Эва
Больно. Как сильно больно. Хотелось кричать во все горло, раздирая легкие, но Эва не знала, сорвался ли с ее губ хотя бы писк. Все звуки и краски в мире исчезли, вырванные чьей-то тяжелой рукой. Осталась лишь она и грохочущий стук собственного сердца, что отдавался эхом в ушах. Будто не в себе, Эва бросилась в алую реку. Не думала ни о чем, лишь бы прикоснуться к нему. Дотронуться и понять, что это неправда. Злая насмешка, обман, что угодно. Это не мог быть он. Не мог. Не мог. Очередной страшный сон, что наслали на нее боги. Она дотронется до него, и мираж рассеется миллионом песчинок, уносимый от нее ветром все дальше и дальше. Эва откроет глаза в собственной постели, пробуждаясь от кошмара среди влажных простыней, чтобы вскочить на ноги и прямо босиком побежать к хижине лекарей. Ворвется без стука, плевать, и кинется к нему на шею, вдыхая родной запах. Где он живой, невредимый. Будет гладить его по волнистым волосам, прижимаясь к нему всем телом, ведь он обещал никогда не оставлять ее одну. Но ничего не произошло, мир по-прежнему стоял на месте. Его кожа холодная и безжизненная под ее пальцами. И Эва закричала снова. Слезы градом катились по ее щекам, пока она, задыхаясь, прижимала к себе брата. Ничего больше не имело смысла. Ее причины жить оборвались вместе с последним вдохом Исмана. Не имели значения ни холодная вода, ни крокодилы, ни люди, что стояли вокруг, глазея на ее горе. Где-то вдалеке плакала Дия, но Эве было абсолютно плевать. Мир перестал быть реальным за пределами этого крошечного клочка пространства. Сильные руки подхватили ее под ребрами, вытаскивая из воды. Оторвали от уже остывшего тела самого родного на свете человека. Как же так. Нет, пожалуйста. Она мечтала остаться там с ним. Эва билась и кричала в тщетной попытке освободиться, поднимая в воздух миллионы алых брызг, пока какие-то люди забирали тело Исмана прочь. Кто-то сильный уносил Эвтиду в сторону, все дальше от берега, несмотря на ее отчаянные попытки вырваться. Низкий голос говорил ей какие-то слова, но она не слышала их. Не желала слышать. Лишь продолжала глотать горячие слезы, струящиеся по лицу. Только не он. Нет. Нет. Песчаный берег сменился на почву, одинокие пальмы — на фруктовые деревья и кустарники. Они оказались в чьем-то саду, так похожем на тот, где маленькие Эва с Исманом воровали соседские финики. Пробирались под покровом ночи, не испытывая в этом нужды, но ведь нарушать правила было слишком весело. Эва всегда подбивала его на авантюры, но Исман никогда не злился на нее. Втягивала в неприятности, из которых потом сама же и вытаскивала. Но не в этот раз. Новый болезненный спазм сжал ее сердце, выбивая из груди глухие хрипы. Она так сильно устала. Пик истерики прошел, и усталость накрыла ее тяжелой волной. Все мышцы налились свинцом, утягивая Эву к земле, и она поддалась им. Если бы не руки, что все это время удерживали ее, она бы камнем рухнула вниз. Но кто-то большой и сильный мягко опустил ее на землю, позволяя сесть. Еще какое-то время Эвтида тихо плакала прямо там, в чьем-то саду, насквозь мокрая. Уткнувшись в свои ладони, пока слезы в ее теле, должно быть, не кончились. Губы продолжали мелко дрожать, словно ей было безумно холодно. Будто в дурмане, она подняла глаза и увидела перед собой высокий мужской силуэт. Он просто стоял рядом с ней, не двигаясь, не пытаясь помочь. Молча стоял и смотрел. Ей не нужно было видеть его лица, чтобы понять, кто перед ней. Амен. Лишь его каменное сердце было способно не дать ей проститься с братом, притащить сюда, бросив на землю. Не поведя бровью стоять и наблюдать за чужими страданиями. Пока чье-то сердце ломается на куски. — Я не мог оставить тебя там, слишком опасно. Эва отвернулась, не желая больше никогда смотреть на него. Как могло так сильно обмануться ее собственное сердце. Как могло почувствовать что-то к самому неправильному человеку во всей ее жизни. — Можешь не говорить со мной, если не желаешь. Но ты и сама знаешь, что берег Нила опасен. — О, теперь я действительно это знаю! — резко дернувшись к нему, она выплюнула слова ему прямо в лицо, хоть и продолжила сидеть на земле. — Прекрати истерику, Эвтида. Или хотела отправиться к богам вслед за Исманом? — Хотела, эпистат. Очень хотела, — одинокая слеза прокатилась по ее щеке, самая горячая. Эва небрежно стерла ее ладонью. — Но больше не хочу. Я выясню, что с ним случилось. И убью каждого, кто был к тому причастен. — Так выясни. Убей. Соберись с силами и сделай это, — он отвел глаза на мгновение, словно раздумывая. — Я помогу. Эва задрала к нему голову, спешно поднимаясь на ноги. Чтобы хотя бы попытаться глядеть на него на равных. Ей нужны все силы, что у нее еще были. — Дай мне связаться с его душой. Остаться наедине ненадолго. Она напряглась всем телом, готовясь парировать его отказ. Не позволит — значит тайком проберется туда, где его станут держать. Своими руками убьет любого, кто попытается встать у нее на пути, но добьется своего. Или умрет в попытке это сделать. Никто ее не остановит. Даже сам эпистат. — Хорошо. Эва приоткрыла рот, готовясь кричать, но застыла в изумлении. Оглядела его раскрасневшимися глазами, пытаясь отыскать обман. Ослышалась? Должно быть нет, потому что Амен продолжил. — Сделаешь все, что нужно. Сегодня ночью. Я проведу тебя. Но Эвтида продолжала молчать. Сбитая с толку, совершенно не знала, что ему ответить, глупо хлопала глазами. — Мне нужно идти, — он развернулся, собираясь уходить. — Побудь здесь, если тебе нужно. Зайди к лекарям за успокаивающей настойкой. Сегодня тебя не будут беспокоить. Эва, завороженная, смотрела ему вслед, пока Амен не скрылся из вида. Она действительно могла бы сходить за настойкой. Выпить весь бутылек разом и забиться под простыни, чтобы отключиться на пару часов в блаженном неведении. Но у нее был план получше. Ей нужно быть сильной, чтобы выяснить, что случилось с Исманом. Сильнее, чем когда-либо она была в своей жизни. И она будет. Ради него. Посидев еще немного там, в тени сладко пахнущих деревьев, она поднялась и навсегда покинула этот сад. Так похожий на тот, где маленькие Эва с Исманом воровали соседские финики.***
Пришлось ждать почти весь день. Тени вытягивались все длиннее, провожая закатное солнце, пока Эвтида сидела на полу не шевелясь, уткнувшись в колени. Словно мертвая. Может и стоило взять у лекарей настойку, ведь все это время она была заперта одна в своем собственном маленьком аду. Дия вернулась в их хижину сильно позже ужина, который у Эвы не было ни малейшего желания есть. Ее тело отныне существовало только на желании отомстить. Ни еды, ни питья, ни сна ему не было больше нужно. Дия выглядела почти так же плохо, как она сама. Лицо опухло от пролитых слез, кожа бледная, сухая, шикарные волосы растрепаны и спутались. Что-то снова сжалось внутри, болезненно пульсируя. Исман был и ей дорог. — Эва, я… — Помоги мне, — Эвтида бросилась перебить ее, не в силах вновь выслушивать чьи-то слова сочувствия. — Дия, мне нужна твоя помощь. — Но что я могу? — Залезь в мой сон. Лиши меня боли, — Дия сделала шаг назад, но Эва крепко схватила ее за запястья. — Я не желаю ничего забыть. Хочу помнить злость, ярость, желание отомстить. Я убью каждого, кто причастен к его гибели. Но чтобы найти его, мне нужно собраться с силами. Мне невыносимо жить в мире, где больше нет его. Дия вновь зарыдала, на что Эва лишь со всей силы стиснула зубы. Нельзя отступать, у нее нет времени на жалость. Исмана никто не пожалел. — Но я не могу, у меня не получится, — она замотала головой так, что кудри ее рассыпались по всему лицу. — Получится, все получится, — Эва подтянула девушку к себе, захватив ее ладони в свои руки. — Ты онейромантка. Кроме тебя никто не сможет. Дия пыталась спрятать глаза, не смотреть на нее, но Эвтида стояла на своем, упрямо вглядываясь в ее лицо. Знала, что сможет продавить, стоит лишь нажать сильнее. Дия слаба, поэтому Эва и выбрала ее. — Реммао нам не позволит. — А Реммао позволял тебе таскать у него ибогу и пропадать ночами непонятно где? Дия в ужасе отшатнулась от нее, но руки Эвы крепко держали девушку на месте. — Я ничего никому не скажу, мне нет дела, но ты должна мне помочь. Ради Исмана. Та долго решается, уставившись на нее огромными глазами, но все же тихонько кивает. Идет, чтобы достать немного отвара из-под своего матраса, пока Эва спешно запирает дверь и занавешивает окна. Настоящее самоубийство заниматься подобным здесь, прямо в лагере, под носом у всех охотников и свидетелей, но Эвтиде плевать на осторожность. Ее жизнь уже отдана в цепкие руки эпистата, а без Исмана она ей и не нужна больше вовсе. Пусть забирает. Расположившись на собственной кровати, она залпом осушает флакон с терпкой оранжевой жидкостью, что обжигает горечью язык. Нужно успокоить сердце, постараться как можно сильнее расслабиться, иначе все зря. Глубоко выдыхая, она заставляет сердце перестать колотиться о ребра, а разум очиститься от отравляющего гнева. Нужно думать о самом лучшем, светлом. Чтобы сердце привело Дию куда нужно. Девушка, склонившись над Эвой, слегка щекочет ее своими локонами, но та этого уже почти не чувствует. Тело ей уже не принадлежит. Мышцы немного покалывает, а в голове словно собирается туман, утягивая ее все дальше и дальше от реальности. И, окончательно расслабившись, Эва падает в небытие. Она видит храм в Гермополе, ее старую комнату, маленький сад из окна, который так любила. Эва не помнит, как оказалась здесь и зачем. Должно быть, это сон, но ведь шезму не видят снов. И ей плевать, потому что нечто словно тянет ее, зовет. И Эва не в силах противиться этому зову. Она должна быть там, и она пойдет туда, чего бы это ей не стоило. Здесь мягко греет солнце, окрашивая пространство золотым светом, а в залах тихо и немноголюдно. Ветер гуляет, развевая многочисленные занавески, наполняя помещения жизнью. Все как в самых ее любимых воспоминаниях о храме, когда ученики разъезжались по домам, и она могла бродить по нему в одиночестве. Эва скучала по этому месту. Мягко ступая по знакомым коридорам, украшенным богатой росписью, она добирается до нужной комнаты. И, приоткрыв дверь, внутри раздается болезненный укол, такой силы, что она не может сдержаться. Исман сидит за своим столом, что-то усердно выписывая, окруженный ворохом пергаментов. Услышав ее тихий всхлип, он отрывается от письма и лучезарно улыбается ей. — Эме, ты пришла. Сердце заныло в груди, потянулось к нему. Эва сама не знала, почему так сильно захотелось броситься к нему в объятия и заплакать. — Я соскучилась, — шептала она, прильнув всем телом. — Не плачь, Эме, ты чего. Вот он я, здесь, никуда не делся. — Пожалуйста, не оставляй меня одну. — Никогда, — теплые ладони ласково гладили ее по волосам, прижимая к себе. — Я ни за что не оставлю тебя, слышишь? Эва закивала, вжимаясь в него, пока в груди не перестало болеть. Словно кто-то острым лезвием вырезал из нее пораженный участок. Улыбка тронула ее губы, стало так тепло. Как дома. Ей нужно быть сильной, сильнее чем когда-либо в своей жизни. И она обязательно будет. Только потом. Еще немного побудет слабой девочкой в его объятиях, укрытая от всего мира, в тепле родного человека. Так и сидела там, словно ребенок, растворившись в его надежных руках.