«— Откладывая дела на потом, вы не избавляетесь от ответственности за них. На самом деле, этого вы и избегаете. Ответственности».
В академии им всегда повторяли эти слова, как мантру. Этот закон работал не только в учебе, но и в работе, и в даже в жизни. Ямадзаки не могла и не умела избегать реальности. Но никто не мог помешать ей забыться в запахе горького и едкого никотина, обжигающего глотку. Она привычно протягивает руку ко внутреннему карману бронежилета, но тут же опускает. Грязный и окровавленный бронежилет остался в переулке, а вместе с ним и сигареты. Ямадзаки выдыхает. Возможно, после того, как она обработает рану и сможет стоять на ногах без опоры дольше нескольких секунд, ей удастся найти табачный магазин или кем-то забытую пачку сигарет. — Эй. Грубоватый женский голос зовет ее, отвлекая от мыслей. Ямадзаки оборачивается за спину, замечая стоящую поодаль женщину. Высокую, с собранными в конский хвост светлыми волосами без единого торчащего волоска и одетую в бежевый костюм, из-под которого виднеется чистая белоснежная рубашка. Ни одного пятнышка крови или грязи. Женщина, которая на фоне окружающей района тьмы и пустоты выглядит как ангел, сошедший с небес. Ямадзаки хмыкает. Возможно, потеря уймы крови привела к появлению галлюцинаций. Она несколько раз моргает, ожидая, когда видение исчезнет, но этого не происходит. — Эй, — женщина снова зовет ее, сделав несколько маленьких шагов к Ямадзаки. Откашлявшись, она смягчает тон. — Тебе нужна помощь? Было бы неплохо. Ямадзаки хотела бы отказаться. И в любой другой день сделала бы именно так. Но сейчас, хромающая по пустующим улицам Токио, сжимающая кровоточащую рану на боку, она может только кивнуть, наступив на горло собственной гордости. Не привыкшая просить и, тем более, получать помощь, Ямадзаки всегда предпочитала справляться со своими проблемами в одиночку. Единственный человек, решивший протянуть ей руку помощи, ушел. Ушел, оставляя горький привкус на кончике языка и огромную дыру внутри. Сглотнув, Ямадзаки кивает еще раз, краем глаза наблюдая за медленными и осторожными шагами женщины к ней, словно боится спугнуть раненное животное. Ямадзаки фыркает. Вероятно, она на него очень даже похожа в данный момент. С каждым шагом лицо женщины становится более ясным, позволяя Ямадзаки расплывчато рассмотреть ее. Судя по тому, как она двигается и выглядит, женщина принадлежит к роду аристократов. Или была воспитана в семье жутких интеллигентов. Женщина шагает по земле так, словно движется по бальному залу, расправив плечи и вздернув подбородок. У нее белоснежная кожа, почти светящаяся в темноте и тонкие, длинные пальцы, наверняка способные играть на фортепиано. Ее пронзительные голубые глаза, такие яркие и насыщенные, кажется, могут заморозить человека одним лишь взглядом. Сталь и лед застыли в ее глазах, не уступая места мягкости. Девушка уже видела этот взгляд. Женщина останавливается на небольшом расстоянии от Ямадзаки, прожигая своим взглядом. Протянув руку к её плечам, она замирает, так и не коснувшись. Пальцы парят в нескольких сантиметрах от чужой кожи. — Могу я прикоснуться к тебе? — спрашивает она.«— Посмотри на меня, Ямадзаки. Я могу прикоснуться к тебе? — спокойный и знакомый голос прорезается сквозь кричащие голоса в ее голове, разливаясь теплом по всему телу. Она отрешено кивает, чувствуя легкое, почти невесомое прикосновение к своей коже, и, наконец, открывает глаза»
Ямадзаки резко распахивает глаза, застыв на месте. Рука, опирающаяся на стену, соскальзывает вниз, крепко обхватывая раненный живот, словно пытается защитить от несуществующей опасности. Она чувствует, как боль от этих слов прожигает с новой силой, заставляя стиснуть зубы, опуская взгляд на землю под ногами. Не замечая более человека рядом, Ямадзаки слышит лишь резкий звон в ушах и голос, который, как ей казалось, она забыла навсегда. Зажмурившись, она прогоняет от себя воспоминания. Проходит несколько долгих секунд или минут, и ее наконец-то отпускает. Выдыхая сквозь сжатую до боли челюсть, она открывает глаза, поворачиваясь лицом к женщине. Та внимательно наблюдает за ней своими голубыми глазами. Такими знакомыми. Внутри, там, где раньше горела искра, теперь разгорается настоящее пламя, бушующее и яростное. Оно вырывается из крепкой клетки, построенной собственными руками. Но Ямадзаки не позволяет ему выйти наружу. Медленно вдыхает и выдыхает, заглушает все чувства, желая лишь выкурить несколько вишневых сигарет. Может быть, половины пачки было бы достаточно. Может быть, нет. Ямадзаки снова кивает, лениво взмахивая рукой в сторону. — Да, — шепчет она. — Вы можете. Но женщина не двигается сразу. Ее внимательный взгляд пронзает насквозь знающим взглядом, словно пытается найти другой ответ. Отрицательный. Но не находит. Она медленно поднимает руку вверх и опускает её на плечи Ямадзаки, оставляя прикосновение легким, почти невесомым. Это всё ещё обжигает. Никогда не любившая физический контакт, она старалась избегать этого всеми силами, особенно с незнакомыми людьми. Отец никогда не прикасался к ней, предпочитая всю работу спихнуть на няней и учителей, а друзей у нее никогда не было. Сложно завести знакомства с другими детьми, когда ты учишься на дому с частными преподавателями. А в академии ей не нужны были знакомства. Она просто не понимала смысла дружеских или приятельских отношений, предпочитая действовать в одиночку. Однако, был человек, который прикасался к ней с ее разрешения. Редко, но бережно, всегда сохраняя легкость на чужой кожей. Теплые, отдающие запахом ментоловых сигарет объятия приносили больше наслаждения, чем она могла ожидать. Но уже около полугода Ямадзаки не чувствовала ни теплоты, ни запаха ментола. Наполовину опустевшая чужая пачка сигарет, забытая в ее квартире, так и осталась нетронутой с того дня. Его больше нет. Встряхнувшись, Ямадзаки по велению женщины перекидывает одну руку через её плечи, а второй обхватывает широкую ладонь. Женщина выше и крупнее, а ещё на десяток лет старше. Идти, опираясь на неё половиной своего веса легче, чем держаться за стены. Вместе они идут вниз по улице, направляясь к месту, которое женщина называет безопасным убежищем в этом мире. — В этом мире? — слабо переспрашивает Ямадзаки, чувствуя резкую усталость во всем теле. — В каком мире? Последний вопрос выходит слишком невнятным. Её язык немеет, не давая выдавить ни звука, кроме тихого кряхтения. Ямадзаки мотает головой из стороны в сторону, пытаясь прийти в себя, но картинка перед глазами плывет и мутнеет, вызывая тошноту. Здания, находящиеся чуть дальше от них, раздваиваются и наклоняются в разные стороны. Сквозь резкий писк в ушах Ямадзаки слышит слабый отголосок чужого голоса, зовущий её по имени. Светлый силуэт предстает перед ней, но она не различает его. В глазах начинает темнеть. Ямадзаки тянет к земле, словно под ногами вместо неё образуется болото. Оно затягивает в свою пучину, обволакивая холодным ветерком. Ямадзаки проваливается. Она закрывает глаза, позволяя мраку утянуть ее в свои ждущие объятия.***
Ямадзаки. Зов ее имени, звучащий как громкий крик над ухом, прорывается сквозь тихую дрему. Резко распахнув глаза, она испуганно подрывается с кровати, оглядываясь по сторонам. Но комната пуста. Даже вещей нет. Лишь кровать и одиноко стоящая рядом с ней тумбочка. Ямадзаки выдыхает, выпуская сжатую в комок простынь из рук, проводя ладонью по лицу. Только спустя несколько минут к ней приходят воспоминания, забытые на первых секундах после сна. Она помнит фейерверк и темный переулок. Помнит, как пыталась встать несмотря на боль, терпя неудачу. Помнит, как хромала по темным улицам в поисках магазина, но вместо этого встретила женщину, желающую ей помочь. Помнит, как опиралась на чужое тело, ощущая долгожданную легкость. Помнит, как всего через несколько минут после этого провалилась во тьму, утянувшую ее. Черт. Ранение совсем ослабило ее. Она потеряла бдительность и осторожность, позволяя себе потерять сознание в присутствии незнакомого человека, способного сделать все, что угодно. Может, женщина и предложила ей помощь искренне, но Ямадзаки не следовало соглашаться так слепо и глупо. Но ни тогда, ни даже сейчас внутри нее нет того тревожащего чувства опасности, не подводившего раньше. Если учитывать, что проснулась она не в холодном подвале на грязном бетоне, а в мягкой постели, возможно, все не так плохо. По крайней мере, окровавленная рубашка больше не прилипает к свежей ране. Та самая женщина заменила ее просторной и легкой футболкой серого цвета. Ямадзаки приподнимает подол ткани вверх, замечая, что о ране тоже уже позаботились. С самого начала пробуждения она не чувствовала резкую пульсацию от раны. Было лишь незаметное ноющее раздражение, но это терпимо. Вероятно, потеряв еще пару минут, Ямадзаки была бы мертва к этому моменту, если бы не незнакомка. Она действительно спасла ей жизнь. Дверь тихо приоткрывается, и женщина заглядывает внутрь, проверяя, спит Ямадзаки или нет. Заметив, что девушка уже проснулась, она растягивает губы в мягкой улыбке. Старшая проходит в комнату с маленьким подносом в руках. Запах трав и овощей наполняет комнату своим ароматом, заставляя живот неприятно заурчать от голода. В последний раз она ела вечером. За день до «фейерверка». Она сглатывает, когда женщина садится на край кровати и ставит поднос с двумя кружками на её колени. — Суп без мяса и лечебный чай, — озвучивает старшая. Губы Ямадзаки кривятся в благодарной улыбке. Она склоняет голову вниз, но женщина только отмахивается от этого, элегантно взмахнув рукой. — Ешь. Ямадзаки поднимает ложку и делает несколько глотков остывшего, но теплого супа. Мяса там нет, как та и сказала. Бульон похож на Мисо суп, но в нем нет тофу и зеленого лука, вместо них добавлены баклажан и пекинская капуста. Это вкусно и не слишком жирно. Чай по вкусу горький и немного терпкий, но она спокойно добивает его до дна, даже не поморщившись. — Как твоя рана? — интересуется старшая, забирая поднос с коленей Ямадзаки. — Лучше. Спасибо, что позаботились обо мне. Женщина улыбается. — Ты проспала два часа. Сколько прошло с того момента, как ты очнулась здесь? Ямадзаки хмурится, прокручивая воспоминания в голове. Ее первые попытки встать заняли около получаса, еще час на вторую попытку и полчаса, чтобы выйти на улицу, где она встретила женщину. Если считать вместе со сном, Ямадзаки пробыла «здесь», как выразилась старшая, четыре часа. Она озвучивает цифру. Женщина склоняет голову набок, опустив глаза в пол, коротко кивая. Она молчит несколько секунд, а после поднимаемся на ноги вместе с подносом. — Я знаю, что у тебя много вопросов по поводу этого мира. Там, куда мы пойдем, найдутся ответы на них. К сожалению, я не могу сказать тебе. Пока что. Ямадзаки растерянно глядит в спину уходящей, но не зовет её, чтобы выпытать ответы. Вопросов у нее накопилось достаточно. Если в момент своего пробуждения в «этом» мире она не думала ни о чем, кроме поглощающей боли внутри, то теперь, с трезвым рассудком, на её языке крутится очень много вопросов. Куда пропали все люди? Почему улицы так пусты, но нет никаких разрушений? Что это за место? Что это за мир? Какие тайны скрывает эта женщина? И почему не может ответить на вопросы, если знает ответ? Ямадзаки заламывает пальцы, грызя нижнюю губу. Она варится в собственных мыслях и вопросах, гипнотизируя незакрытую дверь перед глазами. Женщина сказала, что там, куда они отправятся, ей могут дать ответы. Но куда? Женщина снова заглядывает внутрь, прерывая внутренний поток мыслей Ямадзаки. — Пойдем. Ямадзаки встает с постели, прижимая одну руку к раненному животу, словно пытается защитить его от несуществующей опасности. Внутри все перекручивается от липкого чувства раздражения, пробирающегося под кожей. Она опускает руки по бокам от себя, крепко сжимая ладони в кулаки. Настолько сильно, что ногти впиваются в мягкую кожу, оставляя багровые полумесяцы. Ямадзаки молча следует за женщиной на выход, осматривая небольшую квартиру, предстающую за дверью комнаты. Она так же пуста. Словно здесь и не живет никто. Учитывая толстый стол пыли на кухонном столе и шкафу, стоящему в гостиной, это может быть правдой. Но женщина ведет себя непринужденно и знакомо в этой обстановке, плавно избегая всех углов и косяков дверей. Значит, даже если она здесь не живет, то часто бывает. Они выходят из квартиры, и, пока женщина закрывает дверь, Ямадзаки рассматривает крутую лестницу перед собой, понимая, что это не многоквартирный дом, а лишь помещение. Она спускается вниз первая, замечая, что квартира располагается над просторной и уютной пекарней. Здесь несколько двухместных столов и даже есть парочка одиночных, в углу стоят кожаные диваны, а рядом с ними огромный шкаф, заполненный книгами. Стены украшены разными картинами ручной росписи. Но, помимо всего прочего, в пекарне очень много разных цветов и растений. Увядших и засохших. Лепестки некоторых из них опали настолько сильно, что в горшке остались лишь одинокие стебли. Ямадзаки хмурится, поворачиваясь к женщине. — Вы работаете здесь? — интересуется она. Женщина улыбается, качая головой. — Нет. Пекарня принадлежит моей покойной сестре. К сожалению, мои руки не так талантливы к кулинарии, как ее. Но она приготовила лечебный суп и перевязала ей рану, зная, какие травы следует использовать, чтобы облегчить боль и ускорить процесс заживления. Ямадзаки могла бы предположить, что женщина — врач. Или происходит из ветви целителей, поэтому обучалась этому с самого детства. Но та не спешит делиться такой информацией, поэтому Ямадзаки кивает, принимая ответ. Она еще раз осматривает пекарню, сосредоточив свое внимание на пыли, покрывшей столы и даже стойку за прилавком. И на мертвых цветах. Странно. Неизвестно, сколько времени прошло с кончины владелицы пекарни. Но можно предположить, что несколько месяцев, учитывая заброшенность помещения. Видимо, после смерти никто не убирался здесь. Может быть, женщина не хотела прикасаться к тому, что напоминало ей о сестре, поэтому оставила все так, как было при жизни. И в пекарне, и в квартире, которая, очевидно, тоже принадлежала ей. Они выходят наружу и молча идут вдоль небольшой улицы. Старшая сказала, что этот район не так известен другим, потому что здесь в основном живут богатые и скрытные люди, предпочитающие одиночество. Это видно по широким и высоким заборам, скрывающим вид на участки. Выглядывают верхушки темных домов, но не более. И все же, даже здесь находится несколько открытых домов с небольшим забором. Можно разглядеть богатые сады, украшающие площадь возле дома и небольшой сарай рядом. У самых ворот припаркованы роскошные машины. Этот район красив, но совсем не похож на те, в которых Ямадзаки была раньше. Это были более бедные, но очень уютные районы, где жили приятные люди. Там, по обеим сторонам от проезжей дороги, были расположены дома разной, иногда причудливой архитектуры. Жители не скрывались за высокими и темными заборами, предпочитая маленькие ограждения. В этих районах часто стоял шум и смех, исходящий от построенных хозяевами детских площадок. Живущие там люди напоминали огромную семью, всегда приветливую друг с другом. Когда-то Ямадзаки была назначена на патрулирование одного из таких районов. И люди там принимали её с уважением и гостеприимством. Предлагали холодные напитки в жаркие дни и еду, когда она часами патрулировала улицы, проверяя каждый дом. Иногда дети следовали за ней, как утята, заваливая вопросами про ее работу. Некоторые из них собственноручно плели браслеты из бисера, одаривая запястья «Ямадзаки-сан» несколькими из них. Порой, даже дома, она не осмеливалась снять браслеты, засыпая прямо с ними. И Ямадзаки не могла объяснить для себя, почему делает это. Она не была самым добрым и приветливым человеком. Но к ней относились с уважением, и Ямадзаки проявляла его в ответ. Каждый ребенок улыбался ей так широко и ярко, что даже у нее сводило скулы. Они гордились собой, как потом сказала одна из старших бабушек на районе. Эти люди оставили в её воспоминаниях теплый отголосок того времени. Возможно, это было единственное хорошее воспоминания Ямадзаки о своей работе. Ямадзаки оглядывается на высокие заборы и скрывшиеся за ними чужие жизни, которые остаются позади. Район не такой большой. Им хватает всего десяти минут, чтобы выйти на дорогу, двигаясь вниз по темным улицам. Это непривычно. Улицы Токио, всегда заполненные людьми, особенно ночью, сейчас слишком тихие и нелюдимые. Ямадзаки предположила бы, что все люди разом исчезли из города или были эвакуированы после «фейерверка». Женщина, спасшая её, никак не могла свободно разгуливать по городу, если произошла бы эвакуация. По улицам ходили бы патрули, чтобы найти оставшихся людей и забрать в безопасное место. Может быть, туда они и идут. Но почему тогда старшая не может сказать об этом? Если только в этом не кроется нечто большее, чем эвакуация. Ямадзаки не может предположить себе вариант, при котором все люди, кроме пары исключений, исчезают. Она рассматривает опустевшие улицы, замечая брошенные на проезжей части машины. У них даже двери не открыты, словно движение замерло в один миг, а затем все люди внутри испарились. Она качает головой. Это невозможно. По пути им попадается несколько магазинов с бытовыми товарами и даже одна аптека, но Ямадзаки они больше не нужны. Рана перестала кровоточить, эластичный бинт обматывает талию, скрывая марлю под ним. Поэтому они проходят мимо и идут прямо, не сворачивая на другие улицы. Ямадзаки поднимает голову вверх. Она очнулась в этом мире, когда небо было покрыто мраком и было сложно разглядеть что-то перед собой без единого источника света. Прошло уже четыре с половиной часа с того времени, и темная густота рассеялась. Небо посветлело, приближаясь к рассвету. Закрыв глаза, Ямадзаки коротко выдыхает, снова обращая взгляд на дорогу. Лишь через пару метров поднимая взгляд на высокие здания по обеим сторонам от дороги, она замечает тусклый проблеск света, выглядывающий за одним из зданий. Не так далеко от них. — Там, — указывает Ямадзаки. — Там есть свет. Женщина хмыкает и кивает, сворачивая на улицу, проходящую мимо нескольких зданий. К тому самому источнику света. Вероятно, это и есть место с ответами, которых Ямадзаки так жаждет. Вот, куда они шли. Дорога не занимает дольше пары минут. Стоит им подойти ближе, как свет становится ярче, чем просто тусклый проблеск. Он исходит от двухэтажного широкого здания с длинным экраном у самого порога. Надпись, горящая на нем, приводит ее в замешательство.ДОБРО ПОЖАЛОВАТЬ В ИГРУ
— Игра? Ямадзаки поворачивается к женщине. Она уже смотрит на неё, прожигая взглядом голубых глаз с легким весельем, плескающимся на глубине. Ничуть не удивленная, женщина мягко улыбается, сложив руки перед собой. — Это и есть твой ответ. До скорой встречи, Акира Ямадзаки. Черт.