Под тенью змея

Амен

Он благодарил богов за свежий ветер, что уносил ее запах через распахнутое окно. Невозможно было больше находиться тут, оставаясь хладнокровным. Достаточно дней, когда она сидит здесь безвылазно, заполняя собой каждый уголок. Амен надеялся, что после его срыва ему станет лучше. Молился, чтобы безумие отступило, но на самом деле все стало еще более нестерпимым. Стоило задуматься, как перед глазами мгновенно мелькало ее лицо. В ушах отдавались звуки ее стонов, разгоняя кровь по телу. Исфет, до чего же она невыносима. Упрямая. Своевольная. Невозможная. Девчонка будто поставила собственной целью свести его с ума, лишив рассудка. Другой причины, почему она начала ходить в платьях, едва прикрывающих тело, и вести себя показательно покорно, не существовало. Эва смиренно играла в игру, придуманную им, отпрашиваясь даже на обед. Пыталась ничем не вызвать его гнев, страшась вновь остаться с ним наедине. Ни на шаг не отходила от своего лекаря, всегда в его компании. Всегда вместе. Будто надеялась, что сможет спрятаться от него таким образом? Смешно. Не существовало преграды, если Амен поставил что-то своей целью. Всегда, без исключения, он добивался своего. И теперь он хотел ее. Эвтида. Ее имя срывалось с его губ холодными ночами, словно молитва. Когда не оставалось сил держать собственную маску безразличия на месте. И почти никогда при свете дня. Они оба знают, что должны ненавидеть друг друга. Это было бы легче для всех. Но вместо этого он чувствует, как сердце бьется быстрее, когда Эва рядом. Как ее дыхание замирает перед тем, как их губы соприкоснутся. Безумие. И в этом безумии он впервые чувствовал себя по-настоящему живым. Амен думал, что может управлять всем в своей жизни, а не мог контролировать даже свое сердце. Он — слуга фараона. Бремя долга не позволяло испытывать слабостей, но чувства, что она вызывала, были сильнее всего. Делали слабым, уязвимым. Он разрывался между обязанностью и желанием. Плевать, кто она. Плевать, кем был он сам. Душа и тело рвались к ней, словно дикий зверь, мечтающий выбраться из клетки на свободу. Он уже почти не пытался обмануть самого себя, будто это была простая похоть. Нет. Он понял, что с ним происходит, только когда был уже на середине пути. Хотелось не бездумно брать самому, а отдавать. Отдать ей все, что он мог бы предложить, и даже больше. Пусть просто попросит. Чувства к ней грозились разрушить весь привычный ему мир. Возможно, это помешательство, но Амен не смог бы остановиться, даже если бы захотел. Не теперь, когда ощутил жар ее тела. Почувствовал вкус ее губ. Увидел, как закатываются в наслаждении ее глаза, когда она отдается ему. Хотелось убедить самого себя, что это случайность. Последствие неверных решений и выборов в его жизни, которые привели к этому моменту. Но все это ложь. Злая ирония предначертанной ему судьбы. Боги жестоки. Их проклятье и благословение одновременно — отчаянно желать ту, которую ему суждено ненавидеть. Перевод записей Иопада лежал на его столе. Как не хотелось этого признавать, а Ливий был прав. Прошло не так много лет, а знания о былых возможностях черномагов утеряны, словно кто-то специально задался этой целью. Даже сами шезму уже не помнят, сколь могущественными были их предки. Что и говорить об охотниках, чьи знания ограничивались лишь тем, как их вычислить и убить. Все было не так очевидно, как они думали изначально. Кто-то вел собственную игру. Словно умелый фокусник, отводил внимание зевак от главного. От места, где происходит самое важное. То, ради чего все это было затеяно еще много лет назад. Но кто мог бы пойти на такие меры, чтобы спрятать эту информацию от всех? И зачем ему это было нужно? После долгих часов, проведенных за изучением записей, Амен встал и прошелся по комнате. Тело, привыкшее к войне и нагрузкам, тяжело переносило сидячую работу. Мышцы изнывали, желая заняться делом. Но все было слишком непросто. Сейчас они были на пороге чего-то гораздо большего, чем просто охота на черномагов. Существует ли человек, которому были бы подвластны подобные силы? Судьба Фив, если не всего Египта, могла таиться в этих строках. Амен продолжал размышлять, перебирая в голове возможные куски головоломки. Эва была ни при чем, как и остальная их свора. Во всем этом замешаны игроки гораздо крупнее. Если бы она хоть что-то знала об этом заговоре, ни за что не допустила бы гибели Исмана. Лучше бы сама бросилась в Нил, чем пожертвовала бы его жизнью. Он видел это в ее глазах. В том, с каким упорством она рвется наказать виновных. Он был так глубоко погружен в собственные мысли, что когда дверь хижины резко распахнулась, его тело рефлекторно отреагировало на опасность. Амен рывком дотянулся до своего клинка, приготовившись к нападению. И тихо выругался, когда заметил лишь Тизиана. Тот замер в проходе, удивленно взглянув на командующего. Его бровь взметнулась вверх в немом вопросе. Амен опустил хопеш и отступил, позволяя другу войти. Тизиан прошел внутрь, закрыв за собой дверь. Его взгляд скользнул по бумагам и свиткам, разбросанным на столе. Жуткий беспорядок. — Нашел что-нибудь интересное? — Вполне. — Выглядишь ужасно. Он не преувеличивал. События последних недель изматывали, проверяя его волю на прочность. Едва ли эпистат спал дольше шести часов в день.  — Голова идет кругом, когда я пытаюсь собрать картину целиком, — Амен облокотился на стол и потер глаза, массируя их пальцами. — Разгадка будто на поверхности. Шезму прокляли Фивы из желания отомстить — нужно найти их и казнить. Но слишком много темных пятен вокруг. В чем виноваты обычные люди? Они приносят черномагам деньги. Слишком многое указывает, что это не просто слепая месть, а продуманный план. Будто бы кто-то желает стравить нас друг с другом. Смерть Исмана не была случайной. Он узнал что-то слишком важное, чтобы оставить его в живых. Нам необходимо понять, какую именно тайну они так оберегают. — Рано или поздно они допустят ошибку. — Они уже ее допустили. Как бы не умели они скрываться, действуя из тени, они не ожидали, что их начнут искать не только охотники. Убив Исмана, они обратили другого черномага против себя. А личная месть не знает пощады и усталости. — Считаешь, девчонка выведет нас на них? — Считаю. Ты с новостями? — За новым расписанием патрулей, — охотник безошибочно понял его намек, — готово? Амен кивнул и вернулся к столу, чтобы передать бумаги. Как отыскать их теперь в этом хаосе? Служанок не вызвать, предстояло убираться самому. — Печать Фараона? — Тизиан указал на вскрытое письмо. — Верно. Велит мне явиться в Мемфис к началу празднования Хатхор. Ты отправишься со мной. — Зачем он хочет видеть вас там сейчас? В такое время? — Желает навязать мне еще одну обременительную обязанность, от которой я не в праве отказаться. Убедившись, что сейчас эпистат не намерен рассказывать больше, чем уже сказал, Тизиан попрощался и оставил его одного, возвращаясь к своим обязанностям. Тысячи звезд мерцают в небе, пока ночь неспешно укрывает землю своим темным плащом. Голод дает о себе знать, даже невзирая на усталость. Спрятав от посторонних глаз самое важное, Амен направляется в трапезную. Время позднее, тревожить кухарок не хотелось. Может быть осталась хоть какая-то еда? Должна была, ведь эти двое каждый день засиживались допоздна, не желая есть вместе с остальными. Избегая лишних расспросов. А после таскали с кухни остатки, довольствуясь чужими объедками. Эва хотя бы начала есть, а не морить себя голодом, как раньше. Нужно распорядиться, чтобы на кухне готовили поздний ужин. Давно пора было это сделать. Если продолжит жевать сухие лепешки да финики, скоро сама сляжет и без всякого проклятия. И словно бы мысли о ней смогли призвать ее к нему, Эва сидела за общим столом, черпая ложкой давно остывшую похлебку. Вместе с Ливием. Конечно. — Проголодались, эпистат? — до чего раздражал этот вечно жизнерадостный тон. И как только Эва выносит его целыми днями. — Там еще осталось немного. Желаете присоединиться к нашей трапезе? — Разве знает эпистат, где и что на кухне лежит? — вступилась Эвтида. — Еще и в темноте. Сделай доброе дело, принеси ему тарелку. Ливий удивился, но послушно встал и отправился за едой. Амен ухмыльнулся, разгадав ее уловку. Нет, она уже совсем не мышь. Хитрая кошка. Горе не сломало ее, но вместо этого раскрыло в ней новые грани. Дождавшись, пока лекарь скроется в помещении, он сел рядом с ней. — Хотела сказать что? Или просто так отослала от себя? Эва замялась, решаясь. Важно ей это. Боится, что откажет. И не зря. Как часто ей доставалось от него без причины? Просто потому, что Амен не был в состоянии сдерживать собственные эмоции рядом с ней. Он заглянул в ее глаза, чтобы она почувствовала себя хоть немного спокойнее. — Хочу навестить один дом на окраине. Не могу объяснить почему. Чувствую. Мне нужно туда, тянет. Позволишь, господин? Хочется отказать ей, оставив рядом с собой. В безопасности. Но разве не за этим она здесь? Не это ли он велел ей делать, поймав той ночью? Вынюхивать, словно ищейка. Идти по следу из хлебных крошек, направляя охотников. Да и разве остановится теперь, потеряв брата? Им обоим известен ответ. — Позволю.