Проклятая река

      — Так, значит, ты и в самом деле существуешь, фейри! Или, может, пора уже отбросить нелепые прозвища и предстать в истинном обличии, а, Джиневра Уизли?       Тёмный высокий силуэт выделялся своей инородностью на фоне заснеженных елей. Лицо скрывалось под низко натянутым капюшоном, как у боггарта Джинни. Снег заскрипел под тяжёлыми неспешными шагами.       Джинни невольно отступила назад, к реке. Подальше от лорда Волдеморта, в одно мгновение вдруг выбравшегося из кошмарного сна в реальность. Это он всегда умел делать превосходно.       — Стой, где стоишь! — резко окрикнул он. Сердце заколотилось о грудные рёбра от страха, но, тем не менее, Джинни замерла на месте. — Не приближайся к воде!       Тёмный Лорд ещё сократил разделявшее их расстояние и теперь стоял едва ли в паре футов от неё, подавляя ростом. Вокруг запахло озоном — в реальности магия исходила от него почти осязаемыми концентрическими кругами, заставляя волосы на руке Джинни зябко приподниматься.       — Так что ты скажешь, я правда не гожусь на обложку «Ведьмополитена»? — с опасной усмешкой произнёс он.       Джинни похолодела.       — Я не хотела вас обидеть… — Она замялась, словно бы пытаясь подобрать для него подходящее обращение.       — Можешь называть меня «господин », — милостиво решил он её затруднение. И добавил, ещё шире улыбнувшись: — «Повелитель» — тоже годится.       Джинни хотела было сказать, что не станет называть его самопровозглашённым титулом, но не нашла ни единой причины, чтобы прямо сейчас начать выказывать ему своё пренебрежение. Лёгкая улыбка не сходила с его тонких губ — будто он прекрасно понимал, о чём она подумала.       — …господин. Простите меня…       — Ничьи слова не способны меня обидеть, потому что не стоят и кната. Заруби это себе на носу. А что до этого… Мне даже понравилась наша маленькая перебранка — это было… свежо.       На его чёрной тёплой мантии можно было разглядеть узор из беспорядочно набросанных снежинок. Они походили на яркие искрящиеся звёзды на ночном небе. Джинни вдруг подумала, что он действительно много времени провёл, ожидая её. И хорошо ещё, если не потерял терпение. Она с удивлением отметила небольшую красноту от холода на его впалых щеках. Но больше всего Джинни поразило облачко белого пара, которое вырывалось из его рта при разговоре. Словно бы он был настоящим, живым человеком, а не гостем с острова Тори.       — Ты мастерски разожгла моё любопытство.       — Почему?       Как минимум все члены Отряда Дамблдора знали, что боггарт Джинни Уизли носит холодящий душу облик Того-кого-нельзя-называть. Но почти никто не видел — Джинни никогда никому не позволяла досмотреть до этого момента, — что если боггарт оставался перед ней достаточно долго, то широкий капюшон, всякий раз скрывающий его лицо, опускался и являл на свет кривоватую усмешку на породистом лице молодого Тома Реддла. Да, пожалуй, самым страшным в Томе было именно это: вопиющее несоответствие внешности и внутреннего содержания — ангельских черт и бескомпромиссной холодящей жестокости. Лорд Волдеморт был полностью лишён этого недостатка — его внутреннюю сущность идеально передавало и его лицо.       — Думаю, ты не станешь спорить, что твои появления были несколько эксцентричными, вызывающими и, скажу даже, интригующими. Признаю, я слишком легко поверил твоим словам при нашем с тобой последнем, если можно так сказать, общении. Преступно понадеялся, что ты испытываешь хоть каплю благодарности за помощь. К сожалению, люди всё так же лживы и неблагодарны, как и всегда.       Джинни невозмутимо вскинула голову. Сейчас, здесь, уже бесполезно было корить себя за глупость, предательство, неосторожность или неблагодарность. Она готова была приложить все усилия, чтобы как-то выправить ситуацию.       — Так если вы и в самом деле искали меня, то отпустите Луну! Зачем она вам?       — Как напоминание о том, что лорда Волдеморта не следует дразнить, — высокомерно ответил он.       — Но… Послушайте! Если вы и правда этого хотите, то я пойду с вами. Добровольно. Только отпустите её.       Волдеморт расхохотался, порождая в пустом лесу небольшое эхо.       — Однако, это очень самоотверженно! Трусихой тебя не назвать, верно? Но тебе не кажется, что это какой-то неравнозначный обмен? Ты и так пойдёшь со мной — если я этого захочу.       Джинни стоически выдержала его взгляд, хотя сердце её готово было вырваться из груди.       — Но я не хочу. Ещё не время. Что до Луны Лавгуд — то ей ничего не угрожает, пока её отец не печатает обо мне и Гарри Поттере небылиц. А ты — не пытаешься меня злить!       — Вы обещаете?.. — Джинни почувствовала, насколько легче стало дышать.       — Я всё сказал, чего тут непонятного? — угрожающе сузил Волдеморт глаза. Джинни попятилась.       — Спасибо… — выдавила она через силу.       Тёмный Лорд отвёл тяжёлый взгляд от её лица, задумавшись. Потом развернулся и подошёл к воде. Его змеиные глаза расфокусировано следили за потоком.       — Я не уверена, что проклятие до конца снято, — сказала Джинни, когда пауза затянулась, и немного приблизилась к нему. — Я всё ещё вижу… Вижу вас во снах.       — Значит, ты что-то напутала, когда снимала заклятие, — наконец недовольно цокнул он. — Тебе преподнесли всё на блюдечке, но ты и тут сумела напортачить…       — Я сделала всё, как вы сказали! — Джинни вспыхнула от несправедливости.       Он не удостоил её ответом, а лишь стоял, следя за сверкающим переливом волн.       — Пятый и шестой века стали для бриттов временем больших потрясений, — наконец произнёс Волдеморт. — Варвары, проживающие так далеко на востоке, что в их реальность едва ли можно было поверить, привели в движение весь континент и стали одной из причин падения несокрушимой, казалось, Римской империи. Это явление потом станет называться «Великим переселением народов» и войдёт в жизнь бриттов долгожданным избавлением от римского владычества. Но оно же забросит на острова и новых пришельцев — ютов, англов и саксов.       Бритты, неспособные к объединению настолько, что буквально за каждым холмом начиналось новое королевство, были лёгкой добычей как для пришельцев с востока, так и для вероломных соседей с севера — пиктов и скоттов. Конечно, очаги сопротивления и борьбы появлялись то в одном, то в другом месте. И в памяти народа остались в виде легенд и сказаний о едином могучем короле, объединившем всех и давшим яростный отпор захватчикам. Таким символом национальной борьбы и был легендарный король Артур.       Здесь же, в Шотландии, севернее современного Эдинбурга, проходила линия столкновения бриттов с их северными соседями. Задолго до введения Статута ничто не мешало друидам помогать своим вождям магией в наступлении и обороне. Естественные преграды — реки, озёра, горы — могли быть укреплены друидической магией, пока жречество окончательно не кануло в Лету вместе со своим народом.       В конечном счёте, ни магия, ни воинская доблесть и ярость не спасёт бриттов от выдворения с исторической сцены. Участью одних станет ассимиляция, судьбою других — рабство или смерть.       — Кажется, мы проходили что-то такое на первом курсе истории магии…       — Твой уровень образования поражает, — ехидно отметил Волдеморт. Джинни вновь покраснела, будто декан отчитывала её за неуспеваемость. — Посмотри сюда…       Волдеморт впервые достал волшебную палочку и направил её на воду. Через мгновение в появившемся сиянии Джинни показалось, что она видит силуэты: белые одеяния жреца, высоко стоящую в небе луну и отчаянных в своей борьбе людей, цепляющихся за уходящее господство и языческие верования предков. Ведь поступь христианства, отправившего в небытие не одного кровавого и неблагочестивого бога, уже было не остановить.       Два бравых воина, чьи широкие спины прикрывали клетчатые и тёплые пледы, вытащили вперёд человека. Молодого парня, почти ребёнка. Он не сопротивлялся, просто еле-еле переставлял ноги, а глаза его были всё время устремлены в небо, цепляя взглядом холодное равнодушное светило. От костра, разведённого тут же на берегу, лилась песня. Незнакомые певучие слова сплетались с криками ночных птиц и стрекотанием сверчков. Мрачные иссохшие лица мелькали в дыму, застывшие в молчании — кто поодаль, кто совсем рядом с местом главного действия. Люди были измучены войной, обессилены неудачей и отчаянием.       — Подношения богам у кельтов были трёх видов — по числу главных природных стихий. Из сочинений Лукана — римского поэта первого века, — мы знаем о галльском Езусе, жертвы которому подвешивали на дереве, о Таранисе — боге грома, жертвы, приносимые ему, сжигались; и Тевтате, подношения ему топились в проточной воде, в бочке или в болоте. Характер приносимых богам даров созвучен с мотивом тройственной смерти, широко распространенным у кельтов.       В мотиве «тройной смерти» человек одновременно тонет, сгорает и задыхается (от удушения или ранения). В такой трактовке тройная смерть могла отражать трехчастную структуру общества: повешение связывают с первой функцией, жреческой; сожжение или смерть от оружия — со второй, воинской; утопление — с третьей, функцией плодородия.       Жрец ударил ножом в оголенную между бортами рубахи грудь юноши, и прямо на Джинни полетели яркие, как россыпь рубинов, брызги крови — такие реальные, что она отпрянула, невольно врезаясь плечом в стоящего позади Волдеморта. На мгновение он сжал её плечи своими руками, а дыхание перехватило. Джинни, как могла, успокоилась и шагнула вперёд, мягко высвобождаясь от захвата.       — Вообще-то, кельты нечасто практиковали человеческие жертвы, — как ни в чём не бывало продолжил Тёмный Лорд. — Только в случаях действительно серьёзных и безвыходных. Проклятие, которое наложили здесь, выворачивает намерения человека, переходящего или как-то иначе взаимодействующего с рекой, наизнанку. У всех вражеских воинов, попавших под его действие, их собственная воинская доблесть должна была бы обратиться против них самих. Как случилось с вашей попыткой удовлетворить никчёмное любопытство. Опять же, близость к Хогвартсу, который построен на невероятных по силе магических потоках, продлило проклятию жизнь на долгих пятнадцать веков, не позволяя ему рассеяться во времени.       Невольно Джинни посмотрела на Тёмного Лорда с восхищением. Заготовленная или импровизированная, его речь произвела на неё совершенно неизгладимое впечатление, равно как и картины прошлого, вырванные одним мановением его руки из немыслимой глубины веков.       Волдеморт снова взмахнул палочкой, скрывая видения и являя над поверхностью воды яркие фиолетово-чёрные всполохи магии. Его глаза закатились, а воздух над водой электрически затрещал. Подобно маленьким ураганам, всполохи проклятия искрили и закручивались в спирали, а тонкие нити из центра потянулись было к Джинни, но быстро отпрянули от неё.       — Удивительно, но, кажется, ты и в самом деле сделала всё верно, сняв тем самым проклятие с себя и подружки. Ты принесла жертву, и жертва твоя была принята. Я предполагал, что мог остаться какой-то магический след — но я больше ничего не нахожу.       Джинни затаила дыхание, когда он легко двинул вдоль берега, скрыв магические потоки. И невольно пошла следом.       — Однако эта связь, этот морок — он не уходит, не оставляет… Может быть, этот ритуал привёл в движение другие силы — почти такие же неуправляемые или даже ещё более безжалостные, чем проклятие.       Он осёкся и вновь взял тревожную паузу.       — Так что же это?.. — не выдержала Джинни. Её нервы были напряжены до предела.       — Ты сама мне говорила… Что, если это и правда судьба, предзнаменование, предопределение? И всего лишь надо принять её.       — Принять судьбу?.. — Джинни начала догадываться, куда он клонит, но ей вовсе не нравилось — куда.       — Мне неприятно признавать, что нечто, кроме меня самого, может распоряжаться моей жизнью. Некая эфемерная фортуна, женщина, с которой так трудно сладить. Можно, конечно, допустить, чтобы совсем не утратить свободу воли, что судьба властна только над половиной всех земных дел. Её можно уподобить половодной реке. Вобрав в себя всю силу вешнего таяния, мчится она вперёд, выплескиваясь из берегов, смывая поселения, валя деревья, унося плодородный слой земли. И человек бежит, бессильный как-то помешать этим безумным водам, неспособный сдержать их напор. Но что мешает нам повернуть эту реку себе во благо? Пока снега ещё не сошли с гор и не хлынули безудержным потоком по руслу — нельзя ли проложить каналы, плотины и заграждения, чтобы вода либо устремилась туда, где её сила будет полезна, либо разбилась бы о непреодолимость преград? Всегда ли напор лучше осторожности?       Волдеморт наконец остановился, поворачиваясь к Джинни. Над кромкой гор на горизонте маленькими тёмными росчерками кружились совы, и смотреть на них было много легче, чем в его горящие недобрым огнём глаза.       — Я всегда отвечал без колебания на этот вопрос. Но что, если действовать надо более тонко, орудуя пинцетом там, где это необходимо, не прибегая к топору? Однажды я уже попытался обмануть судьбу, сыграть с ней по своим правилам, обойти её коварно расставленную ловушку. И результат этой игры мне не нравится.       — Я не верю в судьбу. — Джинни сглотнула, вновь переводя взгляд на лицо Тёмного Лорда. Она старательно рассматривала его скулы, надбровные дуги, тёмный мех по краю капюшона — что угодно, лишь бы не попасть в капкан его колдовского взгляда.       — Меня не волнует, во что ты веришь, — отрезал Тёмный Лорд. — Лично мне до ужаса надоели её выкрутасы. Если такова судьба, если ты, фейри, и есть моя судьба — как бы это нелепо ни звучало, — то я не буду с этим бороться. Я больше не стану пытаться обойти предопределение и не дам ему шанса ударить меня предательским ножом в спину. Пусть всё сложится, как должно.       Это было уже слишком. Джинни незаметно ущипнула себя за запястье и еле сдержала болезненный вздох — нет, к сожалению, происходящее не было сном.       — Но послушайте, это же были просто кошмары, верно? — срывающимся голосом воскликнула она. — Какой смысл доверять этим видениям?       Единственным её желанием было вскочить на метлу и на всей возможной скорости лететь прочь.       — Я думал над этим и, признаюсь, тоже не нашёл ни единой причины, почему бы мне быть связанным с маленькой предательницей крови. Но ведь это так: бесполезно отрицать очевидное. Может, ты мне ответишь: почему именно ты, Джиневра? Ведь в тебе нет ничего выдающегося.… Не правда ли, иронично? Быть связанным с девчонкой, которой даже не хватает здравого смысла, чтобы не доставлять неприятности моим слугам; с самой ярой из тех, кто пытается оспаривать мою безусловную власть в Хогвартсе! И я очень хотел бы разобраться в этом. — Последние слова прозвучали так зловеще, будто Волдеморт предполагал срезать с неё тонкими лоскутами кожу, мышцы и сухожилия, пока не доберётся до сути. Джинни не удивилась бы такому повороту событий. — Может, всё дело в Гарри Поттере — снова? Я знаю, насколько твоя семья все эти годы была близка с ним. Твоя подруга поведала мне — невольно, если для тебя это важно, — сколь нежные чувства связывали тебя лично с несносным мальчишкой.       Джинни едва сдержала взволнованный вздох, руки взмокли, и по спине прокатилась безудержная дрожь. Как же много он теперь знал — ничто не укрылось от его заинтересованного взгляда, чего она и опасалась с самого начала этого нелёгкого года.       — Я для него никто. Как и он для меня… после того, как оставил, господин, — твёрдо, как только могла, сказала Джинни.       — Но ты ведь надеешься, что он вернётся к тебе? Герой, осенённый славой? Преподнеся на конце пики голову поверженного чудовища?       — Нет, господин. — Джинни сглотнула, заворожённая этой ужасной аналогией. — Разве я смогу простить его?       — Как думаешь, будет ли он так же равнодушен, если я сейчас схвачу тебя, брошу в подземелье и буду отсекать по маленькому кусочку, пока он не явится ко мне?       — Я не знаю, господин.       Воздух сгустился вокруг Джинни до вязкого состояния киселя, и все окружающие звуки заглохли, все кроме бухающей набатом крови в ушах.       — Впрочем, он и сам придёт — рано или поздно. Не может же он прятаться вечно? Ведь что это за жизнь для мужчины? Всё время в бегах, всё время вне закона — как крыса, загнанная в подпол. Та жизнь, которой он подверг меня на долгих тринадцать лет. А теперь его очередь испить из этой чаши. — Красные глаза Волдеморта вновь уставились на неё, а острие палочки направилось прямо в лицо. И внезапно он произнёс: — Легилименс!       Мучительная боль пронзила виски Джинни, а перед глазами замелькали картины. Мальчишеская улыбка Гарри, его тёплые руки, первый совместный матч, собрания Отряда Дамблдора, поцелуй посреди гостиной факультета. Волдеморт отбрасывал воспоминания с брезгливой поспешностью, некоторые не удостаивая вниманием, другие — рассматривая подольше. И вдруг калейдоскоп прекратился, выхватывая из сознания Гарри с занесённым клыком василиска и одну невзрачную чёрную книжечку у его ног.       Волдеморт отвёл волшебную палочку, и Джинни повалилась на колени прямо в снег. Перед ней упали две капли крови, которые вызвали острое чувство дежавю. Красное на белом. Ещё секунду она смотрела на этот всполох алого, а потом вытерла тыльной стороной ладони в перчатках нос.       Какое-то время Джинни казалось, что она обрела в Томе Реддле брата — не такого, какими были её родные братья в реальности — отпускающими обидные шутки, прячущими игрушки, не обращающими внимания и не желающими брать её в свои игры, — а другим. Понимающим, заботливым… Джинни не догадывалась тогда о том, что он отравляет всё, к чему касается.       Когда Тайная комната была открыта, он выбирал не случайных жертв для василиска, как могло бы показаться на первый взгляд. Нет, только тех, кого по своему извращённому понятию о справедливости считал обязанным понести наказание. Тех, чьи имена расстроенная или раздосадованная Джинни вписывала в дневник, изливая переживания своему бумажному другу.       Джастина Финч-Флетчли за то, что стал зачинщиком травли против Гарри после случая со змеёй в Дуэльном клубе, в то время как Гарри всего лишь хотел спасти незадачливого однокурсника.       Или Пенелопу Кристал и Гермиону, которые отнимали всё драгоценное внимание братьев Джинни, не оставляя на неё саму и крупицы времени и поддержки.       Колина Криви — за его назойливое внимание к Гарри, на основе которого окружающие легко ставили между Джинни и Колином знак равенства.       Во многом благодаря жертвам, которых находили сразу после неаккуратно вписанных в дневник слов, Джинни и догадалась вдруг, кем являлся её бесплотный друг. Казалось, он даже не таился — Том хотел, чтобы она узнала, обратила на это внимание, оценила его заботу о ней.       — Так это ты и есть та первокурсница, к которой?.. Как причудливо вьётся нить…       Не желая продолжать сидеть на коленях перед ним, Джинни с трудом поднялась.       — Да, дневник Тома Реддла попал именно ко мне.       — Мне никогда не нравилось это имя.       — Я знаю. Оно слишком простое. Слишком… маггловское, — сорвалось у Джинни прежде, чем она подумала о его возможной реакции.       Том, бывший сначала очень сдержанным, со временем позволял себе быть всё более и более откровенным с ней. Делился своими взглядами на жизнь, которые порой пугали, но и завораживали своей необычностью и глубиной. И эти воспоминания нахлынули вдруг на Джинни, обжигая своей холодной ясностью.       — Верно, — с любопытством протянул Волдеморт. — Что-то теперь начинает проясняться.       Джинни с головы до ног покрыла дрожь. Она теперь вся была у него как на ладони — беззащитная, вывернутая наизнанку со всеми своими мыслями и чувствами. Её подташнивало от этого ощущения уязвимости.       — Ну-ну, не дрожи так сильно, — притворно ласково протянул он вдруг. Джинни с трудом подняла на него взгляд. От его тихого голоса она лишь сильнее задрожала. Он провёл чуть согнутым указательным пальцем по её щеке. Его рука, скрытая до этого в кармане мантии, была неожиданно тёплая. — Я не ем маленьких девочек.       — Что мне теперь делать? — дрогнувшим голосом спросила Джинни, потеряв остатки мужества.       — Ничего. Учись, устраивай бунты — если хочешь. Пускай эти трутни не расслабляются. Только не усердствуй, конечно. Мне бы хотелось видеть тебя живой. А после уже решим, как с тобой быть. Увидимся, фейри…       Сказав это, Тёмный Лорд резко крутанулся и с хлопком растворился в воздухе, словно его никогда и не было в этом настороженно замершем лесу.