У смерти твои глаза

По тротуарам текли реки толпы и воды, весь день падавшей с неба. Ноябрь – один из самых мрачных месяцев в году. Золото листвы уже облетело, деревья сиротливо тянут беззащитные ветви к низкому хмурому небу. Набрякшие ледяной влагой облака царапают мягкие подбрюшья о вершины круглосуточно светящих окнами офисов высоток. Тротуары блестят, залитые водой и светом неоновых вывесок. Дни все короче, ночи холоднее – сырые ветра несут дыхание наступающей зимы, заставляя людей ежиться и поглубже прятаться в пуховики и пальто. Хочется скорее укрыться от тьмы и холода, поэтому они спешат, заслонившись куполами зонтов. Огибают и обгоняют фигуру, плавно движущуюся в этом суетливом потоке, над которым поднимается запах вечерней усталости. Он не спешил. Длинное черное пальто, слишком легкое для промозглого осеннего вечера, было распахнуто, полы задевали случайных прохожих. На черных волосах, собранных в короткий небрежный хвост на затылке, оседала пропитавшая воздух влага. Тонкие пальцы обхватывали рукоятку черного зонта, другая рука небрежно покоилась в кармане пальто. Ему не приходилось лавировать в плотной толпе – будто чувствуя его приближение, люди бессознательно расступались, сходили с пути. Словно инстинктивно ощущая, что лучше не стоять на дороге. Ни один человек не мог бы объяснить, почему при виде высокого незнакомца с точеным лицом по спине пробегает неприятный холодок, а ноги сами несут от него подальше. Он уже давно к этому привык. Свернув с ярко освещенной людной улицы, он двинулся к набережной. Вскоре впереди показался пешеходный мост через реку Ханган. Взглянув на массивные часы на запястье, он ускорил шаг. Опаздывать он не любил. На мосту предсказуемо почти никого не было – немного найдется желающих любоваться на реку под ледяным ветром и дождем. Но это и к лучшему. В тумане влажной мороси маячила маленькая фигурка. Бледные руки вцепились в перила моста, с мокрых волос и тонкого, совершенно не по погоде, платья капала вода. Девушка даже не пыталась укрыться от дождя – просто его не замечала. Он неслышно подошел к ней и остановился рядом, глядя сверху вниз. Она подняла на него глаза, полные слез. Посиневшие губы дрогнули, будто хотели что-то сказать, но она продолжала молчать, лишь смотрела растерянно, непонимающе. - Пак Шин Джи. – При звуке своего имени, произнесенного мягким, ровным голосом, девушка недоуменно моргнула. – Дата рождения: девятое сентября 2002 года, 15:46. Дата смерти: двадцать второе ноября 2023 года, 20:11. Причина – утонула, прыгнув с моста в реку Хан. Она прижала руки к груди, отступила на шаг, бегая глазами по непроницаемому красивому лицу: - Я… я не понимаю… Мы знакомы? Откуда вы меня знаете? Он продолжал смотреть на нее нечитаемым взглядом, пока девушка лихорадочно пыталась найти ответы в глубине его глаз, холодных и темных, как вода в реке. Помедлив, беззвучно вздохнул. - Ты умерла, Шин Джи. Прыгнула в реку десять минут назад. Если хочешь, могу рассказать подробности, как именно это случилось. Глаза девушки расширились еще больше, она отступила еще на шаг. Ветер яростно трепал мокрое платье, облепившее худощавое, почти плоское тело, бросал на бледное лицо мокрые темные пряди волос. - Не… - голос девушки как-то странно булькнул и сорвался, она закашлялась. Изо рта вдруг плеснула мутная вода. Она вытерла ее с подбородка и уставилась на свои белые влажные ладони. - Не надо. – Шепот был еле различим за шумом ветра. – Не надо. Я… помню. Помню, почему прыгнула. Полгода назад мама… Мама умерла. Долго болела, но всегда старалась не подавать виду, что все серьезно. Звонила, писала, все время просила приехать. Обещала приготовить мой любимый пибимпаб… А мне было некогда. У меня была работа и любимый… и я не думала, что ей настолько плохо. Она же ничего не говорила. Потом ее не стало… и мне было так стыдно. Что так и не смогла найти времени, чтобы проведать ее. А потом… потом меня бросил парень, хотя мы собирались пожениться весной. Сказал, что нашел другую – красивее и успешнее, чем я, с богатыми родителями. Я осталась одна… совсем одна. У меня нет больше никого. Ничего нет… Я… я не могу… Худые плечи вздрогнули от плача, когда она закрыла лицо руками. Он продолжал бесстрастно смотреть на нее. Ни один мускул не дрогнул на гладком лице, пока она говорила. Сердце не запнулось, не сжалось от жалости, продолжая так же мерно отсчитывать удары. Все это уже было. Сколько таких историй он слышал: о несчастной любви, разбитом сердце, о потерянных надеждах, несбывшихся мечтах. Это были истории о гневе и ненависти, боли и отчаянии, об одиночестве и тоске, об обидах и зависти. Редко, очень редко удавалось услышать историю жизни, в которой не было места сожалениям. С каждым годом таких становилось все меньше. Плохое всегда задевает душу сильнее, чем хорошее. Немногие способны отпускать причиненное им зло – и жить дальше, радуясь каждому дню. Большинство людей копят свои обиды и злость, как скупец золото, лелеют их, трясутся над ними, мечтая, что в один прекрасный день им воздастся сторицей за все их страдания. Но этот день так и не приходит. А потом они умирают, и на пороге небытия не могут вспомнить, когда были по-настоящему счастливы. И были ли вообще. Он слушал их всех, но ни одна история не находила в нем отклика. Ничто не могло задеть чувств, застывших давным-давно в ледяном равновесии. Ни одна из жизней, проходящих перед глазами, не могла заставить опечалиться, посочувствовать. Он не судил и не осуждал, не пытался успокоить или ободрить – просто не умел. Он не чувствовал ничего – это было такой же частью его работы, как все остальное. И он ни о чем не жалел. - Тебе пора идти, Шин Джи. – Он протянул ладонь к девушке, которая продолжала тихо плакать, спрятав лицо в ладонях. Она всхлипнула и немного опустила руки, глядя на него сквозь посиневшие от холода пальцы. - Ку… куда? - Туда, где все это уже не будет причинять боль. Она шмыгнула носом и неловко мазнула ладонью по щекам, отводя мокрые волосы. Слегка нахмурилась, глядя в спокойное лицо с высокими скулами, точеной линией челюсти и маняще полными губами. Оно было совершенным – и при этом пугало своей неживой, кристаллизованной красотой. Как античная скульптура в музее: холодный белый мрамор, идеальные выверенные линии, застывшие в вечности черты, неподвластные времени. И темные непроницаемые глаза, за которыми кроется ледяная пустота без дна. Бездна. - Кто вы такой? – она шепчет, глядя на него завороженно. - Тот, кто поможет уйти. Она моргает. Из глубины памяти поднимается смутное узнавание, в которое невозможно поверить современному здравомыслящему человеку. Это же просто сказки? Выдумки сценаристов и писателей? - Я читала… Эмм… Жнец Смерти? Шинигами? Он ничего не говорит, никак не подтверждает ее слова, продолжая смотреть на нее и протягивать руку. Она переводит взгляд на открытую ладонь с длинными тонкими пальцами. Руки музыканта или художника – очень легко представить, как они скользят по струнам либо клавишам, извлекая мелодию, которая зачаровывает с первых нот. Или держат тонкую кисть, ювелирно нанося мазки на нетронутый холст, создавая картину, которая навсегда отпечатается в мыслях. - Я думала… что вы убиваете тех, чей срок пришел. - Она неуютно поводит плечами, косится на его лицо. Он не выглядит страшным или злым, нет, но почему-то рядом с ним даже ей, мертвой, кому уже нечего бояться, становится не по себе. - Распространенная ошибка. – Он по-прежнему невозмутим и каменно спокоен. Голос мягкий и безразличный, как голоса ведущих выпусков новостей: никаких эмоций, чистые факты. – Мы не убийцы, а проводники. Не мы всаживаем нож, выпускаем пулю, направляем автомобиль в столб. Не мы толкаем с моста. Все это делаете с собой вы – люди. Мы только помогаем потерянным душам найти путь из этого мира, чтобы они не тревожили людей. - А если… если они не захотят уходить? – Она мнется, уткнувшись взглядом в его ладонь. Почему-то она уверена, что ответ ей не понравится. - Тогда мы их уничтожаем. Девушка ниже опускает голову, разглядывает носки своих светлых туфель. Перед тем, как все произошло, отчаяние накрыло такой беспросветной волной, что полностью затопило рассудок, и даже мысли не возникло переодеться, когда она выскакивала из офиса и бежала на мост. Да и смысл? Шум ветра сливался с плеском волн и отдаленным шумом автомобилей в единый тоскливый гул. Он ждал. - Что будет… там? - Покой. Еще немного помедлив, девушка робко протянула руку. Почти коснулась широкой ладони, но в последний момент помедлила и подняла глаза. Слез в них больше не было. - Почему я вообще должна тебе верить? Может, ты на самом деле какой-нибудь демон, который хочет получить мою душу… меня? Между ровных темных бровей Жнеца появляется намек на морщинку. Это выглядит так странно на неподвижном прекрасном лице, что кажется самой яркой эмоцией, которую она когда-либо видела. Это пугает до ослабевших коленей. Он опустил руку, молча повернул голову и посмотрел в сторону, туда, где на поблескивающем от дождя полотне моста лежала глубокая тень от несущих конструкций. Воздух перламутрово замерцал, подернулся рябью, будто легкий полупрозрачный шелк под дуновением ветра. Как мелкие волны на текущей воде. Он приглашающе указал девушке на открывшуюся в пространстве прореху в человеческий рост. Она робко шагнула вперед, не сводя взгляда с приглушенного переливчатого сияния, которое одновременно и притягивало, и пугало. - Что это? - Переход. За ним тебя уже ничто не будет беспокоить. Она подходит немного ближе, вглядывается в мерцающую рябь. Сначала за ней ничего не разобрать, кажется, будто за полупрозрачной занавеской движутся смутные фигуры. Но постепенно они становятся все четче, и она видит… - Мама! Жнец наблюдает, как она прижимает пальцы ко рту, как расширенные глаза снова наполняются слезами. За тонкой гранью каждый видит что-то свое. Кто-то - умершего, по которому отчаянно тосковал. Кто-то – просто место, в котором было хорошо и спокойно. У каждого свое воплощение счастья, и в чем оно выражается – в человеке, месте или предмете, знает и видит лишь тот, кому пора уходить. Девушка снова глядит на него, смаргивает слезы. - Я могу пойти… к ней? Морщинка между бровей шинигами разглаживается, лицо еле заметно смягчается. Он снова протягивает руку, и на этот раз она не колеблется, сразу вкладывает подрагивающие пальцы в приглашающе открытую ладонь. Она оказывается неожиданно теплой, хотя думалось, что будет такой же ледяной, как общее исходящее от мужчины ощущение. Он аккуратно сжимает ее руку и идет к переходу, с мягкой неотвратимостью увлекая ее за собой. Перед тем, как сделать последний шаг, она повернулась к нему и снова посмотрела в холодное красивое лицо, на котором играли легкие отблески. В их свете глаза казались черными, поглощающими свет, затягивающими, как воронка безжалостного водоворота. - Как тебя зовут? Он ответил не сразу. Выпустил ее пальцы и спрятал ладонь в карман пальто. Зачем спросила? Через несколько секунд она его уже забудет… забудет все, что составляло ее жизнь. - Хёнджин. Она повернулась и в последний раз окинула взглядом реку, город по ее берегам. Низкое серое небо, цепочку фонарей вдоль набережной. Голые черные деревья, росчерки толстых стальных тросов, удерживающих конструкцию моста. Снова повернулась к шинигами и неожиданно тепло улыбнулась. Улыбка ей идет. - Спасибо тебе, Хёнджин. Проход поглотил ее беззвучно и через несколько секунд растворился в тенях. Жнец смерти поднял голову, немного отклонив назад купол зонта. Протянул руку, проверяя, идет ли еще дождь. И неторопливо двинулся прочь с моста. Толпа на тротуарах поредела. Магазины и лавки манили яркими огнями и соблазнительными запахами. Куда-то спешила парочка, укрывшись под одним зонтом. На экранах огромных плазм и мониторов, выставленных в витрине магазина бытовой техники, бледные парни в черном танцевали и что-то пели, беззвучно разевая рты и лицом изображая душевные муки. Хёнджин замедлил шаги напротив ресторана, в котором когда-то пробовал неплохой кимчичиге. Он был не особо голоден, но хотелось немного посидеть в тепле и сухости. Только собрался шагнуть к ресторану, как сзади послышался стремительно приближающийся рокот. Мимо пронесся сгусток красок, обдал запахом свежескошенной травы и чего-то фруктового, налитого теплом и светом летнего солнца. Жнец замер и повернул голову вслед парню на скейте, который промчался так близко, что задел его рукавом ярко-красной крутки. Успел заметить желтую шапку, поверх которой были надеты белые беспроводные наушники, развевающиеся концы разноцветного шарфа, забрызганные сзади светло-голубые джинсы и высокие бежевые ботинки. Скейтер обернулся, глянул через плечо, и на долю мгновения их с Хёнджином взгляды пересеклись. Светлая челка падала на сияющие темные глаза, полные, четко очерченные губы были растянуты в открытой беззаботной улыбке. Как будто сейчас не мрачный холодный вечер ноября, а яркий июльский день, когда весь мир кажется сверкающим, светлым и добрым, как в детстве. Через несколько секунд парень исчез в однотонной серой толпе, будто и не было этого яркого взрыва цвета и беспечности. Постояв еще на тротуаре, шинигами недолго глядел ему вслед со своим обычным нечитаемым лицом. Затем неторопливо сложил зонт и зашел в ресторан.