Наверное, в этом и крылись все их проблемы. Томас был неуравновешенным кретином, который отказывался разговаривать, будучи во вменяемом состоянии, Ньют же просто обожал доводить его до белого каления и подпитываться выпущенной на волю энергией. Он был не столько паразитом, сколько симбионтом, который помогал своему союзнику периодически выпустить пар и выбить из их тел всё дерьмо, что скапливалось там годами с тех пор, как они впервые очнулись в Глэйде.

Томас не болен, но от глухой безнадежности и недостатка слов в пропитанной войной голове его начинает трясти. Ньют абсолютно опустошён, но чувствуя, как чужие руки в безысходности бегают по его лицу, пытаясь спасти, оживить, сделать что угодно, он решается развести драму, налить слез и соплей, да так, чтобы друзья потом веками отмывались от его смерти. Он любил это всё также сильно, как ненавидел.

- Почему же ты плачешь, моя маленькая Смерть? – мягко подмечает он и надевает на чужую шею верёвку, расслабляюще оглаживая плечи. – Мы все умрем, Томми.