Бояться нечего. Дорога познания умащена безумием, усеяна прорастающим хаосом мысли и в конце концов она должна привести к чему-то. А может к кому-то.

Когда трагичное будущее известно, желание отправиться в прошлое становится многократно могущественней и преобладает даже над привычками постоянно вдаваться в грязный реализм. Правда, кажется, что там птицы громче поют, и солнце ярче светит, и воздух чище, и дышится легче во множество вздохов, ноги держат на себе крепче, сил больше. В другом случае — всё-таки появляется жажда раствориться в этой реальности. А как же её преодолеть?

Из глубин церкви послышалось шипящее эхо, я устремил взгляд в открытые нараспашку двери, а проход — абсолютно мрачный и непроглядный. Зловещая тьма будто сгустилась у порога Храма. Вот-вот, я полагаю, высунется из её плотности чья-то когтистая рука, почти человеческая, и язвительным жестом подзовёт к себе, искушая меня проникнуть внутрь. Или это будет больше не обитель Святого Духа? Поскорее бы Он закрыл мне глаза, и я перестал смотреть туда — в звенящий мрак, из которого вышел сам.

В любви нет страха, но совершенная любовь изгоняет всякий страх, потому что в страхе есть мучение. Боящийся несовершенен в любви. (Иоанн Б. 4:18)

Заброшенные участки памяти, прожжённые годами ненависти, самообмана и вины, безвольно расцветают, посылая Сноу внезапную улыбку. Ту самую, нежную, любовную, свободную. Бунтарскую: «Я могу доверять Вам, мисс Эвердин?»