Эва
— Хочешь сказать, Боги выбрали тебя? — от скептического тона Тизиана Эве нестерпимо хотелось отвесить тому затрещину весь последний час. — Почему? — Я не знаю, — она глубоко вдохнула и выдохнула, борясь со своим навязчивым желанием. — Выходит, что так. Я думала, что это случайность. Убеждала себя в этом неделями, но продолжала видеть все происходящее во снах, — обхватив лицо ладонями, она проскользила по нему к вискам. Голова просто раскалывалась, не в силах удержать внутри все случившееся. — Я не знаю, почему они выбрали именно меня и зачем вообще делают все это. Я лишь знаю, что у всего происходящего есть цель, и я больше не могу игнорировать этот зов, иначе просто сойду с ума! Сириус не случайно привел меня к Амену сегодня. Я должна была его спасти. — Собака? Хотелось закричать, что она и без него понимает, как именно звучит все, что она рассказала им сегодня. Как бред, да. Может быть, Эвтида и сама бы не поверила, расскажи ей кто-то другой о подобном. И поэтому она прикрыла на мгновение глаза, перед тем как ответить. — Я уже сказала, — повторяла она медленно и спокойно. Нужно, чтобы ей поверили, а не посчитали истеричной безумицей, — это не собака. Я не знаю, что это, но это не просто животное. Он особенный. — Голова идет кругом! — Тизиан взмахнул руками и зарылся ими в свои волосы. Затем перевел взгляд к лекарю, сидящему подле девушки. — И ты тоже веришь во все это? — Каждому слову, — Ливий кивнул и чуть сильнее сжал ладонь Эвы. На мгновение она задумалась, какие у него нежные руки. Не огрубевшие от постоянного ношения оружия и пролитой им крови. Мягкие. — Ты сам видел ее после покушения. А я видел, как это явилось за ней сразу перед этим, требуя последовать за ним. Он ткнул пальцем в сторону пса, мирно лежащего в углу, положив голову на лапы, и внимательно наблюдающего за происходящим. Все присутствующие повернулись к нему, следуя указке лекаря, но Сириус лишь слегка шевельнул ушами, вовсе не собираясь подниматься или реагировать. Тизиан первым прекратил молчаливое разглядывание собаки, обратившись к командующему. — Амен? — Я верю ей, — за все это время он не проронил ни слова. Лишь молча слушал и впитывал все, что происходит вокруг. — Оповестим охотников, направим отряды на поиски. Что с гонцами, привезшими посылку? — Допрашиваем. Но чует мое сердце, они ни при чем. Не стали бы заговорщики так рисковать, отправляя своих, — Тизиан сидел напротив них, устроившись на низкой скамье и вертя в руках оружие. Эвтида давно приметила, что охотник делал так каждый раз, когда нервничал или раздумывал. — Удайся им покушение, мы бы переломали у них каждую кость, выпытывая информацию. Они не глупы и знают об этом. Амен медленно пересек комнату и облокотился на свой письменный стол, скрестив руки на мощной груди. В желудке у Эвы что-то перевернулось, стоило ей только вспомнить прошлую ночь, но она быстро выбросила эти мысли из собственной головы. Глупая! Нашла время. Он едва не умер всего час назад. Не место и не время для подобных мыслей. Однако его спокойный и низкий голос заставлял ее внутренности трепетать. — Я тоже считаю, что гонцам ничего не было известно. Но все же попробуйте выйти на отправителя. Быть может, какой-то из следов еще не успели замести. — Да, эпистат. Кивнув, Тизиан быстро поднялся и вышел за дверь, направившись к темницам. Эва собственными глазами видела, как после сцены, что она устроила в зале для приемов, потрясенных гонцов под руки увели на допрос. Но ни Амен, ни кто-либо другой всерьез не полагали, что те были замешаны хоть в чем-то. Очередные жертвы беспощадной игры, без зазрений совести брошенные в самое жерло. Теперь они остались в комнате втроем. Тишина окутывала их целиком и давила своим весом. Было неловко сидеть тут, между ними двумя, учитывая все, что происходило. Эвтида не знала, стоит ли ей еще что-то говорить или оправдываться. Все, что она могла бы рассказать им, она уже сказала. Ливий верил ей. И, кажется, Амен тоже. По крайней мере, он подтвердил это перед Тизианом и не мучил ее бесконечными расспросами. Однако сейчас он сидел молча и совершенно не глядел на нее, уставившись в одну точку перед собой. Эва уже хотела подать голос, чтобы задать какой-то глупый вопрос, лишь бы прервать гнетущее молчание, но Амен опередил ее. — Завтра состоится начало празднования Хатхор, — он наконец-то посмотрел на нее, подняв к ней взгляд холодных голубых глаз. — На закате мой экипаж отбывает в Мемфис. Поедешь с нами. После случившегося я не могу оставить тебя здесь одну. — В Мемфис? — сердце зашлось внутри, но вовсе не от его долгожданного внимания. Холодный пот выступил на всем теле, стоило только представить эту поездку. — Зачем я вам там? Я никогда не бывала в подобных местах. Уж лучше мне будет остаться здесь. Эва незаметно вытерла мокрые ладони о ткань платья. Амен ведь едет ко двору по приказу Фараона, и ей прекрасно известна причина. Мерит. Разве можно придумать дату для помолвки лучше, чем праздник плодородия? Он будет там с невестой, а Эве придется безучастно наблюдать за ними со стороны. Страдать, не имея возможности вымолвить и слова. Не спрятаться. Не убежать. — Ты помешала заговорщикам убить меня, — она заметила, что голос его был странным. Словно ему было некомфортно говорить об этом, но он продолжил. — Если они не захотят отомстить, то уж точно захотят узнать, откуда тебе обо всем известно. Ты в опасности, и лучше будет держать тебя в поле зрения. — Я могла бы остаться с Ливием? Эва спешно повернулась к нему, ища поддержки. Он всегда помогал ей, что бы ни произошло, может, и сейчас встанет на ее сторону? Она готова была умолять их обоих на коленях, лишь бы ей позволили остаться в поселении, а не ехать в столицу на это подобие казни. Это было выше ее сил. — Вообще-то, — лекарь смущенно прокашлялся, растирая ладонью шею, — я тоже приглашен ко двору и еду вместе с экипажем. Я собирался сказать тебе сегодня. Всякая надежда пропала. Ее плечи сами собой опустились, словно на них вдруг лег непосильный груз. Она подняла полные печали глаза к эпистату, и что-то дрогнуло внутри него, однако в своем решении он остался непреклонен. — Не спорь, Эвтида. Собирайся.***
Порывистый ветер треплет ее волосы, вырывая пряди из и без того неаккуратной косы. Кортеж ехал всю ночь, не останавливаясь на привал или ночлег, стремясь попасть в Мемфис к раннему утру. Но даже реши они сделать остановку и переночевать без тряски, Эвтида вряд ли смогла бы уснуть. Сердце ее было неспокойно со вчерашнего утра. Стоило закрыть глаза или отвлечься, позволив мыслям течь свободно, как сознание мгновенно рисовало Амена в объятиях другой женщины. Она не желала, но слишком ярко представляла его сильные руки на тонкой девичьей талии, укрытой богатыми тканями. Она видела, как его губы, столь любимые ей, нежно касаются чужих ушей, шепча им слова, что ей он никогда не скажет. Эва была даже рада, что ей не досталось отдельной повозки. Им с Ливием пришлось ютиться вместе с кучкой охотников, что не замолкали ни на минуту ни днем, ни ночью. Можно было сосредоточиться на их бесконечной болтовне, чтобы не слышать собственных мучительных мыслей. Редкие мелкие домишки постепенно сменялись зданиями добротнее и богаче, выстраиваясь в настоящие улицы. Эвтида никогда не бывала в столице, но и без этого легко смогла догадаться. Они въезжали в Мемфис. Город такой огромный. Он больше и прекрасней всех, что она видела в жизни и могла бы представить. Даже на его окраинах домов и строений было великое множество. Почти все они возвышались на два-три этажа над землей, становясь похожими на могучие горы. Повсюду сновали жители, занятые каждый своими делами, однако почти все из них готовились к предстоящему празднеству. Тут и там между домами натягивались гирлянды из благоухающих цветков мандрагоры, наполняющих все вокруг сладким ароматом. Иногда на глаза попадались и статуи двух богинь, также увитые фиолетовыми бутонами и уставленные подношениями. Люди украшали все священными цветами, стремясь выразить свое почтение Хатхор, богине любви, музыки и красоты, ведь мандрагора ассоциировалась у них именно с ней. В ее родном Гермополе Хатхор не праздновали с таким размахом. Там были в чести другие празднества. Но сейчас, находясь здесь, Эва может насладиться им сполна. Мужчины и женщины, одетые в яркие ткани, сновали туда-сюда вдоль по улочкам, с интересом разглядывая эпистатский экипаж. Пытались ли они высмотреть в нем Амена? Ведь всем здесь было известно, зачем они направляются во дворец. Внутри болезненно заныло от обиды, и Эва вновь принялась разглядывать город в попытке отвлечься, пока повозка неторопливо пробиралась все глубже сквозь оживленную толпу. Из разных концов улицы лились звуки барабанов и колокольчиков, флейты и лиры. Музыканты пели и играли, развлекая людей, а те охотно танцевали, наслаждаясь праздником. Все вокруг кипит от радости и восторга, но Эвтида не может избавиться от чувства, насколько инороден этот праздник. Всего в нескольких десятках миль отсюда больные умирают страшной смертью от проклятия каждый день. Но ведь люди заслуживают немного радости даже в самые трудные времена. Они имеют право забыться и расслабиться, почитая своих богинь, ведь и без этого жизнь их нелегка. Свесившись через борт повозки, Эва рассматривала расставленные на каждом углу ярко окрашенные палатки, где выставляли лакомства и напитки. Люди угощались сладкими фруктами и выпечкой, вином и пивом множества сортов. Но больше всего здесь было красного пива. Ведь именно таким по преданиям удалось усмирить кровожадную Сехмет. Она выпила его, приняв за кровь, и уснула. Именно так человечество было спасено, и поэтому теперь люди выпивали, надеясь испытать то, что пережила Сехмет когда-то перед тем, как превратиться в любящую Хатхор. Хотя Эве думалось, большинство из них мечтали напиться до беспамятства и творить все, что вздумается, пока это было дозволено законом. Она слышала, что празднество нередко сопровождалось распутством и оргиями, что никем не осуждалось. И хотя иногда особо буйные пьяницы устраивали драки и беспорядки, за этим строго следили караульные, не участвующие в общем празднике. Чем ближе экипаж продвигался ко дворцу, тем больше веселье достигало своего пика. Краски становились ярче, звуки громче, а улицы и площади оживленнее. Здесь большинство уже начало распивать хек, разбиваясь на небольшие компании. Смех лился рекой на этом празднике жизни, но Эвтиде казалось, что повозка направляется вовсе не к праздничному пиру, а к эшафоту, подготовленному специально для нее. Расскажет ли Амен о ней Фараону? Станут ли они вообще обсуждать сегодня расследование? Он был не так глуп, чтобы рассказывать о своей работе с шезму, даже в благих целях, ведь вполне мог поплатиться за это сам. Но разве в борьбе с хворью не все средства хороши? Если им всем все же удастся победить проклятие и найти все камни, как он собирается объяснять, откуда узнал обо всем? Простые люди не чувствуют опасности темной магии, лишь притяжение неведомой силы, заставляющее их прикоснуться к камням. Эва встряхнула головой и растерла пальцами пульсирующие виски. Нет толка гадать. Если Амен пожелает рассказать о ней Фараону, и уже сегодня за ней явятся палачи, чтобы лишить жизни, то она покорится судьбе. Праздник опьянения лучше прочего подходит для того, чтобы расслабиться и забыться, вверяя свою жизнь Богам. Преодолев еще пол мили, экипаж проехал сквозь высокую крепостную стену и остановился возле великолепного дворца. Площадь перед ним была вымощена каменными плитами из светлого песчаника, что в солнечных лучах выглядели совсем белыми. Дальше нужно было идти пешком. Эвтида, не глядя, спрыгнула с повозки в надежные мужские руки, протянутые к ней, не в силах оторваться от рассматривания величественных фасадов. Вдоль всей площади высились множество расписных колонн и обелисков с выбитыми на них образами Богов. Между ними можно было разглядеть несколько неглубоких бассейнов с небесно-голубой водой, поверхность которой была усеяна лотосами и кувшинками, а чуть дальше тянулся огромный цветущий сад. Эва бы с радостью променяла вычурный прием во дворце на несколько часов наедине с собой в этом прекрасном саду. По всему периметру дворцовой площади Эвтида видела мужчин в темных одеждах с оружием наперевес. Солнце нещадно палило, находясь в зените, а они стояли на своих постах, точно и не чувствуя ни его жара, ни усталости. Меджаи. Лучшие воины Фараона, охраняющие покой его и его семьи. Стоило им приблизиться к ним, как мужчины вытягивались и склоняли головы, приветствуя верховного эпистата. Находились ли они под его командованием или повиновались лишь воле Фараона? Эвтиде думалось, что Амена здесь могли уважать лишь за то, кем он являлся и чего добился вне зависимости от его положения. Она и сама с первой их встречи и до сих пор чувствовала особый трепет, находясь подле него. Было страшно, но Эва все равно продолжала ненароком скользить по воинам взглядом, поддаваясь глупому любопытству разглядеть их поближе. Были ли их татуировки похожи на те, что наносили на себя охотники? У самого входа их встретили двое, поприветствовав всех прибывших. Первыми в глаза бросались тату, нанесенные на их лоб и щеки. Эвтида сумела рассмотреть символы “защиты” и “истины”, прежде, чем спешно отвести взгляд, когда мужчина грозно взглянул на нее в ответ. Их головы покрывали тюрбаны такого же темного цвета, как и ткани их одежд. У каждого на поясе висело по два изогнутых клинка великолепной работы, и лишь у немногих в руках было еще и копье. За парадными дверьми оказывается величественный гипостильный зал, от одного вида которого у Эвы перехватывает дыхание. Высокие ряды колонн, украшенных лепниной и золотом, вели к огромным позолоченным дверям, открывающим проход в другую часть зала. Всюду сновали слуги и гости, явившиеся на прием. Дорогие ткани, золото, драгоценные камни. Все насквозь здесь было пропитано кричащим богатством и излишеством, о котором Эвтида в жизни не смела бы и мечтать. Стало тошно от подступившего к горлу спазма. Но что Амен, что Ливий находились тут, точно рыба в воде. Не ощущая дискомфорта, они сдержанно приветствовали людей в зале, продвигаясь вглубь, и были явно знакомы со многими из присутствующих. Они знатны и влиятельны. Имеют вес и достойное положение при дворе. В то время как Эва всего лишь вошь в этом чуждом ей мире. Маленькая и незаметная. Лишь наблюдатель, не способная принадлежать к свету этого величия. Как могла она даже подумать, что могла бы быть хоть с одним из них? Даже Ливий. Чудесный, добрый, заботливый Ливий никогда не смог бы быть с такой, как она. Еще один шаг к этим вычурным золотым дверям, ведущим в тронный зал, и ее тотчас вывернет наизнанку. Но она упорно глотает горькую слюну, следуя за мужчинами. Если уж ее притащили сюда, решив, что находиться здесь для нее будет лучше смерти от рук заговорщиков, то ей придется взглянуть реальности в глаза. Научиться жить с тем фактом, что Амен отныне принадлежит другой, как бы он с этим не боролся. Несколько слуг тянут на себя округлые кованые ручки, распахивая перед ними тяжелые двери. Внутри зал заполнен народом даже больше, чем предыдущий. Здесь и проходит основной прием, для самых знатных и достойных. Пока их группа неторопливо проходит внутрь, Эвтида отчаянно вертит головой по сторонам, игнорируя все правила приличия. Зал наполнен богато заставленными едой столами, за которыми тут и там сидели люди, начав пировать. Многие же стояли в небольших компаниях, переговариваясь и распивая из красивых кубков. Впереди, возвышаясь на десятке ступеней над всеми, стоит роскошный золотой трон. Менес созерцает происходящее свысока, словно находится не здесь, явно напоминая всем о своей божественности. Слева и справа от него стоят девушки и юноши разных возрастов, богато одетые в красивые наряды. Дочери и сыновья Фараона. Принцы и принцессы. Эве не составляет труда догадаться, какая из них Мерит. Самая прекрасная. Она стояла с краю, как самая юная, хоть и была средней по росту. Одетая в невесомое голубое платье, так подходящее к ее светлым глазам. Ее длинные темные волосы были распущены, мягкими волнами опускаясь по спине и плечам, и украшены сияющими золотыми нитями. Как бы не старалась она сохранить спокойное лицо, следуя этикету, глаза ее светятся от счастья, а уголки губ ползут вверх, стоит ей только разглядеть Амена в толпе. Эвтиде кажется, что прямо сейчас она тонет, захлебываясь ледяной водой, что жалит ее легкие, точно шипы, но никто не способен протянуть к ней руку. Она замирает у одной из колонн, позволяя мужчинам проследовать дальше к трону без нее. Сделай она несколько шагов ближе — упадет замертво с разорвавшимся от боли сердцем. Не заметив ее отсутствия, Амен и Ливий вместе с несколькими охотниками проходят дальше, чтобы почтенно склониться перед Фараоном. Менес широко улыбается, приветствуя гостей. Что-то негромко говорит им, но Эва не услышала бы, даже не шуми в ее ушах кровь. Может быть что-то лицемерно-фальшивое о том, как они добрались и нравится ли им праздник. Фараон подзывает Амена к себе, позволяя ему подняться к трону на несколько ступеней. Еще один показательный жест, чтобы удержать уважение народа. Столь благосклонен к простому смертному, вырвавшемуся из крестьянской семьи. С каменным лицом Амен подает ладонь спускающейся к нему Мерит, чтобы провести ее вниз. Он такой высокий. И большой. Больше любого мужчины в этом зале, да и всех, что они встречали на пути. Девичья ладонь, сжимающая его руку, столь маленькая и хрупкая по сравнению с ним. Амен помогает ей спуститься и подводит к столу, что находится ближе всех к трону. Движением руки Менес приглашает и остальных своих детей и почетных гостей проследовать к накрытым столам, что были уставлены множеством тарелок и кувшинов. Эву не покидает чувство, будто она потеряла то, что никогда ей и не принадлежало. Амен и Ливий одновременно оборачиваются, ища ее взглядом в толпе, но не находят. Эва тихонько выглядывает из своего убежища, стараясь остаться незамеченной, но окружающим нет до нее никакого дела. Правила велят мужчинам оставаться на месте вместо того, чтобы броситься на ее поиски, так что им приходится смиренно пройти и сесть вместе со всеми. Разумеется, они расходятся в разные концы этого до нелепого огромного стола, чтобы не находиться рядом. Эва не может сдержать истеричного смешка. Взрослые мужчины, а ведут себя, точно глупые мальчишки. Но даже усевшись за столом, они продолжали искать ее взглядом, не приступая к трапезе. Жестом Амен подзывает к себе одного из своих охотников, шепча ему что-то на ухо. Они станут ее искать. Эвтида спешно отступила назад, к тем самым золотым дверям, разделяющим этот ослепительный мир с миром обычных людей. Они желали привезти ее сюда, подальше от Фив. Что ж, она здесь, и опасность в Мемфисе ей вряд ли грозит. Пусть развлекаются и ведут свои важные разговоры, в которых ей не было места. Эва даже рада, что ей не придется сидеть там с ними. Она не смогла бы проглотить и крошки.***
Никто не остановил ее, когда она проходила сквозь ворота, разделяющие дворец с улицами города. Бредя прочь оттуда, Эвтида следовала на звуки музыки. Где-то там люди веселы и беззаботны, хотя бы на дни праздника. Жизнь простых крестьян тяжела и жестока, в отличие от знатных господ, даже здесь, в столице всего Царства. Оттого и умели они наслаждаться лучшими мгновениями своей недолгой жизни, растворяясь в них без оглядки. Праздник лился рекой. Не было на улицах никого, кто бы сидел, понурив голову. Люди вокруг пили и веселились, танцуя и распевая невпопад дурацкие песенки. Пускай Амен наказывает ее, если захочет. Хоть выпорет плетью, хоть посадит под замок. Все лучше, чем стоять сегодня там и смотреть на них вместе, не способная даже подать голос. Улица приводит ее к одной из площадей, что экипаж проезжал сегодня. Эва сразу вспомнила эти яркие палатки с угощениями и выпивкой, стоящие в центре. С собой у нее была лишь пара монет, спрятанная во вшитом кармане на платье, но быть может, ей хватит, чтобы купить немного пива? Оставаться трезвой сейчас было совершенно невыносимо. Едва она успевает подойти ближе к шатру, как улыбчивая пожилая женщина протягивает ей чашку ароматного красного хека. Растерявшись, Эва приняла ее и спешно полезла рукой в карман, чтобы заплатить, но женщина энергично замотала головой и руками, отказываясь от денег. Немая. В детстве рядом с их домом жил мальчишка. Они с Исманом дружили и часто играли вместе, пока однажды тот не заболел. Болел страшно и долго. Все уже было посчитали, что мальчик погибнет, но он выбрался. Вот только больше не мог говорить. Позже брат расскажет ей, что некоторые болезни могут забрать голос со слухом, если больной не получит должного лечения. А у бедняков денег на лекарей не было. Несколько парней и девушек также подошли к палатке, и всем им эта женщина подавала чашки и еду бесплатно. Благодарно улыбнувшись, Эвтида залпом выпила терпкий напиток, отдающий запахом лечебных трав. Это пиво гораздо крепче чем то, что они обычно пьют за едой или в течение дня, чтобы утолить жажду. Оно разливается по телу теплой волной, расслабляя мышцы и голову. Мрачные мысли отступают, оставляя лишь чувство легкой эйфории от всеобщего веселья. Эва незамедлительно тянет руку к следующей чашке с чудодейственным хеком, желая усилить эффект. Хотелось присесть. Взяв в руки еще одну порцию пива, она добрела до небольшой свободной лавочки возле одного из зданий и опустилась на нее. Слишком низкая, чтобы сидеть на ней с комфортом, но уж точно лучше, чем усесться на сырой земле. Несколько парочек вокруг нее уже вовсю целовались, исследуя тела друг друга руками, но Эва была слишком пьяна, чтобы чувствовать себя неловко. Она лишь с тоской вспомнила о руках Амена, что скользили по ее телу точно так же совсем недавно. Сколько времени она уже здесь провела? Сумерки потихоньку сгущались, а вокруг зажигались сотни огоньков. Небольшие уличные костры, лампы и факелы. Праздник не заканчивался и с наступлением ночи. За все время Эвтида не заметила ни единого охотника, рыскающего в поисках нее. Искали ли ее городские стражники? Или, быть может, ее решили отпустить вовсе, надеясь, что она никогда не вернется и избавит всех от проблем. Нет, глупость. Она ведь должна была помочь с проклятием. Никто и ни за что не отпустит ее просто так, особенно сейчас. Эва развалилась на лавке удобнее, неспешно потягивая хек. Ей было хорошо. Так хорошо, что даже стыдно. Не отпускало чувство, будто это пир во время чумы. Словно последняя возможность вдохнуть полной грудью, перед погружением в бездну мрака. Мелодичный женский голос привлек ее внимание. Недалеко от облюбованного ей местечка остановилась группа музыкантов, начав выступление. Ноги затекли и устали от долгого сидения на месте, так что Эва поднялась и направилась ближе, желая посмотреть выступление. Прекрасная девушка в ярко-синем платье стояла посреди окружившей ее толпы зевак, подыгрывая себе на небольшой лютне. “Ты так близко, что трудно дышать И трепещет и рвется душа. Ты молчишь, но молчанье твое Обжигает меня, словно пламя.” Ее пение было чарующим. Пробиралось под кожу, совсем глубоко, стремясь дотронуться до самого сердца. Эвтида пробиралась к ней все ближе, проскальзывая между людей, желая послушать еще. “Ты так близок и нежен со мной, А в другой момент - шторм ледяной. Осторожнее милый, смотри Я могу умереть от любви.” Молодые девушки вокруг вытирали выступившие слезы, кто длинным рукавом, кто подолом юбки. У нее и самой по щеке пробежала одинокая горячая слеза. “Это чувство словно птицы полет, Ярче солнца и слаще чем мед. Осторожнее милый, смотри Я могу умереть от любви.” Чаще всего на праздниках пели веселые песни. Несерьезные и глупые, под которые можно было только смеяться и танцевать. Но эта девушка тронула ее до глубины души, задев в ней что-то важное. Эва хотела подойти к ней, чтобы поблагодарить или, быть может, узнать название мелодии, но сильная мужская рука грубо схватила ее за запястье, больно дернув назад, затаскивая в тень между палатками. Всю руку словно обожгло огнем, от того, как неестественно вывернулись ее суставы. Эва вскрикнула, но вторая рука спешно накрыла ее рот, заставляя замолкнуть. — Здравствуй птичка, — незнакомый мужчина прижался к ней, обдавая ее лицо горьким запахом перегара, — Что ты делаешь здесь совсем одна? Грустишь о своей неразделенной любви под песенки этой вертихвостки? Эвтида лихорадочно задергалась в его руках, пытаясь вырваться, но это было бесполезно. Мужчина был гораздо сильнее и больше ее. — Ничего, я быстро помогу тебе забыть твоего парнишку. Негоже грустить в такой праздник. Сердце бешено колотилось в груди от животного страха. Ей конец. Она с сожалением вспомнила о кинжале, что у нее отобрали у входа во дворец. Хотя вряд ли она бы сумела до него сейчас дотянуться. Но она не станет сдаваться без боя. Изо всех сил сомкнув челюсти, Эва впилась зубами в шершавую ладонь, закрывавшую ее рот. Мужчина взвыл от боли, убирая руку, и тогда Эва закричала во все горло. От размашистого удара по лицу закружилась голова и зазвенело в ушах. Во рту появился металлический привкус крови, бегущей из разбитой губы. Вот и все. Если он не хотел убить ее раньше, то сейчас точно живой ей от него не уйти. Эвтида зажмурилась, ожидая новой порции боли, но второго удара не последовало. Как и третьего и какого-либо еще. Схвативший ее мужчина разжал хватку, сам падая перед ней на колени. Двое мужчин, облаченных в черное, держали его под руки, приставив к горлу кинжалы. А за их спинами возвышался Амен. Вдох облегчения, вместе со всхлипом, вырвался из груди, несмотря на его суровое выражение лица. Никогда еще Эва не была настолько рада его видеть. Но Амен явно не разделяет ее радости от происходящего. Голубые глаза светятся от ярости, стоит ему взглянуть на пьяницу, стоящего между ними на коленях. Если бы взглядом можно было убивать, этот мужчина давно был бы мертв. Однако Амен контролирует свою злость, до побелевших пальцев стискивая на поясе хопеш. Он не может позволить себе убить человека посреди празднества, как бы сильно он этого не желал. — В темницу. — Да, эпистат, — синхронно отвечают стражники, поднимая пленника с земли. Только сейчас Эвтида замечает еще четверых мужчин в черном, сопровождающих Амена. Выходит, меджаи все же подчиняются и его приказам. Шестеро стражников вместе с ним, а возможно и больше, что обходят сейчас улицы самостоятельно. Столько человек из личного отряда Фараона искали всего лишь одну маленькую глупую девчонку. Позволил ли он подобное? Амен молча поворачивается, ожидая, что она последует за ним. Он зол. Очень сильно зол. Нужно быть полной идиоткой, чтобы начать сейчас перечить ему, делая ситуацию хуже, а идиоткой Эвтида не была. Хотя по последним ее решениям судить об этом было трудно. Но все же страха перед ним не было. Она давно примирилась с тем, что Амен владел ее жизнью, как своей собственностью. Не забери он ее свободу в ту ночь, когда поймал ее, сейчас Эва бы добровольно отдала ее в его руки. Она шагнула к нему ближе. Меджаи с готовностью окружили их, встав в пары впереди и позади. Разве на улицах настолько опасно? Продвигаясь ближе к дворцу, Эва думала лишь о том, насколько легкомысленным был ее порыв. Она не отыскала бы дорогу назад в незнакомом городе, даже не выпей она столько хека. Может, и ее боги сберегли, приведя Амена к ней? Глупость, но все же. Она держится рядом с ним, но на подобающем расстоянии. Слишком много людей вокруг, что, несмотря на опьянение, глазеют на эпистата и незнакомую девушку. Амен тоже сохраняет дистанцию. Даже не смотрит в ее сторону, гордо задрав подбородок. Зол ли он на нее за то, что своей выходкой вытащила его из-за праздничного стола, вынудив оставить невесту в одиночестве? Возможно, скоро достанется и ей. Он не станет наказывать ее на людях. А вот после, оставшись наедине в тени дворца. Эва запнулась, задумавшись о том, какое наказание ее может ожидать. Но вместо этого Амен едва заметно наклоняется и шепчет ей на ухо, обдавая тонкую кожу порывом жаркого дыхания. — Хочу прикоснуться к тебе. Сердце замерло на мгновение, чтобы забиться со всей силы, посылая россыпи мурашек по всему телу, но Эва упрямо пытается заставить его успокоиться. Она смотрит лишь вперед, на спины сопровождающих их меджаев. Нельзя поддаваться глупому порыву. Особенно сейчас, когда она совсем опьянела и может думать лишь о том, как жаждет броситься в его объятия по первому его зову, наплевав на все на свете. Сглотнув, она произносит так тихо, чтобы было слышно лишь ему одному. — Ты не можешь. — Не могу, — соглашается он, едва заметно кивнув, — но желать мне никто не в силах запретить. Золотые двери отворились перед ней с тихим скрипом петель. Днем среди оживленного гомона толпы этого было не услышать. Однако сейчас, прежде чем скрыться с меджаями в другом конце коридора, Амен слегка подталкивает ее вперед в зал, где теперь оставалась едва ли треть от всех присутствовавших ранее. Многие гости разъехались по собственным домам и лишь немногие еще оставались за столами, напившись вина и развалившись на стульях, предаваясь неспешным разговорам в небольших компаниях. Вот и за главным столом, к которому она направлялась, осталось всего пятеро. — Эва, — Ливий вскочил со стула, скрипнув ножками, и порывисто обнял ее, прижимая к себе, — я уже думал самое худшее. Куда ты делась? Он огладил ее лицо пальцами, осматривая на повреждения, и напряженно нахмурился, увидев разбитую губу. Эвтида поспешила обхватить его ладони своими, чтобы успокоить, и мягко ему улыбнулась. — Мне стало плохо. Я хотела пройтись одна, но совершенно не подумала о последствиях. Произошел маленький инцидент, однако сейчас уже все хорошо. Я в полном порядке, не волнуйся. — Хорошо, что Амен нашел тебя первым. Досталось? — Нет, — Эва потянула его за руку к столу, чтобы присесть и не привлекать к себе так много внимания. Множество заинтересованных взглядов устремились к ним, хоть и изрядно охмелевших. — На самом деле, он ничего мне не сказал. Просто вернул сюда. — Я боялся, что он прибьет тебя на месте, как только найдет. Он был просто в бешенстве, когда мы заметили, что тебя нет. Послал охотников на поиски, но от них не было никаких вестей. Тогда он дождался, когда Фараон покинет застолье и сам ушел за тобой, сплавив на меня свою суженую, — он тихо фыркнул, явно не пребывая в восторге от проведенного вечера. — Не представляешь, какую только чепуху мне пришлось нести, лишь бы она не начала расспрашивать о том, куда делся Амен. Тепло разлилось приятной негой внизу живота так, что и не нужно было никакого хека. Эва прикусила щеку изнутри, лишь бы не начать улыбаться и не залиться краской от смущения. Схватив первый попавшийся кубок, она прикрылась им и поспешила съязвить, стараясь перевести тему. — Понравилось возиться с принцессой? — Уж лучше бы мне пришлось развлекать тебя, — подмигнул он ей в своей привычной манере, — справился бы лучше. Да и время бы приятно провел. Эвтида рассмеялась, радуясь, что не она одна не испытывает восторгов относительно младшей дочери Фараона. Если бы она уже не любила Ливия, то точно полюбила б его в эту же секунду. В кубке, что она схватила, тоже оказался хек, хотя и совершенно не похожий на тот, что подавали на улицах. Более прозрачный и насыщенно красный. На языке он оставался сладостью фиников вместо терпкости трав. Возможно, за кувшинчик такого напитка одна семья могла бы прокормиться в течение нескольких месяцев. Слава богам, семья фараона тоже покинула зал незадолго до ее возвращения, как рассказал ей Ливий. Не хотелось бы сидеть здесь и сверлить глазами Мерит, хоть Эва и понимала, что та ни в чем не виновата. В Амена сложно было не влюбиться. Как бы не пыталась, она и сама не могла прогнать прочь из себя это чувство. Хотелось вновь ощутить его запах. Почувствовать тепло его кожи. Владеть им и всецело принадлежать ему в ответ, без остатка. Горечь от осознания ее теперешнего положения вытеснила все сладостное послевкусие пива. Эвтида поднялась из-за стола. — Куда ты? — Мне душно, я хочу на воздух, — не соврала она. Дышать действительно стало труднее и она надеялась, что ночная прохлада хоть немного отрезвит ее. — Хорошо, — Ливий кивнул, подставляя ей свое плечо, — хватайся за меня. Он такой теплый. Не только его кожа. Словно его душа изнутри окружает все своим теплом и светом, в котором так и хочется согреться. Пройдясь по пустующим коридорам, Ливий выводит ее к просторной террасе, выходящей в сад. Тот самый, которым Эвтида мечтала полюбоваться с утра. Теперь она может сидеть здесь, наслаждаясь мерцанием звезд и сладким ароматом цветов, растущих здесь, что приносил с собой прохладный ветер, ласково скользящий по ее лицу. Она опускается на каменные ступени, ведущие ко входу в сад, обхватив свои колени руками. Ливий опускается рядом с ней на ступень ниже, чтобы лица их находились на одной высоте. Чуть помедлив, он обхватывает ее пальцы своей ладонью, заглядывая в золотистые печальные глаза. — Прости, что не смог дождаться, когда ты сама заговоришь об этом, — он смущенно улыбнулся, на мгновение отведя глаза, что было совершенно непохоже на его обычную непоколебимую самоуверенность. — Ты действительно нравишься мне. Безумно. Я никогда еще не испытывал ни к кому подобных чувств, так что я даже не понимаю, как должен сейчас себя вести, — он усмехается и чуть крепче сжимает ее ладонь, вновь поднимая взгляд к ее лицу. — Поэтому просто спрошу. Ты чувствуешь что-то ко мне? Снова эти глаза. Слишком добрые и светлые, чтобы продолжать врать самой себе и ему прямо в лицо. Пришло время поставить точку. — Я люблю тебя. Так сильно люблю, что без раздумий отдала бы за тебя свою жизнь, если бы встал такой выбор. Вот только это совсем не такая любовь, какую ты заслуживаешь, — непрошеные слезы скатились из уголков ее глаз, пока Эва выдавливала из себя признание. — Я люблю тебя. Как своего брата. Как самого близкого друга, что у меня когда-либо был и будет, — слова комом встали в горле, но она должна была сказать. Ливий заслуживал услышать от нее правду. — Не будь мое сердце настолько больным и жестоким, чтобы влюбиться в самого неподходящего человека на свете, я бы полюбила тебя и как мужчину. Но я не могу. Возможно, в расчетливом плане богов так и должно было произойти. Я никогда не должна быть счастлива, исполняя возложенную на меня роль. Ливий внимательно глядел на нее, пока она вытряхивала перед ним свою душу наизнанку, обнажая самые чувствительные места. Она может ему сказать. Эва знает это, не раздумывая ни минуты. Никогда и ни за что он не причинит ей зла и не предаст ее доверия. Пора бы признаться в этом, если не ему, то хотя бы самой себе. — Я влюблена в Амена. Окончательно и бесповоротно. Я знаю, что между нами ничего быть не может и никогда не будет, но продолжаю любить, как бы не желала остановиться. Несколько секунд никто ничего не говорил. Лишь тихий ветер гулял в вершинах пальм, сотрясая тяжелые листья. Где-то вдалеке слышался смех и тихая музыка. Стрекотали сверчки. — А он тебя любит? — Нет. — уверенно и резко. В этом у нее никогда не было сомнений, — Мне кажется, он никого не любит. Даже себя самого. Ливий нежно притягивает ее к себе за плечи, зарываясь носом в ее каштановые кудри. Эвтида с благодарностью прижимается к нему всем телом. — Все будет хорошо, — шепчет он, оставляя мягкий поцелуй на ее виске, — когда-нибудь точно будет.