«Сей Лесоруб, сей рыцарь смелый, Под стать сорокам чёрно-белый (И белолиц, и чернолиц), Отважный воин Фейрефиц».
— Очень смешно! Что за расистские шуточки? — Извини, не удержался. — А ты чего, наизусть это знаешь? — обратил Кингсли внимание. — Да это так… — Билл сконфуженно пожал плечами. — Мама нам в детстве на ночь читала. Говорит, иначе нас было не уложить. Вот и запомнилось.«Порой ужиться могут вместе Честь и позорное бесчестье. Но усомниться иногда Ещё не главная беда: Ведь даже и в утрате веры Возможно соблюденье меры. Найдётся выход для сердец, Что не отчаялись вконец…»
— Это всё длилось лет до семи, пока у меня наконец не появилась собственная комната — отдельно от Чарли и Персика. Мама потом говорила о том, что легенды о короле Артуре и его рыцарях Круглого стола — отличная иллюстрация истории Британии и, в частности, магии на её территории. Но сейчас я думаю, что всё это жуткая профанация и утрирование. Легенды — они легенды и есть. Мы с Чарли, помню, потратили целую неделю в школе, зарывшись в библиотеке, в попытке связать концы с концами. Никаких совпадений, разве что вторжение англосаксов… Кингсли только пожал плечами: тема была не слишком ему интересна — всем легендам и мифам он предпочитал действительность. На худой конец реальную историю — она была полезна для понимания идущих и будущих процессов, хоть любая аналогия в конце концов и оказывалась ложной, и не могла в полной мере описать современные процессы. Жаль, что при профессоре Бинсе было нелегко не забросить этот предмет вовсе. Реальность — она ведь не плохая и не хорошая, она просто есть. И жизнь в итоге определяется именно реальностью, а не иллюзиями. И не убедительной пропагандой со страниц газет или на волнах радио. Магглорождённые, конечно же, ни при чём в стагнации магического общества. Это просто удобный козёл отпущения, чтобы свалить на них все проблемы, повернуть скопившуюся агрессию в нужное русло, сохранить чистокровных толстосумов на стороне Волдеморта, дать выплеск собственным деструктивным импульсам, в конце концов. Преемственность, взяточничество, невежество, хватание за старые, изжившие себя порядки, изолированность — проблем не перечесть. Они есть, они были ещё века назад, они тянутся вослед за всеми людьми, и не только магами, с тех самых времён, когда с помощью более совершенных орудий труда у прямоходящей обезьяны, в недавнем прошлом, появился излишек, что стало предметом обогащения одних и закабаления других. Требуется большой процент честности и силы воли — самосознания, — чтобы побороть в себе низменные рефлексы, нацеленные на обогащение. Но Кингсли сомневался, что Волдеморт в состоянии изменить эту картину. Что в нём самом найдётся требуемое самосознание, чтобы не пасть жертвой собственных же разрушительных устремлений и многоголосых льстецов и трусов, способных затушить голос любого, даже самого чистого рассудка. Разве что… разве что разрушить до основания старый мир и построить на его костях что-то новое? Да что он в состоянии построить! Волдеморт, по твёрдому убеждению Кингсли, был ровно такой же бесплодный, как и все тираны прошлого. Среди его круга, может быть, и хватало магов преданных, не отказавшихся ни от своих идей, ни от служения им; достаточно смелых — что отчасти показало их пленение, а не трусливое бегство с поля боя, — но мало кто из них владел не в теории навыками управления целой страной. Они не знакомы ни с банковской техникой на макроуровне, ни с работой отделов Министерства. Всему этому им придётся учиться с нуля в случае, если Пожиратели смерти захотят подменить собой весь управляющий орган правительства. И на каждом шагу будут ошибки и перегибы, и хорошо, если всё вообще когда-нибудь выровняется. — Сюда бы кусочек шоколада — совсем хорошо было бы, — проговорил Кингсли в попытке сменить тему. Он допил остатки кофе и поставил чашку на постамент статуи. — Ремус постоянно таскал с собой плитку. С ним было классно работать в паре. Да и вообще… — Билл махнул рукой. — С Тонкс тоже. Хотя и диву даюсь, как её не убил, когда она ещё стажеркой была, и её частенько на меня вешали. Вечно она то улики потеряет, то на месте преступления наследит, то трансгрессирует Мордред знает куда. В груди сдавило. Кингсли в самом деле привязался к членам Ордена Феникса — не в последнюю очередь потому, что это были идейные люди, близкие ему по духу, чьё мужество перед лицом надвигающейся катастрофы вселяло оптимизм и в него самого. — Мистер Бруствер… Гарри и Луна ещё не вернулись? Он увидел ребят ещё издали, когда они свернули в их коридор. Гермиона и Рон шли, держась за руки. Рон то и дело кидал на Гермиону краткие взгляды, словно пытаясь убедиться в том, что она не растворилась в коридорной пыли. Девушка доставала ему едва ли до плеча и казалась рядом с ним маленькой и хрупкой. — Гермиона, я же просил называть меня по имени!.. — поморщился Кингсли, когда они наконец подошли и заговорили с ними. Ему весь этот официоз надоел ещё в Министерстве. — Да, Гермиона, ему всего-то тридцать пять. Самый расцвет сил! — Билл не преминул тут же его подколоть. Рон заулыбался во всю ширь рта его шутке. Гермиона же густо покраснела, отчего Кингсли и сам почувствовал себя неловко и ему захотелось Билла немедленно проклясть. Хотя бы Силенцио. — Так Гарри и Луна не вернулись? — Рон наконец прервал их перебранку, ставшую уже привычной. С самим Кингсли младший Уизли был почти одного роста. — Нет ещё. Но прошло не так много времени. Каштановые, с едва заметным охристым отливом, волосы Гермионы топорщились во все стороны, как миллион резвых пружинок. Этим она напомнила Кингсли маму. Интересно, как там сейчас его старики? В порядке? Отец никогда особо не верил в затею с Орденом Феникса — он убеждал Кингсли не лезть в это дело, а заниматься своей работой. Ему, чистокровному мракоборцу, работа нашлась бы при любом режиме. Но Кингсли верил, что в глубине души отец считал иначе — он только лишь хотел уберечь своего единственного сына от необдуманных поступков и попросту не желал его терять. Но совесть Кингсли никогда не позволяла ему спокойно смотреть на несправедливость. Теперь же, когда все лица членов Ордена Феникса стали открыты каждой министерской собаке, ему придётся ещё раз попробовать убедить родителей в том, что им нужно скрываться, чтобы они не стали рычагом давления на него самого. — Для того, чтобы отправить просьбу о помощи в другие страны, мало послать какую-нибудь сову — надо выбрать переговорщиков. Чарли пытался попросить помощи у правительства магической Румынии — но всё без толку. Они сказали, что это наше внутреннее дело, и никаких сигналов о том, что это может стать делом международным, они не видят. Кингсли еле удержался, чтобы не закатить глаза. Вот вечно так: Билл сначала выскажет череду ненужных саркастических замечаний и только потом переходит к серьёзным вещам. Кингсли вспомнил теперь этот разговор, состоявшийся более года назад. Чарли, уже пытавшийся просить помощи у магического правительства Румынии, смог добиться лишь предоставления политического убежища для нуждающихся. Кингсли вздохнул. Нужно хотя бы уговорить родителей переехать, пусть они будут и резко против из-за необходимости оставить своё внушительное хозяйство. — Может, увидят ещё, когда Сам-знаешь-кто спляшет на наших костях и решит, что ему мало магической Англии, а нужен целый мир. — Кингсли не очень-то нравилось пользоваться эвфемизмом в отношении имени Тёмного Лорда, но он уже обжёгся однажды на нарушении табу — нечего было вновь рисковать понапрасну. На этот раз Билл согласно кивнул. — А вы что думаете о дальнейших действиях? — Кингсли повернулся к Гермионе и Рону. Гермиона забралась на подоконник и слегка покачивала ногой в видавшего виды кроссовке. Рон же стоял, опершись о стену рядом с ней. Они неслышно о чём-то беседовали. — Гарри что-то предполагает? — Гарри говорит, что единственный шанс на победу — это вновь выйти с Сами-знаете-кем один на один, — незамедлительно ответила Гермиона. — И как можно скорее. Ведь за то время, что уходит, тот может создать ещё один крестраж. А без связи сознаний мы теперь практически бессильны в его поисках. Повисла напряжённая и зловещая тишина. Кингсли не представлял, каково быть на месте Поттера. Во что бы то ни стало выйти против Волдеморта и не иметь даже возможности смалодушничать и сбежать. Ему в который раз стало искренне жаль парня. — С жиру бесятся эти сволочи просто. Нахапали себе всего, что плохо лежит, а теперь скучно им, власти захотелось. Как будто и так кто-то что-то решал без их одобрения! — внезапно повисшую тишину разбила гневная тирада Рона. Он оторвался от стены и нервно заходил туда-сюда. — Не с магглорождёнными им надо бороться, а с собственным невежеством и прогнившими традициями. Вырожденцы несчастные! — Живи честно и дай жить другим, или паразитируй и обманывай всех подряд, не обращая внимания на остальных. Какая стратегия в итоге приведёт к успеху или проигрышу магического рода? — философски изрёк Кингсли, и все повернулись в его сторону. В глазах у Билла и Рона читалось недоумение, и только у Гермионы — живейший интерес. Пока они торчали в этом замке, Кингсли уже успел выслушать не одну перебранку Гермионы с окружающими на тему того, что все работы — по уходу за пленными, ранеными и разбор завалов — пытались спихнуть на уцелевших эльфов. Проблемы эльфов были Кингсли, откровенно говоря, до фонаря — ему сейчас и без того хватало экзистенциальных вопросов, но в одном Гермиона была права, когда отвечала на выпады окружающих, что якобы эльфов вполне устраивает такое положение вещей. Не зря из всех рабов в Древнем Риме только восстание гладиаторов имело серьёзную угрозу официальной власти. Только закалённые в боях воины и обладали достаточной силой и волей, чтобы бороться за свои права и более того — осознать то, что привычное положение вещей для человека, рождённого и выросшего в неволе, не является нормальным. Так и эльфы, веками находившиеся в подчинении у волшебников, просто не могли представить иной жизни. Конечно, на первый взгляд могло показаться, что рабовладение — это всего лишь одна из вех экономического развития человечества. Можно было бы даже не брать в расчёт, что маги в этом вопросе безнадёжно отстали от своих соседей — магглов. Но Кингсли легко согласился с Гермионой, что волшебники были вполне в состоянии выдавать своим эльфам плату за наёмный труд, и добавил, что, в конечном счёте, экономика от этого только выиграет, и тут же получил ворох самых разнообразных вопросов. Ничего удивительного, что над такой мелочью, как экономический аспект, Гермиона и не подумала дальше выдачи пары галеонов в качестве зарплаты. Это не сильно удивляло Кингсли — Гермиона была юна и ещё достаточно наивна, что ему скорее импонировало на фоне тех людей, которые обычно окружали его по долгу службы: карьеристов разных мастей, скептиков и циников, а также банальных преступников. Кингсли улыбнулся своим мыслям и украдкой кинул на Гермиону ещё один взгляд. Солнце, начинавшее потихоньку клониться к горизонту, било ей в спину, и вокруг головы между лёгкими топорщащимися волосками образовался золотистый ореол из света, словно на картине эпохи Возрождения. Наконец раздался условный стук где-то изнутри статуи. Билл поднялся и молча направил туда палочку, а Кингсли прошептал заклинание, открывая горб старухи, как договаривались, опасаясь, что что-то пойдёт не так, и вместо Гарри и Луны придёт кто-то другой. Первым наружу вылез Поттер. В его чёрных вихрах запутались нити паутины из прохода. Затем появилась Луна со спутанными ещё больше, чем обычно, волосами. И следом вышел Ксенофилиус Лавгуд в потрёпанной мантии, больше похожей на домашний халат. Всё в его облике говорило о расстройстве и бессилии в крайней степени. Он не был похож на человека, желающего продолжать сражение. — Луна сказала мне о вашей просьбе. Я понимаю всю серьёзность вашего — нашего — положения, но я бы больше не хотел вмешиваться. Все мои прошлые слова, пусть и правдивые, чуть не стоили жизни моей дочери. Я не могу позволить себе ещё раз так рисковать. — Папа! — Неземной голос Луны прервал меланхоличный монолог Лавгуда. — Мы не можем вот так сдаться! — Иногда самое лучшее — это не упорствовать. — Ксенофилиус нервно потеребил рукав мантии. — Если бы только твоя мама была чуть осторожнее… — Не думаю, что мама хотела бы, чтобы из-за её смерти мы тоже отказались от стремления к жизни. Ксенофилиус вздохнул. В его мутных голубых глазах собрались слёзы. Кингсли почувствовал одновременно раздражение на такую нерешительность и угрызения совести, что они вообще тронули этого потерянного человека. Он отвернулся, отошёл к окну, с которого спрыгнула Гермиона, и выглянул в залитый закатным солнцем двор. Так ли очевидна была обязательная борьба для всех остальных так же, как для него самого? Ксенофилиус был нужен Ордену Феникса — на страницах его журнала вновь могла бы печататься правда. Но имел ли Кингсли право ожидать от других такого же мужества, какое требовал от себя самого? Он не знал ответа, и это его угнетало. — Хорошо, ты права. Если так уж необходимо, чтобы я снова публиковал свои статьи… Но мне нужны гарантии того, что Луна будет в безопасности. Кингсли хотел было сказать, что в сложившейся ситуации таких гарантий ему бы и сам Мерлин не дал, но вовремя прикусил язык. — Мы можем переправить вас на площадь Гриммо. Вдвоём с дочерью и всем необходимым для типографии. Если Гарри не возражает. Гарри только лишь успел пожать плечами, когда по коридору стремглав прибежал Невилл. — Кажется, началось! — От долгого бега он запыхался и согнулся пополам, чтобы восстановить дыхание. — Именем Министерства магии отпустите заложников! Вы захватили и незаконно удерживаете Министра магии — Пия Толстоватого. И если вы не освободите его в течение ближайших двух часов, мы будем вынуждены начать штурм. Переговорщики в составе человек десяти стояли по ту сторону разрушенного моста, но благодаря Сонорусу их было чудесно слышно. Их возглавлял нынешний начальник мракоборцев, Гавейн Робардс, и Корбан Яксли, как оказалось, выполнявший теперь обязанности заместителя Министра. С помощью совиной почты стороны обменялись координатами для трансгрессии, и вскоре шесть человек оказались за пределами Хогсмида — на открытой, хорошо просматриваемой местности. Со стороны Ордена пошли Кингсли, Билл и Артур, со стороны Министерства — всё те же Яксли, Робардс и какой-то неизвестный Кингсли чиновник с жёлтым лицом. — Мы хотим получить список всех тех магглорождённых, кто подвергся рассмотрению и приговору комиссии. Им должны вернуть палочки и имущество. — Они — воры магии. Им нет места среди приличных волшебников, — вымученно скривился Гавейн. — Кому ты лечишь, Робардс? — взбесился Кингсли. — Что мы тебе — молочные щенки? Воровство магии — это просто чушь! Магия либо есть, либо её нет! — Перестаньте кипятиться, — вмешался Корбан Яксли, стоявший рядом с невозмутимым видом. Он слыл человеком не слишком большого ума, но ответственным и изворотливым. Кингсли было даже интересно, сказал Волдеморт ему спасибо за то, что тот сбежал вслед за хозяином, или угостил парочкой Круциатусов. — Мы сейчас не на поле битвы. Нам необходимо договориться. Перечислите по пунктам, что вы хотите за освобождение Министра и других пленных. И мы скажем, можем ли пойти на ваши требования. Мы не желаем нового кровопролития. Кингсли выдохнул, Билл положил ему руку на плечо, призывая к спокойствию. — Вы распустите комиссию по учёту маггловских выродков. И прекратите преследование магглорождённых. Вернёте им волшебные палочки. Также тем, кто посчитает нужным покинуть страну, выдадите подъёмные деньги. Хотя бы галеонов сто — сто пятьдесят. Это не так много, но хоть сколько-то на первое время. Возвратите изъятое имущество. — Это невозможно, — холодно заметил Яксли. — Пусть скажут спасибо, что живы остались. — Таковы наши условия, — упрямо ввернул Артур. — Ещё мы хотим, чтобы в отношении участников Битвы — учителей, совершеннолетних учеников и отдельных жителей Хогсмида — не велось преследование. — Подготовьте списки с именами, — всё также же сухо бросил Яксли. — Мы это обсудим. Естественно, ни один из участников Ордена Феникса не собирался полагаться на слова прихвостней Волдеморта и идти к тому на поклон, однако перейти на нелегальное положение всем участникам Битвы было нереальным. Аберфорт, к примеру, заявил, что слишком стар для того, чтобы бегать в рядах сопротивления, и уже на следующее утро, несмотря ни на какие предостережения, утопал в свой кабак. МакГонагалл и другие преподаватели Хогвартса поддержали его, заметив, что должны и дальше оставаться в школе для защиты учеников — в конце концов Волдеморт обещал им помилование. Если бы только не вмешались кентавры, и Гарри вдруг не воскрес… …Когда переговорщики взяли время подумать до следующего дня, а утром вернулись, то относительно легко согласились на все условия, кроме выделения подъёмных, равно как и возмещение ущерба и конфискованного. Это даже показалось Кингсли несколько подозрительным. Препятствия магглорождённым в отбытии из страны никто чинить больше не собирался, однако расходы за это Министерство брать на себя отказалось. С остальными условиями Волдеморт, с которым, надо думать, бегала советоваться эта недокомиссия, согласился. Волшебные палочки магглорождённых, к общей досаде, уничтожались после изъятия, в чём Кингсли несколько сомневался. Хоть по договору палочки должны были быть возвращены владельцам, но на деле получилась заминка, пока Министерство сможет заказать изготовление новых. На это уже определили статью расходов, осталось только найти мастера взамен пропавшего Олливандера или его самого. Кингсли заскрежетал зубами от досады — ведь они-то знали, где находился Олливандер. И Волдеморт не мог не понимать, что, опасаясь за свою жизнь, старый мастер теперь нескоро выберется из подполья. В этом промедлении Кингсли виделся какой-то дурной знак, но рассчитывать было и правда не на что. Второй бой они вряд ли могли бы выдержать хоть сколько-нибудь успешно, и пленных в итоге бы всё равно отбили. Ведь мысль о том, чтобы хладнокровно расправиться с этими людьми, пусть и Пожирателями смерти, претила Кингсли, а так они получали хоть что-то. Договор должен был быть закреплён подписью специальными перьями, пишущими кровью их держателей. Магической формулой подпись кровью скрепляла участников узами нерасторжимых обязательств, что вселяло в Кингсли надежду, что Министерство или даже сам Волдеморт не будут стремиться нарушить договор и подвергнуть риску магов, его подписавших. В итоге договор был скреплён, а выдача пленных состоялась.