Под тенью змея

Эва

Ее час пришел. Она знала это. Все время, что она ступала по темноте сквозь пустыню до самого поселения, она не подняла глаз и не проронила ни слова. Было больно взглянуть в лицо наставника и Реймсса, ни на один вопрос которых она не смогла бы ответить. Поэтому она испытала смехотворное облегчение, когда эпистат запер ее одну в какой-то каморке без окон, освещенную лишь небольшой масляной лампой. Он ушел допрашивать братьев, и его не было уже слишком долго. Почему же так тихо? А может, это и хорошо. Это значит, он хотя бы не истязает их. Амен не застал всех шезму вместе, и Эва решилась на отчаянную попытку выгородить остальных. Взять весь удар на себя, ведь ей из этой ямы уже ни за что не выбраться. Но нужно было быть идиоткой, чтобы решить, будто Амен поверил в её ложь. Нет. Он был слишком умен и опасен. Было так глупо, но всё же она надеялась, что он может насытиться малой кровью. И его поступок в хижине. Когда он поймал их с Фебой прямо во время ритуала, должен был убить обеих на месте. Имел власть и повод, но не стал. И не станет. Ему что-то нужно от неё, раз она всё ещё жива. Он будет торговаться с ней, выставив на кон её собственную жизнь. И Эве придется согласиться. На всё, что он скажет. Ей будто бы стало легче от того, что теперь он знает. Приятно было хоть раз перестать бежать без оглядки. За себя она не боялась больше, была готова к любому исходу сегодняшней ночи. Непонятно, сколько она провела здесь времени. Без луны было сложно хоть как-нибудь сориентироваться. Эвтида дремала в углу, уткнувшись носом в собственные колени и обхватив их руками. Но тут же вскочила на ноги, едва дверь открылась, протяжно скрипнув. Амен по-хозяйски вошел в помещение, заполнив его собой. В руках его был небольшой стул, который он выставил ровно в центр и кивнул. — Садись. Эва поднялась на затекших ногах. Смиренно подошла и села, где сказано, закинув ногу на ногу. — Оправдывайся. — Не стану. Эвтида не хотела смотреть на него. Поэтому взялась разглядывать его ступни, что мерили шагами маленькую комнату. Слишком маленькую для него. Она нервно улыбнулась самыми уголками губ. — Отлично. Значит сама признаешь, что такую заразу, как вы, нужно истреблять. — Не признаю. Амен нагло хмыкнул и остановился ровно напротив нее. Откинулся на стену, сцепив руки на груди. Стоял расслабленно, даже слишком, всем видом показывая свое превосходство над ней сейчас. — Отчего же? Все вы шезму одинаковы. Поёте сказки о тяжелой судьбе, но к судьбам других равнодушны. Приносите один лишь вред. Жестокие. Алчные. Сколько людей свели с ума, что обратились к вам? Сколько людей, наслушавшись вас, бежали убивать по вашей указке? Сколько людей выгребали последнее, лишь бы найти денег на ваши услуги? Последнее слово он выплюнул с особой неприязнью. Эва бросила на него злобный взгляд. Может быть, это была ее последняя возможность. Так хотелось высказать ему все, что копилось внутри так долго. — Я выполняю лишь то, что у меня просят, — Эва переняла его позу, скрестив руки перед собой. — Иногда со злости камень пнешь, а на завтра человек другой споткнется и шею себе свернет. Моя вина в этом будет? Если я указала человеку, кто причастен к смерти его близких, разве повинна я в его праведном гневе? Разве смог бы ты осудить отца, что желает отплатить за свою единственную дочь? Ту, что жестоко изувечил тот живодер, поднявший руку на пса в Гермополе. Помнишь ту ночь, эпистат? Амен пронизывал ее своими ледяными глазами насквозь, но Эвтида не унималась. Слишком много внутри собралось боли, обиды. Слишком долго она молчала, глотая несправедливость. Годами эти охотники истребляли шезму, даже не пытаясь взглянуть на мир с другой стороны. Обвинили черномагов во всех бедах, не желая увидеть простую истину. Между ними и жрецами не было никаких иных различий, кроме того, что жрецы приносили в казну фараона деньги. Словно дрессированные животные, охотники слепо исполняли приказы высших, топя этот мир в крови. Руки и губы дрожали от нервного возбуждения, а кровь просто закипала внутри, пока она продолжала, становясь все громче и громче. — Денег хотят? Алчные? А ты вели рыбакам рыбу бесплатно ловить, а пекарям — готовить хлеб. Они не алчные? Люди хотят есть. И я хочу. Не от сытой жизни шезму становятся. Никогда не задумывался об этом, лишая человека жизни? Эва впилась пальцами в собственные плечи, чтобы хоть как-то унять дрожь в них. Сердце неистово колотилось в груди, а лицо пылало. — Можешь повесить на меня все грехи, что захочешь, эпистат. Только не обманывай себя. Кто, по-твоему, сказал мне о внутренностях в гробнице? Мертвые сами стремятся помочь нам. А я передала тебе их слова. Кто знает, может, не скажи я об этом, до сих пор вы ползали бы по усыпальнице и искали хоть какую-то зацепку. — Не пытайся заговорить мне зубы, шезму, — Амен взялся вновь обходить комнату, возвышаясь над ней. — Я уверен — проклятье на Фивы наслали вы. На ваших руках кровь ни в чем не повинных людей. Детей. — Думаешь, я сама не понимаю, что виновны могут быть свои же? — горечь сожаления звенела в ее голосе, но она продолжала вертеться из стороны в сторону, пытаясь найти с его глазами контакт. — Думаешь, брошусь выгораживать тех, кто гробницу вскрыл и убивает невинных? Не стану, эпистат. Меня учили не этому. Я в жизни добра людям больше сделала, чем навредила. Если и правда шезму виновны в смертях, может, и вы правы. Может, действительно стоит забить всех нас камнями, как бешеных собак. Мгновение, что он молчал, показалось ей вечностью. — Может и стоит. Но ты будешь жить. Амен вновь обошел ее, остановившись прямо перед ней. Смотрел свысока, улыбаясь жестокой улыбкой. — Всегда удобнее держать при себе ручную собачонку. Ту, что пойдет по следу. Ты поможешь мне в охоте. Я собираюсь собрать отряд. Ты, Ливий и Тизиан будете работать вместе со мной, ища виновного, пока мы не победим эту заразу. Эвтида уставилась на него, приоткрыв рот от удивления. Свихнулся он или шутит? Охотник решил работать с шезму? — Но не обманывайся, Эва, — рука Амена медленно скользнула вниз к поясу, устраиваясь на клинке. — Одно движение. Малейшая мысль о том, что ты можешь предать меня, сговориться с остальными шезму за моей спиной — и ты покинешь этот мир в ту же секунду. — Ты, должно быть, шутишь, господин, — Эва нервно рассмеялась, не веря собственным ушам. — Молчи о том, что я поймал тебя. Молчи обо всем, что произошло здесь. Ни одна лишняя душа не должна знать. Скажешь, будто не знаешь, как я оказался там. Поймал тебя уже у выхода. От накидки избавиться успела, да и в доме прибрались, — оскалился, окинув Эву взглядом. — И угомони своего защитника, иначе это сделаю я. Смотрит на меня так, будто жизнь недорога. Эва фыркнула, закатив глаза. Не ответила. Губы Амена растянулись в жестокой ухмылке. — Надеюсь, это будет не столь трудно? Переживешь ли, обсуждая дела только с одним из своих мужчин? Эва чувствовала себя столь беспомощной, сидя здесь и выслушивая его угрозы, что ей безумно захотелось хоть как-то задеть. Столь сильно уколоть его, как только сможет. Его раздражает лекарь? Значит нужно ударить точно в цель. — Не волнуйся, господин. Этого будет достаточно. Ливий — мой единственный мужчина, — выдавила она с улыбкой. Глядя в глаза со всем вызовом, что смогла. Ярость маской затянула его красивое лицо. Он грубо схватил ее за подбородок, до боли сжимая кожу пальцами. Эвтида дернулась в нелепой попытке вырваться, но он вжимал ее в стул собственным весом. — Тогда вам будет что обсудить, работая по ночам. Амен навис над ней, всматриваясь в ее лицо. Скользнул по нему взглядом, чуть дольше положенного задержавшись на губах. Их разделяли не больше нескольких сантиметров. Так близко, что Эва могла почувствовать кожей жар его дыхания. Грубая ладонь опустилась на ее шею, сжав горло. Не было сил сделать и вдоха, воздуха осталось катастрофически мало. Против воли из глаз брызнули горячие слезы. Эва в ужасе уставилась на мужчину, что мог прямо сейчас оборвать ее жизнь небрежным движением. — Не пытайся укусить руку, что тебя кормит, Эвтида. Ты живешь, пока я разрешаю. Ты ешь и пьешь, пока я позволяю. Можешь бегать ночами к кому захочешь, веселиться и делать вид, будто ничего не произошло. Но знай, что я в любой момент могу это у тебя отнять. Твоя жизнь отныне принадлежит мне. И я убью тебя собственными руками, как только ты станешь мне бесполезна. Он разжал хватку и грубо отпихнул ее. Эва с хрипом втянула в себя воздух. Голова закружилась. Легкие горели, вновь наполняясь кислородом. Она зашлась кашлем в попытке восстановить дыхание. Амен лишь отстраненно смотрел на нее и ждал, пока та придет в себя. — Мне нужно время все обдумать. Можешь идти к себе. Завтра утром за тобой явится Тизиан и отведет, куда я велю. — Вот так отпустишь меня? Не запрешь, не приставишь охрану? — голос предательски дрожал и ей приходилось выдавливать из себя каждый слог. — Отпущу. Я знаю, кто ты. Знаю, где тебя искать. Знаю, кем дорожишь и о ком заботишься. Одна бы, может, и сумела скрыться. Вот только ты не одна. Бежать не станешь и рисковать ими не будешь. Своим послушанием сможешь сохранить жизнь не только себе, но и остальным. Поэтому ступай. Тело не в полной мере слушалось ее, но Эва заставила себя подняться с места. Не сводя глаз с эпистата она попятилась назад, к двери. Словно стоило ей хоть на секунду отвернуться, упустить его из виду, как он тут же бросится на нее. Кинется со спины и вгрызется зубами в плоть, разрывая на куски. Словно это сумасшедшая игра в кошки-мышки. Играет с ней? Говорит правду? Обезумел? Или она сама сходит с ума? От вопросов кружилась голова, начало мутить. Хотелось лишь сесть. Опуститься всем телом на прохладный песок, стать с ним единым целым. Песчинкой в бескрайнем море пустыни. Чтобы никто, даже сам верховный эпистат, не смог бы ее отыскать. Чья-то рука коснулась девушки со спины, разворачивая на себя. Вырывая из цепких лап собственных мыслей. Вскрик застрял в ее першащем горле. Воображение лихорадочно рисовало перед глазами образ Амена, что настиг ее, собираясь закончить начатое. Но из темноты на нее смотрела пара карих глаз, не голубых. Всего лишь наставник. То не сон, не кошмар. Она все ещё здесь. — Отпустил тебя? — Реммао бросился осматривать ее, но не отцовская забота тому была причиной. Губ Эвы коснулась печальная усмешка. Всего лишь проверяет, не пытал ли ее эпистат. Сколько информации она смогла бы ему разболтать, пока Амен разрезал ее нежную кожу кинжалами? Сдала ли их всех, если выжигал бы ее каленым железом? Нет, наставник. Он сделал мне больно иначе. — Отпустил. Не поверил мне, что делала в том доме, но ничего не смог доказать. — Вот так просто? — Нет. Сказал, отныне будет лично за мной приглядывать. Чтобы не натворила чего. Завтра распределит на новую должность. Врать близким прямо в лицо с каждым разом становилось все легче. Эва не знала, радоваться ли этому. Реммао не знал, доверять ли ей. Все еще продолжал осматривать девушку со всех сторон. Своим глазам не верил, что эпистат отпустил ее живой. Она тоже не верила. — Жаль, — Реймсс показался из-за спины старшего брата. — Теперь не скоро сможем вновь вернуться к заказам. — Лучше задумайся, сможем ли вообще! — не хотела кричать, но сдерживать себя было уже невозможно. Со злостью оттолкнула мужчину со своего пути, стремясь как можно скорее оказаться от них подальше. Пока не наговорила им лишнего. Никто из них не желал воспринимать ее всерьез. В их глазах она будто игрушка, что сломается, только надави. Раскололась бы Эпистату сразу же, точно скорлупка. Несерьезная, слабая, наивная Эвтида. Продала собственную душу в обмен на них. Не втянула их за собой в адский огонь. А они рассуждают лишь о своем. Ничего больше Эва не хотела сейчас, как повернуть в другую часть поселения. Пронестись мимо домов лекарей, чтобы броситься в объятия самого близкого, самого родного. Единственного человека, которому она могла безоговорочно доверить любой свой секрет. Исман бы ни за что ее не осудил. Быть может, в его объятиях, она бы даже себе самой смогла признаться отчего сейчас было так больно. Почему даже зная, что она в полной мере заслужила жестокость Амена, та выжигала дыру внутри нее. А холод в его глазах пробирал до костей. Может и призналась бы. Но она и так подвергла его достаточной опасности, встав на путь темной магии. Она не могла позволить себе больше рисковать им. Никогда, даже в детстве, она не чувствовала себя более одинокой и потерянной, чем сейчас. Брела, не разбирая дороги, куда-то. Сквозь дома, узкие улочки и кусты. Пока не кончились силы. Там и рухнула. Подтянув колени к подбородку, молча свернулась клубком и тихо плакала. Ничего. Все проходит рано или поздно. И это пройдет. Однажды все это обязательно закончится, и они снова будут вместе.