Щит и меч / Фильм, 1968

Величественный фасад Третьего рейха, с удобством разместившегося в старой части Кракова, по мере отхода становится все бледнее и бледнее, обнажая перед молодым ефрейтором всю неприглядность военного положения. Завидя его, местные жители стараются сразу же перебежать на другую сторону улицы, лишь бы не попасть под горячую руку, ответить-то нечем. Самодовольная ухмылка уместилась на губах - значит все сделано правильно.

Утро, кофе и тайны тридцатилетней выдержки.

Что скрывается за страданиями золотого племянника?

Он скучает по синим теням на белом, по болезненной яркости и слепящему блеску. По хрусткой ломкости, то пышной и мягкой, как пух, то укатанной колеёй, по которой идёшь куда-то вперёд, меж покрытых толстым слоем инея берёзами. Он жаждет холодного, вкусного ветра и талой воды над верхней губой, но проходясь языком, чувствует только обветренную, солоноватую кожу и привкус праха.

Иоганн потянулся к подушке. Прижав ее к животу и зажав между зубами уголок, он сдавленно завыл. Он в плену! В плену! Должно быть советские солдаты приволокли его сюда, когда он был без сознания. Не было ни одного воспоминания об аварии, повлекшей за собой слепоту, но Иоганн не сомневался, что скорее всего, попал под обстрел и был сильно контужен.

Йоганну Вайсу снова приходится вытаскивать пьянствующего Генриха Шварцкопфа из офицерского кабака. Но кабак на этот раз с секретом.

AU по фильму "Влюблен по собственному желанию". ГДР, 1970-е годы. Генрих Шварцкопф - бывший мотогонщик, ушедший из спорта и ныне предающийся разгульному пьянству. Йоганн Вайс - сотрудник Штази.

Вилли Шварцкопф очень торопится домой, ведь там его сокровища.

Иоганн Вайс получает доступ к секретной и крайне важной информации. Не имея возможности снять копии с документов, он запоминает их содержимое и передаёт профессору Штутгофу. Профессор должен любой ценой помочь Вайсу снять нервное напряжение после такой нечеловеческой работы на грани возможностей.

Александр Белов со старательной выверенностью создал безжалостного карьериста-нациста Йоганна Вайса. Но такой математически идеальный эсэсовец легко может выйти из-под контроля своей надличности.

Генрих Шварцкопф приезжает в Москву повидаться со старым другом Йоганном В... тьфу, Александром Беловым. Зарисовка о послевоенном дефиците хорошей ткани и поиске себя настоящего.

Для советского человека не должно существовать слова «колдовство» — оно, как и другие, пережиток империалистического прошлого, где над умами крестьян довлела религия и прочая бесовщина. И тем не менее, Александр Белов, прячущийся за личиной прибалтийского немца Иоганна Вайса, чувствовал себя околдованным. Ни больше, ни меньше.

— Напомни мне ещё раз: как ты со своим куриным мозгом умудрился поступить на ракетного инженера? — не сдерживал себя Зубов. Генрих на секунду потупил голову, а затем улыбнулся: "Ты правда думаешь, что такому, как я, для поступления нужны мозги?" Вот только стоявший рядом Саша не увидел в его глазах блеска, обычно возникающего после шутки.

За годы, проведённые порознь, Иоганн Вайс изменился. Это не сильно бросалось в глаза на первый взгляд: всё та же, стройная фигура (на деле, иссушенная нервным напряжением); укладка, в которой каждый волосок на своём месте; тень от длинных ресниц, опускающаяся на высокие скулы. Но углубилась складка у рта — она изничтожила в лице Вайса последние крохи мягкости, окончательно обтесав черты, доведя до остроконечного абсолюта.

Краткая зарисовка о том, как Александр едет проститься к другу перед возвращением домой

“В Рижском заливе волшебные сны”, в мечтательной смежённости глаз слышит Ангелика Бюхер, предаваясь прощальной лёгкости целомудренно мазнувших по её щеке губ. "В Рижском заливе волшебные сны", говорит Йоганн Вайс, и Белов шикает на него за излишнюю сентиментальность. В Рижском заливе — волшебные сны, почему-то вспоминается Генриху Шварцкопфу посреди ливийских песков, жарких и серебристых, так непохожих на канареечный песок родины.

кроссовер, АU, сдвинута канонная хронология, присутствует гет "Действительно, на трассе лежал человек, а недалеко были руины дома, из которого, возможно, человек и вышел. Зубов вместе с Чижевским подбежали и перевернули его. И тут Алексей застыл он неожиданности, он узнал это лицо, даже залитое кровью. "

"- А у тебя каким был первый поцелуй, Иоганн? Александр Белов невидимо вздрогнул и вновь слился с Иоганном Вайсом."

Генрих мог бы оставаться в Швейцарии — парадоксально спокойной, смотрящей сквозь пальцы на огромное число «беженцев». Он мог бы смешаться с этой толпой нервных, с мертвыми глазами, людей в гражданском. Мог бы выправить себе новую личность и отправиться на другую сторону света, где потеплее и лишь слышали о войне. Когда-то ему так и хотелось, когда стало понятно, что рейх — зло, а китель — форма палача. Иоганн резко и болезненно сдернул с его носа розовые очки.