Титры были в самом начале

Ранним утром, пока не проснулись птицы на ветвях, вспушившись в гнёздах, всё уже кипело жизнью, и всё созидало секунды образов; работа природы незамедлительна, а с тем и совершенна. Но люди её вечно нарушают, не замечая неудачу галса и бушующих ветров, а потом, изогнувшись, наливаются белой краской и разрывают плакаты своих пожитков, в истерии где-то внутри себя пытаясь выискать те элементы блаженного равновесия, которые никогда не были им обузданы. Но только лишь это? Как насчёт перпендикуляра, например, в разновидности виденья такового? Это удивительная дисгармония пространства, её никогда не настигнет ни сквернословие любопытства, ни самовольства, потому что она фигура без оболочки, как аксиома, как данность Божьих рук для земного покровительства. В эти ранние минуты, шурша позабытым искусством прошлого, в парках Детройта сидели пожилые люди, по обычаю которых совсем не замечают, разве что винтаж на их руках засверкает на солнце слишком причудливо, но пока Коннору и Хэнку пришлось ехать по центру города, андроид впервые примкнул к стеклу машины с такой усердной зацикленностью. Он смотрел на одного из них, на книгу, что светит своими жёлтыми листами. Сморщенная рука поглаживает уголок текста, нежно и заботливо, а потом лёгким движением переворачивает страницу и снова отстраняется от букв, и Коннора это волнует — субтильность к искусству: к творчеству писательского слога, к значению картин в музее Крэнбрука, к высотам нот. Даже заблудший Дэвид, всё размышлял Коннор, был падок к книгам. Неприкаянный и обозлённый старик, ненавидящий андроидов, всё же любил погружать себя в мысли о символике авторского посыла и считал, как показалось Коннору, это делом важным. И неприкаянность его сразу приобретала подоплеку, только вот какую — было не ясно; да и Коннор не был так в ней заинтересован, чтобы пытаться вывести всё на чистый лад, просто образовавшийся гештальт никак не давал покоя, и его по-прежнему одолевали сомнения по поводу всех постулатов, заложенных веками на этой земле. Башня Киберлайф. Вот уж что действительно возвышалось над городом, не стесняясь своего превосходства над другими постройками; обвитое солнечными лучами, она сверкала, как драгоценный камень, подобно синему граниту, и словно бы понимала свою красоту, направив ввысь свой жезл. Это впечатляет, и впечатляет многих, несмотря на разнообразие событий, да и полноценного перекрытия структуры общества, ведь, казалось бы, что же теперь предаёт ей то величие, которое так и кружит по каждому её сантиметру? Неужто память о прошлом ей растаптывает проход к образу человеческого достояния? Само её существование теперь ни больше, ни меньше, как символ противостояния — так принято думать; кто-то противостояние считает неизворотливой ступенью к другим порядкам, а ещё толчком к пониманию того, насколько глубоким бывает море сознания и личности, другим же оно видится чёрствым напоминанием о печалях, о патологиях идущих дней и умственной деятельности взрослой половины. Так принято думать. На самом деле башня никогда не собиралась уходить в отставку, работа в ней идёт своими часами, хоть и для другого дела. Так тоже принято думать. — Вы быстро приехали, — первое, что услышали уставшие от дороги полицейские от сотрудника Киберлайф; у самого въезда. Хэнк бы ответил, возможно, даже с такой же официальной ноткой в голосе, но от непонимания просто молча на него смотрел, пока им не разрешили проехать дальше. Потом он, конечно, иссякший от ступора, недоумевающе обратился к Коннору: — Это что, сарказм? Андроид, только что проводивший взглядом удаляющуюся фигуру сотрудника, тоже был под впечатлением. Потому что знал, что это был вовсе не сарказм. — Боюсь, что нет. — И как это понимать? Коннор пожал плечами. — И у кого ты взял эту повадку? — Возмущённо пролепетал лейтенант. Хэнку она не нравилась, — “пожимать плечами”, — а его напарник и правда стал использовать её заметно часто. Коннор красноречиво посмотрел Хэнку прямо в глаза. Будто готовясь к началу политической дискуссии, все сгрузились на первом этаже, пронося повсеместный гомон. Наверное, было бы не удивительно, если кто-то из толпы поднимется на завышенную платформу и, откашлявшись, скажет: “дорогие коллеги, рад вас всех приветствовать, тема нашего собрания...”. Вот только взгляд каждого блуждал по белоснежным стенам, как по незнакомой местности, и отражался в них целый спектр тревоги. Неужели похититель один из нас — также взбудоражено крутит головой и ведёт негодующие беседы? Воздух здесь пропитался шумом, а атмосфера — не понятием. Столько вопросов витало над их головами, что ни в этой жизни, ни в следующей, на все не ответишь. Коннор с Хэнком, войдя внутрь, потерянно переглянулись. Что за чертовщину они здесь устроили? Высокий, тощий мужчина, возникший перед ними, поправил очки и уверенно проговорил про свои обязанности: меня зовут Эдмунд, я один из помощников руководителя проектно-конструкторского отдела. На сегодняшний день я буду вашим сопровождающим и, если у вас возникнут вопросы по мере расследования, я дам обратную связь. — Для начала покажу вам, где до пропажи находился андроид, — они последовали к лифту, — Наша система безопасности одна из самых надёжных, у нас передовые технологии, а также многослойная шифровая кодировка, которая разработана специально для компании Киберлайф. — Давайте ближе к делу, — устало потребовал Хэнк. — Да, конечно. Видите ли, когда стало известно о пропаже RK-девятьсот, мы незамедлительно отправились на проверку запись камер наблюдения, но, когда наши работники пошли разбираться с этой задачей, обнаружили, что вся система наблюдения оказалась неисправной, — Эдмунд говорил уверенно, подбирал самые подходящие союзы слов, и, слушая его, сразу не верилось, что человек настолько приноровился к переговорам, работая-то с разрабатыванием технологических регламентов. Эти предрассудки его коллег отчасти правда, Эдмунд как специалист ничем не уступал, но потому и вкладывал себя в работу сверх положенного, то есть разделение обязанностей и личной жизни Эдмунд предпочитал оставлять без внимания; он совершенно не строптив, не в его характере быть отличным партнёром для разговора. Он попросту будет хранить неловкое молчание, и эти паузы будут нагнетать его хуже всего, пока этот дамоклов меч не свалится на его голову, наконец, основательно. Когда Эдмунд уточнил, кто же именно будет заниматься сопровождением детективов, его квартира постепенно превращалась в место захламления скриптов. — И сразу отвечаю на ваш вопрос — мы точно можем утверждать, что это было заранее запланировано похитителем. — То есть вы хотите сказать, что ваши навороченные программы оказались бесполезными. Эдмунд отвечать не стал, потянулся к кнопке нужного этаже, и лифт бесшумно покатил их вверх — стремительно и плавно. — Андроид мог подключиться к системе и переписать её программу, — Коннор буравил камеру в лифте своими глазами, и потом — очень давно. — Исключено, — сказал помощник руководителя и резко примолк, смотря на Коннора. — На данный момент у нас не числится ни одного сотрудника-андроида. Наши ряды значительно опустели, хоть и всего лишь в низких должностях. Пришлось набирать людей не из наших. Почти с улицы. Я говорю это к тому, что б вы понимали — похититель один из наших старых работников, который уже знает все распорядки и системы Киберлайф. “Весь свод внутренней информации Киберлайф, возможно, не отложить в памяти и за несколько лет”, именно так и подумал Хэнк на пару с андроидом, им ли ни знать? Хэнк тоже имел какое-никакое представление: о скорости каждого сегмента, об непроходимом многообразии разветвлений на этажах, об оборудовании. Об андроидах и тесте Тьюренга. Нужное помещение оказалось почти рядом, оно было лабораторным и использовалось для создания и проектирования андроидов, подобные помещения в башне сейчас либо использовались для иных целей, либо, если внутри находились неполноценно собранные андроиды, совсем не использовались, сохраняя свой первозданный вид. Доступ был ограничен или вовсе запрещён. Но, не для удивления, сюда охотно входили. Ничего не положенного обходившие правила сотрудники не совершали. Подобрать нужные запчасти, дополна заполняющие выдвижные полки, счесть за непозволительность не совсем верное решение, но, конечно, вполне возможное. Поэтому все они, ответственные за такие проступки, бывая в секциях (в конкретном помещении), не имея допуска, “поджимали хвосты”, вертя мысль о неправомерном обвинении и старались не вовлекаться в разговор, потому что от этого чувствовали себя более угнетающе —каждый по своей собственной причине. Те самые отсеивающиеся единицы у кулера с водой, только встретившись глазами, сразу понимали для чего все они здесь собрались. Коннор прошёл рядом с удлинёнными белыми столами, над которыми тяжёлым грузом висели вспомогательные оборудования, а пройдя чуть дальше, остановился. Прямо по центру, заканчивая своим существом эту череду рабочих, исцарапанных, столов, располагалась окружность из металлических соединений, вращательным действием она позволяет с большим удобством собирать вещи определённых габаритов. Стены здесь облегал такой же едкий белый окрас, заставляющий непривыкшего Хэнка прищуриваться и рассматривать помещение с более угрюмым видом. — RK-девятьсот находился здесь до похищения? — поинтересовался Коннор, обойдя металлическую конструкцию. — Всё так, как вы говорите. — И как же это получается, — вмешался Хэнк, — что в самом безопасном месте мира совершают похищение без особых-то усилий? Эдмунд снова промолчал, потому что сказать ему было нечего, но детектив только больше вспылил, сочтя его тишину за недоверие и отрешённость. — Как насчёт карт доступа? — продолжал детектив. — Похититель не мог войти сюда без кода. — Как я уже говорил, наша система безопасности дала сбой в тот день. Похититель точно знал, что делает. Но Хэнк только глубоко выдохнул и с таким же натиском продолжал вести нечестную словесную борьбу, минуя внимательный хват своего напарника. — Ну хорошо, — покачал головой Андерсон после недолгой паузы и скрестил руки. — Пускай. Предположим такой вариант. Но ведь андроид имеет большой вес, вы действительно думаете, что человек мог бы такое провернуть? — Будьте добры, я уже позвал Главного, подождите минуту, он уже идёт. Эдмунд уткнулся в телефон и резко строчил. Казалось бы, его совсем не волнует образовавшийся сыр-бор с похищением, но это совсем не так. Он прекрасно понимал в каком свете предстаёт перед детективом, только вот по причинам своих личностных особенностей, никак не мог повлиять на его лучи, они тускнели и гибли от подавленности, “не получится, не подготовился как следовало”, а на обратной стороне чувствовали только прохладу, и недопонимание только укрепилось. Коннор приблизился к Хэнку, и уже сами проявляя чистое отрешение, начали вдвоём переговаривать о деле: — Вы тоже думаете, что здесь замешан андроид? — И скорее всего, тот же самый, Коннор. И оба притихли. К чему они хотят подытожить? Уже начинало думаться, что они упускают практически всё, и лишь найденные крупицы составили пазл, правда ложной картины. Может всё не так прозрачно, быть может, глубина их расследования дышит подводными камнями, и не беспочвенно сгущает воду. Кто утверждает, что озеро одно. И водолаз один. Коннор и Хэнк понимающе переглянулись, зная в какой дальней точки от итога они пребывают и через что придётся перелезть, чтоб до него добраться. Рассматривая помещение, ничего необычного не нашлось. Крейцмейсели, кернеры, стенды для сборки — порой все они привлекали, но не более того; бесполезной игрушкой сейчас располагались в окружении и до них не было дела. Ничего. Пустота в захламлении. Детективам хватило пары секунд, пары скрещённых взглядов, и вот он — мир преступлений новой эпохи. Но вот, что было действительно странно: ощущение небывалой бельмесости; отовсюду так и врезаются предчувствия бесшумных смешков, будто прямо сейчас выскачет кто-то из светлых стен и захлопает в ладоши. Ну что же вы, это юмор, улыбнитесь. Совсем не так должно выглядеть преступление, — и это мысли детективов, и они даже не о божественном исполнении хищения, а о сжирающем сердце непокое чутья. Как же объяснить? Точно любовь кружила всюду — необъятное, необъяснимое простым набором слов ощущение. Щёлкнула дверь. Горел синий еле заметный сигнал о безопасном вторжении, и ещё одна пара ног (в лакированных туфлях) перешла порог помещения, сразу везде повеяло штрихами одеколона. Будто с каждой микрощели просачивался неповторимый знакомый запах, и будто бы он был здесь всегда, только теперь усилился, возвысился на потолке; не имеет значения, — сказал бы этот запах, если мог, — где я иногда оседаю, все должны осознавать, чем дышат, входя в башню Киберлайф. Белый костюм, накинутый лабораторный халат, — всё как новшество нескончаемой бессмыслицы. — Какие знакомые лица сегодня меня посетили, — уверенный до иллюзии ехидства. — Что вы здесь делаете, мистер Камски? Улыбкой он одарил всех троих, конечно включая бледного, зажатого у входа Эдмунда, не знающего уйти ли теперь, раз от него нет больше прока, или снова расценка действий возымеет худший эффект? — Какой бестолковый вопрос, дорогой Коннор. — И всё же, что ты здесь делаешь? Помниться мне, ты ушёл от дел Киберлайф. Элайджа сжал губы, нерасторопно проходя оценивающими глазами по каждой неброской вещице, на потолок ярчайших звёзд, что заставляли Хэнка всё жмуриться, царапины, остановившие время, чтобы как можно ощутимо прочувствовать их прошлое. Он обошёл металлический стол, помогающий при сборке андроида, раздвинул не широко руки и снова их опустил. Коннор подловил секундную чуткость Камски на себе, правда Элайдже фигуральные действия уже надоели. — Всё, что вы здесь видите, это всё создал я, — более явственно напоминал Он, глядя на Хэнка. — Даже андроид, которого вы так цените, создан именно моими трудами. — Может, ты ещё молитву в свою честь напишешь? Сарказм Камски оценил по достоинству. Всему своё время, не так ли? Но он и словно ничего не услышал, засыпал уши металлическим скрежетанием посредством работы, и его больше не удручали более мощные порывы словесного многообразия. Не вникал, как бы говоря, в шум, созданный не его руками. Видя томные улыбки, Хэнк кипел от злости, держался из последних надежд, что это их последняя прогулка по “райскому саду”, тем более запретный плод уже украден. — Лейтенант, вы перегибаете. Пока Камски отошёл переговорить с Эдмундом, Хэнк распушился, как птенец, вертясь многослойными обходами по лаборатории. И не придумав ничего более путного, Коннор зашептал, коршуном облетая иносказания. Лейтенант развернулся к андроиду, всем своим видом спрашивая ироничное “правда?”, ткнул его пальцем и проговорил: — Это он перегибал, когда клал пистолет тебе в руки. — Но я не выстрелил. Светодиод засветился жёлтым. Коннор занервничал, считая, что не добьётся выхода за образовавшуюся стену недопонимания, даже с виду можно было догадаться как андроид не спокоен — тоже стал неестественно резок в движениях. — Хэнк, неужели вы думаете, я мог бы... — Слушай, — отрезал тот, — в то время я много чего думал, ясно? Но теперь точно знаю, что ты бы никогда так не поступил, Коннор, — на одном дыхании вырвались слова, вдох, и тут же менее вспыльчиво: — А что насчёт него? Ну всё, прекращай, — по-доброму отмахнулся Хэнк, — мне только твою задумчиво-унылую спину не хватало здесь видеть. Андроид понял напарника. Сам он уже не вспоминал один из самых значимых дней зимнего времени, Камски не просто был откликом их прошло, он был ключом к сближению столь разных человека и андроида; что бы ни произошло в тот раз, это “что-то” повлияло бы на их нынешние взаимоотношения. Порой Хэнк бывает груб, раздражён, саркастичен, но он правда дорожит Коннором, и Коннор это знает. Услышь Элайджа это повествование — поднял бы голову; подобаемо аристократическим повадкам, по-простому согласился со сказанным, жеманно разъедал бы каждую букву. По правде говоря, они все забыли про создателя, они блуждали. Некоторая пора совместных расследований обнажила острые клыки и вонзила глубоко в плоть, до самых костей. Проще сказать, не было толики свободы мыслей, чтоб припомнить каждый прожитый клочок дня и поразмышлять об этом, а после — желания. Сейчас желания не прибавилось, но необходимость так и напрашивала вырвать из глубин весь протоптанный путь и оглянуться. Они будто только и оглядывались последние сутки, особенно сию минуту, топча тёмно-серый паркет в башне, изучая весь масштаб возможности совершить, казалось бы, невозможное. И чем дольше они это делали, тем более противоречивее складывались впечатления. — Нам сказали, что подозреваются ваши старые работники, — Хэнк отошёл подальше, туда, где не будут видны всевозможные приборы, честно сказать, ему уже тошно на них смотреть. И ничего не видеть. Коннор был рядом, и Камски, наконец отпустив Эдмунда, посчитал это отличным моментом для их консилиума. — Я слышал, такое мнение бушует среди моих коллег. Я не разделяю их мысли. — Что было особенного в этом андроиде? — Спросил Коннор. — Почему похитителю понадобился именно он? Минуту-другую сохранялась тишина. — Полагаю, — равнодушным тоном отозвался Элайджа, делая глубокий выдох, — всё дело в том, что он всё ещё просто андроид. Не девиант. — Вы думаете, это действительно был человек? Мог андроид проникнуть в башню? — Позвольте я вам немного шире открою на всё глаза, — почти перебивая андроида, сказал Камски. Похоже, что-то в разговоре с Эдмундом его раздосадовало. — Похищенная модель той же серии, что и ты, Коннор, и тебе ли не знать, что это значит. Давно таких дел не было. Да, Фаулер, иногда ты бываешь чертовски прав.