Чонгук задумчиво разглядывает проплывающие мимо него улицы, вывески и пока ещё зелёные деревья. Середина сентября продолжает радовать всех тёплыми, уже не слишком жаркими днями. Он прикрывает глаза, ощущая лёгкий ветерок, пробивающийся через приоткрытое окно автомобиля. Поездки на машине его успокаивают. Тэхён, сидящий за рулём, интересуется, хочет ли он по пути заехать за своим любимым безумно сладким кофе — Чонгук отрицательно качает головой, продолжая смотреть в своё окно. Ему ничего не хочется.
С похорон папы прошло чуть больше недели. Как он чувствует себя? Пусто. Странно. Растерянно. Так, будто кто-то со всей дури приложил его обухом, сбил с ног, ничего не объяснив и не извинившись. Вспоминая, как он порой ненавидел своего папу, он удивляется, что переживает об этом так сильно, но сделать со своими чувствами ничего не может. Раньше ему казалось, что он вздохнёт с облегчением, когда того не станет. Поразительно, но даже после своей смерти он умудрился сделать Чонгуку больно. Легче пока не становится.
На прощальную церемонию идти было страшно. Организацией и подготовкой занимался Тэхён, оградив его от лишнего стресса, и Чонгук все те несколько дней пролежал дома, укутавшись в одеяло и смотря в стену или окно. Даже от ординатуры его освободили на несколько дней, позволив хоть немного прийти в себя после случившегося.
Он ужасно боялся войти в зал и увидеть, что там нет никого, кроме него и гроба. Однако там были все. Его пришли поддержать и Мингю с Югёмом, и родители Тэхёна, и Сокджин вместе с Намджуном, и даже Ыну. Так же он увидел нескольких старых приятелей своего покойного дедушки — он даже не представляет, как те узнали, но ему очень приятно было видеть их после стольких лет. Каждый из них подошёл к Чонгуку, чтобы сказать несколько слов в поддержку и отметить, как, сильно повзрослевший, он похож на своего дедушку.
Дни после похорон проходили легче. Он окунулся в работу, взяв вместе с Намджуном дежурства, чтобы отработать свои пропуски и таким образом отвлечься от переживаний. Хоть и погруженный в работу, он всё равно продолжал много размышлять, пытаясь пережить всё это в своей голове. Знает, что начинает отпускать всё это, оставляя в своей прошлой жизни. Ещё немного, и он будет в порядке. У него всё хорошо. Да. Он почти убедил себя в этом. Он всеми силами старается побыстрее войти в колею: даже сам позвонил Хичолю, сказав, что не против примерить свадебные костюмы на этой неделе. Воодушевившийся Хичоль быстренько расчистил день и сказал, что будет ждать их с Сокджином у себя. Чонгук рад, что сможет снова отвлечься и провести день не копаясь в своих мыслях, а делая что-то важное.
Машина останавливается возле бутика на одной из самых оживлённых и самых дорогих улиц района. Чонгук осматривается. Он раньше никогда не был в свадебном салоне папы Тэхёна, но предполагал, что тот как-то так и выглядит — ужасно дорого и стильно, начиная от ступенек и крыльца.
— Гук, — негромко зовёт его Тэхён, и Чонгук понимает, что они так сидят уже с минуту — с заглушенным мотором и в тишине. Он поворачивается и встречается с обеспокоенным взглядом. Тэхён берёт его ладошку в свою и мягко сжимает, согревая в своей руке. — Послушай. Если ты хочешь всё отменить или перенести на какой-то срок, то мы можем это сделать. Не бойся, что обидишь меня этим. Я всё прекрасно понимаю. Если сейчас не время, то мы просто отзовём наше заявление.
— Нет, — Чонгук решительно качает головой. — Я не хочу отменять. У меня теперь никого нет, кроме тебя, — он опускает печальный взгляд. — Хочу, чтобы ты стал моей семьёй. Давай не будем ничего отменять, пожалуйста.
Тэхён, нежно улыбнувшись, подносит к лицу его руку и целует её, а затем тянется к губам. Чонгук выпускает его ладонь и обхватывает за шею, чтобы прижаться поцелуем к нему в ответ.
— Побегу, а то твой папа, наверное, уже заждался. Да и тебе на дежурство скоро, — он переводит взгляд на электронные часы, светящиеся на панели. — До завтра?
— До завтра, — Тэхён ещё раз целует его, прежде чем отпустить, и Чонгук выскакивает из автомобиля.
В несколько шагов он пересекает вымощенный плитами тротуар и поднимается по ступенькам. Стоит ему только оказаться на пороге салона, как его окутывает аромат дорогого парфюма. Он осматривается, не решаясь пройти дальше. Большое просторное помещение залито светом, исходящим из огромных окон-витрин, и выглядит всё настолько богато, что он чувствует себя неловко, топчась в своих старых джинсах и простых кедах. На первый взгляд здесь никого нет. Пустой зал с многочисленными стендами, манекенами, тремпелями с костюмами сотни оттенков и тихой, ненавязчиво играющей музыкой. От обилия всего разбегаются глаза. Дверь, которую Чонгук и не заметил, открывается, и из-за неё показывается Хичоль, как всегда безупречно красивый и довольный.
— Чонгук, детка, — сияет он, завидев будущего родственника, и спешит к нему.
Чонгук оказывается в объятьях, к которым всё ещё пытается привыкнуть.
— Ну, как ты? — Хичоль слегка отстраняет парня от себя и теперь разглядывает его лицо, совсем как Тэхён недавно.
Чонгук пожимает плечами. Его уводят к мягким диванчикам для посетителей и заставляют усесться. Хичоль садится рядом и продолжает смотреть всё так же участливо.
— Тэхён сказал, что ты не слишком хорошо отходишь от произошедшего, — голос его звучит мягко, совсем не навязчиво и по-родительски обеспокоенно.
— Я пытаюсь.
— Тебе не нужно пытаться, милый. Со временем станет легче. Нужно это пережить. Переждать. Дай себе время.
— Я чувствую свою вину, — чуть тише говорит Чонгук, стыдливо отведя свой взгляд. Ему хоть и неловко, но он чувствует, что может говорить с Хичолем о таком, потому что знает, что тот понимает, что он имеет в виду. Даже Тэхён не понимает его так хорошо, когда речь идёт о папе. Чонгук видит, что тот не считает его переживания оправданными.
— Это тоже нормально. Однажды ты поймёшь, что на самом деле твоей вины во всём этом не было. Мы можем обвинять самих себя, но правда в том, что люди сами выбирают свой путь. В жизни встречаются разные трудности. Кому-то больше, кому-то меньше. Кто-то оказывается слабее духом, кто-то сильнее. Кто-то просто не хочет доставать себя из ямы. Ты ничего не мог сделать, Чонгук. Ты всего лишь ребёнок.
— Но я давно уже взрослый, — он возражает, хмуря брови.
— Ты взрослый на работе, взрослый с Тэхёном, со своими друзьями. Но своему папе ты был ребёнком. И для меня ты тоже ребёнок. Эти роли… они не должны меняться. Ты не должен был становиться родителем для своего папы. Это была его обязанность — быть твоим родителем до самого конца. Он с ней не справился. А ты ему ничего не должен был. Запомни это. Мы рожаем детей не для того, чтобы они нам были чем-то обязаны, а для того, чтобы вести их по жизни, быть поддержкой.
— Но мне всё равно плохо. Тэхён не понимает, — Чонгук печально поджимает губы. Альфа действительно не может взять в толк, почему Чонгук так убивается из-за смерти человека, который приносил ему одни лишь страдания. Он пытается быть тактичным, но Чонгук видит, что ему это не по душе.
— И не поймёт. Тэхён вырос в полной семье, в любви, тепле и достатке. Для него есть только чёрное и белое. А в жизни красок куда больше. Он считает, что ты должен испытывать чёрное, а ты чувствуешь серое — для него это удивительно.
— Почему тогда вы понимаете?
На губах Хичоля возникает странная улыбка, будто он знает куда больше, чем показывает. Он на секунды отворачивается к окну, словно что-то недолго обдумывая, затем снова смотрит на Чонгука.
— До знакомства с мужем я был тем ещё голодранцем, — усмехается он. На лице Чонгука возникает искреннее непонимание. Хичоль не всегда был успешным и богатым? Этого не может быть, ведь у Хичоля всё это буквально в крови! Он с изумлением продолжает слушать и пытается уложить это в голове, но получается у него из ряда вон плохо. — Моим папе и отцу, как и твоему, вряд ли можно было дать звание лучших родителей. Папа нигде не работал, сидел дома с детьми. Отец перебивался подработками. А по вечерам они знатно выпивали, и мы, когда они напивались, всегда попадали под горячую руку. Папы не стало, когда мне было лет шестнадцать. Отец тогда вообще в тирана превратился. Это было… тяжело. Я мечтал вырваться из этого кошмара каждый божий день и забрать от него подальше младшего брата. И вот в семнадцать случайно встретил отца Джина и Тэ. Это не было любовью с первого взгляда. Вернее, он-то влюбился. А я просто вцепился в него клещом, не оставив другим омегам шанса, потому что он был моим билетом в безбедное будущее. — Улыбка на лице Хичоля вдруг становится почти мечтательной: — Он был красив, умён, обаятелен и из очень обеспеченной семьи. За этими деньгами я сначала не видел остальных его качеств. И нервов ему потрепал немало в то время. Наверное, он чувствовал, что я его совсем не люблю, хоть я и играл как мог. Я так жаждал жить красивой сытой жизнью, что готов был изобразить что угодно. Я готов был идти по головам, лишь бы этот альфа женился на мне. А влюбился я в него позже, когда уже ждал Джина. К слову, я и забеременеть пытался как можно скорее, чтобы уж точно навсегда удержать мужа при себе. А потом… понял, что получил в миллионы раз больше, чем хотел.
— Вы поэтому меня сразу невзлюбили, — начинает догадываться Чонгук.
Хичоль усмехается, но кивает.
— Сначала, когда Тэхён только рассказал, что помог мальчишке, попавшему в трудную ситуацию, я посочувствовал: это всё действительно ужасно, а он поступил очень благородно. Другого я и не ждал от него — знаю, что хорошо воспитал своих сыновей. А потом, когда я увидел этот взгляд Тэ, когда он говорит о тебе — один в один его отец, смотрящий на меня в юности — я понял, что это всё может плохо закончиться. Ведь ты — это не я, а Тэхён — не его отец. В таких историях счастливый финал один на сотню. Я не хотел, чтобы моему сыну разбили сердце и нагло пользовались его положением. Тэхён уже тогда был перспективным, глупо этого не заметить. Быть может, если бы я больше с тобой общался в самом начале, я бы понял, что ты
действительно не я. Ты даже не способен на те мысли, что были у меня в голове, когда я зубами выгрызал себе и младшему брату будущее.
— А… где сейчас ваш брат? — осторожно спрашивает Чонгук, пытаясь припомнить, упоминал ли Тэхён когда-нибудь о своём дяде.
— Он уже много лет живет на Бали и прилетает к нам только по очень большим праздникам, и то не всегда, — посмеялся Хичоль. — Но он хорошо устроился в жизни. Нашёл себя, стал счастливым. Вряд ли у него это получилось, если бы мы не ушли из родительского дома. Ему тогда было двенадцать.
Их беседу по душам прерывает вошедший в салон Сокджин. Он останавливается на пороге, стаскивает с переносицы солнцезащитные очки и находит их взглядом. Чонгук улыбается, принимаясь разглядывать его. С тех пор, как Джин ушёл в декрет, они виделись всего однажды, на похоронах, но тогда он его, конечно, почти не запомнил — не до того было. А теперь можно хорошо разглядеть, что Сокджин стал еще круглее и забавнее.
— Вы уже здесь?
— Конечно, здесь. Тебя пока дождёшься! — ворчит на сына Хичоль, поднимаясь с дивана, чтобы поцеловать сына в щёку и погладить его живот.
— Да это из-за Намджуна, — Джин раздражённо вскидывает рукой. — Он опоздал.
— Как там малыш?
— Какой-то сильно подвижный с самого утра. Потом на йогу поеду, может хоть она его успокоит. Вот, опять, — показывает он на живот сбоку.
Чонгук округляет глаза, видя, как слегка шевелится тонкая ткань рубашки на животе Сокджина.
— А можно потрогать? — не удерживается он.
— Ну, потрогай, — усмехается Джин, подходя к Чонгуку ближе.
Чонгук кладёт ладонь на то место, где видит движение, и ощущает шевеление ребёнка под ней. Он завороженно смотрит на свою руку, поглаживающую живот, и глупо улыбается. Если они с Тэхёном женятся, то получается, что там и его племянник тоже. Значит, он тоже скоро станет дядей.
— Так, дети, пока вы тут налаживаете контакт, я пойду принесу варианты для Чонгука. Джин, ты пока можешь отдохнуть, тобою займёмся позже. Можете похозяйничать — Сокджин знает, где у нас напитки.
Хичоль скрывается за той дверью, из которой ранее вышел, а Джин устраивается на его месте рядом с Чонгуком и вытягивает перед собой вперёд ноги.
— Как себя чувствуешь? Тэхён сказал, что Юнги усилил над тобой контроль.
— Да, — Сокджин вздыхает и опускает ладони поверх живота. — Беременность — непростая штука.
— Немножко осталось. Меньше двух месяцев.
— Да, время быстро летит. Ну, а ты как?
— В порядке, вроде.
— Намджун тебя очень хвалит.
— Всё благодаря тебе.
Они успевают обменяться улыбками, прежде чем из служебного помещения выходит Хичоль, неся в руках несколько тремпелей в чехлах.
— Так, Чонгук, дуй в примерочную, — он вручает ему первый чехол и пальцем указывает в сторону, куда нужно идти.
Чонгук целиком и полностью доверяет исключительному вкусу и чувству стиля Хичоля, но… как-то не так он себе представлял выбор свадебного костюма. Он озадаченно смотрит на вручённый ему чехол, через который совсем не видно, что внутри, а потом переводит взгляд на мужчину.
— Не бойся, ты уйдёшь отсюда с тем костюмом, который сам захочешь. Мне просто нужно посмотреть размер и посадку.
Чонгук выдыхает. Хичоль явно читает его, как книгу, но он вовсе не против. Ему так даже проще.
Зайдя в примерочную и повесив тремпель на крючок, несколько секунд он просто смотрит на скрытый чехлом наряд и пытается осознать, что он действительно выбирает свадебный костюм. Так удивительно, как быстро меняется жизнь. Ещё недавно он и помыслить не мог о том, чтобы стать кому-то мужем, а теперь он всерьёз настроен стать лучшим мужем для Тэхёна, которой заслуживает всей любви этого мира. И он собирается быть самым красивым женихом. Тоже для него.
Потянув молнию вниз, он раскрывает первый вариант, выбранный Хичолем. Им оказывается тёмно-синий костюм с белоснежной классической сорочкой и чёрной бабочкой. Взгляд невольно падает на бирку с ценником, спрятанную под рубашкой. Он подцепляет её пальцами и смотрит на стоимость. Полторы его стипендии, если не две. Вздохнув, он принимается переодеваться.
Выйдя обратно в свадебном костюме, он неловко топчется на месте, пока Хичоль восхищенно ахает и поправляет на нём лацканы.
— Боже мой, ты прекрасен, — воркует он и тащит Чонгука к огромному зеркалу. — Только посмотри на себя!
Чонгук смотрит. Смотрит и понимает, что ничего не смыслит в костюмах. Всё что он может выдать — «ну, вроде нормально».
— Должно быть идеально, Чонгук! Ты должен влюбиться в свой костюм! Так, иди и выбирай сам, — он указывает ему на многочисленные стенды. — То, что понравится, неси в примерочную. Я тогда пока Джину помогу, с ним всё сложнее. Вариантов для будущих пап куда меньше.
И Чонгук погружается в мир прекрасного, отвлекаясь от всего на свете. Он столько красивых и дорогих вещей отродясь не видел. Даже не подозревал, что свадебных костюмов такое многообразие. Сотни различных оттенков, десятки видов тканей, дизайнов, узоров, украшений. Галстуки, бабочки, платки, запонки… Он любопытно разглядывает всё, что попадается под руку. Изучает, прикладывает к себе, смотря на своё отражение в зеркале. Это так сильно выбивается из его привычного образа — толстовок, футболок, обычных джинсов, кроссовок — но заставляет затаить дыхание, потому что Чонгук понимает, что ему нравится. И этот блеск, и строгость силуэтов, и даже лёгкая чопорность, которая вовсе не портит, а делает всё каким-то настоящим для Чонгука. Он действительно выходит замуж.
Перебрав всё, в примерочную он уходит с одним единственным классическим чёрным костюмом с атласными лацканами. Чонгук решает, что это — оно, когда в зеркале разглядывает, как сидят по фигуре и костюм, и сорочка. Ему очень нравится. Покружившись перед зеркалом немного, он выходит в зал, привлекая внимание омег.
— Ну как? — он останавливается посредине и делает оборот вокруг себя.
— Очень красиво, Чонгук, — кивает Сокджин, разглядев его с ног до головы.
— И мне тоже нравится, — Хичоль одобрительно улыбается и снова идёт к нему, чтобы пригладить видимые только ему неровности. — Ты выглядишь чудесно. Тебе очень идёт.
— Я хочу этот костюм.
— Тогда он твой, — ещё счастливее улыбается Хичоль.
Чонгук тоже не сдерживает улыбки и снова поворачивается к зеркалу. Его свадебный костюм. Думал ли он, что в его жизни настанет день, когда он действительно будет выбирать костюм, в котором выйдет замуж за Тэхёна? Сказал бы кто ему пятнадцатилетнему, что он уже встретил любовь всей своей жизни…
***
Сокджин искренне надеялся, что после йоги для беременных его ноющую поясницу хоть немного отпустит. Наверное, он переусердствовал, перемерив столько костюмов у папы в магазине, но деваться было некуда — он должен был что-то выбрать.
Его спина последнее время ему совсем не говорит спасибо: и без того регулярные проблемы с позвоночником из-за работы усугубила беременность. Давно пора было записаться на какую-нибудь йогу, гимнастику или пилатес, но он смог заняться собой только после ухода в декрет. Теперь у него занятия трижды в неделю, они доставляют ему удовольствие и помогают справиться с напряжением в спине.
Однако сегодня эффекта он не чувствовал. Поясницу начало тянуть ещё днём, а к вечеру неприятные ощущения только усилились. Студия, в которую он ходит, находится неподалёку от его дома, и ему нужно всего лишь пересечь парк. Он выходит обычным маршрутом, планируя пройтись не спеша и купить по дороге мороженое, чтобы облегчить хотя бы моральные страдания, раз уж физические не получается.
Погода безумно радует. К вечеру становится свежо и уютно, чувствуется скорое приближение настоящей осени — это его любимая пора. Скоро деревья начнут желтеть. А там и до зимы рукой подать. Будет скоро в этом парке гулять с коляской по заснеженным тропинкам. Он с таким нетерпением этого ждёт, каждый раз представляя в своей голове.
Среди палаток с уличной едой Джин находит одну с мороженым, и возле неё уже толпятся взрослые и дети. Придётся отстоять очередь, чтобы получить свой десерт, но он готов. Всё равно никуда не торопится. Только поясница всё ноет.
К тому времени, как ему вручают рожок, боль переходит на низ живота, что начинает нервировать. Он опускается на ближайшую скамейку, держа в одной руке мороженое, к которому всё ещё не притронулся, а другую положив на затвердевший живот.
Сокджин вообще не из трусливых. Его мало чем можно напугать, но прямо сейчас на него начинает находить страх. Живот точно не должен болеть. То, что он сейчас ощущает, вряд ли нормально — это даже на тренировочные схватки не похоже. Он пытается сохранить спокойствие и придумать, что ему делать. Решив, что самое разумное — позвонить Юнги, он ищет его номер в контактах и прикладывает телефон к уху.
— Говори, Джин, — слышится голос альфы. Становится чуточку спокойнее.
— Юнги, ты ещё на работе?
— Собираюсь домой, а что?
— Я себя неважно чувствую, — он решает сразу перейти к делу, не теряя времени. Живот всё такой же каменный, уже больше минуты. — У меня болела поясница, а теперь боль перешла на низ живота.
— Где ты? Дома?
— В парке, недалеко от дома.
— Надо в госпиталь, Джин. Есть кому привезти тебя? Или я могу сейчас отправиться за тобой.
— Я попрошу Намджуна. Он говорил, что будет свободен сегодня.
— Давай, я буду ждать тебя здесь. В случае чего сразу звони.
Сокджин скидывает вызов и принимается звонить Намджуну. Тот, к его счастью, отвечает практически сразу. Он коротко обьясняет по телефону произошедшее, и после его слов «похоже на схватки, наверное» Намджун обещает быть в самое ближайшее время. Сокджин уже хочет завершить вызов, но альфа ему этого сделать не даёт — просит говорить с ним, пока он будет добираться, чтобы быть уверенным, что он в порядке.
За то время, что Намджун едет, Сокджин неспешно доходит до выхода из парка, чтобы альфе не пришлось его искать, но тут же получает за это нагоняй:
— Куда ты пошёл один? — Намджун усаживает его на переднее сиденье и пристёгивает ремнём.
— Пошёл тебе навстречу. Ты собирался по всему парку меня искать?
Намджун на вопрос не отвечает и опускает взгляд на живот омеги:
— Как себя чувствуешь? Болит?
— Отпускало ненадолго, сейчас опять как камень.
Альфа кладёт ладонь сверху, ощупывая его.
— Но ребёнок ведь шевелится? Он шевелился сегодня? — Намджун становится обеспокоенным.
От его тона и от характера вопросов Сокджину становится совсем беспокойно.
— Конечно, он шевелился, — нервно отвечает он. — Ты меня пугаешь.
— Всё будет хорошо, не паникуй.
Намджун мимолётно гладит его по щеке и усаживается за руль.
Всю дорогу Джин в волнении кусает нижнюю губу. Ему в самом деле страшно, что что-то не так с малышом. А вдруг это роды? Что, если он родит на тридцать второй неделе? Сокджин от ужаса покрывается холодным потом. Может, если прикрыть глаза и сосредоточиться на чём-то позитивном, то будет не так страшно? Он пробует это сделать, но Намджун тут же начинает бросать на него взгляды, которые он чувствует даже с закрытыми глазами.
— Джин, тебе плохо?
— Нет, я пытаюсь отвлечься. Следи за дорогой, пожалуйста.
— Говори мне, если что-то будет не так.
Джин кивает и снова прикрывает веки. Малыш в животе шевелится. Это немного успокаивает. Он ласково гладит в том месте, где ощущает его ручку или ножку.
Намджун подъезжает к госпиталю с чёрного входа, куда обычно подъезжает скорая, когда привозит им больных. Джин сразу видит Юнги — тот стоит с уже приготовленным креслом-каталкой. От его вида омега становится ещё более унылым.
Сокджина быстро определяют в акушерство. Юнги выносит вердикт: «угроза преждевременных родов» и обещает продержать его на лечении не меньше недели. От таких новостей Джин едва ли не плачет. Одна хорошая новость: малыш относительно в порядке, за исключением того, что пытается родиться на седьмом месяце.
Ставят капельницы, делают узи, допплерографию — всё это так сильно выматывает, что он даже рад, когда его, наконец, определяют в палату. Намджун следует за ним по всем процедурам и остаётся в палате, наблюдая, как мерно капает раствор в системе, подсоединённой к вене омеги.
— Как-то слишком часто в этом году я оказываюсь в роли пациента, — грустно поджимает губы омега.
— Надеюсь, что следующим и последним разом, когда ты будешь в роли пациента, будут роды.
— Я тоже надеюсь.
— Ты же не надумал уходить от Юнги?
Джин качает головой. Куда уж он уйдёт. Будет как миленький рожать здесь, в родном госпитале.
— А ты же не собираешься ночевать здесь сегодня? — подозрительно смотрит он на Намджуна.
— Нет, сейчас уже поеду домой, — улыбается тот одним уголком губ.
— Поезжай.
— Тебе привезти что-нибудь завтра?
— Заедешь ко мне домой? Я пришлю тебе в сообщении список.
— Хорошо. Отдыхайте.
Намджун поднимается со стула и, прежде чем уйти, наклоняется и целует Сокджина в живот под его удивлённым взглядом. Это оказывается… приятно. Сокджин приоткрывает рот, внимательно следя за его движениями.
Когда дверь за альфой закрывается, Джин кладёт ладонь на то место, которое он поцеловал, и гладит. Может, всё это действительно неплохая идея.
Сокджин хотел поспать, ведь всё равно делать больше нечего. Намджун уехал, Юнги тоже отправился домой, перед этим убедив, что даже если Джин вздумает родить, то с ребёнком всё будет в порядке. Его это, если честно, мало успокоило — он не хочет рожать на седьмом месяце, он хочет как положено, на сороковой неделе или около того. Но никак уж не на тридцать второй. Это нервирует. Уснуть, естественно, не получается. Он даже думает, что зря отправил Намджуна домой. Может, стоило попросить его остаться, пока он не уснёт? У него отлично получается отвлекать.
Но тут, к его огромному счастью, в палату заходит Тэхён. Он всё ещё в хирургической шапочке — значит, прямиком из операционной.
— Опять ты здесь, — ворчит брат, пока двигает стул поближе и берёт его за руку. — И что на этот раз?
— Угроза преждевременных родов, — уныло отвечает Джин.
— Что Юнги говорит?
— Буду валяться здесь, сколько он скажет. Не меньше недели. Но если вдруг рожу, то малыша выходят без проблем. Но я не хочу сейчас рожать.
Тэхён, погрустнев, вздыхает и покрепче сжимает ладонь Сокджина.
— Ты, главное, не переживай. Я уверен, что всё будет отлично и ребёнок родится как положено, в срок. Родители знают, что ты здесь?
— Да, я позвонил папе. Он сказал, что это всё моя йога. А я сказал, что это всё примерка десяти костюмов. Он обиделся.
Тэхён рассмеялся.
— Я думал, он на Чонгука насядет с примерками, а он на тебя решил насесть.
— Я думаю, он Чонгука особо не трогал, потому что ему всё ещё тяжело. Но я смотрю, он немного повеселел, да?
— Как сказать, — альфа пожимает плечами. — Когда с кем-то, то вроде в порядке, а как побудет один, так всегда потом с красными глазами.
— Немудрено. Потерять единственного родителя. Пусть и такого, но всё равно это ужасно.
— Да, будь у Чонгука отец-альфа, всё могло бы быть по-другому. Вся его жизнь могла сложиться иначе, — Тэхён отворачивается к окну и какое-то время молчит. — Постоянно думаю, что ты своего ребёнка обрекаешь на то же самое. Представь, если бы у нас с тобой не было отца? Если бы был только папа? Где бы мы были, кем выросли? Не понимаю, как ты можешь так просто взять и отказаться от отца своего сына.
— Тебе Намджун не сказал? — Джин в лёгком удивлении приподнимает брови.
— Что не сказал?
— Я думал, что вы обсуждаете такие вещи.
— Мы толком не виделись и не разговаривали последние пару недель, я постоянно с Чонгуком. Что он должен был мне сказать?
— Ну, мы поговорили.
— Поговорили?
— Да. Всё… нормально. То есть, Намджун будет принимать участие в жизни ребёнка.
— Да неужели, — с облегчением вздыхает Тэхён и улыбается Джину. — Ну, и стоило столько времени трепать всем, особенно мне, нервы?
— Так, сейчас нервы мне треплешь ты, — ворчит омега.
— Всё, ухожу, — брат встаёт со стула и целует его в щёку. — Но это правильное решение, Джин. Вы будете лучшими родителями. Я уверен, что Намджун не разочарует тебя.
Сокджин очень на это надеется. Всё, о чём он сейчас мечтает — чтобы его ребёнок рос счастливым. Они с Намджуном ему в этом помогут.
***
— Я сегодня ездил смотреть один вариант, — сообщает Чимин Юнги.
— Ездил один? — Юнги вскидывает на него взгляд, отвлекаясь от ноутбука, за которым нехотя просматривал сдаваемые в аренду квартиры. Чимину это ответственное дело он почему-то не доверял.
Минки уже давно спит, а они вдвоём засели на кухне за столом, чтобы в очередной раз посмотреть квартиры. У них немало критериев, поэтому предложений не так уж много: не слишком высокая стоимость, две комнаты, не больше, чем в получасе езды от госпиталя, станция метро поблизости и нормальный ремонт с работающей техникой.
Он с сыном живёт у Юнги вот уже почти месяц, и его этот факт начинает сильно напрягать. Тот, конечно, продолжает всем видом показывать, что они здесь не лишние, но Чимин так не может — то и дело чувствует себя нахлебником. Он так попросту не привык. Именно поэтому он решил ускорить поиски, и в свой выходной, пока Юнги был на работе, завёз сына на пару часов к няне и отправился смотреть одну из нескольких квартир. Она показалась ему вполне приемлемой и отвечала всем поставленным им самим критериям. Разве что метро не совсем близко, но прямо напротив дома есть автобусная остановка. Он погуглил — один из маршрутов идёт прямо до госпиталя, за сорок пять минут можно доехать. Да, далековато, но зато с неплохим ремонтом. Он всё проверил.
— Решил не сидеть без дела и посмотреть одну квартиру. Мне она понравилась, — под хмурым взглядом альфы он двигает его ноутбук к себе и ищет приглянувшийся вариант. — Вот.
Юнги критично щёлкает мышью, рассматривая каждую фотографию в мельчайших подробностях, и внимательно прочитывает описание квартиры. По его лицу Чимин уже может понять, что он недоволен.
— Чимин, — он опускает крышку ноутбука, а затем берёт его за руку. — Я всё ещё хочу, чтобы вы с Минки остались здесь.
— Я знаю, Юнги. Но мне кажется, что это плохая идея.
— Почему?
— Жить вместе — непростой шаг для любой пары. А мы даже не вместе. Я думаю, что мы слишком торопим события.
Чимин опускает глаза вниз, ощущая вину. Он знает, что прав, и действует в интересах своей маленькой семьи, но… Юнги смотрит на него так влюблённо.
— Мы не вместе только по одной причине. Ты знаешь, по какой.
Да, он знает. Они не вместе только потому, что он боится. Юнги из раза в раз доказывает свою любовь и надёжность, а Чимин до ужаса боится, что у них ничего не выйдет и с разбитыми сердцами им придётся продолжать работать в одном госпитале, сталкиваясь практически каждый день. Чимину страшно, но вместе с тем так сильно тянет к Юнги, ведь в его руках так тепло и спокойно, а от поцелуев всё внутри в узлы скручивается от трепета и волнения. Он уже не первый день думает о том, чтобы признаться, что он очень хочет быть с ним. Даже Минки не против, а Чимин всё тянет.
Может, этот момент настал сейчас? Пора бы, наверное, отпустить свои опасения и страхи и позволить себе быть счастливым?
Чимин поднимает голову и придвигается к Юнги ближе. Альфа внимательно следит за каждым его движением. За тем, как он смущённо снова отводит взгляд на секунду, а потом смотрит прямо в глаза и кладёт ладонь на его щёку. Они молчат несколько мгновений, глядя друг на друга, и Чимин подаётся вперёд, мягко сталкиваясь с губами Юнги. Поцелуй выходит лёгким и трепетным, но у Чимина в груди разливается столько тепла, когда он видит счастливые глаза альфы, отстраняясь от него.
— Я хочу быть с тобой, — шепчет он.
— Правда?
Кивает.
— Значит, мы…
— Значит, мы вместе. Начиная с этого момента, — Чимин улыбается и снова льнёт к его губам, оставляя на них ещё несколько поцелуев.
— И значит, вы с Минки останетесь?
— Нет, — улыбается омега, покачав головой. — Давай не будем торопиться? Пусть всё происходит так же, как у всех нормальных пар.
— Мы пойдём на свидание?
— Да, начнём с него, — ещё раз кивает Чимин и опять целует.
Юнги проявляет чуть больше инициативы, улыбаясь в поцелуй и обхватывая омегу за талию, чтобы прижать к себе сильнее. Он, наверное, пересадил бы его на свои колени, продолжая целовать снова и снова, если бы из гостиной не послышалось растерянное «пап?».
— Минки проснулся, — Чимин отрывается от чужих губ и облизывает свои. — Я пойду к нему. Спокойной ночи, Юнги.
— Спокойной ночи.
