Элизабет заглушает боль беспорядочным сексом. Элизабет заменяет обычные сигареты на те, что без фильтра; на те после которых ошмётки табака оседают на языке.

— Когда у нас нет своей семьи, — на этом моменте с ее губ срывается тяжелый, прерывистый вздох, — мы пытаемся найти ее в ком-то. Или найти своё отвлечение в чём-то, — Лив хмурит тонкие, темные брови и не смотрит в медовые глаза собеседника. Ну, почти не смотрит. — Работа, люди, новые чувства и эмоции, пагубные привычки, смена образа. Вариантов масса. Самое идиотское, что чаще всего мы делаем это через призму отрицания. И, ох, Нат, знаешь, я так запуталась!

Ошиваясь близ общежития академии Антерос, Натаниэль, сам того не подозревая, совершил фатальную ошибку возжелав в тот момент навестить свою ну-вроде-как-еще подругу. Хотя, если быть точнее, где-то там, в глубине его души, смутно начинало зарождаться ощущение неминуемо грядущего пиздеца. Но разве плохие мальчики прислушиваются к такой глупости как предчувствие.

Громкий хлопок двери и звуки падающих вещей на секунду заставили Кастиэля поверить в то, что его пришли грабить, но это лишь на секунду, потому как следующий за шумом голос обожаемой мисс Веберн заставил его впасть в состояние полнейшего смятения: заплакать или рассмеяться?

Когда Оливии было 17, она, показав средние пальцы всему миру и в особенности своей матери-трудоголичке, улетела из солнечного Лос-Анджелеса в хмурый, суетливый Брест. Когда 17 было Натаниэлю, он терпел побои отца и кое-как смог выбраться из этого лишь с неожиданно уместно подоспевшей помощью друзей.