Без права на жизнь

      По дороге в деревню Андрей пребывал все в том же состоянии душевного оцепенения, с каким попрощался с бабушкой и покинул дом. Ноги сами несли его, он не задумывался куда. Бездумно брел по вытоптанной неизвестно кем земле, таща за собой свой багаж и тяжелое, раненым зверем подвывающее сердце. Хотел заблудиться с горя, сгинуть среди лесов, но дороги, как назло, перед ним не путались, не терялась ниточка тропинки, закованная в зеленый коридор деревьев. Словно сам лес не желал больше видеть его у себя в гостях. Он внезапно стал здесь чужим.       Мысли о Мише не покидали его ни на секунду. Где он сейчас? Думает ли о нем? Может уже знает, что Андрей, не обмолвившись ни словом, покидает его. Или пребывает в томительном ожидании новой встречи, которой, увы, не суждено состояться. Не было никакого здравого смысла размышлять об этом, но Князь продолжал, оттягивая момент, когда ему придется оставить в прошлом все, что было и забыть о нем для своего же блага. Но ведь не его это решение, не его! С ним поступили жестоко, а теперь он поступает жестоко с Мишей, который совсем этого не заслужил. Лучше бы он возненавидел Андрея, так было бы проще для всех. Ненависть будет мешать жить, но не станет отравлять ее так, как это делает разбитое сердце.       Дойдя до опушки, Андрей остановился, скидывая сумку на пыльную гладь дороги. Было жарко и совсем тихо, ни малейшего ветерка в воздухе. И деревня, расползающаяся по горизонту неровной линией домов словно застыла, томясь в последнем запале дневного зноя и с нетерпением ожидая захода солнца. Какой-то внутренний порыв манил Андрея оглянуться. Вглядеться в чащу поплывшим от духоты взглядом и с замиранием сердца поддаться вожделенной фантазии, где из разношерстной листвы на него в ответ посмотрят знакомые глаза. Тяжело удержаться от мыслей о счастливой случайности, когда становишься вдруг не властен над своей судьбой. И Андрей не стал себя удерживать, обернулся. Но знакомых огоньков не было видно. Ничего, кроме пышущих жизнью деревьев, красивых, высоких и совершенно безразличных к его печалям. Тяжёлый вздох вырвался из груди. Он наклонился поднять сумку, как вдруг тишину окружающего мира для него разорвали невнятные крики. Андрей поднял взгляд на раскинувшееся перед ним село и увидел силуэты, черным шумным пятном, передвигающиеся ему на встречу.       Он прищурился, стараясь вглядеться в лица, но те были достаточно далеко. Голоса, доносившиеся до него, вызывали странное дежавю и чувство тревоги, словно он уже где-то слышал их. Компания стремительно приближалась, и когда между ними оставались жалкие сотни метров Князь признал в них ту самую шайку, что хотела пришить его на кладбище. Осознание, что он все это время маячил у них прямо перед глазами так резко накрыло его, что он как ошпаренный схватился за сумку и помчался в сторонку какой-то тропинки, робко выступавшей из кустов. Заслон у нее был совсем никакой, и со стороны деревни нетрудно было разглядеть кто идет. Князь шел, неотрывно следя за компанией, которая, как ему показалось, замедлила шаг. Или это он шел слишком быстро?       Тропинка все вилась и вилась вдоль деревни, пока наконец не показался сверток в лес. Заходить туда не входило в планы Андрея, как и опоздание на электричку в перспективе. Но делать было нечего. Через пару широких шагов названный сверток рассекся надвое, оказавшись развилкой, одним концом уходившей в село, другим — в злополучное деревенское кладбище, посетителем которого не так давно он был. Князь остановился на росстани, успокаивая загнанное дыхание. От деревьев опускалась долгожданная тень, не давая солнцу всецело продолжать его мучения. Эх, а как душно будет в нагретом за день вагоне электрички…       Здесь трава была выше и кусты гуще, он почти потерял из вида тех, от кого скрывался, только голоса выдавали их присутствие. Хотелось надеяться, что они просто идут мимо. В самом деле: если бы они его заметили и узнали, то уже бы были тут, а других причин шататься средь бела дня по кладбищу он не видел.       Черт знает почему, но он успокоил себя этими мыслями, наивно полагая, что он в безопасности, и нужно просто немного подождать пока они уйдут. Проверив время на часах, он потянулся в карман за расписанием электричек, как вдруг до него дошло громкое и совсем не дружелюбное: — Эй ты, ушастый.       В следующий момент Андрей уже несся по заросшей дорожке, спасаясь побегом. Он быстро достиг погоста, прокручивая в голове мысль о том, что сегодня то уж его точно тут закопают. Последние обветшалые надгробия пролетели мимо него, и начался непроглядный лес. Бежать по прямой не получалось: то тут, то там выскакивали кусты, преграждая путь острыми сухими ветками. Приходилось обходить, отводить в сторону колючие преграды, не жалея кожу ладоней и попутно следя, чтоб тело не заносило в сторону беспощадно тормозившая его сумка. Но выкинуть ее означало бы потерять все свои рисунки — единственное напоминание о Мише, и Андрей, превозмогая тянущую боль в руке, крепче сжал ручку. Издалека слышались крики и шелест листвы. Они уже близко. Останавливаться было нельзя, но и продолжать бежать дальше без передышки он не мог, воздуха катастрофически не хватало.       Он резко остановился, с трудом удержавшись от того, чтоб не протаранить носом землю. Глотку жгло от долгого бега, а во рту стоял мерзкий привкус крови. Андрей выпрямился, стер ладонью пот, струйкой бежавший по лицу, и собрался уже бежать дальше, как к нему резко прижались сзади, зажав рукой рот. Он задёргался, пытаясь пихнуть незнакомца свободной рукой, когда над ухом раздался голос: — Тихо, не дергайся. Это я, — Андрей замер, распахивая глаза от неожиданного открытия. Клокочущее сердце пропустило удар от нахлынувшего счастья. Ладонь отклеилась от его губ, и он, забывая обо всем, обернулся, жадно оглядывая знакомые черты, и все еще не веря спросил: — Миша?       Время словно остановилось для них, давая прочувствовать таинство момента. Ни погоня, ни угроза жизни не могла заставить нарушить то, что сейчас происходило между ними. В висках стучало, и дышать было нечем, но губы упрямо растягивались в улыбку, вызывая ответную реакцию, и глаза блестели как у пьяных, и руки тянулись обнять… — Нет, блин, леший. Идем сюда, — раздался хриплый смешок Горшка, и ловким движением руки его утянули в кусты. Андрей грохнулся на траву, оказавшуюся удивительно холодной, и замотал головой, смахивая пелену забвенья. Может, и впрямь ему голову напекло. Ну, хоть Миша не в бреду, будет думать за двоих. Прямо рядом с ними раздался топот ног, Андрей шумно вдохнул и схватился за мишину футболку, ища защиты. Ему казалось, что их вот-вот увидят сквозь редкую листву, скрывающего их убежища.       Он был так близко, Андрей в испуге зажмурился, словно это могло спасти от надвигающейся опасности. Но вопреки его ожиданиям, парень пробежал мимо них. — Нас не видно снаружи, не бойся, — прошептал Миша, обняв дрожащее от страха тело. Его голос был словно долгожданная тишина среди водоворота звуков, окружающих Андрея и внушающих лишь кошмар. Но говорил этот голос совершенно странные для взбудораженного мозга вещи. Люди вроде бы не зеленые, а лиственный покров этого кустарника напоминала скорее рыболовную сеть, чем плотные занавески. Нужно быть слепым, чтоб не разглядеть их за этой ненадежной баррикадой. — Как ты..? — вырвалось слишком громко из Андрея. Миша нахмурился, одаривая его таким суровым взглядом, что любой бы заткнулся. — Тише. Они не видят нас, но услышать вполне могут, — сказал он, и резко замолчал, прислушиваясь. Андрей, видя его сосредоточенное лицо, тоже напряженно замолчал, стараясь уловить что-нибудь, хотя соревноваться с оборотнем в остроте слуха было глупо. Кровь еще кипела, и мозг хаотично генерировал мысли обо всем, но все же после встречи с Мишей, он перестал так сильно паниковать, и случившееся показалась ему теперь обычным приключением, а не игрой со смертью. — Ушли, — через пару минут обратился к нему Миша.       Андрей только этого и ждал. Отчаявшись, что он сможет еще раз когда-нибудь увидеть Мишу, он пребывал в состоянии невероятного душевного и физического подъема. Хотелось повалить его прям здесь и любить, любить, любить, пока не придет осознание, что он реален, что они снова вместе. Никогда он так сильно не верил в судьбу и в эту пресловутую «неслучайности случайности» как сейчас, когда эта судьба сидела рядом с ним и шмыгала носом, хлопала ресницами и терзала обломанными зубками розовые губы.       Движимый потоком бесконечной радости, Андрей налетел на Мишу, впечатываясь в губы жадным поцелуем. Схватил его за отросшие волосы, не давая отстраниться, и целовал так напористо, почти грубо, не дожидаясь пока ему ответят или хотя бы разомкнут податливо рот. Миша слегка опешил, но стойко выдержал обрушенную на него страсть и даже не свалился, удерживая при этом и Андрея, который уже не соображал в каком положении они находятся. Лежат, стоят, какая к черту разница, когда Миша чуть ли не в первый раз позволял ему вести, быть главным, не забирал инициативу, а только принимал, тихо вздыхая.       С громким чмоком Князь оторвался от желанных губ, переводя дыхание. По телу разливался небывалый жар, волнами накатывая на него со всех сторон. Под ладонями внезапно оказалось не теплое мишино лицо, а рассыпчатая земля тут же приставшая к ладоням, и Андрей с удивлением понял, что сидит у Миши на коленях. Горшок был смущен. Его покрасневшие щеки выделялись на бледном лице, глаза спрятались за завесой темных длинных ресниц, а с влажных губ срывалось шумное дыхание. Князь с наслаждением наблюдал за этим.       Миша поднял на него глаза, полные хищного озорства такого знакомого, но от этого не менее возбуждающего. Он улыбнулся, обнажая клыки, и Андрей не смог сдержать улыбки в ответ. Вуаль трогательного смущения рассеялась без следа, являя ему прежнего Горшка, дикого, настойчивого, но не менее умилительного в своей безрассудной уверенности. — Ты как тут оказался? — спросил Андрей, поглаживая его по лохматой голове и нежно заправляя непослушные прядки за уши. На языке чувствовался привкус чужих сигарет, а в ушах все еще стояло загнанное дыхание. — Я вообще-то живу в лесу, — хмыкнул Миша довольно, — и иногда прихожу спасать твою жопу.       Горшок хитро улыбнулся, прищурившись, и ловко цапнул Андрея за задницу сильным щипком. Андрей ойкнул и дернулся от такой наглости, хотел шлепнуть по наглым рукам, да те уже мягко заглаживали и сжимали раззадоренные места. Князь недовольно фыркнул и остался таков. — Как ты это сделал? — обвел он глазами заграждающую их от остального мира листву. Миша невинно смотрел на него, словно вообще не слыша, и если б не руки блуждающие ощутимо оглаживающие тело, можно было подумать, что он отлетел. Но Горшок слышал, все слышал. Андрей нахмурился, показывая, что требует ответа. — Меньше знаешь, крепче спишь, Андрюша, — загадочно ответил Миша, и не спуская с него взгляд, продолжил, — сумка зачем?       Князя уже начинало порядком надоедать раздражала эта недосказанность и скрытность Миши, но он не хотел ссориться и выпытывать что-то, тем более после того, как они чуть не расстались. По опыту было ясно, чтоб Горшка развести на какие-то откровения нужна и атмосфера располагающая, и настроение определенное, чтоб ветер был юго-восточный, а фаза луны соответствовала… Короче, сложно было вытащить из этого жука что-то. Будет увиливать, как змея виться вокруг да около, а правду не скажет. Но Андрей не был бы Андреем, если не попытается докопаться до истины. Чуть позже сам все ему расскажет и покажет. А пока пусть думает, что ловко перевел тему. Да еще как перевел. Не себя, а Андрея под удар подставил, бессовестный. — Так я… — замешкался Андрей, — на станцию.       В голове затикал таймер бомбы имени Горшка. 1… Глаза расширяются, ноздри раздуваются как у дикого зверя перед прыжком. 2… Миша открывает рот, агрессивно набирая воздух в легкие. 3…       Казалось, даже птицы прекратили петь, ощущая скорое наступление бури. Андрей тоже застыл в мучительном ожидании, предусмотрительно закрыв глаза, потому что в следующий момент его снесло волной яростного крика. — На какую станцию, блять? Чё это значит? Ты уезжаешь? Какого хуя?       Вопросы пулеметной очередью рассекли воздух, и только когда Миша, красный и злой, замолчал, рассерженно поджав губы, Андрей открыл глаза и спокойным голосом ответил: — Не ори. Меня домой отправили. Из-за тебя, между прочим.       Горшок, заслышав, что выгнали из-за него слегка расслабился, но рассерженное выражение лица сохранил, нахмурено и как-то недоверчиво косясь на Андрея темным взглядом. — Я то че сделал опять, емое? — буркнул он, но звучало это отнюдь не зло, а скорее по-детски обиженно. Горшок вообще перестал выглядеть для Андрея агрессивным или злым спустя несколько дней их знакомства. Он, конечно, злился, но злость эта была сиюминутная и порой даже напускная. Вспыльчивый был в общем, а на самом деле добрый как ребенок. Вот и сейчас потупил глаза, совесть замучила за выходку, потому что сначала делал, а потом думал. — Ничего не забыл, когда уходил?       Миша вскинулся, встречаясь сосредоточенным взглядом с Андреем. Пару секунд в них прослеживался сложный мыслительный процесс, а затем сменился щенячьим восторгом. — Забыл. Тебя с собой забрать, — протараторил Миша и сгреб Андрея в объятия, утыкаясь носом в шею. — Мих, ну я серьезно, — смешливо тюкнул его в бок Андрей, в который раз поражаясь способностью Миши так легко увиливать от ответов, — из-за твоих ботинок нас спалили и теперь мне надо уехать. — Не надо тебе никуда, — упрямо буркнул Горшок, усыпая шею короткими поцелуями, — оставайся у меня. — Не могу я остаться, родители… — Андрей несдержанно вздохнул, доверчиво открывая шею и позволяя втянуть себя в совершенно нечестную игру. Ведь уже заранее понял, что проиграл, стоило Мише коснуться его. — Хоть на денек ещё останься, прошу. Хочу показать тебе кое-что, — сказал Горшок, глядя на Андрея горящими глазами и вкрадчиво добавил, — это очень важно для меня.       Ничего не оставалось, кроме как согласиться.

***

      Как только они добрались до домика, Андрей без слов лег на постель и вырубился из-за накопившегося за день стресса и переживаний. А когда проснулся, то стол перед ним был уставлен хлебом, молоком и парой яблок. Миша сидел рядом и задумчиво нарезал одно из них в тарелочку. Князь несколько раз непонимающе моргнул, думая, что это сон. Но вопреки всем опасениям, в воздухе витал вкуснейший запах свежего хлеба, и он с наслаждением затянулся им. Этот запах родом из детства навеял на него приятные воспоминания, и сейчас к ним грозилось добавиться еще одно. Почему-то ему отчаянно хотелось запомнить закатное солнце, пробивающееся через маленькое окошко, цветочки на смятом постельном, и как оно отчетливо пахнет Мишей, тарелочку с разбитым ободком, где краснели яблоки. Как на красивом лице сходятся в хмурой полоске брови, как осторожно Миша орудует ножичком, словно совсем никогда этого не делал. Андрей хотел запомнить все до последнего, потому что отчего-то его терзала тревожная мысль, что этого никогда больше не повторится. — Ужин, — раздался мишин голос, вырывая из мыслей, — а потом пойдем мыться в баню.       Андрей ухмыльнулся: прозвучало это, ну уж очень по-родительски. А точнее, чаще всего с ним так говорила бабушка, без вежливых уточняющих вопросов на тему «будет ли Андрюша кушать?» Будет, и неважно, что он ел совсем недавно. Но сейчас и правда есть хотелось, так как первым и последним за сегодня приемом пищи был для него завтрак. Хлеб призывно пах, а Миша так аппетитно хрустел яблочной долькой, что хотелось накинуться сразу на все. Одно лишь смущало Андрея — откуда Миха все это достал? Но будучи уверенным, что тот опять будет мяться, отнекиваться, и так и не ответит ему нормально, он решил оставить вопросы на потом. — Я и не знал, что у тебя есть баня, — с удовольствием жуя хрустящую корочку, подметил Андрей. — Так ты туда и не заглядывал.       Миша, в отличие от него, кроме кусочка яблока больше ни к чему не притронулся. Подперев щеку, он с интересом наблюдал как Андрей поглощает свой незамысловатый ужин. Князь же был слишком увлечен едой и слежки никакой не замечал. Только когда, утерев ладонью полоску молока над губой, он оторвал наконец глаза от стала, то столкнулся с внимательным взглядом карих глаз и слегка смутился. — И она, ну, рабочая?       По правде говоря, он и в бане то толком не был, только пару раз в детстве. Не знал что там и как, и был даже какой-то небольшой интерес. Это ж не душ, где вентиль повернул, и вот тебе вода какая захочешь, это еще потрудиться надо, чтоб помыться. — Ну конечно, емое. Где я по-твоему мылся все это время? — недоуменно спросил Горшок, и Андрею стало даже как-то стыдно, что он такой несведущий о жизни вне города. — Не думал об этом… — Эх ты, Княже-Княже, — Миша потрепал его по взлохмаченным после сна волосам и шлепнул на плечо полотенце, — раздевайся и пойдем.       На улице стояла приятная вечерняя прохлада, и что-то таинственное было в опускающей на лес тьме. Миша шел впереди, ведя за собой поеживающегося от свежести воздуха Князя. Кружок бледной луны глядел на них сквозь набежавшие облака. Она была безмятежна и спокойна, что не скажешь об Андрее, которого не покидали тревожные мысли о скором расставании. Казалось, что и Миша об этом думает. Перед входом в баню он неожиданно остановился, развернувшись лицом к Андрею, и неловко сжал его ладони своими. — Ты прости за то, что я дернулся утром. Я тебя обидел, да? И напугал… — не отрывая глаз от их сплетенных пальцев, неуверенно проговорил Миша.       Андрей внутренне просиял. Он и не надеялся услышать извинения. И так простил бы Михе все, но знать, что Горшок сам осознал свою неправоту, было невероятно приятно. — Нет, Мих, я все понимаю, — ободряюще сказал Андрей, сжимая в ответ чужие пальца, — и то, что ты боишься, тоже понимаю. Но и ты пойми, что мне с тобой хорошо. Я тебе доверяю и знаю, что ты мое доверие оправдаешь. Ты не такой.       Миша поднял совершенно темные от сгущающихся с каждой минутой сумерек глаза и посмотрел на небо, туда, откуда наблюдало за ними беспечное светило. Что-то едва различимое блеснуло из непроглядной тьмы его зрачков и тут же потухло. Он с печальной зачарованностью глядел в небо, а потом тяжело вздохнул, вновь обратив свой взгляд на Андрея. — Сейчас полнолуние. Очень опасное время. Нельзя волкам находиться рядом с… — он неожиданно запнулся и замолчал. — Едой? — грустно усмехнулся Андрей. Миша нахмурился и сделался еще более поникшим. И зачем он вообще это сказал?.. — Я не это хотел сказать. Ты не… — начал бубнить Миша, но Андрей не хотел ничего не слышать в оправдание своей неудачной шутки или не шутки? — Я твой, — решительно сказал он.       Миша поднял на него взгляд, полный удивления. — Что?       Князь взял в свои ладони чужое лицо, притянув растерянного Горшка к себе, и тепло улыбнулся. Внутри все горело, и отдавалось покалыванием в конечностях. Он ощутил себя так правильно, так хорошо, когда сказал это. Кажется, ничего более искреннего Князь в жизни никому не говорил. — Я твой, Миш, — сказал он, нежно поглаживая горячие щеки, — мое тело, моя душа, мое желание. Все твое. Я люблю тебя.       И даже если быть мишиным значило отдать себя на растерзание зверю, он бы без раздумий сделал это.