- Слушай, я, конечно, все понимаю, но «пиздецки красивый стремный мужик» – ни разу не примета для поиска. И вообще, с чего ты взял, что это он его убил?
- Потому что! – сорвался Феликс. – Ну сам подумай, Джи! Приходит какой-то незнакомый тип, которого раньше никто из нас не видел. О чем-то трёт наедине с дядюшкой Гу, а через два часа мы находим его мертвым. Совпадение? Не думаю. Это все странно… И мужик тот был странным. Холодным каким-то, замкнутым. Типичный маньячина. Или киллер.
Джисон вздохнул и устало потер лицо обеими ладонями. Посмотрел на Феликса, который сидел на диване в их небольшой захламленной квартире, подтянув колени к груди и обхватив их руками, и сверлил чашку с остывшим чаем таким яростным взглядом, словно надеялся разнести ее силой мысли.
- Ликс, ему же сделали вскрытие… Это просто инфаркт. Он старый был. Такое случается с людьми в возрасте, - тихо проговорил Хан, заранее зная, какой будет реакция друга. Они обсуждали это уже примерно сотый раз.
- Да это хуйня какая-то! – взорвался Феликс. Он подскочил с дивана, опрокинув кружку, и теперь стоял напряженный, натянутый как струна, сжимая кулаки. Миловидное лицо покраснело от злости, теплые глаза, всегда готовые искриться от смеха, теперь метали молнии. Это выглядело так непривычно, так неправильно. – Если ты собираешься ее спокойно хавать – дело твое!
Он обличительно ткнул пальцем в растерянного Хана.
- Я уверен, что тот мужик его убил. И найду эту гниду, даже если никто мне не верит!
Резко развернувшись, он умчался в свою комнату, хлопнув дверью так, что задребезжали окна. Джисон тихо вздохнул и пошел за тряпкой, чтобы вытереть пролитый чай.
Со смерти дядюшки Гу прошел месяц. Оба парня плохо помнили, что было после того, как Феликс нашел его на полу. Звонок в полицию, люди в белых халатах, запаковывающие сухое тело в черный непрозрачный мешок, вопросы полицейского с равнодушным лицом – все это слилось в одно размытое темное пятно. Как будто смотришь на мир из окна стремительно несущегося автомобиля.
Из родственников у старика оказалась только дочь, которая жила в Пекине. Когда ребята дозвонились до нее, все, что ее интересовало – в каком состоянии магазин. Она даже не приехала на похороны. Джисон проявил чудеса дипломатии и сумел договориться, что они с Феликсом будут работать в магазине и содержать его, пока она не сможет приехать в Корею в середине лета, чтобы решить, что делать с бизнесом отца. Теперь парни сами вели бухгалтерию (было бы что вести) и продолжали работать с покупателями.
Магазин почти не приносил дохода. Того, что удавалось наскрести, едва хватало на его содержание и уплату налогов. На зарплату ребятам шли сущие гроши. Когда они поняли, что дядюшка Гу платил им из собственного кармана – обоим, хотя в магазине за глаза хватало одного продавца, - Феликс будто сломался. Для него, у которого семья осталась в Австралии, дядюшка Гу был почти родным. За три года парень так прикипел душой к ворчливому, но доброму старику, который мог часами рассказывать про музыку и исполнителей, что переживал его смерть как кончину близкого родственника.
Он с самого начала, вопреки официальному заключению судмедэкспертов, не верил, что Чон Си умер сам. И все вспоминал красавца с холодными глазами, который приходил в день его смерти, уверенный в том, что именно он стал ее настоящей причиной.
Постепенно это превратилось в одержимость. Пытаясь отыскать хоть какую-то информацию о незнакомце, ребята перерыли все записи в каморке старика, но так ничего и не нашли. Камер слежения в магазине отродясь не было. Феликс злился все сильнее с каждым днем. Его бесило откровенное нежелание полицейских брать на себя лишнюю работу. Умом он понимал, что его показания ни о чем. О том типе неизвестно ничего, кроме внешности. Парень попросил знакомого нарисовать его фоторобот, но результат получился похожим сразу на трех известных людей – популярного актера, айдола и модель. Когда он пришел с этим в полицию, офицер устало посмотрел на него и сказал, чтобы он шел домой к маме. Феликс тогда психанул и всю ночь шатался по городу, полыхающему разноцветными огнями в рождественской предпраздничной лихорадке. Пришел домой только утром, с опухшими красными глазами, и не разговаривал ни с кем, даже с Джисоном, два дня.
Они с грехом пополам закрыли сессию. На Новый год съездили на пару дней в Пусан к родне Хана. Но даже сидя за новогодним столом и глядя, как бабуля Хан тягает своего внука за щечки, пока вокруг носится его младший брат; даже улыбаясь госпоже Хан, которая все подкладывала ему еду в тарелку, и смеясь над шутками господина Хана, он продолжал злиться.
До начала учебы оставалось несколько дней. Они вернулись в Сеул, и Феликс чуть ли не на стену лез от бессилия. Хотелось куда-то бежать, рыскать по улицам, нюхать воздух, как ищейка.
Но куда бежать, кого искать, если нет ни одного следа?
От мрачных мыслей отвлек негромкий стук в дверь его комнаты.
- Там ребята зовут в клуб потусить. – Джисон умильно смотрел на него, хлопая ресницами. – Пойдем? Проветримся, а то потом не до танцев будет.
- Не хочу. – Феликс сделал вид, что страшно занят, бездумно закликивая мышкой врага в игре на экране монитора. – Если хочешь, иди. Мне одному норм.
Джисон бочком протиснулся в комнатушку, в которой едва помещались кровать, стол и компьютерное кресло.
- Ликс, да брось. Пойдем сходим. – Он подошел к другу и опустил руку на подголовник кресла. Потряс его, заставляя Феликса болтаться из стороны в сторону на широком сидении. – Я тебе коктейль куплю.
- Я тебе что, девчонка, коктейлями меня соблазнять? – проворчал парень, но Хан видел, что он начинает сдаваться.
- Ну тогда сурово по-мужицки поставлю тебе вискаря. Со всем уважением.
- Фу, блять. Ненавижу виски. Сказочная дрянь. - Феликс наморщил нос, затем вздохнул и убрал руку с мышки.
Джисон вскинул кулак в воздух в победным «да, детка!».
В клубе было людно, душно, жарко и громко. Ремикс на новую песню популярной женской группы долбил по ушам, отдаваясь во всем теле быстрыми ритмичными ударами басов. Танцпол был забит извивающимися телами, которые в свете вспышек стробоскопов казались единым многоруким, многоголовым безликим чудовищем.
Компания ребят сидела на втором этаже галереи, опоясывающей зал, где было чуть потише и попрохладнее, сбившись в кучку за маленьким столиком.
- Так и чего, вы теперь прям сами все делаете? – Чанбин, старшекурсник с лицом ребенка и накачанными руками, которые в обхвате были больше головы взрослого, крутил в руках бутылку простой воды. Его имя давно стало синонимом ЗОЖа, так что никто не удивлялся.
- Ага. Сами покупателей обслуживаем, отчеты всякие ведем, расходы - приходы, дебет – кредит, все дела. – Джисон откинул голову на спинку обтянутого малиновой кожей дивана и протяжно вздохнул. – Никогда не думал, что буду заниматься такой нудной бухгалтерской хуйней. Но правда, там приходов – одно название. Еле хватает на рамён.
- А вы не хотите добавить чего-то более… современного? – спросил Бан Чан, одногруппник Чанбина. От жары его темные волосы начали виться, придавая образу серьезного парня какую-то забавную непосредственность. – Хотя бы из исполнителей последнего десятилетия.
Видя мрачный предупреждающий взгляд Феликса, он в примирительном жесте поднял руки.
- Не, я ж чисто предлагаю. Ретро и винтаж – это, конечно, круто, но на современных исполнителях можно заработать гораздо больше. Мерч там, всякие значки, карточки, футболки – вроде мелочь, но денег поднять на этом можно. И аудиторию покупателей расширите, если ее средний возраст опустится с отметки 50+.
Мозгами Феликс понимал, что к словам Чана стоит прислушаться. Тот в этом году заканчивал продюсерский, сам писал музыку и песни и продавал их, а после окончания учебы собирался устроиться в звукозаписывающую компанию. В музыке он разбирался, в слушателях тоже. Но почему-то идея начать продвигать современную поп-индустрию в их уютном магазине, где все дышало ностальгией, вызывала отторжение.
- Пойду воздухом подышу, - буркнул Феликс, залпом опрокинул в себя четвертую по счету рюмку джина, поднялся с места и протиснулся мимо Чанбина к выходу с галереи.
Когда он ушел, Бан Чан повернул непонимающее лицо к Джисону.
- Чего он? Я что-то не то сказал?
- Забей, бро. Ничего личного, серьезно. – Хан покачал головой. – Просто он еще не отошел от всего этого.
Вытянув ноги под столом, парень вздохнул.
- Лучше бы я нашел тогда дядюшку Гу вместо него.
Феликс едва не навернулся на лестнице, когда спускался на первый этаж клуба. Взмахнул руками, задев какого-то парня, который шел ему навстречу с напитком в руке. От удара содержимое бокала выплеснулось на белую футболку тусовщика, который теперь стоял и хлопал глазами, глядя на расплывающееся на груди оранжевое пятно с запахом водки.
- Ты чё, не видишь, куда прешь, мудила? – свободной рукой он схватил Феликса за грудки, смяв в кулаках тонкий голубой свитер, и встряхнул как котенка. Жарко задышал в лицо горьким запахом сигарет и алкоголя.
Внутри будто что-то лопнуло. Злость поднялась шипящей, обжигающей нутро алой волной, затопила все мысли, оставив только глухой шум крови в ушах. Он вцепился в удерживающую его руку, изо всех сил пнул куда-то под коленку. Тусовщик охнул, роняя бокал, разжал пальцы, и невысокий, худощавый Феликс налетел на него, как дикий камышовый кот, без разбору молотя кулаками и яростно рыча.
- Эй, воу, воу! А ну хорош! Хватит! – Кто-то начал оттаскивать его от обалдевшего от такого напора противника, чьи-то липкие руки тянули за свитер, за ремень джинс, хватали за плечи. Феликс встряхнулся всем телом, сбрасывая с себя чужие прикосновения, сжал кулаки, тяжело дыша и сверкая дикими, ошалевшими глазами.
Облитый парень с потерянным видом трогал скулу, в которую прилетело небольшим, но крепким кулаком.
- Ты че, бля? – Он поднял взгляд на Феликса, но когда тот снова рванулся вперед, отступил, выставляя перед собой ладонь. – Ебанутый, что ли?!
Кто-то – видимо, приятели, быстренько схватили парня под руки и уволокли куда-то в толпу. Феликса снова коснулась чья-то рука, но он не глядя сбросил ее, резко дернув плечом, и ссыпался по лестнице.
Пинком открыл дверь мужского туалета, подлетел к раковине, наклонился и оперся об нее руками. Поднял голову – и не узнал себя в зеркале.
Вместо жизнерадостного, дружелюбного, щедрого на улыбку Феликса на него сквозь растрепанные светлые пряди смотрел незнакомец с безумными глазами, которые казались черными провалами на посеревшем, заострившемся лице. Сочные, красиво очерченные губы были растянуты в каком-то животном оскале. Нижняя лопнула и сочилась кровью – видимо, тот, на кого он налетел на лестнице, все-таки задел его, пока отбивался, а Феликс даже не почувствовал.
Он с утробным стоном низко опустил голову, зажмурился и выдохнул:
- Блять…
Он не понимал, что делать с этой дикой злостью, сжигающей его изнутри, как дать ей выход, пока от него прежнего осталось хоть что-нибудь. Это было так не похоже на него, что самому от себя становилось тошно. Он ненавидел несправедливость – а то, что произошло с дядюшкой Гу, с Джисоном, с ним было, в его понимании, именно несправедливостью. Но он ничего не мог сделать, ни на что не мог повлиять, и собственное бессилие превращалось в злость, от которой руки сами сжимались в кулаки. Она была слишком непривычной и огромной для его тела, и теперь сводила с ума.
Позади, возле дальней кабинки, послышался еле уловимый щелчок и шелест.
Феликс резко поднял голову, снова глянул в зеркало и забыл, как дышать.
Из дальнего угла туалета, из темноты начало выплывать точеное бледное лицо с ледяными глазами, которое маячило перед мысленным взором весь последний месяц. Высокий незнакомец в черном замер за спиной, удерживая темным взглядом взгляд светловолосого парня в отражении, застывшего, как жена Лота.
* * *
Хёнджин всем своим существом отторгал такую вещь, как ночные клубы. Он не любил шум и грохот, которые по какому-то чудовищному недоразумению называли современной музыкой. Его мутило от людей в них, которые в пьяном угаре превращались в одержимую толпу, у которой напрочь отбивало чувство меры, оставляя лишь первобытные инстинкты. Он ненавидел духоту и тесноту, тяжелые запахи пота, алкоголя, дыма, которые будто залезали в глотку короткими обрубками гнилых пальцев.
Но места для работы он выбирать не мог, поэтому стиснул зубы и нырнул во влажное, дышащее вонью темное нутро клуба.
Внутри в полумраке мелькали разгоряченные тела, смеющиеся запрокинутые лица, в тяжелом спертом воздухе взлетали руки. Липкие, похотливые, восхищенные взгляды скользили по нему, оценивая стройную худощавую фигуру и красивое бесстрастное лицо. Привычная людская осторожность перед такими, как он, была притуплена алкоголем и веществами, поэтому ему приходилось буквально продираться сквозь толпу.
Откуда-то сбоку вынырнула девушка в коротком обтягивающем платье, бесцеремонно повисла у него на шее и начала активно вилять бедрами, прижимаясь покрытой испариной грудью к его груди.
- Потанцуй со мной, красавчик.
Хёнджин остановился, глядя на нее сверху вниз. Взгляд девицы из-под полуприкрытых ресниц был стеклянным и бессмысленным, как у мертвой коровы на бойне. Он молча отцепил от себя руки, норовящие забраться неприятно влажными пальцами в волосы, бесцеремонно отодвинул ее с дороги и снова двинулся вперед.
Когда он наконец добрался до мужского туалета, то чувствовал себя так, словно его публично облили грязью. Он повел плечами, безуспешно стараясь стряхнуть с себя все эти отвратительные взгляды и непрошенные прикосновения.
Дальняя кабинка была заперта изнутри. Хёнджин привычно бросил взгляд на наручные часы, прежде чем протянуть руку и накрыть ладонью простой замок на хлипкой дверце. Тот с тихим щелчком повернулся сам собой, и шинигами толкнул дверцу кончиками пальцев.
В узком пространстве между грязным унитазом и стеной сидел, забившись в угол, худой темноволосый парень с изможденным лицом. Он слегка покачивался, обхватив себя руками, и тихо, монотонно скулил, глядя на тело, свернувшееся лицом вниз на полу в неудобной позе. В полураскрытой безвольной ладони виднелся край маленького пакетика с разноцветными таблетками.
Хёнджин вошел в тесную кабинку, запер за собой дверь и принялся за работу.
Когда он закончил, то с облегченным вздохом позволил себе прикрыть глаза и постоять несколько мгновений, привалившись спиной к холодной стене. Пригладил растрепанные волосы, смахнул со лба несколько выбившихся черных прядей. Одернул шелковую черную рубашку и заправил в брюки, из которых чьи-то слишком проворные руки успели ее вытащить.
Открыв дверь кабинки, он повернулся в сторону раковин, собираясь вымыть руки… и замер, когда наткнулся взглядом в зеркале на расширенные, лихорадочно блестевшие глаза цвета теплого шоколада.
Какой же все-таки Сеул тесный город.
* * *
С губ Феликса с каким-то странным полузадушенным присвистом сорвалось:
- Сссука…
Он смотрел на фигуру в черном в зеркале и не мог поверить, что вот так запросто встретил его здесь. После месяца бесплодных поисков и беготни по улицам и полицейским участкам. После того, как неосознанно высматривал в толпе это нечеловечески прекрасное лицо с молочной кожей, нежными полными губами и взглядом холодным и темным, как глубины космоса. После того, как чуть не свихнулся, думая, не привиделся ли этот тип, потому что никто его больше не видел и не знал. И вот теперь он стоит прямо позади, в туалете обычного ночного клуба, и смотрит этими своими ледяными глазами будто в самую душу.
Феликс резко обернулся, глядя прямо на него. Сжал кулаки, чувствуя, как его начинает потряхивать.
- Это ты! – Голос стал еще ниже обычного и вибрировал от избытка эмоций, от злости, которая снова голодным неукротимым приливом начала затапливать разум. – Ты убил дядюшку Гу!
Пугающий незнакомец слегка склонил голову набок. Показалось, или на долю секунды на лице мелькнула растерянность? Но сейчас Феликсу было кристально, глубочайше похуй на чужие чувства.
- Это был ты! – он рванулся вперед, ударил обеими руками в обтянутую черным шелком рубашки крепкую грудь. Незнакомец отшатнулся назад, натолкнулся спиной на стену. Черные волосы упали на глаза. Он не пытался увернуться или заслониться, лишь смотрел непонимающе.
- Ты убил дядюшку Гу! Это ты сделал! – Феликс, хоть и был ниже на полголовы, сгреб его за грудки и теперь с непонятно откуда взявшейся силой, подпитанной яростью, встряхивал, прикладывая спиной об стену. И кричал, кричал прямо в это безукоризненное лицо с непроницаемыми темными глазами. – Признайся! Я знаю, что это был ты!
Хёнджин искренне не понимал, чего от него хочет этот парень, который налетел на него, не дав опомниться. Смотрел сверху вниз на влажно блестевшие, огромные глаза, в которых плескалась неприкрытая, обнаженная боль, на бледные веснушки на щеках, почти не различимые в полумраке. От него пахло алкоголем, можжевельником, отчаянием и злостью. Ее едкий, свербящий в носу запах почти заглушил ароматы травы и фруктов.
- Я не понимаю.., - проговорил Хёнджин, за что его снова приложили спиной об стену так, что он стукнулся еще и затылком.
- Ты приходил тогда к нам в магазин! Типа с пластинками! А потом я нашел его мертвым!
Феликс уже не трясет его, а цепляется за черную рубашку, чтобы не упасть самому. В голове шумит все громче, ноги подкашиваются. Как будто он хлопнул бутылку ненавистного виски на пустой желудок. Он не замечает, как слезы начинают катиться по щекам, хватает ртом воздух, потому что дышать становится нечем.
Взгляд Хёнджина соскальзывает с резко побледневшего лица с прыгающими губами за спину парня. И видит, как из пустой кабинки с распахнутой дверью медленными, дергаными движениями выползает бледная изломанная фигура. Тощее, костлявое тело покрыто свежими и зажившими язвами, из которых сочится черная слизь. Несоразмерно огромная лысая голова опущена и болтается, как у пьяного. Существо передвигается рывками, тянет вперед руки с длинными узловатыми пальцами, почерневшими, будто опаленными на кончиках. Оно издает странный высокий скрежет и отвратительное, бессмысленное хихиканье, словно задумало какую-то шутку. Приближается со спины к Феликсу, который ничего не видит и не слышит, вцепившись в Хёнджина мертвой хваткой.
- Это был ты, - всхлипывает парень. – Я знаю, что это был ты!
Существо совсем близко. Черные пальцы тянутся к светлым волосам, почти касаются их. Лысая голова поднимается, являя безглазое лицо с огромным, растянутым от уха до уха ртом со спекшимися черными губами, полным гнилых, но острых зубов, между которыми сочится вонючая темная слюна.
- Признайся, - выдыхает Феликс почти умоляюще.
Хёнджин зажмуривается, в смятении пытаясь принять верное решение. И только одно сейчас кажется правильным.
Он обхватывает Феликса руками, прижимает к себе так крепко, что у того трещат кости, резким рывком поворачивается спиной к кошмарному существу и шагает в темноту пустой кабинки.
Тварь вертит головой из стороны в сторону, пытаясь учуять добычу, которая только что была буквально в руках. И разочарованно воет, поняв, что туалет пуст.
* * *
Темнота.
Тишина.
Ощущение бесконечного падения, сильного ветра, бьющего сразу со всех сторон.
И через несколько мгновений все заканчивается.
Под ногами твердая поверхность. Приглушенные рокочущие басы клуба сменились обычными звуками города: шум машин, голоса сирен, гудки автомобилей. Вместо спертого влажного воздуха – свежий, холодный ночной ветер, который забирается под одежду и пробегает ледяными пальцами по позвоночнику.
Феликс придушенно кряхтит, пытаясь избавиться от стальных обручей, которые стискивают ребра, не давая дышать. Утыкается носом во что-то твердое, но упругое, обтянутое прохладным шелком. Он копошится, пытаясь понять, где он, что он, и наконец его отпускают.
Обручи, оказавшиеся сильными руками, размыкаются, чужая крепкая грудь отодвигается, открывая обзор.
С совершенно очумелым видом парень оглядывается. Вокруг и внизу раскинулся ночной город, разрезанный темной лентой реки Хан. На другом берегу вонзается в небо ярко освещенный шпиль башни Намсан. С каждой секундой становится все холоднее.
Феликс поворачивается к незнакомцу в черном, который стоит в двух шагах и смотрит на него с каким-то недовольным, но будто настороженным видом. Глядит на него в ответ круглыми глазами, чувствует, как правый начинает слегка дергаться.
И севшим голосом спрашивает почему-то шепотом:
- Это, блять, что такое сейчас было?!
