Помоги мне/Help me

Руки Чонгука сами собой потянулись за телефоном. Чимин. Хоть бы он сейчас был рядом с Юнги. Черт, он подумал обо всём на свете, но не об этом! Оставалось надеяться только на то, что Юнги сейчас пишет и занят настолько, что ему не до телевизора и чтения новостных сводок в Сети, ведь он всегда так сильно погружен в свою работу и тексты, но… Проклятье-проклятье-проклятье! И как только Чонгук мог упустить самое важное?! Черт-черт-черт! Как же сильно он ненавидел себя в этот момент! Привычка заботиться только о себе и семье в этот раз сыграла с ним злую шутку. Юнги не должен быть сейчас один! Лучше, если он вообще узнает о происходящем как можно позже и в правильном свете. И где носит Чимина?.. Слушая в трубке уже половину минуты длинные гудки, Чонгук успел проклясть всё, всех и вся в этом мире: миллион раз себя за близорукость, эгоизм и тупость, Хосока и Тэхёна — за то, что тоже о Юнги не подумали, Чимина — за то, что его носит черт знает где и он не отвечает в первую секунду, и даже Хёкджэ, который, в общем-то, точно о Юнги не должен был думать. — Алло, — когда на том конце прозвучал хриплый сонный голос Чимина, Чонгук уже готов был взвыть от ярости и беспомощности. — Ты где? — без приветствий и церемоний тут же в лоб спросил он, чтобы не дай бог не потерять драгоценное время, которое на деле уже и так было безвозвратно упущено. — В отеле, сплю, — видимо, прочувствовав нервозность Чонгука, без промедлений ответил Чимин. — А что такое? — У нас снова случай массовой стрельбы, это во всех новостях… — Проклятье! — судя по звукам, Чимин, выругавшись, скатился с кровати. — Ты не с Юнги, да? — Нет, мы на месте, проводим расследование, я сейчас даже уехать не могу, — окинув взглядом творящийся вокруг хаос, поджал губы Чонгук. Конечно, он мог попросить Хосока или Тэхёна взять на себя координацию операцией и сорваться к Юнги, но… у каждого из них были свои задачи и общий план, нарушить который Чонгук просто не мог себе позволить. Даже ради Юнги. Ведь на кону стояло слишком многое. В том числе жизнь и безопасность самого Юнги, так что… Чонгук сделал всё, что мог. А именно: позвонил Чимину и попросил того как можно скорее приехать к Юнги, а также позвонил в больницу и предупредил персонал, чтобы те внимательно следили за омегой. И всё. А затем взял себя в руки и, отложив все свои переживания и мысли о Юнги в самый дальний угол, снова стал главой клана Чон и приступил к своим прямым обязанностям. Нет, все-таки любовь, отношения, переживания за кого-то, помимо семьи (в которой, ради справедливости, каждый мог постоять сам за себя), — это не для них. Не для него. Не для главы клана Чон. *** Чимин перепугался и торопился к Юнги так сильно, что снова вылетел из гостиничного номера прямо в пижаме, просто натянув кроссовки на босу ногу и накинув сверху толстовку. И пусть Чон Хосок всё еще невыносимо сильно бесил его, особенно когда они находились на расстоянии и не видели и уж тем более не касались друг друга, но сегодня, садясь за руль машины, Чимин был невыносимо сильно благодарен альфе. Так же сильно, как в тот день, когда плачущая от счастья мама звонила ему поблагодарить за то, что Чимин погасил все долги отца. Вернее, не он, а Чон Хосок. Ну хоть какая-то польза от этого гада! Очень большая! Дорога до больницы заняла чуть больше времени, чем планировал Чимин, потому что, несмотря на волнение и спешку, он, как обычно, был слишком осторожным и аккуратным водителем, особенно по городу, который еще знал едва-едва, но это в любом случае вышло быстрее, чем на такси. И всё благодаря этому невыносимому засранцу! Впрочем, Чон Хосок улетучился из мыслей Чимина так же быстро, как в них и появился. Ведь Юнги… Чимин опоздал. Катастрофически. Зайдя в палату и увидев сжавшегося в комочек на кровати и неотрывно смотрящего на экран включенного, разумеется, на новостном канале телевизора друга, который выглядел таким маленьким, беззащитным и смертельно испуганным, Чимин едва не задохнулся. А еще Юнги плакал. Молча, беззвучно — и от того еще более пугающе и болезненно. Разрывая сердце Чимина на сотни мелких клочков. — Юнги… — Чимин тихонько позвал друга, но тот на него даже не отреагировал. И на чуть более громкий зов спустя минуту. И еще на один. Юнги никак не реагировал, даже когда перепуганный насмерть Чимин сел на кровать перед ним и начал трясти друга за плечи в отчаянной попытке докричаться до него. Юнги не реагировал и на вызванных в палату врачей, продолжая гипнотизировать пустым взглядом черный экран телевизора. И плакать. Молча. Без остановки и передышки. И даже примчавшийся на отчаянный зов Чимина спустя полтора часа Чонгук не смог привести его в чувство и реальность. И экстренно вызванный психиатр — тоже. Проклятье! И как бы им всем этого ни не хотелось, но… Юнги всё же пришлось ввести огромную дозу успокоительных и снотворного, чтобы наконец-то успокоить и расслабить его. И лишь увидев, как глаза друга закрываются, а заострившиеся, изломанные болью черты лица разглаживаются, уступая место пусть и медикаментозному, но всё же спокойствию и умиротворению, Чимин наконец-то смог почувствовать себя немного спокойнее. Он верил, что сон, пусть даже такой, и время всё лечат. И завтра Юнги станет легче. Так сказал психиатр, и Чимину было очень легко ему поверить, потому что Чимин… просто хотел верить. Ему это было отчаянно нужно. Знать, что всё обязательно наладится. Рано или поздно. Правда. Вот только… внезапно раздавшийся из соседней палаты громкий женский вопль, полный животной боли, а также побледневший как смерть и бросившийся на выход Чонгук в мгновение разрушили это едва-едва установившееся хрупкое равновесие и веру в лучшее. Всего одно слово, слетевшее с губ Чонгука. Вернее, имя. «Мэредит». И мир снова окрасился в траурно-черный.