Моё лето — там, где ты

            Эймонд начинал что-то подозревать.       — Да ладно, Люк, Арракс тебя сбросил? — белесая бровь на мгновение метнулась вверх. Эймонд, запрокинув голову и щурясь единственным глазом, наблюдал за Люком, беззаботно болтающим ногами.       — Да, — уверенно кивнул тот. — Не знаю, что на него нашло! — и развел руками, невинно хлопая глазками.       Точнее сказать, теперь Эймонд почти был уверен. А подозревать он начал где-то на третий раз, как Люку понадобилась помощь. Тогда он якобы провалился в высохший колодец, и Эймонду пришлось лезть за ним, потому что тот был не уверен, не повредился ли. Оказалось, что повредился… вроде как. По крайней мере, стонал он сильно. Вылезали вместе, в обнимку, крепко обмотанные за пояс, при помощи остальных юношей в отряде. И в суматохе Эймонд не придал значения тому, что у Люка на поясе был закреплен моток веревки, достаточно прочной, чтобы выдержать вес его юношеского субтильного тела.       А до этого племянник посреди городской улицы поскользнулся на кожуре заморского фрукта, который даже не продавался поблизости. Он очень громко стонал и сокрушался, что был так невнимателен и глуп. Но по большей части стонал. Приникал к Эймонду, пока он нес его в покои, чтобы там уже осмотреть, ведь видимых повреждений и крови не было видно, но Люк утверждал, что ему невыносимо больно ступать. Руки его были обвиты вокруг липкой от жары шеи Эймонда, каштановые кудри щекотали кожу, и Эймонд гадал, отчего сегодня солнце будто припекало в разы сильнее и прохладный ветерок никак не помогал остыть.       Все началось с того, что Эймонд решил основать народную дружину. Ему обрыдло сутками просиживать мягкие кресла в библиотеке и вдыхать пропитанные мудростью слои пыли, осевшие на толстенных фолиантах. На тренировках он все ещё оставался лучшим, но эти навыки негде было применить: войны не предвиделось, турниры бы ему не дались из-за особенностей его травмы. И однажды в голову пришла идея об отряде в помощь вечно занятым Плащам, чтобы выручать горожан в их маленьких больших бедах.       Очень хотелось быть полезным и знания свои обширные где-то уже применить. Эймонд из-за своего любопытства почитывал и книги о медицине, так что кое-что понимал в этом, а вот все добровольцы проходили краткие уроки, чтобы хотя бы суметь в нужный момент зажать рану или перевязать ударенную голову бедового пьянчуги. Обычным крестьянским мальчишкам не положено было обладать такими знаниями, да и с непривычки усваивали материал они с трудом, но Эймонд настоял на необходимости этого. А точнее, почти слёзно упросил королеву-сестру, расписав все прелести своего замысла.       И вот Люцерис, его воспитанный по суровым правилам нелегкого времени племянник с достойной подготовкой, отточенной на тренировках внимательностью и недюжей стойкостью от природы, с подозрительной частотой начал попадать в неприятности. И каждый раз требовал к себе Эймонда, дескать — только его опыту и умениям доверяет. Оправданно и разумно, с тем только замечанием, что расхваленные умения Эймонда тут особо не пригождались. Вот и теперь Люк, словно котяра одной из пожилых торговок, которого спасали на прошлой неделе, сидел на ветке высокого дерева в ожидании. Эймонд оставил все свои дела и примчался, чтобы услышать потрясающую историю о том, как Люк решил полетать и был сброшен собственным драконом. Да и так удачно приземлился.       — Чарден, — обратился Эймонд к одному из своих подопечных-подчиненных, что почесывал голову, недоуменно рассматривая довольную физиономию Люка, — а без меня не справились бы?       — Так, мой лорд, вас п-просили и только вас, — нервно заикаясь, отвечал парень. — Как же ж принцу отказ-зать-то?       Ну естественно, только его. И, естественно, никак не отказать. Все правильно, думал Эймонд, снимая с плеча суму, полную лекарств и полезных приспособлений, и выуживая оттуда верёвку. Этот бесстыдник даже не скрывал, в какую игру играет, с самого начала и не пытался. И это вина только Эймонда — что он был так наивен. А позже чуть не лопнул от злости на себя, когда вернулся и у старого колодца обнаружил отверстие в земле и откинутое в кусты колышко, которое в него вставлялось, — со следами потёртости от веревки. Утешением была только та мысль, что Эймонд все равно не смог бы отказать сыну королевы в той ситуации… или в любой другой. Ловушка Люцериса.       Эймонд, завязав крупный узел на конце верёвки, совершил несколько попыток перекинуть ту через ветку, где сидел Люк — третья оказалась успешной. Выносливости и боевой ловкости ему было не занимать, но вот прежде по деревьям лазать не приходилось. И явно, что Люку давалось это хорошо, ведь на это он как-то взобрался. Значит, и со спуском проблем не возникнет.       — Люк, — привлек он внимание серьезным размеренным тоном, — обмотай верёвку вокруг ствола…       — Я не думаю, что у меня получится… со стволом, — жалобным голосом залепетал Люк, скорбно вскинув брови. Качнул под собой ветку, чтобы продемонстрировать, как опасно было вставать на ноги. И на губах его мелькнула издевательская улыбочка, прежде чем он натянул прежнюю жалобную моську. — Мне очень страшно, дядя! Ты спасёшь меня?       Да, можно было смело заявить, что Эймонд теперь уж явно догадался. И Люк был в курсе этого.       Эймонд скривил лицо, снова дивясь своей глупости — на что он надеялся? Оглядевшись и смущённо встретив требовательные взгляды присутствующих зевак и своих подопечных, Таргариен с досадой выдохнул. Стянул верёвку обратно к себе, умело сделал поясную обвязку и прежде, чем закрепить её контрольными узлами по бокам, поднял голову на Люка. Тот без единой нотки тревоги, которую так умело разыгрывал прежде, почти завороженно пялился. Гораздо ниже лица, туда, где бедра опутывала прочная конструкция. Период становления юношей у племянника проходил слишком бурно.       Эймонд постарался извлечь хоть какую-то пользу для себя из этого представления, так что в этот раз завязывал узлы для утяжеления на конце демонстративно и с краткими пояснениями для своих подопечных. А затем с первого раза перекинул верёвку через толстую ветку, где сидел тот, кто так нуждался в помощи и всем видом показывал, насколько собой доволен. И после ещё парочки советов Эймонд принялся подниматься, уперевшись ногами в ствол.       — Дядя, ты такой ловкий и сильный, — расплылся Люк, когда Эймонд забрался к нему. — Ты мой герой! — Племянник подскочил, словно под ним была незыблемая опора и кинулся на шею, но Эймонд увернулся от поцелуя благодарности.       Люку дважды повторять не надо было. Строго говоря, он в принципе и без просьбы вцепился в Эймонда, но все же Эймонд наказал держаться покрепче и не отвлекаться. Последнее было сказано ой как через силу, потому что, наверное, в пору было начать молиться богам, чтобы Люк хоть на мгновение отвёл пристальный взгляд от его лица. И не с таким энтузиазмом притирался к его телу.       По крайней мере, ему не надо было переживать о сохранности жизни Люка во время спуска, тот прекрасно справлялся с тем, чтобы держаться за своего спасителя, обвив вдобавок ногами его талию. И Эймонд имел в распоряжении обе свободные руки и мог методично ослаблять верёвку, на которой они были натянуты, и сосредоточиться на том, чтобы подошва сапога не соскользнула по коре дерева. Хотя… все это время Люк утыкался в изгиб его шеи, и сказать, что голова Эймонда была чиста от разного рода отвлекающих мыслей — означало бы быть лгунишкой похлеще родственничка.       Когда они уже почти были у земли, Люцерис, прежде только грея жарким дыханием, прошептал на ухо:       — Дядя… научишь меня обращаться со стволами?       И на мочке уха в безобидном акте поддразнивания сомкнулись зубы.       Эймонд чуть не подавился скопившейся слюной, но со всем остальным не сумел совладать. Обе ноги согнулись одновременно и слишком глубоко, тело чуть покосило, и они оказались на земле явно раньше положенного, болезненно приземлившись. Точнее, больно было только Эймонду, он принял удар спиной. Очевидно, у Люка, который, лёжа у него на груди, только хихикал, довольно сучил ногами и мотал вихрастой головой, все было в порядке.       Эймонд аккуратно сдвинул его с себя и, поднявшись на ноги, с кислой миной стал развязывать обмотку на бедрах. Люцерис остался лежать на траве, Эймонд заметил это. Эймонд был теперь не таким наивным, чтобы поверить, что Люк оставит его в покое так просто. Так что, конечно, не удивился, когда в спину ему прилетело:       — Дядя, ты разве не должен меня осмотреть?       — Чарден, осмотри принца, — кинул он, не оборачиваясь.       Послышалось недовольное мычание, визги и «Не трогай меня!», но Эймонда это уже не заботило. Хотя он нервно подумал, как бы завтра его подчинённый не явился с расцарапанным лицом. В любом случае, чтобы избежать позора, тот соврет, что нападавшим был кот на одной из спасательных миссий. Но Эймонду все равно придется серьезно переговорить с племянником в таком случае.       У Люка была странная тяга к тому, чтобы подвергнуться «осмотру» и просто добиться внимания и близкого контакта с телом Эймонда. И, к сожалению или к счастью, для Люка не принципиальна была такая вещь как уединение — он делал все напоказ, при всех, и эти все… Эймонд не знал, он рад, что они слишком тупы, чтобы заметить подвох, или нет, потому что поделись он с кем-то — его сочтут за сумасшедшего. Ещё и самого одержимым назовут. А ведь это все Люцерис!       Однажды Люк — внезапно — разучился плавать. А в воду полез почему-то голышом. Не описать, насколько Эймонду было неловко, а племянник в его объятиях, измождённый борьбой за жизнь на мелководье, только умиротворённо улыбался, пока его несли через всю улицу. Прежде даже не позволил укутать его, сразу же прильнув к груди Эймонда, так что льняное покрывало было накинуто сверху и Эймонду приходилось его придерживать рукой. Не редкостью для Люка было и подавиться за столом. И тут даже все остальные родственники — предатели — поддерживали идею о том, что только Эймонд сможет с нужной силой и под нужным углом надавить Люку на живот, тряхнуть, прижимая к себе, чтобы ягодная косточка вышла правильно.       Эймонд не ощущал себя в безопасности даже при таком огромном скоплении людей, а уж что говорить о том дне, когда у Люка продуло спину, а все мейстеры куда-то запропали. Рейнира упрашивала Эймонда, вторя словам сына — мол, только его навыкам может довериться. К счастью, ничего дурного Люк не утворил. Только лишь, когда Эймонд закончил и собирался встать с постели, выудил руку из-под живота, выпутался из-под пледа и потянулся к его бедру, чтобы удержать. И Эймонд остался, похлопывал по спине, пока племянник абсолютно очаровательно не засопел.       — Мой лорд, Бах и Рич заступили на ночную смену, — отчитался запыхавшийся Чарден, нагнав со спины неспешно бредущего по ночному переулку Эймонда.       — Ммм, — одобрительно хмыкнул Эймонд.       — И… мой лорд, принц Люцерис снова пострадал.       Эймонд, не прекращая шага, перевел на подчинённого скучающий взгляд. И с трудом нашел в себе силы, чтобы разомкнуть губы.       — Что на этот раз?       — Подрался с кем-то в таверне. Говорят, упал, ударился головой и не двигается…       — Что? — воскликнул Эймонд, развернувшись к Чардену и пугающе широко раскрыв глаз. — Что он делал в таверне? Ему пятнадцать! С кем подрался? Кто..?       Перед глазами ещё некоторое время стояло изумлённо-растерянное лицо крестьянского мальчишки, когда Эймонд рванул вниз по улице. Он точно знал, в какую таверну бы пустили юного принца, который в совершенстве владел навыком заговаривать зубы особо недалёким. А затем в голову полезли самые жуткие из возможных картины лежащего в собственной крови Люцериса, изуродованного… недыщащего.       И к его ужасу, Эймонд действительно застал Люка лежащего в углу опустевшей таверны и не подающего признаков жизни. И словно подсознательно откладывая момент приближения к телу племянника, Эймонд первым делом гневно зыркнул на хозяина заведения, как ни в чем не бывало неспешно протиравшего стойку.       — Вы ополоумили? Почему ему никто не помог? Он принц! — Круглолицый мужчина безучастно окинул гостя взглядом и пожал плечами. И уже припадая на колени рядом с Люком, Таргариен выругался: — Мать вашу!       Руки судорожно стали елозить по недвижимому телу, Эймонд пытался собраться с мыслями и вообще понять, что делать в первую очередь. Дрожащие пальцы расплели завязки рубахи, как если бы Люку было просто тяжело дышать в душном помещении. Но он, вероятно, приложился об пол и… Эймонда перетряхнуло, когда он подсунул руку под голову и почувствовал что-то мокрое в волосах. Оторопевший, уставился на испачканную алым ладонь. Безотчетно поднес её ближе к лицу.       И одним выверенным движением оцепеневшего тела развернулся, плюхнулся на пол и уперся спиной о стену. Эймонд подтянул одну ногу к груди и тяжело выдохнул.       — Люк, — мягко позвал затем, — ты что, измазал затылок ягодным соком? — В ответ тишина. И даже хозяин таверны пропал куда-то. Ни единого звука, но Эймонд всё не слышал чужого дыхания. Мелкий держался. — Люк, — уже с нажимом произнес Эймонд. — Люцерис, я не буду делать тебе «рот в рот».       Наконец внизу послышалось шевеление: Люк дёрнул головой, приоткрыл глаз и, запрокинув голову, посмотрел на сидящего чуть позади Эймонда. И лучезарно заулыбался.       — Дя-я-дя…       Эймонд огромным усилием подавил весь свой гнев; сумел это сделать только потому, что мгновение назад почувствовал себя самым счастливым человеком, когда понял, что засранец был живее всех живых.       — Ну и как долго? — Эймонд подался вперёд, подозвав доверительным тоном, пока племянник пытался подняться на локтях. — Как долго ты долго собираешься угрожать безопасности и здоровью горожан?       — Каким это образом? — беспечным тоном вопросил он. Придвинулся ближе и тоже упёрся о стенку, тронул рукой затылок и затем широким жестом облизал испачканные пальцы. Эймонд сглотнул и стыдливо отвёл взгляд.       — Пока ты тут играешься, кому-то действительно может понадобиться помощь.       — Ну у тебя же столько помощников, — Люк приник щекой к плечу Эймонда и вскинул взгляд, привлекая внимание. Эймонд повернул голову и невпечатленно зыркнул сверху. И когда кудрявая голова юркнула вниз, улегшись на груди, Люк пробубнил в ткань жилета: — А ты только мой.       — Люк, что ты?.. Что ты сказал?       Но племянник продолжил молча жаться. Эймонд почему-то, безотчетным желанием ведомый, приобнял Люка, похлопал пару раз по плечу и тут же руку убрал. Люк остался в прежней позе. И мир вокруг наполнился умиротворёнием, лёгким ароматом ягод и приятным теплом, с которым усталость растекалась по мышцам ног.       И вдруг снизу раздался скрежет. Эймонд почувствовал, что Люк вгрызался в застёжку на жилете. И, кажется, пытался перетереть петлю зубами. Руки неуверенным жестом отпихнули его.       — Люцерис! — возмутился Эймонд, изумлённо смотря на грудь. — Ты если хочешь такое же одеяние, просто попроси... — Эймонд не придумал ничего, что сказать в ответ, кроме этого. Но вдруг задумался уже всерьез, а не взять ли его в свой отряд, раз племянник от скуки с ума сходит.       — Я хочу то, что под ним.       — Что?       — Что?       Теперь Эймонд тупо захлопал глазами, уставившись на Люцериса. И тот встретил его своей фирменной улыбочкой прямиком из Седьмого пекла, а над ней — сияющие глазки раскормленного любовью и молоком котёнка.       — Эм, неважно. В отряд хочешь?       — А мы будем работать в паре?       — Нет, Люк, мы не будем работать в паре, это неразумно.       — Тогда неинтересно, — отмахнулся племянник.       — И что же тебе интересно в таком случае? — недовольно процедил Эймонд.       — Ты вот сказал, что не стал бы мне делать «рот в рот». А что бы ты сделал в первую очередь?       Почувствовав интерес со стороны обычно безразличного к его работе племянника, Таргариен важно начал:       — Я бы прежде твою рану осмотрел, попытался зажать. Проверил ход крови на шее…       — М, отлично. А что нужно, чтобы ты сделал мне «рот в рот»?       Эймонд разочарованно вздохнул.       — Ничего, — и попытался встать, даже не окинув Люка взглядом. И пробубнел без задней мысли: — Захлебнуться…       И с окаменевшим от ужаса лицом обернулся: все сгинувшие в Пекле души грешников заплясали во взгляде Люцериса. Понимая, насколько дорого обойдутся эти слова, Эймонд дергающимся глазом наблюдал, как зловещая улыбка исказила прекрасное личико племянника.       Эймонд начинал догадываться.