нравишься Минки.       — Идеально, — Юнги широко улыбается. — Так же, как мне нравишься ты.       Он кладёт ладонь на щёку омеги и вовлекает в ещё один поцелуй, который теперь никто не прерывает. Чимин податливо отвечает, пропадая в этой ласке. Он простонал бы от удовольствия, если бы не спящий рядом ребёнок.       — Спокойной ночи? — Юнги отстраняется на пару миллиметров, всё ещё держа ладонь на его щеке.       — Спокойной ночи, — тихо выдыхает омега, и его снова коротко целуют.

***

      Сокджин обводит кабинет печальным взглядом. Он стоит рядом со своим рабочим столом и складывает в коробку вещи. Туда уже отправились его планер, запасная косметичка с кремами, сменная одежда, некоторые документы, которые он всё никак не мог забрать домой. Вроде уходит не так уж надолго, а кажется, будто навсегда. Становится тоскливо. Чимин, сидящий напротив в кресле, сложив ногу на ногу, наблюдает за ним. Рабочий день только-только закончился, и он ждёт, когда освободится Юнги, а заодно и оказывает моральную поддержку Джину, у которого сегодня был последний рабочий день перед декретом.       — Кружку стоит забирать? — с сомнением вертит он её в руках.       — Ну, если ты боишься, что из неё будет пить Намджун, то забирай, конечно, — усмехается Чимин.       — Дело не в этом! — закатывает глаза. — Она может мешаться, или он может её случайно разбить.       — Тогда забирай.       Сокджин складывает кружку к остальным вещам в коробку и снова оглядывает всё вокруг, уперев ладони в поясницу, которая начинает ныть всё сильнее.       — Может, посидишь?       — Намджун скоро закончит, мне нужно собраться к этому времени.       — Ты давно про него не говоришь. У вас всё нормально?       Сокджин вздыхает. Не то чтобы он очень хочет об этом говорить. В его голове последнее время одна сплошная каша, все мысли путаются. Он сам себя не понимает и не знает, чего хочет и как лучше поступить. Уверен, что беременность делает его таким потерянным.       — Не знаю, Чимин. Всё сложно. Не спрашивай.       Конечно же, он никому не сказал о том, как сильно всё усложнилось. Ни о том, что он снова оказался с Намджуном в постели, ни о том, что Намджун просит участия в жизни ребёнка. И насчёт второго у Сокджина все мысли, ни о чём другом он не может думать. И ему очень хочется с кем-нибудь поделиться, выговориться, но в то же время ему стыдно и страшно. Наверное, он выглядит так, будто сам не знает, что ему надо, и этим же морочит голову всем вокруг. Боже, неужели он стал одним из тех беременных, над которыми всегда подшучивает общество из-за их глупости?       В кабинет заглядывает Намджун, взглядом оценивая, на каком этапе сборов он находится. Глянув на почти доверху заполненную коробку, он интересуется:       — Ты уже собрался?       — Не знаю, наверное, — сокрушённо выдыхает Джин. — Мне кажется, что я забыл половину.       — Ты же не навсегда уходишь и не переезжаешь в другую страну. В любой момент придёшь и возьмёшь, что тебе нужно.       Намджун прав. Наверное, это просто сказывается его нервозность. Ему вовсе не обязательно всё забирать. Он просто переживает, оставляя своё кресло на такое продолжительное время.       — Я могу нести это в машину? — альфа кивает на коробку.       — Да, давай.       Намджун забирает коробку с вещами и выходит. Джину тоже пора уходить, как бы грустно не было.       — Скучать будешь, — подмечает Чимин.       — Я ни разу так надолго не уходил с работы. Мне страшно. Вдруг я вернусь, а здесь уже всё по-другому? Или я потеряю навык? Или что угодно ещё может случиться.       — Я понимаю, что ты переживаешь, но не говори глупостей. Всё будет отлично. Тебя сейчас должны заботить другие, более важные вещи. А кресло твоё Намджун побережёт, не волнуйся. Я проконтролирую, — Чимин поддерживающе хлопает его по плечу.       Джин кивает и окидывает кабинет взглядом последний раз. Удивительно, как он успел привыкнуть и прикипеть к нему. Практически его второй дом. Так много всего важного здесь происходило. О стольком он здесь думал и столько решений принимал. А завтра сюда войдёт Намджун. В это тоже всё ещё сложно поверить.       Он натыкается взглядом на кактус в маленьком горшочке, стоящий на столе, и грустно улыбается: вот уж кого точно не оставит на Намджуна. Взяв цветок в руки, он идёт на выход вслед за Чимином, который уже ждёт его в дверях.       Погасив свет, Джин закрывает дверь. Пора перелистнуть ещё одну страницу своей жизни.       На самом деле, это не единственное ответственное мероприятие, которое он запланировал сделать сегодня. Впереди у него ещё кое-что очень важное.       Намджун довозит его до дома, поднимает в квартиру коробку, и Джин знает, что прямо сейчас должен предложить ему поговорить. Он так сильно волнуется, будто это самое важное решение в его жизни. Может быть, так и есть. По крайней мере, это точно будет одним из самых важных решений в жизни его ещё не рождённого сына.       — Тебе что-нибудь приготовить? — Намджун ставит коробку на комод в прихожей и оборачивается на омегу.       Проводить вместе вечер стало уже почти привычкой, поэтому Сокджин не удивляется, когда Намджун начинает разуваться. Да, Джин всё ещё под пристальным наблюдением из-за своего периодического плохого самочувствия, и Намджун ходит за ним по пятам с тонометром.       — Нет, ничего не нужно. В холодильнике есть готовое.       Сокджин тоже снимает ботинки и проходит, идя сразу к шкафу, чтобы переодеться. С недавних пор его стали раздражать его рубашки из-за неэластичных тканей, и по возвращении домой он спешит переодеться во что-то более мягкое и тянущееся, в чём не будет чувствовать себя неповоротливым. К тридцатой неделе он стал совсем круглым, и речь не только о животе.       Во всю идёт последний триместр его беременности. Пора начинать закупать всё необходимое на роды и для малыша. У него пока приобретено только самое крупное: мебель, коляска — и та стоит у Намджуна дома, потому что Джину нужно освободить место для неё в чулане, чтобы не стояла рядом со входом, мешаясь. А в чулане её держать будет удобно.       — Присядь, пожалуйста. Я хочу поговорить, — Джин натягивает на себя просторную домашнюю футболку, из-под которой едва выглядывают его шорты, и идёт к дивану.       Они садятся рядом, вполоборота друг другу, и омега смущённо закусывает губу, разглядывая мелкий узор велюра, которым обтянут диван. Сокджин шёл к этому разговору так долго, так много всего передумал в своей голове, рисовал себе самые разные картины будущего, перебирая варианты, от самых плохих до тех, в которых всё хорошо. Он очень надеется, что это действительно правильное решение.       — Что-то случилось? — прерывает затянувшееся молчание Намджун.       — Нет, всё хорошо. Я просто хотел сказать, что я подумал над твоими словами. Твоей просьбой.       Во взгляде Намджуна появляется больше заинтересованности и… волнения? Кажется, он действительно нервничает, а у Джина слова встают поперёк горла. Приходится приложить усилия, чтобы взять себя в руки и сказать:       — Хорошо.       — Хорошо?..       — Да, — кивок. — Я много думал и решил, что пусть будет так. Я пока плохо себе всё это представляю, но надеюсь, ты не заставишь меня пожалеть об этом.       — Мы точно говорим об одном и том же? — уточняет Намджун. Будто у них есть другие важные вопросы, стоящие на обсуждении! — Ты позволишь мне воспитывать ребёнка вместе с тобой?       — В моей голове это звучало по-другому, — сконфуженно бормочет Джин. — Но смысл примерно тот же, да.       Намджун несколько мгновений смотрит на него молча, словно проверяя, действительно ли он понял всё правильно. И двигается ближе, вовлекая Джина в практически медвежьи объятия, в которых тот вдруг чувствует себя вдвое меньше него. Живот упирается прямо в Намджуна, и он накрывает его ладонью. Сокджину неудобно и странно, но он не отстраняется, позволяет себя обнимать и гладить живот. Малыш внутри начинает двигаться активнее, словно только проснулся, а тут оба его родителя.       Родители.       Сокджин вздыхает.

***

      — Я хочу оставить за собой ту комнату, — Чонгук складывает последнюю стопку вещей в гардеробную Тэхёна, которая никогда прежде не выглядела такой заполненной, хотя у него не так уж много одежды.       — То есть эта комната — наша, а та комната — твоя? — с трудом сдерживает улыбку Тэхён.       Чонгук неуверенно кивает.       — А ты хитёр, — Тэхён ухмыляется и подходит к нему ближе.       — Нет, я просто… — Чонгук собирается начать оправдываться, чтобы его не посчитали совсем уж наглым, но его затыкают несколькими короткими поцелуями. — Я хотел сказать, что мне может захотеться побыть в тишине или вроде того.       — Ты можешь делать всё, что тебе захочется. Это твой дом тоже.       Они потратили все выходные на то, чтобы сначала перевезти вещи Чонгука из одной квартиры в другую, а потом их разобрать и разложить. Он сначала сомневался, стоит ли переезжать сейчас: до свадьбы было ещё прилично времени, да и переживал, вдруг Мингю с Югёмом не потянут аренду без него? Но те двое сказали, что всё отлично и ему не о чем переживать, и практически выпроводили к будущему мужу.       Мужу.       Чонгук уже месяц пребывает в статусе жениха, и всё никак не может это осознать, снова и снова просматривая копию их заявления и залипая на разглядывании своего кольца. Тэхён уже начинает подшучивать по этому поводу каждый раз, когда ловит Чонгука, задумчиво крутящего помолвочное кольцо в пальцах. Наверное, он поверит в это только тогда, когда всё действительно случится. В ноябре. Осталось всего-то полтора месяца. Хичоль уже начинает их подгонять с покупкой костюмов, и Чонгук понимает, что ему действительно нужно побольше вовлечься в подготовку к свадьбе, а не скидывать всё на папу Тэхёна, но правда в том, что он ничегошеньки в этом не понимает и полностью доверяет Хичолю, а тот и рад.       Они с Тэхёном договорились, что свадьба будет маленькой и скромной. Никаких помпезных торжественных залов, кейтеринга, арок из живых цветов и трёхъярусных тортов. Только маленькая церемония в кругу самых близких людей и забронированный столик в ресторане. Хичоль, конечно, расстроился безумно, но спорить не стал, поворчав, что так и не реализует свои амбиции свадебного организатора.       — Как насчёт завтра после работы заехать выбрать обручальные кольца? — Тэхён тянет омегу на себя, заставляя вместе с ним усесться на кровать. Чонгук, обвив шею альфы руками, устраивается на его коленях.       — Идея отличная, — заулыбавшись, он обнимает его крепче и принимается целовать, пока Тэхён не откидывается на постель спиной и они вдвоём не оказываются в горизонтальном положении. Ладони немедля спускаются с его спины на ягодицы и стягивают вниз шорты, в которых омега ходит дома.       Чонгуку порой всерьёз кажется, что либо они сумасшедшие, либо он ничего не понимает, потому что находиться столько времени в постели просто ненормально. У них на сегодняшний вечер было столько планов и дел, но вот они опять раздеваются, целуясь как безумные, и пытаются насытиться близостью друг друга, словно это вообще реально сделать. Кажется, не в их случае.       Сначала ему казалось, что их чувства — это что-то о невинном, светлом, платоническом, но как же он ошибался, попробовав единожды. Теперь он наслаждается каждой секундой, в которой Тэхён принадлежит только ему, нежно его ласкает, шепчет о любви и неустанно покрывает его тело поцелуями.       Звучит мелодия звонка, и где-то на задворках сознания он понимает, что это его мобильный разрывается, а он, снова разморенный и влажный, пытается оторвать себя от груди Тэхёна. Они оба выдохлись.       — Кто там тебе звонит? — ворчит Тэхён, не открывая глаз, когда всё ещё обнажённый Чонгук сползает с него и принимается искать свой мобильный под одеждой.       — Номер незнакомый, — Чонгук смотрит на дисплей найденного на полу телефона и принимает звонок. — Алло?       — Здравствуйте, — приветствует его чужой голос. — Я могу услышать Чон Чонгука?       — Это я, — он хмурит брови, присаживаясь обратно на постель и прикрываясь простынёй. Тэхён придвигается ближе, чтобы видеть его лицо, но он только пожимает плечами.       — Вас беспокоит офицер Ан. К сожалению, я к вам с плохими новостями.       — С плохими новостями?..       Чонгук нервно сглатывает. О чём хочет сообщить офицер? Что-то с кем-то из его пациентов? Снова всплыла история с умершим на операционном на столе омегой?..       — Мне жаль сообщать вам, но господин Чон, ваш родитель, найден мёртвым.       У Чонгука из головы все мысли исчезают. Он сидит, словно громом поражённый, и не слышит больше ничего, только медленно моргает. Он пытается осознать услышанное, но внутри словно вакуум. В ушах шумит. Офицер продолжает говорить, а он лишь смотрит в одну точку. Кажется, у него по щекам текут слёзы.       Телефон из его рук забирает Тэхён. Он расспрашивает о чём-то офицера, слушает его, а Чонгук ни слова не понимает. Он словно не здесь сейчас. Слёзы по щекам льются бесконечным потоком, раздражая и стягивая кожу. Становится вдруг холодно. Он тянется к своей одежде и принимается надевать её, попутно вытирая мокрое от слёз лицо. Внутри так больно, словно что-то разбилось. Всё ноет, выплёскиваясь наружу новыми порциями слёз.       — Чонгук? — тихо зовёт его Тэхён.       Он поворачивается и видит, что альфа уже отложил телефон в сторону. Тэхён встаёт и крепко прижимает его к себе. Чонгук, уткнувшись в его грудь, начинает громко рыдать. Его гладят по волосам, по спине, пытаясь успокоить, но легче не становится. Словно ему на грудь положили тяжёлую плиту, и она вонзается в него ржавыми гвоздями.       — Ну тише, тише, — шепчет альфа. — Гук, тише, родной, — он целует его в висок, но это никак не помогает, и Чонгук продолжает горько плакать.       — Это из-за меня, — сквозь рыдания выдавливает он. — Я мог… я же мог…       — Перестань, — слегка встряхивает его Тэхён. — Ты ничего не мог сделать. Он сам выбрал жизнь, которой жил. Ты ничем ему не был обязан и не мог ему помочь. Он не хотел помощи.       — Он так долго молчал, а я даже не позвонил, не привёз ему продуктов… Он умирал, а я не приходил…       — Ты не мог это предвидеть. Не вини себя, ты не имеешь к этому отношения. Всё произошло так исключительно по его собственному выбору.       — Но я должен был…       Тэхён обречённо вздыхает, словно поняв, что бесполезно сейчас спорить с Чонгуком.       — Что мне теперь делать?.. Мне нужно ехать туда?..       — Я сам съезжу и всё улажу. Оставайся дома. Только найду, кто посидит с тобой пока. Мингю или Югём дома сегодня?       — Я не знаю, — мотает он головой, всё так же глотая слёзы. — Не нужно никого, всё… нормально.       — Вижу я.       Тэхён берёт в руки свой мобильный и начинает кому-то звонить, на ходу одеваясь. Чонгук, будто оставшись совсем без сил, ложится обратно в постель, отворачивается и обнимает подушку. В груди зияет дыра, болит и кровоточит. Он тихо плачет, не слушая разговор Тэхёна по телефону. Он, собираясь, ходит туда-сюда, его не трогает, давая немного времени выплакаться.       Чуть позже слышится шум из прихожей: кто-то приехал. Он с трудом заставляет себя подняться, вспомнив, что не убрал за ними развороченную постель, на которой лежал всё это время. Чонгук застилает её покрывалом и прислушивается к разговору, протирая при этом опухшие, болезненные глаза.       — Он так страдает, будто этот человек хоть что-то хорошее сделал за всю его жизнь, — тихо сокрушается Тэхён, с кем-то беседуя. — Ему не нужны были ни его визиты, ни его внимание и помощь, а Чонгук теперь убивается и винит во всём себя!       — Это его родитель, Тэ, — отвечает голос Хичоля. — Каким бы он ни был, Чонгук его сын, он будет чувствовать потерю, и ему нужно это пережить. Ты должен понять это.       Они оба появляются в дверях, и взгляд Хичоля мгновенно смягчается при виде Чонгука. Наверное, он выглядит совсем разбито.       — Здравствуйте, — едва слышно здоровается он с папой альфы.       — Бедный ребёнок, — мужчина пересекает спальню, усаживается рядом и сгребает в свои тёплые отцовские объятия. Чонгуку становится отчего-то ещё хуже. Он снова плачет.       — Пап, я поехал тогда, — Тэхён убирает в карман телефон и бумажник, бросая беспокойный взгляд на плачущего омегу. — Скоро вернусь.       Хичоль кивает, продолжая убаюкивать Чонгука в своих руках. В них тепло и, можно было бы сказать, спокойно, если бы он мог сейчас об этом думать. Чонгук и сам не замечает, как вскоре его начинает клонить в сон. Наверное, он выплакал все слёзы. Лицо теперь болит, да и голова тоже раскалывается. Хичоль что-то рассказывает, совсем тихо, и от его голоса ещё больше хочется провалиться в сон и забыться.       — Давай, поспи, — он помогает ему лечь и укрывает пледом.       Чонгук, сложив ладони под щёки, шепчет «спасибо».       Папа Тэхёна оставляет его, задвигает шторы и выходит. Чонгук, обняв подушку Тэхёна и уткнувшись в неё носом, прикрывает глаза. Теперь сон не идёт. В голове снова папа. Чонгук вдруг вспоминает, каким он был раньше, и становится ещё больнее. В памяти ещё остались обрывки моментов, когда папа улыбался и был красивым. Когда выпекал пирог и они ждали дедушку с работы, а Чонгук, совсем ещё маленький, помогал поставить тарелки на стол. Следующее его воспоминание — как не стало дедушки. Это стало ударом для них обоих. Только Чонгук справлялся с утратой слезами, а папа своим новым увлечением — алкоголем. Тогда всё пошло по наклонной. Спокойная жизнь закончилась. И с каждым годом становилось всё хуже. Совсем плохо стало, когда Чонгуку приходилось прятаться в комнате, чтобы никто из папиных приятелей-альф его не тронул, ведь папе было совершенно плевать. Может, он не пошевелил бы и пальцем, если над ним, подростком, надругались бы в собственном доме. Возможно, Тэхён прав. Он не видел ничего хорошего от своего папы, он получал от него одни лишь страдания все эти годы. Но как объяснить это дурацкому сердцу, которое так и шепчет, что он теперь сирота. Теперь у него нет ни одного родственника на этом свете.       Тэхён приезжает через пару часов. Отдалённо, сквозь прикрытую дверь спальни, слышится недолгий разговор. Затем в комнату снова заходит Хичоль и присаживается рядом с Чонгуком. Он кладёт ладонь на подрагивающую спину и ласково по ней проводит.       — Тэ вернулся. Если тебе что-то понадобится или просто захочется с кем-то поговорить, я всегда буду рад тебя слышать, хорошо? Ты не один, Чонгук. Мы будем рядом с тобой. Ты справишься с этим непростым временем.       Ладонь омеги проходится по его волосам, убирая их с его лба, после чего он поднимается и тихо выходит. Хичоль ещё недолго говорит о чём-то с Тэхёном в гостиной, а потом захлопывается дверь — он ушёл. Спустя несколько минут позади Чонгука прогибается постель, и его сгребают в объятья.       — Как ты?       — Не могу поверить, — всхлипывает Чонгук. Он поворачивается к Тэхёну лицом и обнимает в ответ, прижимаясь ближе. — Ты видел его?..       Тэхён сдержанно кивает. Чонгук зажмуривается, утыкаясь лбом ему в грудь.       — Похороны будут в четверг, скорее всего.       И он снова плачет, опять не сдерживается и рыдает, чувствуя такой груз вины и боли, что не знает, как будет с ним справляться. Случилось то, чего в глубине души он с замиранием сердца ждал, как неизбежного, но это всё равно свалилось на него неожиданно, оборвав что-то внутри.