У смерти твои глаза

Сердце колотилось где-то в горле, в боку кололо, воздуха не хватало. «Блятьблятьблятьблять» - стучало в голове. Он бежал по безлюдному вечернему парку так, как не бегал никогда в жизни. Даже не смотрел, куда несется – лишь бы подальше оттуда, от этого чудовищного, невозможного создания, больше похожего на порождение больного разума, чем на что-то, что может существовать на самом деле. Звуки борьбы, вой злого духа остались позади, но Феликс продолжал бежать на пределе сил, так, что казалось, сейчас лопнут сухожилия в ногах и взорвутся легкие. Как такие ужасные твари могут жить рядом с ничего не подозревающими людьми?! И ведь их никто не видит! Если бы мог, Феликс бы тоже с радостью развидел, но образ жуткого существа будто отпечатался на сетчатке. Кошмары на ближайшую неделю гарантированы. Где-то он читал, что мозг человека, столкнувшегося с чем-то поистине ужасным, способен ставить своеобразную блокаду, отсекая травмирующие воспоминания ради сохранения рассудка. Сейчас он был бы совершенно не против забыть эту бесформенную отвратительную массу, множество красных глаз, полных тупой, бессмысленной злобы. Эти тощие костлявые руки, которые суматошно мельтешили во все стороны, и сердце каждый раз проваливалось все глубже в живот, когда они хватали пустоту буквально в миллиметре от одежды или волос Хёнджина… Черт. Хёнджин. Безумный бег замедлился, в конце концов Феликс остановился, согнулся, упираясь руками в колени и отчаянно хватая ртом воздух. Грудь под одеждой ходила ходуном, ноги дрожали, а перед зажмуренными глазами стояла фигура в черном, такая крошечная и тонкая рядом с раздутой тушей. И вот с этим шинигами собрался справиться в одиночку? В том, что у него есть опыт встречи с подобными существами, сомневаться не приходилось – достаточно вспомнить, как он выглядел, как двигался, как держал копье. Как говорится, что норма для паука – то хаос для мухи. Для Феликса все произошедшее было ожившим кошмаром и поводом для похода к психиатру. Для Хёнджина же это, судя по всему – привычная реальность. Странная, страшная, опасная, но он наверняка к такому привык и знает, что с этим делать. Как бороться одному с жуткой тварью, которая больше него в полтора раза. Ведь знает же? В конце концов, что обычный человек без каких-либо суперспособностей, без умения доставать оружие из воздуха или телепортироваться, может противопоставить потустороннему созданию? При одной мысли о котором волосы встают дыбом от ужаса, а в животе холодеет, будто он залпом выпил литр ледяного чая… «Ничего», - категорично заявлял здравый смысл и толкал вперед, к выходу из парка, туда, где люди и нормальная, обычная жизнь. «Но он совсем один…» - вкрадчиво шептала совесть, мягко наваливаясь на плечи и запуская острые коготки под ребра, прямо в бешено заходящееся сердце. Выпрямившись, Феликс рвано перевел дух, вытер концом шарфа выступившую на висках испарину, обреченно выдохнул: - Если выживу – извинюсь перед Джисоном. Главный дебил из нас двоих я. И неровной трусцой побежал по аллее. Тварь была невероятно прыткой и проворной. Казалось, они кружат среди деревьев в бешеном смертоносном танце уже вечность, но все, чего Хёнджин сумел добиться – это десяток порезов, оставленных на рыхлом туловище, и ни один не был фатальным. Множество рук, которые на первый взгляд мешали друг другу, на деле действовали слаженно и оказались крайне цепкими и быстрыми. В очередной атаке одна сумела кончиками корявых пальцев зацепить его пальто, через секунду за него ухватился сразу десяток. В последний момент он сумел вывернуться из одежды и отскочить прежде, чем руки вцепились в плоть. Дух разочарованно взвыл, мигом разодрал бесполезный трофей в мелкие клочья и с удвоенной яростью ринулся на противника. Дело было дрянь. Выносливость у шинигами гораздо выше человеческой, но все же рано или поздно он замедлится, совершит ошибку, и квисин до него доберется. Мертвые не устают. Стоило попробовать загнать его в ограниченное пространство, где он был бы не так проворен и где сложнее развернуться. Для этих целей подходила пустая беседка на берегу пруда, и Хёнджин изо всех сил пытался заманить его туда, но злобный дух будто читал его мысли. Он упорно теснил его в глубину парка, где мог нападать в том числе сверху – как оказалось, чтобы забраться на дерево, ему было достаточно двух секунд. Шаг в сторону, разворот, отклониться корпусом назад, уходя от рассекающих воздух перед лицом цепких рук, резко нырнуть вперед и вниз, чтобы нанести быстрый, безжалостный удар, от которого невозможно уклониться, - но здоровенная туша с какой-то гротескной грацией резко отталкивается от земли, цепляется за нижние ветви деревьев, перелетает через Жнеца, приземляется за его спиной и сразу же атакует. Квисин быстрый, слишком быстрый. Обостренной реакции Хёнджина хватает только на то, чтобы успеть развернуться к нему лицом, ударить своим оружием по метнувшимся вперед рукам и отступить назад. Он снова делает обманное движение, пытаясь достать тварь сбоку, и когда та машинально пытается прикрыть место, на которое нацелен удар, молниеносно разворачивается и вонзает клинок с другой стороны. Тот входит почти до самого древка. От трубного воя духа закладывает уши, он судорожно шарахается назад, пытаясь соскользнуть с острия, и Хёнджин не успевает его выдернуть. По инерции тянется вслед за сжатым в руке древком, а дух резко подается ему навстречу. Сразу десяток костлявых, нечеловечески сильных рук вцепляется в плечи, в волосы, сгребают за рубашку, хватают за ноги. Его приподнимают и с такой силой прикладывают об мерзлую землю, что из груди вышибает весь воздух. Древко вырывается из руки, огромная туша наваливается сверху, победно скрипя, шипя и воя. Цепкие пальцы шарят по телу, впиваются в одежду, царапают, рвут ее вместе с кожей, чтобы добраться до лакомой, горячей плоти. Не обращая внимания на боль, шинигами пытается подтянуть колени к груди, чтобы ногами оттолкнуть тяжелого противника, получить секунду форы и встать, но его держат слишком крепко. Совсем близко перед глазами маячат сразу две головы: одна наполовину утоплена в рыхлой плоти так, что видны только красные, бешено вращающиеся глаза и лысая макушка. Вторая качается на непропорционально длинной, тонкой шее, щерит крупные желтые зубы, высовывает длинный черный язык, брызжет в лицо горячей вонючей слюной. Стиснув зубы, Хёнджин молча, яростно извивается в мертвой хватке, оставляет в руках клочья одежды, волос и кожи, но стоит скинуть с себя одну руку, вместо нее в него вцепляются сразу две. Если бы только дотянуться торчащего сбоку древка… Раздается глухой звук удара, груда плоти вздрагивает. Головы и глаза поворачиваются на что-то позади твари, а Хёнджина изнутри прошибает странной обжигающе-холодной волной, когда раздается слегка подрагивающий, но уверенный низкий голос: - Слышь, страхомудло, не смей его жрать, мы с ним не договорили! На одно мгновение, на крошечную долю секунды злой дух ослабляет хватку, готовясь сгруппироваться перед прыжком на нового противника. Но этого достаточно, чтобы освободить руку, рвануться, по ощущениям оставив в корявых пальцах половину скальпа, схватить за древко свое оружие, резко провернуть его в ране и выдернуть. Квисин издает вопль, от которого звенит в ушах, вздрагивает всей своей тушей, приподнимается. Несколько рук выпускают Хёнджина, и тот наконец может откатиться в сторону из-под твари. Но вместо этого он крепче стискивает древко в скользкой от крови ладони, хватает одну из мелькающих перед лицом рук и всем телом делает резкий сильный выпад снизу вверх, одновременно притягивая духа на себя. Наконечник легко входит в рыхлую плоть и погружается на добрых два локтя. Прямо перед лицом раскрыт в истошном вопле один из ртов. Квисин суматошно дергается, отталкивает Жнеца всеми руками, которыми может дотянуться, но тот упирается концом древка в землю и еще одним рывком сильнее тянет духа на себя, загоняя оружие глубже. От тяжести туши, которая навалилась всем весом, темнеет в глазах. Хёнджин откидывается на землю, погребенный под вздрагивающей в агонии грудой плоти… и вдруг давление исчезает. На глазах Феликса, который метался вокруг, швырял в духа камнями и палками, пытаясь отвлечь на себя внимание и заодно разглядеть, жив ли там еще Жнец, огромное чудовищное тело начало стремительно чернеть, терять плотность, распадаться на тонкие дымные струйки, которые в конце концов сгустились в черное облако. Оно мгновение держало форму, а затем развеялось порывом холодного ночного ветра, растаяло без следа. На промерзшей земле, укрытой сухими опавшими листьями, остался неподвижно лежать Хёнджин, сжимая в руке свое оружие. Феликс на подгибающихся ногах бросился к нему, бухнулся рядом на колени, склонился, с тревогой вглядываясь в бледное, покрытое грязью и кровью лицо с закрытыми глазами. Одежда была изодрана в клочья, сквозь прорехи по всему телу виднелись ссадины и глубокие царапины. На плече над оторванным рукавом черной рубашки зияла жуткого вида рана с рваными краями, на боку ткань прилипла к телу и влажно поблескивала, напитавшись кровью. - Хён… Ты живой? – Парень сам не узнал свой голос – ниже обычного, какой-то слишком прерывистый. Он тяжело сглотнул и протянул дрожащую руку, собираясь коснуться длинной белой шеи, проверить пульс, но в этот момент Хёнджин открыл глаза, тихо выдохнув: - Ты вообще когда-нибудь делаешь то, что тебе говорят? – он глядел прямо перед собой. Над ним качались под зимним ветром голые ветви деревьев. В разрыве розоватых облаков открылось темно-синее ночное небо, на котором тускло сверкнула одинокая звезда. Красиво. Он так давно не смотрел на звезды. В городах их почти не видно. - Человек должен быть свободен в своем выборе: делать или нет. – От облегчения Феликс чуть не всхлипнул, но вовремя прикусил губу. До этого он сам не осознавал, как переживал за Жнеца, и спроси его кто сейчас - не смог бы ответить, в какой момент тревога за него перевесила страх перед потусторонней тварью. Когда несся обратно по пустынному парку, изо всех сил стараясь не прислушиваться к голосу рассудка, твердившего бежать от опасности, а не навстречу ей? Когда увидел окровавленного Жнеца, прижатого к земле здоровой тушей? Или когда безрассудно швырнул в квисина первый камень, даже не задумываясь о том, что будет, если шинигами окажется не в силах встать на ноги, и он останется один на один с чудовищем – безоружный, слабый, смертный… - То есть инстинкт самосохранения у тебя отсутствует, - будто снова подслушав его мысли, подытожил Хёнджин, переводя темный взгляд на парня. Тот выглядел, как испуганный котенок – бледный, взъерошенный, в огромных глазах еще плещется отголосок страха, но сочные губы сжаты в упрямую линию. - Я называю это духом авантюризма, - гордо заявил Феликс. Шинигами глубоко вздохнул, на мгновение прикрыв глаза, сделал движение, чтобы подняться. Феликс тут же подхватил его за спину, подставил плечо, стараясь не задеть раны. Опираясь частично на древко своего оружия, частично на парня, кое-как удалось встать на ноги. - Может, «скорую»? – неуверенно предложил Феликс, ощущая, как тяжело навалилось на него стройное тело. Одну руку он закинул себе на плечо, осторожно обхватил за тонкую талию. – Только копье твое лучше спрятать, а то будет много вопросов… - Это гле́фа, - рвано выдохнул Хёнджин и кивком указал направление. – «Скорая» не нужна. Феликс двинулся вперед, в глубину парка, продолжая его поддерживать. Хёнджин шел медленно, хромая, стараясь переносить вес не на парня, а на свое оружие, которое использовал, как посох. И думал о том, что если бы не этот хрупкий с виду, беспечный светловолосый мальчишка, сейчас квисина бы ждал плотный ужин в лице одного самонадеянного Жнеца Смерти. Он снова ошибся, переоценив свои силы, и на этот раз ошибка чуть не стоила им обоим жизни. Если бы не Феликс… Снова Феликс… - А куда мы? – поинтересовался парень, стараясь двигаться как можно более ровно. – Тебе надо все обработать… - Домой, - коротко ответил Жнец, выныривая из своих мыслей. Он указал наконечником глефы туда, где под деревьями сгустилась плотная темнота. - Может, ты не заметил, но, судя по всему, у тебя в боку дырааААААААА!!! Они шагнули в тень, и земля ушла из-под ног, сменившись ощущением бесконтрольного падения. Феликс заорал, вцепился обеими руками в Хёнджина, потому что в пустоте и тьме, сквозь которые они летели, ощущение чужого горячего тела казалось единственно реальным. Все остальное смазалось, смешалось, вытесненное страхом. И совсем чуть-чуть восторгом. «Так вот что ощущала Алиса, когда падала в кроличью нору» - успел подумать парень перед тем, как по глазам резанул свет, а ноги ударились о твердую поверхность пола. От неожиданности он выпустил Хёнджина, колени как-то странно спружинили, и Феликс неизящно плюхнулся на задницу посреди незнакомой светлой комнаты. - Ты бы хоть предупредил! – Он ошалело завертел головой и захлопал глазами, разглядывая незнакомую обстановку. В просторной гостиной господствовал минимализм. Светло-серые стены, темно-серый диван, пара таких же кресел, журнальный столик в виде толстенной мраморной плиты, белоснежный ковер. На стене огромная плазма. Слева за барной стойкой виднелась открытая кухня. Темно-серые шкафы и столешница тоже пустые, чистые – ни одного лишнего предмета. Единственные цветные акценты – несколько картин на стенах. Цветы, пейзажи, животные – все в разных техниках, но объединенные ощущением жизни и движения, наполненные светом. Сочные, яркие цвета смотрелись почти вызывающе в этой монохромной обстановке, где отсутствовал даже намек на уют. За панорамными окнами от пола до потолка переливался огнями ночной город. - А мы где? – закономерно поинтересовался Феликс, поднимаясь на ноги. – Это… твой дом? Хёнджин, прихрамывая, подошел к дивану, рухнул на него, вытянув длинные ноги, откинул голову на спинку и прикрыл глаза. Глефа выпала из разжавшихся пальцев и развеялась темным дымом прежде, чем коснулась пола. Феликс, который уже устал охреневать от всего происходящего, только хмыкнул. - Да, - тихо проговорил Жнец. – Прости, но добираться к себе тебе придется самому. Сейчас я не смогу сделать еще один переход. - Ну, если мы по-прежнему в Сеуле, то без проблем, доберусь. – Парень подошел к окну и невольно подвис, глядя на раскинувшийся далеко внизу город. Высоко. Судя по роскошному пейзажу с высотными жилыми комплексами, они сейчас где-то в районе Каннама. Минутку… - Это сюда ты перенес меня на крышу? Тогда, из клуба? – он повернулся к шинигами, который по-прежнему полулежал с закрытыми глазами. И так бледная кожа казалась меловой там, где была не испачкана грязью и кровью. А он тут видом из окна любуется... – Блять… Я не очень умею оказывать первую помощь. Царапину обработаю, но что делать с твоими ранами… - Ничего не надо. – Хёнджин медленно открыл глаза. Несмотря на потрепанный вид и общее впечатление, будто его драла стая диких котов, он по-прежнему оставался возмутительно красивым. Только теперь эта красота стала более острой, режущей, опасной, как кромка заточенного клинка, покрытого свежей кровью. Он поднял руку, отвел в сторону остатки черной рубашки, рассматривая свое плечо. Феликс нахмурился и подошел ближе. Ему показалось с перепугу, или в парке рана выглядела гораздо хуже? Кожа была грубо разорвана, края наливались синим и черным, но жутких окровавленных ошметков плоти, которые торчали изнутри там, где были разодраны мышцы, уже не было. Крови много, но по идее это можно просто зашить. Поймав вопросительный взгляд, шинигами слегка пожал плечами. - К утру заживет. Через день не останется следов. - Регенерация, - благоговейно произнес Феликс. Очень хотелось ляпнуть какую-нибудь тупую шутку про Росомаху или Дэдпула, а заодно поинтересоваться, прирастет ли обратно оторванная голова, например, но усилием воли недостойные порывы удалось отринуть. Все-таки Хёнджину больно – это видно по тому, как часто и неровно он дышит, как стискивает зубы. Почему-то мысль о том, что он может быть уязвимым, как сейчас, способен испытывать боль, делала его понятнее и как-то приземленнее. Или же Феликс уже начинал привыкать ко всей этой нереальной дичи, о которой раньше только читал в комиксах или смотрел в кино, и которая с ноги ворвалась в его тихую неприметную жизнь. Поэтому он скинул куртку, деловито засучил рукава толстовки и заявил. – Но лучше все равно обработать. Мало ли, что было под ногтями этой ху… квисина.