- Эта твоя «дружба»... я не против, - сказал Чонун и, хлопнув дверью, скрылся в подъезде, совершенно не думая ни о последствиях, ни о косых взглядах, а они будут, он знал. В его голове билась только одна мысль – как же хотелось ещё раз выпить той апельсиновой газировки. В машине, пропитавшейся запахом шоколадно-мятных сигарет вперемешку с клубничной жвачкой, ну, и с Кюхёном.

Чонин - не гей. Но о Сехуне всё ещё думает. Просто так, когда в голове гуляет ветер, когда думать не о чем. А у него это часто бывает. Мог ли он подумать, что от этого безобидного сквозничка его так продует.

Чонин не идёт на учёбу, прогуливает работу. Целый день бродит по комнате, тысячу раз измеряя шагами её мелкие квадратные метры. Затем пьёт кофе, много кофе. Но уже спустя час видит очередной сон, с Сехуном в главной роли. Эта не покидавшая сознание шатена и дарившая парню утренний стояк ночная картина уже около половины года всплывала в памяти. Он живёт, когда дышит в чужие, тонкие как леска губы и умирает, когда утро забирает у него остатки податливого тела...

Лёгкий летний ветерок, солнечные лучи, сменяющиеся один другим, и горячие руки, сильно сжимающие чужие плечи.

Подойдя вплотную, Кюхён продолжал безмолвно смотреть в мои глаза. Почему-то, будто от холода, всё тело задрожало; я задержал дыхание на мгновение. Пристальный взгляд макнэ будоражил, дарил необыкновенные ощущения. Словно он видел все мысли, витающие в моей голове. Это чувство вызывало некий сладкий осадок на сердце, но с примесью горечи. Смотря на тебя сейчас так близко, я понимаю... Вы всё же такие разные.