Сердце замирает в момент прикосновения, Ева еще больше скукоживается, втягивается, старается изо всех не плакать; не сейчас, не при ней; и бешено колотится, когда стучит дверь комнаты Командующей. *** — Проект, о котором вам так много говорили по вашему любимому CCTV, совсем не такой, как кажется. Если очень грубо, — засунув руки в карманы толстовки, говорит Пятая, все еще пытаясь прогнать внутреннюю дрожь, испуганного ушастого зайца, что поселился внутри, — то вы все умрете.

И так бывает, когда жизнь за глянцевой обложкой расставляет свои сети с колкими, острыми крючками, когда самым близким становится тот, от кого никто не ждет даже улыбки. И Энди встрёпано, вычурно, вымученно смотрит, позволяя сухой ладони Миранды выскользнуть из своих не цепких пальцев. Топкой вонючей рвотой подбирается к горлу кровавый ком, а она все мечется, ищет, кричит среди пыльных, дымных столбов покорёженного металла, чтобы еще раз услышать: Забери меня, Андре-а, я, правда, больше не могу

— Что ты хотела? — Она похожа на осень: уютную, в оранжевых тонах, раскрашенную во все яркие цвета, мягкую как вязаные шарфы. А я — нет, мы все ٴ— огромные свинцовые тучи, затапливающие промозглым дождем, вымывающие краски, плескающие серость. — Спасти вас, — говорю я, совсем не думая, не отводя взгляда от ее глаз с распятой в них болью, бьющейся маленькой пташкой, с перебитыми крылышками.

Так ведь бывает, черт, да почти у всех — ты остаешься один на один с болью, немыми криками, невыплаканными слезами, а потом, где-то в заброшенном исписанном граффити доме, срываешься, разбивая руки в кровь, перемешивая ее с пылью, чернилами, каким-то дерьмом, что вылили на стены.