Бразилия, Амазонка,
о. Ольо-де-онсо, 06:00
База ученых
Погода, несмотря на череду неутешающих событий, радовала: яркие лучи тропического солнца окропляли горячей позолотой вытянувшие свои зеленые макушки неприступные деревья, пока шумные волны лазурного океана кусали берег, так и желая выйти за дозволенные матушкой-природой незыблемые границы. Легкий аромат морской пены, утренней свежести и дымящихся чашек с крутым черным чаем плавным шлейфом стелился на обжитой нежданными странниками местности. Вместе с тем атмосфера создавалась спокойная, тихая, такая легкая и долгожданно уютная — не хватало просторных бунгало, сладких коктейлей и приглушенной музыки веселья. Прямо картинка с самых продаваемых турфирмами обложек — красочная, пахнущая фруктами и блаженством. Конечно, если бы не одно но. То, что выделялось из общего райского морока. Из джунглей исходил мрачный завывающий гул — впервые за все время пребывания людей на диких землях. Сельва все больше беспокоилась. И совсем не зря. — Ален, ты псих чертов, какая, в задницу тебя орангутанг дери, работа?! У нас люди пропали! — казалось, еще немного и Хосок, подобно настоящему ягуару, набросится на своего коллегу — с особой жестокостью, ненавистью и непрекращающейся желчью. Альфа не понимал, откуда в этом человеке проросла дыра тщеславия и безразличия. Неужто дьявол скрывался под улыбкой? — Не знаю, как у вас принято, — начал флегматично Ален, попутно поправляя очки на переносице, — но у нас порядки такие — доводить дело до конца любой ценой. Наука превыше всего. Это истина: что бы ни произошло, будь то городская лаборатория или экспедиция в один конец, исследования и факты ради блага научного открытия — всегда приоритет. Так их учили, кажется, еще с самых первых дней учебы в институте — студенты даже порог переходить не успевали, а им в голову уже закладывалась жертвенная истина. Знания ценнее даже сотен жизней. Нельзя позволить низменным эмоциям остановить великие для мира цели. Но не всегда холодной голове удается сердце одолеть. — Вот когда ты, лично ты, черт плешивый, наткнешься на улей пчёл-убийц, — глаза опасно сузились, — я тебе отвечу также. Прости, Ален, наука превыше всего, поэтому я присяду рядом с записной книжечкой, а ты справляйся с проблемой сам. — Хосок, ты позабыл за пеленой скорби о всяком уважении, — забавно, еще вчера альфа сотрясался в страхе перед ним, а теперь неожиданно нацепил клыки. — К нам прибыла хорошая подмога. Смертей больше не должно быть. К тому же, такие ситуации все еще не отменяют нашу работу, ты же опытнее, должен помнить протоколы. А он и не скрывал — действительно забыл о них. Потому что человеком оставался. — Не хорони моих товарищей раньше времени, ублюдок, — словесные оковы взаимного приличия рухнули еще давно. — Мы сразу же уберемся с этого чертового острова, как только найдем моих людей. А ты со своими делай, что хочешь, моей душе уже достаточно грехов. — Что вы, координатор, не будьте так категоричны, — полы шатра распахнулись, и внутрь вошел самый нелицеприятный персонаж на всем острове — командир отряда «Цитрин». — Вас, конечно, никто не держит, — начал заискивающе, все также ослепляя помещение своей глумливой ухмылкой, — ну, разве что контракт, — приложил палец к губам, как бы напоминая «невзначай», — который, насколько мне известно, предполагает огромную неустойку за преждевременный разрыв работы со всех вышедших членов экспедиции. — Да я проституткой пойду на трассу, но выплачу за каждого любые бабки, похуй, — выплюнул в сердцах, — лишь бы убраться отсюда. — А я все же надеюсь вас переубедить, — Логан впервые нацепил добродушие, правда, такое же колючее и одновременно скользкое. — Думаю, вам понравится то, что я расскажу. Хосок напрягся, лишь титаническими силами сдерживая крупную тревожную дрожь, не давая волю вопящим рефлексам — как никогда хотелось закурить, спасаясь грубыми объятиями густого никотина. Пак был прав — их втянули пешками в чужие обезумевшие игрища. Кажется, прямо сейчас свершился судьбоносный ход… Правда, они еще не знали про другую сторону «шахматной доски». Где партия была не менее опасна.***
Бразилия, Амазонка,
о. Ольо-де-онсо, 12:30
Земли племени народа Onças Sagradas
Невозможно. Просто невозможно. Головоломки без ответа просто не может существовать. Тэхен пришел в себя резко — словно проснулся посреди ночи, гонимый злыми кошмарами. У тех облик золотистых хищных глаз. Самое ужасное — это единственное, что он помнил так отчетливо. Картинка все еще стояла перед глазами, будто все происходило наяву, прямо здесь и сейчас. Но дальше в голове густая пелена — из сознания словно вырвали кусочки важных пазлов. И те никак не желали находиться. Кстати, как и выход — да, омега явно не планировал сдаваться. Он был убежден — раз он так ясно помнит чужой, полный необузданных страстей, взгляд, то вождь непременно появлялся здесь. Более того, о постороннем присутствии свидетельствовали любезно оставленные ткани — хотя Ким все же думал, что это точно жест глумливости, ведь «одежда» была тонкой и полупрозрачной, не прикрывающей ровным счетом ничего; еще вмешательство извне выдавали оставленные на деревянной круглой доске криво нарезанные спелые фрукты — манго и маракуйя. Боже, какой абсурд. Но такой органичный, правильный и комфортный. Тэхена не пугало положение: внутренне что-то подсказывало, что с ним все в порядке — его не тронули и пальцем. Хотя шея во время этих мыслей отдавала фантомной острой болью. Честно говоря, омега и сам удивлялся трезвости своего рассудка: он проснулся голый, с провалами в памяти и все еще запертый, вдали от цивилизации и близких. Однако паники не было и даже не предвиделось: отчего-то здесь он чувствовал себя слишком безопасно — не знает, когда и почему пещера успела так преобразиться, но каждый сантиметр кричал о защите и надежности. Тем не менее, другая сторона, более упрямая, непробиваемая и упертая не могла избавиться от мыслей о побеге. Надежда тлела на кончиках пальцев — именно ими он тщательно прощупывал каждый выступ на стене, начиная путь к разгадке заново. Ну не бывает помещения без выхода. Сердце подсказывало — нужно торопиться. Но чертово решение проблемы не хотело попадаться на глаза. Просто нужно мыслить шире. И он честно пытался. Опять стер подушечки пальцев о слегка грубые выступы пещеры. Босые стопы тоже стали поднывать — шерсть под ногами хоть и была мягкой, от соприкосновения с потной кожей раздражала и вызывала покраснения. Современный человек не привык быть дикарем. Что ж, придется. — Твою мать! — не выдержав, крикнул и рухнул на землю, прислонившись спиной к стене. Ну же, Тэхен, думай. Подобрав фиолетовый минеральный камень, что больно походил на аметист, он принялся медленно перемещать тот между пальцами, концентрируясь на одной точке — омега всегда так делал, когда мозговой штурм был необходим, а главный участник этого процесса внезапно давал заднюю: брал любую попавшуюся под руку вещь и начинал ее вертеть. В голове одна за другой прокручивалась очередность: вот он проснулся, осторожно осмотрел преобразившуюся пещеру, аккуратно встал, нацепил несуразную одежку, оставленную рядом, и пошел вновь кругами изучать пространство. Проверил каждую стену сверху донизу, даже проверил потолок. И не проверил пол. Тэхена даже на месте подбросило — от идеи и от анализа. Он готов был рвать волосы на голове от того, что не додумался до проверки этой локации раньше. Но не все было так просто. Вдруг тело сковало колючими прутьями — мысль о возможном скором побеге приносила одни противоречия. Он будто очень хотел, но не мог. Словно птенец боялся покинуть свое гнездо. Как представил, что нужно поднять каким-то образом меховые ковры, разрушить установленный порядок — стало натурально плохо. А уж когда в голову проскользнули картинки свободы — там, где нет теплых объятий каменного кокона — сделалось совсем уж дурно. Пот выступил на висках, а желудок скрутило. — Боже, соберись, Тэхен, давай, — речь сквозь зубы свистом вылетела. Каждое движение давалось в тягость: запястья и щиколотки будто сковало тяжелыми металлическими кандалами — ноги почти не отрывались от пола, а руки свободно болтались вдоль бедер, не в силах подняться. Но у омеги всегда была волшебная сила воли. Минут пять он боролся с собственным состоянием, а после отпустило — пружина наконец-то ослабла. Тихо выдохнув, Тэхен присел на корточки, упираясь одной рукой в стену, а другой подцепляя пальцами края толстых шкур — те поддавались плохо, с натугой, практически не отрываясь и на миллиметр. Да уж, задача будет не из легких. Невольно проскочила мысль бросить столь странную затею — ну кто будет прятать выход в полу пещеры? Безумцы и гении. Нет, нельзя сдаваться. Надо продолжать. Сменив позу, омега уселся на задницу, вытягивая ноги вперед и упираясь пятками в камень — здесь точно не справиться без опоры. Схватившись теперь обеими руками за края шкур, потянул на себя — в этот раз пошло лучше, но все равно проблемно и тяжело. Ее словно приклеили. Но такое же невозможно? И вот пришла мысль проверить периметр дальше: по идее, если шкуры чем-то и закреплены, то там, где есть вход, они должны отходить лучше и значительно свободнее. Подобравшись, Тэхен на четвереньках пополз вдоль круга, параллельно пробуя расшатать пальцами плотные края — а те словно гвоздями прибили. Отдохнувший организм вновь истощался: мышцы звенели напряжением, а конечности опять тряслись. Ничего, он справится. И не такое в жизни было. Неожиданно руки проскользнули куда-то вглубь и уперлись в землю, что сразу же забилась под отросшие пластины ногтей. Он ахнул, а после расплылся в блаженной улыбке — нащупал. Господи, неужели. Видел бы его кто сейчас, точно счел бы полоумным: пыхтящий, рычащий, весь вспотевший и со сбившейся тканью одежд, он судорожно дергал длинную шерсть на себя, отрывая толстый покров от земли. Ему просто необходимо выбраться. Треск. Рывок. Приглушенный удар. Пласт шкуры откинулся назад, и чтобы тот не сворачивался, Тэхен прижал его ногами, на что тоже потребовалось немало сил. Их словно одновременно больше и меньше в теле стало. Он не мог объяснить. Перед глазами предстал еще один слой меха, но уже оборванного — тот явно выделялся на фоне земли и камня. Обычно таким способом звери утепляли норы, а птицы гнезда — подкладывали в углубления весь теплый материал. Но здесь он явно использовался не по прямому назначению. Не утеплял, скрывал. — Господь, я готов в тебя поверить и каждое воскресенье ходить в церковь, — судорожно прошептал Тэхен. — Только выведи меня отсюда. Молитвы были услышаны. Только точно ли Господом? Омега дрожал, но внимания уже не обращал — за все это время слишком уж привык к уязвленному состоянию. Хотя сейчас другой случай — Ким торопился и, подобно самой настоящей собаке, отнюдь не грациозно раскидывал ошметки меховой подкладки, ладонями разгребая твердую землю. Благо, хотя бы камень не попадался, что, кстати, было весьма странно, учитывая природу происхождения его личной «клетки» — та ведь в скале зародилась, а откуда тут взялась почва, очередная загадка. Впрочем, ему это на руку. — Ну же, давай, — пот застилал глаза, однако свобода слишком близко маячила на периферии. Через минуту стараний ему удалось разгрести приличную кучу меха и открыть взору глубокое подобие норы или тоннеля. Сложно было определить на первый взгляд. Пространство было узкое и темное, но, слава вынужденным из-за работы диетам и генетике, Тэхен идеально вмещался. Неужели получилось? — Умный сукин сын, — хмыкнул Тэхен, вспоминая облик ненавистного вождя. Умственные способности дикого народа он явно недооценил. Хотя, быть может, самый главный дикарь был единственным в своем роде? Ладно, времени на раздумья больше не осталось: сейчас начиналась самая настоящая игра в «русскую рулетку», и, увы, выбора не было. Только вперед. В неизвестность, опасность и мрак. Перед решительным рывком виски на секунду пронзило пульсирующей остротой — череп сдавило тисками, как при самой настоящей мигрени. Только продлилось все совсем недолго: омега встряхнул головой, отгоняя болезненный мираж, и аккуратно протиснул внутрь сначала руки, а затем и верхний корпус, подтягиваясь на локтях. В нос сразу ударил запах земли, сырости и пыли, а остатки флера дикого манго остались позади, теперь лишь блеклым воспоминанием щекоча обонятельные рецепторы. Глаза не сразу привыкли к резкому контрасту — в пещере был стабильный приглушенный свет огней, тут же сплошная угольная пелена. Но, к удивлению, зрение сфокусировалось быстрее, чем обычно — ему даже показалось, что картинка стала резче и светлее. И он опять списал все на игры разума. — Ты сможешь, Тэхен, только не нервничай, — успокаивал сам себя, пока его руки отчаянно цеплялись за скругленные стенки. Это было тяжелее, чем он изначально думал: в тоннеле было душно, узко (оттого то и дело возникали мысли, как дикарь вообще сюда помещался), а еще безумно жарко и грязно. Кроме того, своеобразный выход был под резким наклоном и скакал вверх-вниз: приходилось либо, зажав зубами от натуги губу, сквозь стоны и слезы карабкаться ввысь, цепляясь немеющими пальцами за сухую землю, либо тихо молиться, чтобы не свернуть шею и не вывихнуть или сломать какие-нибудь кости при внезапном и резком спуске. Ноги уже гудели, а руки с плечами и вовсе сигнализировали о подступающих судорогах — там вообще все занемело, настоящим камнем застыло. Все-таки стоило дома уделять внимание физическим нагрузкам чуть больше. Кто же знал, что ему придется выбираться из плена, да еще таким изощренным способом. Невольно проскальзывала мысль вернуться назад — глупая, сбивающая с толку и совсем уж сумасшедшая. В такие моменты Тэхен делал непроизвольные передышки — просто зависал и анализировал поселившийся в голове бред. Да что, черт побери, с ним происходит? Он зажмурился — метаморфозы не вызывали страха. А вот непонимание, потерянность и обескураженность — да. — Так, ладно, еще будет время на самоанализ, — только разговоры с самим собой и помогали не потеряться в реальности. — Нужно не отвлекаться. Тэхен вздохнул настолько, насколько это позволяли земляные тиски, и пополз дальше, сдирая кожу на локтях и запястьях. Та щипала и в трещинах пенилась от грязи, но он терпел, стойко и мужественно. И ему наконец-то воздалось. Впереди показался еле заметный, но точно долгожданный проблеск света — бледный луч игриво зазывал внезапного «путника», добродушно подсказывая верную дорогу. Тэхен улыбнулся: пока что слабо и с дрожью, но по-настоящему облегченно. Шанс на спасение реален? Стон. Натяжение мышц. Сорванные выдохи. И вот лицо обдало свежим прохладным ветром. Омега прикрыл дрожащие веки, подставляя горячему солнцу побледневшие за все время заточения щеки: даже секунда воображаемого рая придала сил. Но растягивать удовольствие он не мог себе позволить — облизнув губы, открыл глаза, чуть щуря те. Картинка предстала совсем иная. Не то чтобы Тэхен детально изучил территории племени, однако здесь мог с уверенностью сказать, что перед ним совершенно незнакомая местность. Профессия накладывала определенный отпечаток на базовых навыках, отчего его фотографическая память была довольно развита: увиденный пейзаж нов и еще более загадочен. И труднодоступен. Высота «выхода» была весьма ощутимая, плюс-минус два метра до земли. А учитывая отсутствие каких-либо выступов или дополнительных объектов (деревья стояли слишком далеко), решение одно — падать. Рискованно, глупо, на смелость. Омега даже не дрогнул. Набрав в легкие воздуха, он мельком посмотрел в самый низ — там густые заросли дикого папоротника, влажная от, по всей видимости, недавно прошедшего дождя земля и зыбучая неизвестность. Что ж, приземление не будет мягким — все-таки он не в кино, но шанс серьезно пораниться точно будет меньше. Уперевшись ладонями ближе к краю, о скалистые тупые рубцы, Тэхен потянулся вперед — резко, зажмурившись, сразу готовясь к встречающей внизу боли. И он прыгнул. Летел меньше секунды — казалось, часы. Раздался тихий хруст упругих толстых стеблей — спасибо, что не собственных костей. Быстрая, но ощутимая боль стрельнула по ребрам: приземлился на правый бок, не успев сгруппироваться. Последствий удара не избежали и другие части тела: кожа на ребрах ладоней содралась, на бедре — все то же самое, отчего кровоточащие мелкие трещины щипало и жгло. Терпимо, но эмоций сдержать не вышло: он простонал в согнутый локоть, предусмотрительно заглушая любые подозрительные звуки, которые могли выдать побег — омега все еще не знает, что и кто есть рядом. Животные или человеческие хищники. Перекатившись на спину, Тэхен, стараясь не создавать сильный шорох, несмотря на раздражающую боль плавно поднялся и сразу же пригнулся, пока что оставаясь в тени разросшегося куста. Рука с волнением, но уверенно потянулась к широким крепким листам, оттягивая в сторону. Чисто. И тихо. Это не могло не насторожить. Тем не менее вариантов у него мало: либо «стой», либо «беги», а учитывая, что он сейчас плавно пробирался сквозь кусты, было очевидно, что омега выбрал. Ступни неприятно вязли в земле, а не привыкшая к диким условиям кожа чересчур уж была чувствительной ко всяким мелким соринкам, травам и сучкам. Но был и очевидный плюс — поступь была тихая и совсем незаметная. Такой разве что бывалый ягуар позавидует. Хотелось верить, что все получится: в первую очередь, он беспокоился не о себе — о своих людях. Они ведь там совсем одни, в неизвестности. Эта мысль сейчас вонзилась в извилины колко, резко и неожиданно: омега же совсем не в курсе, что все это время происходило там, за теплым, надежным, скалистым коконом. Где его команда, что с ней, как сложилась их судьба, живы ли они. Боже, нет, Тэхен, оставь столь черные тревоги — живы, конечно.Только заверение Марлы успокаивало разожженые искры паники.
Поэтому важно было успеть: сбежать и без происшествий добраться до лагеря — там помощь, там к дому спасительный путь. И снова хотелось верить. Пока что критических преград не было, не считая капризных изгибов природы, но, на удивление, тело Тэхена словно приспособилось к диким условиям: конечности плавно качались в такт осторожной мягкой походки, мышцы обтекали гибкий корпус, связки растягивались подобно тягучей резине, удлиняя шаги, а зоркие глаза замечали каждую паутинку и малейшее колыхание веток, пока острый слух цеплялся за неразличимые шорохи. Омега сам стал хищником. Уязвленным, в опасности, но все же хищником. Кожа, накаленная и без ярких солнечных лучей, блестела от пота; испачканная в грязи и траве белоснежная легкая одежда липла и комкалась на сгибах в локтях и коленях, а простая охровая тесьма на талии и у шеи натирала распаренный бархат; смольные кудри бушевали и лезли в глаза, заставляя веки учащенно моргать. Прямо грациозный ягуар. Сердце билось загнанно и волнительно — а еще, казалось, громко. Перебивало редкие вскрики птиц, заглушало шипящее гудение насекомых, бесстрашно привлекало голодных хищников. Такая по-убийственному красивая природа завораживала и вкупе пугала: все запутано, таинственно и необузданно. А в воздухе запах безумств, запах свободы… Тэхен был напряжен, ни на секунду пружина не расслаблялась: старался идти спешно, что мало получалось из-за вынужденной осторожности. Все же он совершает побег. Безрассудный, импульсивный. Прямиком в самое сердце джунглей. За которым гонится не один охотник. Спустя десять минут крадучих перебежек омега так и не обнаружил следы «дикарского уклада», поэтому выпрямился и зашагал более уверенно. Пальцы цеплялись за кончики широких листьев цвета самых настоящих изумрудов, бедра элегантно лавировали меж грив напитанной влагой травы, а голые ступни ощущали мягкость почвы. В каждом движении, в каждом жесте и колыхании угадывались отголоски воспитания сельвы. А то свободолюбивое, лишенное всяких манер и правил. Постепенно захотелось пить. Есть, кстати, тоже. И мышцы снова начинали ныть. Омега не знал, сколько уже длился его путь — он просто брел и брел, мыслями находясь в томительной свободе. Еще примерно через полчаса (если можно считать от пустоты) кружащая повсюду красота утихла, как и энтузиазм — теперь Тэхену казалось, что он похоронит себя раньше, чем доберется до хоть какой-либо знакомой местности. Остров был катастрофически огромным: где начало, где конец — совсем не разберешь. Было слишком самонадеянно и бесстрашно верить в скорый успех. В глазах пошла рябь: теперь острота зрения притупилась, покрылась темными пятнами и болотной мутью. Поступь уже не была тихая и мягкая — та колебалась; слух не вычленял мелкие шумы; мышцы шаг за шагом покрывались ржавчиной, твердея и замедляясь. Он тоже замедлялся — тело больше не слушалось. Энергия разом покинула свою прежнюю обитель. Все вмиг сменилось. Только запах дикой дыни все еще свербил в носу. Пришлось наконец-то сделать передышку: до этого омега боялся даже на лишние секунды просто замедлиться — вдруг погоня. Да и выбраться желательно дотемна: судя по положению солнца, лучи которого все-таки прорывались сквозь кромки пышных гевей, пальм и, кажется, даже сейб — Тэхен не уверен в правдивости догадок, к сожалению, ему сейчас не до подробного осмотра, — времени до заката осталось не так уж много. Опять трясло: выступил пот, лицо покрылось болезненной краснотой. Стало плохо и тошно — в прямом смысле этого слова. Черт, ситуация становилась все хуже и хуже. Омега на грани обморока. Тэхен начал судорожно делать вдохи — глубокие, хриплые. Подушечки пальцев впились в зубчатую кору дерева, пытаясь отрезвить сознание болью. Вроде помогло. Немного погодя все опять пришло в норму. Мир вновь стал острым и ярким, звуки громкими и четкими, а запахи явными и пышными.Его колебало — вверх-вниз.
Вверх-вниз.
От хищника к жертве.
От жертвы к хищнику.
Переждав, сделал по-новой шаг. Трава защекотала острые ноющие лодыжки, а влага осела спереди, на пальцах ног. Путь продолжился, тая в себе новые нежданные испытания. Куда же сельва заведет блуждающее сердце?***
Бразилия, Амазонка,
о. Ольо-де-онсо, 16:00
Земли племени народа Onças Sagradas
— O Grande Chefe… — Agora não, — грубо, с рычащими нотками. День пошел под откос сразу же, как мужчина покинул гнездо. Сначала упущенный по невнимательности аллигатор, из-за которого пришлось охотиться и выслеживать добычу заново — как итог, потеря времени. После обход территории низших, где была необходимость в очередной раз разъяснять порядки. Затем контроль других жилых колец по очередности, выяснение людских нужд и пожеланий для будущего обмена с forasteiro. Потом вновь охрана территорий и очередная кормежка внутреннего зверя. Опять не насытился, опять мало ему. Состояние вернулось к взвинченному и раздраженному и усилилось вдвойне, стоило тяжелой лапе оставить свежий след на собственных землях. Он не хотел никого видеть и слышать — имел полное право. Он здесь правитель, он здесь закон. Среди его народа царило уважение. И иерархия царила тоже. Выше, сильнее и неоспоримее. Поэтому даже если на них пойдет с ордой мертвецов сама Смерть, каждый житель будет ждать лишь одного — слова своего главного спасителя. Но и вождь всегда прислушивался к голосу народа. Однако сейчас не желал. В голове совершенно другое. Запах пряно-свежей сладости, что вошла в жизнь с чужаками. Все время думал про омегу: тот ведь сейчас такой уязвимый. И дело далеко не в силе — в ней омеге равный только он. Проблема была иная. Обращение не проходило гладко. Вождь знал не понаслышке. Сам когда-то мучался в объятьях собственных богов. И с ним тогда никого не было рядом. Его Виде повезло больше: он с омегой носился, как местные обезьяны со своим выводком — внимательно, учтиво и непозволительно нежно для сурового правителя покорной лишь одному ему сельвы. Несмышленыш явно не понимал, как много это значит. Ничего, еще научится диким нравам. Мужчина понимал, что будет тяжело. И уже не раз в этом убедился. И, ох, внутреннее звериное чутье прямо-таки вопило — убедится еще не два и не три. Что же, так даже интереснее — азарт всегда ходит с хищником бок о бок. Правда, сейчас тот отчего-то привычно не разливался по венам. Там был страх и предчувствие чего-то нехорошего. Поэтому он шагал грузно, спешно и угрожающе — давил всех вокруг своей аурой, подчинял, расчищая дорогу к самой важной добыче. Из горла рвался протяжный рык, а ноздри неестественно широко раздувались, заранее ища отголоски выжженного на подкорке аромата. И то, что альфа уловил его раньше положенного, ему совершенно не понравилось. Глаза сразу же заискрились алым огнем, наполняясь безумством и злостью. Чем ближе мужчина подходил к жилым пещерам, тем сильнее его трясло от эмоций. На запястьях и вдоль предплечий проступила черная шерсть, вены взбухли и окрасились фиолетовым, челюсть деформировалась, увеличиваясь от вылезших клыков. На ногах и руках окрепли и заострились когти, облачаясь в ороговевшую белую оболочку. Мышцы по телу неестественно, страшно вздулись, некоторые кости выгнулись, а затем натянули эластичную кожу. Шаг. И вновь ночной кошмар вернулся в джунгли. Сократив в два прыжка расстояние до закрытой части скал — куда доступ из всего поселения был лишь у него — зверь оглушающе зарычал, утыкаясь мокрым носом в примятую траву, остервенело вдыхая и слизывая тонкий аромат морозной сладости. Та горчила кровью на языке. Непролитой, но в скором времени испитой. Усы дернулись, а зрачки, вопреки законам джунглей и зверей, черным кругом заместили радужку, обращая кошмар в бешенство. Вождю даже не было надобности подниматься в нору — там никого нет. Чужие капли алой жидкости слишком нагло дразнили носовые пазухи. Из гортани вновь вырвалось нечто нечеловеческое и даже не животное — точно дьявольское. Голос самой смерти. Когти вспороли землю под собой, а одичалый взгляд устремился вглубь сельвы — туда, где вереницей пропадали отпечатки мягких стоп. Следы бледнели на глазах, но оголодавшему чудовищу был нужен только запах. А тот он из сознания больше не упустит никогда. Секунда. И массивное, точно достающее холкой до оснований листьев молодых пальм тело агрессивно и с напором сорвалось с места, пропадая в густых зеленых лабиринтах. Лапы чуть ли не заставляли землю трещать, пугая дремлющих на ветках капуцинов и целое семейство краснокрылых ар. Да что уж — даже ядовитое мракобесие в лице пауков и жуков попряталось в объятьях эпифитов, страшась показывать свои лапы и усы. Все в джунглях боялись ярости их короля.И только непокорный, наглый, маленький детеныш, что мнил себя здоровой хищной кошкой, не боялся.
***
Просторы сельвы
Все, на него окончательно напала слабость. Тэхен разумно решил, что от полудохлого состояния лучше уж точно не станет, а путь и вовсе — быстрее не закончится. Поэтому омега спустя несколько часов решил сделать полноценный долгий привал, позволил себе перевести дух и восстановить силы хотя бы немного — на отнявшихся ногах он точно далеко не убежит. Правда, с местом для отдыха были проблемы. По всей видимости, племя специально забралось и обосновалось подальше в джунглях, создавая таким образом вокруг себя надежную живую защиту — в прямом смысле. За весь путь омега не наткнулся ни на водоемы, ни на плодородные растения, ни на расчищенные равнины. Сплошное неуправляемое буйство. Ухабы, покрытые плотным слоем мха ямы; кустарники с резными острыми листьями; постоянно лезущие в лицо кудрявые лианы; неимоверно высокая влажность и зудящие под ухом москиты. Препятствия. Снова и снова. Сейчас, правда, стало спокойнее. Затишье перед бурей. Все же мирный уголок нашелся, прямо по заказу. Тэхен сделал глубокий вдох и блаженно прикрыл веки, упав на колени, а затем повернувшись, расслабил тело и откинул голову на крепкий ствол точно векового дерева. Затылок четко ощущал касания грубой коры — при этом те были нежными и ласковыми. Омегу словно решили умаслить, мол, посмотри, здесь не так уж плохо. Сельва может быть гостеприимной. Даже подул легкий ветер, охлаждая вспотевшую кожу — хотя казалось бы, откуда тому взяться в лесной непроходимости? Очередное помутнение? Плевать, приятно. Он стал прислушиваться. Поначалу казалось, что в дикой местности стояла тишина — миролюбивая, успокаивающая. Но постепенно звуки стали нарастать: стук упругих длинных веток, хлопки темно-зеленых зубчатых листьев, еле заметный, но игривый топот обезьяньих лап — где-то там на высоте, недовольное пыхтение грызунов, притаившихся в кустах, редкие разговоры непривычно скромных для этой местности птиц. И жалобный писк на последнем издыхании. Тэхен сразу же подорвался — его как током пронзило и переломало. Клич хриплый и отчаянный — обладателю больно и страшно. Омеге как острым кинжалом по сердцу. Его заколотило — и вновь от переживаний за других. Забыл о собственной безопасности — начал судорожно искать источник звука, неосторожно, даже небрежно шарить по зарослям, царапая ладони и пальцы, добавляя к засохшей крови новую — свежую и горячую. Писк не прекращался, но заметно поубавился в громкости — с каждым заходом становился приглушеннее и приглушеннее. А Тэхен все ближе и ближе. Он перешел на бег: срывал мешающие пересохшие лианы, стукался плечами о стволы, запинался и практически падал. Спешил. Через минуту выбежал на открытую местность: деревья больше не стояли плотной группой, а непролазная трава беспокойно расступилась. Глаза широко распахнулись от неверия и шока: в середине небольшой поляны, если так можно обозвать данную местность, лежал детеныш тапира — изможденный и весь болезненный. Маленькие черные глазки-бусинки беспокойно метались из стороны в сторону, словно ища свою погибель. Или спасение. Немедля Тэхен сократил расстояние — знал, что каждая минута на счету. Правда, на чьем? При виде омеги детеныш, ожидаемо, завопил и задергался по-новой — не понимал, что он ему друг. Тэхену пришлось присесть на корточки и двигаться гуськом — больше пугать не мог. Детеныш ранен. И не самой природой. Человеком. Омега не дурак, понял, откуда здесь взялся капкан — по всей видимости, необитаемый остров не такой уж и необитаемый. Стоило предположить, что не одним ученым будет интересна местная флора и фауна. Голодные алчные стервятники — в народе, браконьеры, тоже падки на экзотику. Он надеялся, что таковых здесь немного. Иначе Тэхен лично их разорвет руками. Такую падаль только ненавидеть и гнать. — Тише, маленький, — он приблизился к сжавшемуся пятнистому комочку, — я тебе помогу. Бегло осмотрев маленькое туловище, к сожалению обнаружил — зажата задняя нога, причем опорная. Только вышел на свет, а уже получил плевок от мира. Тэхен поджал губы и с сочувствием поймал такой болезненно осознанный взгляд — как животному донести, что инвалидом станет? Не сможет больше резво бегать, а главное — спасаться. Еще одна похожая ловушка станет для него фатальной. Теплые руки потянулись вперед: одна — к дрожащей макушке, чтобы отвлечь и приласкать, вторая — к железным плоским тискам, чтобы вызволить конечность. Детеныш вновь свистяще заскулил, запищал — но уже не от страха, а от боли. Еще смотрел так проникновенно, сердце разбивалось. Безмолвно шептал «помоги». Он не сдержал слез — хрустальные капли покатились по чумазым щекам, смывая осевшую песочную пыль. Рука тряслась, но действовала уверенно: даже силы будто раза в три стало больше. Щелчок. Механизм со скрипом вылетел, а дьявольское изобретение губителей по-настоящему треснуло. Омега то ладонью переломил. Но после этого силы будто разом выкачали — Тэхена окутала слабость, да такая, словно он где-то на грани истощенного обморока. Быть может, так и было. — Ну вот, малыш, а ты боялся меня, — слабо улыбнулся омега и прижал тянущегося детеныша к шее, обнимая и при этом аккуратно придерживая раненую конечность. Зверек в качестве извинений и благодарности принялся щекотать шею и щеки своим хоботком, забавно пыхтя — счастью не было предела. Даже боль притупилась. Но если маленький тапир об этом позабыл, то Тэхен — нет. Он отстранил детеныша, что нахмурился и сразу завозмущался — не хотел отлипать от спасителя. Это плохо. Учитывая, что пока пробирался, омега не обнаружил совершенно никаких признаков присутствия каких-либо крупных животных — а взрослый тапир точно был не из незаметных, неутешающий вывод напрашивался сам. Зверек остался сиротой. — Ох, и попал же ты в передрягу, — поджал губы. — Хотя я тоже в нее попал, — тяжело выдохнул. Тапир по-умному посмотрел в блеснувшие позолотой глаза и в поддержке боднул лбом открытое плечо, оставляя все тем же хоботком «поцелуй» — да еще так символично, прямо на родимом пятне. Тэхен улыбнулся на этот жест — радовало, что с малышом удалось найти контакт. Похоже, теперь еще одна жизнь под его ответственностью. — Давай договоримся, — начал успокаивающе Тэхен, параллельно закусывая чистый край одежды и отрывая тот рукой, — ты как самый умный и храбрый малыш сейчас ляжешь на бок и не будешь двигаться, — треск, и белый лоскут в руке. — Я тебе перевяжу рану, а после мы вместе отправимся в лагерь, идет? Тапир точно кивнул. Да, омега точно обладал даром — и сейчас он осознавал это очень четко, по-настоящему. Даже, как это обычно бывает, непоседливый детеныш его беспрекословно слушался — лежал смирно, терпел все происходящее и не пищал. Руки Тэхена работали аккуратно, с любовью и бережливостью — касания были ласковые, как всегда греющие, спокойные и уверенные. Он шептал глупые несвязные истории, умело отвлекая внимание малыша, завязывая красивые прочные узелки на повязке. — Je t'avais dit que ça marcherait. Ces sauvages sont tous comme un — stupide et frugal à leur jungle, — вдруг раздалось совсем рядом. Тэхен вздрогнул и вскочил на ноги, тапир же беспокойно засвистел и завозился в его руках — речь незнакомая, но уже точно не дикарская. Лучше бы была она. Он обернулся и увидел группу из шести мужчин: все как на подбор с бородами, трое европейцев и столько же афроамериканцев, одетые в черную, испачканную болотной грязью одежду и высокие резиновые сапоги; в руках кинжалы, веревки, оружие и те самые капканы. Браконьеры. — Послушайте, — начал на своем родном языке, но был перебит. Попытки достучаться до голоса разума заведомо провальны. — Regarde-toi, salope sauvage sait l'anglais, — глумливо, со злым хохотом. Тэхен видел — его прекрасно поняли. Да только отвечать никто тут не спешил. В воздухе запахло порохом, желчью и несправедливостью. — Я гражданин США, у вас будут проблемы, — принял еще одну попытку — тверже и резче. — Давайте просто разойдемся, — и начал пятиться, заводя руку с детенышем назад, прикрывая, а вторую, свободную, выставляя вперед. Его слова не возымели вес. — Regarde comme on lui a appris à mentir. Les gars, il pense que nous pouvons être dupes? Oui, tout est sauvage sur toi, — брезгливо, скептически. А после шесть пар глаз сканирующе прошлись по омежьему телу. Не нужно было смыслить в переводе — ему не поверили. Тэхен выглядел не как обычный человек — он выглядел, как дикарь. Но вот был ли он им? Как назло, преследующая его по пятам сила не планировала появляться: тело гудело, как от оков — свирепость и нрав хотели, но не могли вырваться. В глазах помутнело, в ушах зазвенело, а сердце замерло, готовясь к атаке. Вновь напал тремор и противный озноб, суставы потянуло, кости закололо. При этом на него нахлынула такая ненависть и жажда, которых еще не удавалось испытать — миг, и клыки выступят под губой, а тело покроется пятнистой шерстью. Но рано, рано детеныш сбежал из гнезда. Не всегда гордость и непокорность играют на руку. Наоборот — порой из-за тех совершаются поистине глупые вещи. Все произошло быстро и как всегда — не в его пользу. Омега лишь успел откинуть детеныша назад, в кусты папоротника, а сам кинулся в другую сторону — отчего-то знал, что животное в действительности было браконьерам не нужно. Слишком уж похотливо и злорадно горели глаза незнакомцев. — Ne le clouez pas, nous avons besoin d'informations, — громко крикнул мужчина, что стоял дальше всех и просто наблюдал. И в который раз дежавю. Удар в затылок, заломанные руки, грубые веревки и повязка на глаза. Тьма, холод и одиночество. Вот же ирония-то получается какая — сбежал из плена, чтобы угодить в другой.Только здесь, казалось, дикари свирепее.