Две недели спустя
В маленькой кофейне было светло и уютно. А главное, малолюдно. Близившийся Соллаль накрыл город очередным приступом предпраздничной лихорадки, и повсюду были толпы. Люди спешили купить подарки и угощения, встретиться с друзьями и родными, навестить храмы, чтобы поклониться предкам. Найти место, где не было кучи народу, и вдобавок с приличным кофе, становилось настоящей проблемой. При виде Хёнджина девушка за стойкой округлила рот с беззвучным восхищенным «о». Но стоило подойти ближе, как на миловидном личике появилось странное напряжение. Он привык. Его внешность притягивала, а сущность отталкивала. Дуализм в чистом виде. - Один американо, пожалуйста. Пока готовили заказ, он осмотрел крошечный, на пять столиков, зал, выискивая место, куда сесть. Взгляд остановился на сидевшем в одиночестве мужчине в черном, склонившемся над книгой. Почувствовав чужой взгляд, тот поднял коричневато-желтые, как у дикой кошки, глаза, увидел, кто на него смотрит, и слегка кивнул в знак приветствия. Хёнджин ответил таким же кивком. Забрав свой заказ, он немного помедлил, раздумывая, но потом двинулся прямиком к читающему. - Минхо. - Хёнджин. Мужчина закрыл книгу – «Краткая теория времени» Стивена Хокинга, - аккуратно заложив страницу пальцем, слегка склонил голову набок, спокойно глядя из-под густой темной челки. - Давно не виделись. – Голос негромкий, мягкий, очень похожий интонациями на манеру разговора самого Хёнджина. Точнее, их отсутствием. - Много работы. Сам знаешь, эти три месяца самые напряженные. Минхо еле заметно кивнул. - В ноябре депрессии из-за зимнего перехода и отсутствия солнечного света. В декабре и январе предпраздничный стресс. - Да, скучать некогда, - Хёнджин сел напротив и отпил кофе, ощущая, как по языку растекается терпкая, пряная, согревающая горечь. Отвел глаза, собираясь с мыслями, чтобы спросить то, о чем хотел. - Минхо… Какой максимальный срок действия для работы с памятью? Сидящий напротив еле заметно приподнял брови, отчего красивый разрез глаз стал еще больше похож на кошачий. - Неделя. Потом становится слишком много событийных наслоений, влияющих на судьбу в целом. Хёнджин поджал губы, опустив глаза, и крутил в тонких пальцах маленькую белую чашку. Минхо молчал, смотрел цепким тигриным взглядом и ждал. - Кажется, я ошибся. Минхо отложил книгу в сторону, сплел пальцы в замок на столе перед собой и слегка подался вперед. - Что произошло? Очень неприятно признаваться в своих ошибках. Но Хёнджин понимал, что не справляется. Он упустил время, помедлил, проявил халатность – и теперь придется за это расплачиваться. Причем не только ему. Пусть ему было чуждо сочувствие или жалость, жестоким он не был. И понимал, что это по его вине судьба светловолосого парня с теплыми глазами цвета шоколада под вопросом. Одна из главных догм Жнецов Смерти: не вмешиваться в судьбу смертных. Шинигами веками живут бок о бок с ними, ходят среди них, провожают тех, кто не смог сразу после смерти уйти за грань. Уничтожают души, отравленные злостью, яростью, обидами, которые превращаются в злых духов. Некоторые довольно безобидны, хоть и способны на мелкие пакости – напугать, наслать кошмар, сбить с пути. Но есть и те, кто может выпить человеческую энергию досуха, высосать ее, как мякоть из спелой сливы, оставив только оболочку. Чаще всего такие люди потом накладывают на себя руки, потому что полностью теряют волю к жизни. Своим вмешательством злые духи ставят под угрозу естественный порядок вещей, искажают его и нарушают равновесие. Одна из важнейших обязанностей шинигами – не допустить этого. Но вершить человеческие судьбы они не могут. Когда он вернулся на крышу после того, как разобрался с квисином, Феликса уже и след простыл. Хёнджину оставалось только мысленно взвыть из-за нелепости всей этой ситуации и собственной неосмотрительности. Он раскрыл себя человеку. Нарушил сразу несколько правил. Но тот исчез, и теперь придется побегать, чтобы распутать весь этот странный клубок событий. И при этом не забывать выполнять свою работу. Несколько раз, улучив свободное время, Хёнджин наведывался в музыкальный магазин. Но Феликса там не было. В зале торчал только пухлощекий шатен, который откровенно маялся со скуки и строил пирамиды из обложек дисков. Поэтому теперь он сидел перед Минхо, который слушал его с нечитаемым взглядом, и надеялся, что тот знает, что делать. Минхо был старше. Неизвестно, на сколько – может, на десять лет, может, на пятьдесят или сто. У таких, как они, не принято интересоваться возрастом друг друга. В любом случае, он был опытнее, и с большой вероятностью мог подсказать, как выпутаться из всего этого с наименьшими потерями для всех сторон. Когда Хёнджин закончил рассказ, старший шинигами опустил взгляд на свои сцепленные пальцы. Ноздри тонкого прямого носа как-то хищно дрогнули. - Уже слишком поздно чистить ему память. Прошло много времени. Если это сделать, пробел будет слишком большим. Он не будет знать, как и чем его заполнить, что может вызвать изменения в личности, и, как следствие – в судьбе. Это косвенное вмешательство. Хёнджин молчал, продолжая крутить в руках чашку с давно остывшим кофе. - Ты сделал хуже: вмешался напрямую. За такое по головке не погладят. Не за то, что спас его от квисина, а за то, что упустил. Тебе нужно сделать так, чтобы он не болтал о том, что случилось. Чтобы молчал, и со временем забыл. Это не нейтрализует вмешательство полностью, но может свести к минимуму его последствия. Хёнджин поднял глаза, встретившись с желтым тигриным взглядом. - Люди очень забавно устроены, - проговорил Минхо, переводя задумчивый взгляд на окно, за которым плотной пеленой шел снег. – Жаждут чуда, но отрицают его, даже когда оно происходит у них под носом. Ищут логичные объяснения необъяснимому, чтобы успокоить себя. Стараются поскорее забыть непонятное, чтобы жить дальше в своем практичном мире. Вспомнился распахнутый, доверчивый взгляд тогда, в магазине, искренняя открытая улыбка – как у ребенка в предвкушении новогоднего чуда. - Сейчас я вижу только один способ заставить его молчать…***
- Нееет! Феликс в отчаянии прижал руку к расплывающемуся на груди ярко-красному пятну. - Толстовке пиздец, - глубокомысленно изрек Джисон, пока его друг пытался оттереть с белой ткани пролитую газировку. – Эта дрянь въедливая, как профессор Чхве на экзамене по истории музыки. - Она же почти совсем новая, - парень сокрушенно разглядывал живописные потеки и тер их влажными салфетками. – Вот нафига ты оставил на дороге эту херню?! Он слегка пнул стоящую посреди комнаты коробку с футболками с логотипом популярной мужской группы. - Я попрошу! Это не херня, а инвестиция. Чан по доброте душевной подогнал. Попробуем продать, посмотрим, как пойдет. Если норм – закупим еще. - Инвестор хренов, - пробурчал Феликс, устраиваясь рядом с другом на диване. – Убери это хотя бы куда-нибудь в угол, пока мы себе шеи не посворачивали. Джисон кивнул и не сдвинулся с места, с явным наслаждением целиком запихивая в рот сладкий рисовый пирожок. - И хватит уже жрать! Перерыв на обед давно закончился! - Фам фсе рафно никоо неф. - Чего? Пухлые щеки Хана задвигались быстрее, он сделал могучее глотательное движение, поперхнулся, вытаращил глаза и отчаянно закашлялся. Колокольчик над дверью магазина предупреждающе звякнул. - Блять, Джисон! Феликс от души хлопнул покрасневшего от натуги, кашляющего друга несколько раз по спине, сунул ему в руки свою банку газировки и выскочил в зал, чтобы обслужить покупателя. Прежде, чем выйти из-за занавески, отделяющей внутренние помещения магазина, он аккуратно выглянул в щелку. И расслабился, увидев двух девчушек в школьной форме. Пока они рассматривали ассортимент карточек и хихикали между собой, косясь на Феликса в заляпанной толстовке, из задней комнаты отчетливо доносились звуки издыхающего бурундука. Когда в конце концов они определились с выбором и двинулись к прилавку, чтобы расплатиться, колокольчик над дверью снова зазвенел. «Ого, да сегодня почти аншлаг» - подумал Феликс, прежде чем поднять глаза от кассы и подавиться воздухом на ровном месте. Господи-хоть-бы-он-был-просто-глюком-тип в черном смотрел на него своим холодным, как забытый год назад в морозилке пакет брокколи, взглядом.