Амен
Разве была у него возможность решить проблему, когда эта бедовая девчонка улизнула прямо из-под его носа? Сбежала из зала, вынудив бросить все силы на собственные поиски, вместо того, что Амен планировал сделать. Необходимо было поговорить с Фараоном. Убедить его, что решение поспешно, тем более в подобной обстановке. Что, если с хворью им не совладать? Что, если он сам погибнет, выполняя свой долг? Или любая другая причина, самая надуманная и бессмысленная, лишь бы Менес передумал и отменил эту помолвку. Возможно, привезти Эвтиду сюда было ошибкой. Возможно, стоило оставить ее где-то в городе, приставив несколько своих самых доверенных охотников. Она явно не желала быть здесь, и он прекрасно понимал почему. Но голодный зверь, что сидел внутри него, жаждал постоянно обладать ей. Всегда держать рядом, что бы ни случилось. Особенно сейчас, когда ей по-настоящему грозила опасность. Он не сможет. Просто не сможет видеть перед собой каждый день чужие глаза. Слышать чужой голос, зовущий его по имени. Вдыхать чужой запах, ложась в постель каждый вечер, каким бы сладким он ни был. Нет. Ни один аромат не пленял его так, как запах этой женщины. Всю жизнь Амен прожил, повинуясь лишь голосу логики и рассудка, и никогда не верил, что способен поддаться чему-то столь иррациональному, как Эвтида. В их первую встречу, там, в переулке посреди ночи, знал ли он, что Эва станет той, кто сможет перевернуть весь его мир? Снова нет. Взбалмошная и сумасбродная, несущая за собой лишь хаос. Такой притягательный, манящий хаос, которому невозможно противиться. Не приложив к этому усилий, она разрушила всю его прошлую жизнь, будто так и было задумано с самого начала. И лишь она одна была способна из пепла собрать все заново, по крупицам. Отыскать надежду в чем-то безнадежном и пустом. Сложить кусочки его изуродованной им самим души в нечто целое и прекрасное, точно мозаику. Разве мог хаос дарить покой? Потому что лишь рядом с ней появлялось это давно забытое чувство. Быть дома. Лишь в ее объятиях он смог отыскать тишину, что так долго искал. Она была его убежищем. Миром, где сердце нашло свое истинное пристанище. Вместо того чтобы стать лишь коротким мгновением страсти и безумия, она превратилась в долгую мелодию, звучащую в каждом его вздохе. Эвтида. Дарующая жизнь. И верно, до нее его жизнь была лишь блеклой тенью существования. Эва давно стала частью его сущности. Чем-то неотъемлемым и глубоко засевшим в сердце, как древний корень, что пронзает суровую почву пустыни, чтобы добраться до воды, сокрытой глубоко под землей. Вот и она добралась до тех его граней, о которых он сам даже не подозревал. Но сейчас она сбежала, заставив Амена сходить с ума от неизвестности. Жива ли она еще? Весь этот прием лишь изматывал и действовал на нервы. Он лишь может беспокойно перекатывать золотой вилкой горох по тарелке великолепной работы, отсчитывая секунды ее отсутствия. Пять тысяч четыреста девяносто семь, если бы он действительно считал. Где-то рядом он слышит тонкий голос Мерит, но способен лишь угрюмо и невпопад кивать, надеясь, что подобного для нее будет достаточно. Слишком долго. Его тело рефлекторно напрягается, точно готовясь к удару, завидев приближающегося к их столу Тизиана. — Новости? — Да, — рыкнул тот, наклонившись вплотную к его уху, — новость специально для тебя. Завязывай рыскать глазами по залу, сидя рядом с будущей невестой. Неужели ты думаешь, что появись хоть малейшая весть о ней, я бы не доложил тебе в то же мгновение? Никто не видел девчонку с того момента, как она вышла за пределы дворца. Так что сиди здесь и будь добр, натяни на лицо выражение попроще, пока никто ни о чем не догадался. Не у меня единственного здесь есть глаза. Договорив, он резко оттолкнулся от стула, спинку которого сжимал весь их недолгий разговор, и раздраженной походкой снова скрылся в толпе. Он был зол, и зол не без причины. Тизиан знал. Знал и молчал, даже не пытаясь вправить Амену мозги относительно сомнительности его решений. Был ли Амен плохим человеком, если абсолютно ничего не почувствовал? Было абсолютно плевать, сколько еще человек узнают о его чувствах к девчонке. Хоть бы и все. Он хоть прямо сейчас был готов закричать об этом на весь зал, если бы это помогло отыскать ее. Но Тизиан был прав. Его холодная невозмутимость давала трещину каждый раз, когда речь заходила об Эве. Одно дело — пытаться избежать женитьбы, и совсем другое — если кто-нибудь догадается об истинной причине отказа. Оба могли бы закончить свою жизнь в брюхе у крокодила. Амен не знал, какого из богов ему броситься благодарить первым, когда Фараон покинул прием, оставив своих гостей пировать самостоятельно. Едва последний слуга из его свиты скрылся в высокой арке, ведущей в жилые комнаты дворца, Амен подскочил с места, бросив что-то невнятное встревоженной Мерит. Едва не за шкирку подтащил к ней Ливия, пообещав тому взамен вернуть Эвтиду обратно целой и невредимой. Да, ради девчонки лекарь сделал бы что угодно, и нужно было извлечь из этого хоть какую-то выгоду. Стиснув зубы от подступившего укола ревности, Амен стремительно вышел из зала. Сейчас не время для распрей. Он взял с собой Мемфис слишком мало охотников. Сколько людей нужно, чтобы насквозь прочесать этот город? Перевернуть каждый камень? Заглянуть в каждый темный угол? Перед самым выходом Амен резко сменил направление, повернув в сторону дворцовых казарм. Ему были нужны меджаи. Имел ли он право отправить на патрулирование улиц пару десятков человек из личного отряда Менеса Второго? Плевать, потому что он вовсе не собирался спрашивать дозволения. Дворцовая стража уважала его еще со времен, когда Амен жил здесь, только начав свою службу. И без вопросов согласится выйти с ним в город, не предавая это огласке. Когда они покинули дворец, темнота уже окутала Мемфис. Два отряда по четыре человека в каждом направились в дальний конец города, чтобы зайти с другой стороны. Им предстояло вдоль и поперек осмотреть Рыночную площадь и Ткацкий переулок. Еще трое отправились в район богачей, что горожане негласно прозвали Peta en Ta. Сам же Амен отправился к Главной, самой широкой и протяженной улице в городе. Здесь всегда собиралось больше всего народа, даже в обычный, отнюдь не праздничный день. Да и от дворца к ней было бы добраться проще всего, стоило лишь пересечь мост и свернуть налево. Он надеялся, что Эва пошла этой дорогой. Бесконечные ряды шатров, костры, пылающие под открытым небом, и парочки, зажимающиеся по углам. Как давно Амен не выходил в Хатхор на эти улицы, отсиживаясь во дворце. Хоть он и вырос совсем недалеко отсюда, особая страсть местных жителей к подобным развлечениям была ему чужда. Но вот в очередной раз он вынужден ломать свои привычки ради девчонки, что привыкла делать все по-своему. Пробираясь сквозь бесчисленную толпу, съехавшуюся в Мемфис со всех окраин, взгляд его беспокойно блуждал среди лиц, стремясь уловить знакомые черты или выцепить в этом сборище ткань ее светлого платья. Липкое, тошнотворное чувство тревоги растекалось по телу, поглощая с головой. Ее нигде не было. Амен запрещал себе думать о том, что Эва могла выбрать вовсе не людное место для гуляний, а одну из бесчисленных крошечных улочек этого муравейника, стремясь остаться в тишине. Да, это было бы слишком на нее похоже. Они обыскали уже половину Главной улицы, заглядывая куда только было возможно. В редких беседках, под навесами, среди выступающих. Даже повстречали двух охотников, что эпистат отправил на поиски несколько часов назад, но новостей ни у кого не было. Точно сквозь землю провалилась. Он хотел было идти дальше, но внутренний голос отчаянно тянул его совсем в другую сторону. Глупо было противиться ему, когда вокруг все только и говорят, что о богах, направляющих их. Может, и его этот голос приведет к Эвтиде? Амен послал троих меджаев прочесывать дальше, а сам, пройдя несколько канн, свернул к переулку ремесленников вместе с оставшейся частью своего отряда. Здесь не так шумно и весело, как на главной улице, но в конце переулка маячила площадь, стоило лишь спуститься по небольшой лестнице. Вокруг лился смех и играла музыка. Амен заметил мальчишку, стоящего на самодельном шатком пьедестале, который ловко жонглировал шестью небольшими яблоками, зарабатывая монеты, что падали в подставленную ниже миску. Неподалеку доносилось женское пение, что совсем не вязалось с всеобщим весельем. Девушка пела о любви, тяжелой и жестокой. В голове тотчас вспыхнул образ Эвтиды. Он причинял ей такую же боль? Что-то не так. Сердце вдруг подступило к горлу, перестав разгонять кровь по телу. Мышцы напряглись, интуитивно готовясь к броску. Крик. Ее крик. Дальнейшие события смешались в голове, словно Амен действовал лишь на инстинктах, не раздумывая. Он точно не помнит, как оказался там, в закоулке между пестрыми шатрами, стоящим позади меджаев, ставящими на колени незнакомого ему мужчину. Но точно помнит, что почувствовал в тот момент, когда понял, что чуть было не произошло. Помнит, как готов был собственными руками снести голову с пьяницы, что посмел поднять на нее руку. Ублюдок. Выпотрошить прямо там, в переулке, среди снующих горожан, бросив его смердящее нутро на землю перед ней, словно извращенный дар. Амен с трудом выносил и мужские взгляды, что жадно скользили по ее телу, в красках представляя, что же находится там, под одеждой. Хотел выдворить из поселения Ливия, повсюду снующего за Эвтидой. А это животное и вовсе перешло черту, решив, что имеет право хотя бы дотронуться до нее. Демоны, что томятся под кожей, раздирают его на части от одной мысли об этом, и рука сама собой тянется к оружию, закрепленному на поясе. Вид ее рассеченной губы с каплями крови вовсе не улучшает ситуацию. Сглотнув мешающий ком, Амен быстро отдает приказ меджаям. В темницу. Да куда угодно, лишь бы подальше от собственных глаз, пока еще остались силы держать себя в руках. Эвтиду следовало вернуть обратно и как можно быстрее.***
Он просто физически не может сдвинуться с места. Ноги точно приросли к земле, а мышцы задеревенели, превращая его в каменное изваяние. Глупая. Глупая маленькая девочка. Она любила его. Любила, несмотря на все, что он сделал с ней. Сколько боли причинил, специально или невольно. Так долго боролась, чтобы в итоге сдаться и отказаться от всего, что могла бы приготовить для нее другая жизнь. Хоть и не желал он ее делить, но прекрасно понимал, что с этим лекарем Эву ждало бы хоть какое-то будущее, в отличие от него самого. Что Амен мог бы ей предложить? Кроме смерти в объятиях друг друга от руки палача, исполняющего приговор Фараона. Или многих лет страданий подле себя в роли любимой, но не жены. Он тихо выругался и вдавил кулак в каменную поверхность стены, за которой нашел свое укрытие. Помолвка с Мерит была обречена с самого начала. Амен не сможет долго поддерживать этот обман, играя роль того, кем он быть не желает. Если бы знал он заранее о том, чего пожелает от него Фараон, ни за что бы не позволил себе даже прикоснуться к Эвтиде. Зная, какую боль ей причинит в скором будущем. Но разве он не пытался? Разве не душил чувства к ней в зачатке, пытаясь помешать им вырасти во что-то большее? И сколь бессмысленны оказались его старания. Одно лишь прикосновение к ней сводило с ума, расходясь разрядами тока по телу. Чистое, сладостное безумие, отравляющее его кровь и заставляющее забывать обо всем. Любовь — смерть долга. А долг — смерть любви. Амен не сможет более противиться тяге своего сердца. У попыток держаться от нее подальше никогда не было иного исхода. Как давно ушел Ливий? Как давно она сидит там одна, пока Амен неподвижно стоит в тени этой арки, поглощенный собственными мыслями? Отряхнув платье, Эва поднимается со ступеней террасы и неспешно направляется обратно во дворец, скрываясь в одном из проходов. Опомнившись, он делает несколько широких и быстрых шагов, нагоняя девчонку за считанные секунды, прежде чем успевает себя остановить. — Мы так и не успели поговорить, когда ты сбежала от меня ночью. Она испуганно замерла посреди мрачного коридора, не успев сделать нового шага. Думала, что одна здесь? Куда вообще она направлялась? Ей не успели выделить покоев, до того, как она улизнула в город. Планировала слоняться по дворцу всю ночь, пока ее не схватит охрана? Не собиралась ведь она вновь улизнуть, после того, что произошло. Эва повернулась в его сторону, стараясь не потерять уверенности во взгляде и голосе. — Это бы ничего не изменило. Я избавила тебя от необходимости придумывать нелепые оправдания и давать обещания, что ты не сможешь исполнить. — С чего взяла, что не смогу? — Амен сделал первый, твердый шаг ей навстречу, не сводя с нее глаз. — С чего решила, что стану оправдываться? Я честен перед тобой с самого начала. Сегодня он намерен довести это дело до конца. Эва смущена, это видно в ее мечущихся глазах, что не отваживаются взглянуть на него прямо. Но продолжает храбриться, повелев телу стоять с настолько прямой спиной, что кажется, будто она проглотила палку. Она не знает, как быть, оттого по привычке пытается посильнее его укусить, впиваясь зубами в самое больное место. — Ты женишься. — Не по своей воле, — он раздраженно повел головой, но сохранял спокойствие. Пусть кусает, — И узнал я об этом не сильно раньше, чем ты. Я как раз собирался убедить Фараона, сколь глупа его идея, когда ты сбежала, спутав все мои планы. Между ними едва ли осталась пара сантиметров. Запах сандала, исходящий от нее, пробирается в легкие, наполняя их своим сливочным ароматом. Пальцы обхватывают ее горло, слегка надавливая, но вовсе не причиняя боли. Движение, хоть и немного грубое, но все же аккуратное и даже ласковое. Эва приоткрывает рот в немом стоне. Как давно в его прикосновениях к ней отсутствовала злоба и жестокость? Как давно он перестал испытывать ярость к самому себе за то, что столь сильно желает ее, и наказывать Эвтиду за это? Он зачарованно уставился в то место, где под его рукой на коже проступала пульсирующая венка. Сожми он эту маленькую, изящную шею чуть сильнее… Одним небрежным движением мог бы легко оборвать ее жизнь. Столь юная и беззащитная в сравнении с его закаленным сражениями и победами телом. Оттого ее абсолютная власть над ним будоражила только сильнее. Эвтиде не нужно было быть сильной. Точно ручной пес, по ее указке Амен был готов порвать любого, кто попробует причинить ей вред. — Приворожила меня, — жаркий шепот в ее шею, пока он проводит носом по тонкой коже. — Приворожила и сводишь с ума. Вынуждаешь идти против всех. Против долга, чести, предназначения. Золотистые глаза закатываются в наслаждении, когда Амен оставляет на ней первый поцелуй. Пальцами Эва отчаянно впивается в его предплечья, покрытые шрамами, словно не может решить, оттолкнуть ей его или притянуть к себе сильнее. — Я ненавижу то, что ты заставляешь меня испытывать, — на выдохе, почти что стон. — Дай мне время, — он продолжает шептать, касаясь губами шеи, не в силах даже на секунду оторваться от нее. — Я что-нибудь придумаю, только дай мне время. Я все исправлю. — У нас нет этого времени, Амен. Я даже не знаю, что будет завтра. Мир разрывается на части, а мы стоим в самом центре этого безумия! — Я принесу этот мир к твоим ногам, если пожелаешь. Сделаю все что захочешь. Все, только подожди. — Амен… Слова не успевают сорваться с ее губ, когда Амен накрывает их поцелуем. Вот бы всегда можно было ее так затыкать, наплевав на все и всех. Иметь возможность прикасаться к ней на людях, не тревожась о последствиях. Невозможная. Пьянящая. Потрясающая. Он прижимает ее тело ближе к стене, закидывая стройную ногу на собственное бедро. Вынуждая раскрыться ему. Пальцы нетерпеливо забираются под платье. Скользят выше, поднимаясь по разгоряченной коже к ее лону. Амен самодовольно усмехается, перед тем как войти в нее пальцами. Вечерами здесь прохладно, а она уже столь горячая и влажная под его руками, что становится жарко. Эва прерывисто стонет, ощущая его в себе. — Подожди, Амен, не здесь… — Здесь. Она просит его подождать, словно сама верит, будто они смогут сейчас остановиться. Словно не она сейчас дергает бедрами, насаживаясь на его пальцы сильнее. И не она всего от пары движений настолько близка к оргазму, что ее ноги начинают дрожать. Маленькая, маленькая лгунья. Желание и ее накрывает с головой, отрезая здравый смысл. Ей нестерпимо нравится все, что он делает с ней, как бы она не пыталась это отрицать. Она жаждет всего, что он может ей дать. Возьми Амен ее прямо там, в коридоре у стены, вряд ли она стала бы противиться сильнее, чем жалкие, продиктованные мнимой моралью фразы. Им обоим слишком нравилось ходить по острию ножа. Нравилось сгорать в безжалостном пламени собственной страсти, наплевав на последствия. — Ты моя, слышишь? — он вздернул ее подбородок вверх, зажав двумя пальцами, заглядывая в помутневшие глаза. — Только моя. Эва спешно кивает в ответ, с трудом фокусируя взгляд на его лице. Она согласилась бы сейчас с чем угодно, лишь бы Амен не остановился. Большой палец скользит по клитору, пока два других ритмично погружаются внутрь. Пытаясь быть тихой, Эва зубами впивается в ткань на его плече. Она дышит столь тяжело и рвано, будто задыхается. Льнет и тянется к нему, точно дикая кошка, страстно жаждущая человеческой ласки. Желание обладать ей туманит рассудок. Член болезненно пульсирует, мечтая оказаться внутри нее, но еще не время. Пусть хоть весь дворец соберется в этом коридоре — Амен не сдвинется с места, пока Эвтида не обмякнет в его объятиях, растворившись в сладкой послеоргазменной неге. Свободная ладонь плавно очертила изгибы ее тела, поднимаясь от округлых бедер по талии, и мягко сжала грудь. Такая красивая. Самая прекрасная женщина в его жизни. Он навалился сильнее, толкаясь в нее пахом в попытке уменьшить собственное напряжение. Эва в ответ сильнее прижала его к себе, выгибаясь в пояснице. Он бы смотрел на это каждый день. Вид ее, такой ласковой и распаленной, кончающей в его руках, был лучшим из всех, что он только видел. Амен подхватывает вторую ее ногу, поднимая Эвтиду на руки, а она лишь некрепко обвивает его шею ладонями, стараясь не упасть. Глупая. Он бы скорее лишился головы, чем выпустил ее из своих объятий. Десять шагов прямо по коридору. Два поворота направо и еще тридцать шагов к высоким арочным дверям, ведущим в его личные покои. Едва дверь за ними захлопнулась, как он вновь наваливается сверху, вжимая девичью спину в дерево. Приникает к губам, словно желая напиться. Будто жажда мучила его уже сотни лет. — Когда я сказал, что ты принадлежишь мне… — он делает недолгую паузу, чтобы восстановить дыхание, — я говорил это в самом возможном смысле. Ты вся — моя. Все стоны, что отныне слетят с твоих губ, принадлежат мне. Абсолютно все. Ему не нужно ее подтверждение, оба и так давно знают это. Невозможно противиться силе, беспощадно притягивающей их друг к другу. — Ты — моя, а я — твой. В последний раз оставив жадный поцелуй на ее распухших губах, Амен вновь подхватывает ее за талию и несет вглубь покоев. Такая легкая, будто совсем ничего не весит. Он без усилий может поднять ее и одной рукой. Это сон? Поверить, что все это происходит на самом деле, кажется невероятным. Он и она, ночью, в его покоях при дворце. Впервые оставшиеся наедине и давшие свободу своим желаниям. Руки Эвы тянутся к бретелям платья, намереваясь снять его с плеч, и Амен с готовностью помогает ей. Широкие ладони жадно скользят по ее фигуре, то ли лаская, то ли стягивая одежду. Стоит платью упасть к их ногам, Амен на мгновение отстраняется, любуясь ее обнаженным телом, точно юный мальчишка, впервые увидевший женщину. Невероятная. Избавившись от собственной одежды, он подталкивает ее к кровати, ставя Эвтиду коленями на мягкий матрас. Она уже столь мокрая и податливая, после всего, что он сделал с ней в коридоре. Так жаждет ощутить его внутри, что даже совсем не смущается. С готовностью выгибается перед ним, подчиняясь движению его рук. Подставив член к ее входу, Амен аккуратно толкается внутрь и сдавленно стонет, не в силах сдержаться. Исфет, какая же она узкая. Он вошел едва ли на треть, позволяя Эве привыкнуть к своему размеру. Неимоверно хочется толкнуться дальше, погружая член глубже, но он сдерживается изо всех сил, сминая пальцами ее смуглые бедра, оставляя на них маленькие красные пятна. Амен помнит, что обещал ей быть осторожнее, потому старается не оставить отметин на открытых участках кожи. Однако бедра было можно пометить. Оставить на ее теле память о себе и сегодняшней ночи, которую не придется прятать от посторонних глаз. Чуть сильнее сжав одну из упругих ягодиц, он погружается глубже, начав увеличивать скорость. Самые сладостные стоны наполняют комнату и они не имеют никакого отношения к боли. Эвтида скулит от незнакомого ей наслаждения, впиваясь ногтями в простыни. Она прогибается в спине, откидывая голову назад. Почти что остановившись, Амен наклоняется к ней, стремясь оказаться ближе к ее лицу. — Ты доверяешь мне? — он чуть поворачивает ее голову назад, чтобы заглянуть в совсем черные от похоти глаза, желая получить честный ответ. — Веришь, что я никогда не причиню тебе вред? Не задумавшись ни на секунду Эва согласно кивает и тогда широкая ладонь обхватывает ее горло сзади, лишая возможности дышать полной грудью. Она все еще может сделать несколько рваных глотков воздуха, но этого недостаточно, чтобы полностью насытить легкие кислородом. Амен внимательно следит за ее реакцией. Станет ли дергаться, испугавшись его действий? Готовый в любой момент разжать хватку на ее шее, если только ей станет страшно. Но Эвтида не боится. Она полностью расслабляется, позволяя ему вести себя. Хорошая девочка. Он вновь наращивает скорость, уже не сдерживаясь. Ее тело совсем привыкло и готово принять его полностью. Ее стенки столь приятно сжимаются вокруг его члена, что Амен даже не знает, сколько еще продержится. Слишком долго он желал ее, не в силах получить, и теперь эмоции переполняют насквозь, сжигая все нервные окончания. Чуть отклонившись, Эва обернулась, стремясь взглянуть на него, и обвела языком свои пересохшие губы. И вид этого столь соблазнителен, что Амен тянет к ней руку, оглаживая пухлые губы большим пальцем. Член дергается от новой волны возбуждения, хотя и так находится в ней. Он отпускает ее шею, позволяя Эве жадно втянуть воздух. Намотав на кулак ее длинные каштановые волосы и сжимая ладонь на талии, Амен начинает толкаться сильнее, глубже. Непристойные влажные звуки отражаются от каменных стен, вызванные слиянием их разгоряченных тел. Эва инстинктивно двигает бедрами назад, подаваясь навстречу его грубому ритму. Она хочет еще глубже. Еще сильнее. Реакция ее тела вопила о том, насколько Эвтиде нравилось все происходящее. Его грубость ничуть не задевала ее, наоборот распаляя лишь сильнее. Его маленькая, невинная Эвтида. Тихий омут, насквозь переполненный чертями. Но была ли она такой уж невинной, или Амен был сам рад обманываться ею? Чуть приподняв ее ногу, он меняет угол проникновения, начав двигаться более плавно и глубоко. Эва протяжно стонет, грудью падая на кровать, неспособная больше удерживать себя на руках. Амен ухмыляется, полностью удовлетворенный результатом. Она дрожит. Дрожит всем телом, готовая к новому оргазму, и он уже совсем близко. Он и сам сдерживается из последних сил, пытаясь не закончить прямо в нее. И отпускает себя лишь тогда, когда чувствует, как ее стенки ритмично сжимаются вокруг его члена. Эвтида напрягается всем телом и стонет, закусив подушку зубами. Боится быть шумной даже здесь и сейчас, находясь в его владениях. Амен нехотя отстраняется, изливаясь на ее покрасневшее от его пальцев бедро. Он падает рядом с ней на кровать и притягивает ее к себе ближе, погружая свой нос в ее мягкие волосы и вдыхает поглубже аромат ее волос. Слишком хорошо. Непохоже на правду. И будто услышав его мысли, Эвтида спешно вырывается из его объятий и подхватывает с пола смятое платье. — Расскажи, как мне попасть к себе? — Эва… — хочется остановить ее, оставить здесь, но он отлично понимает причину ее спешки. Оттого лишь приподнимается в постели и смотрит на нее, натягивающую на себя одежду. — Я прекрасно знаю свое место, Амен, — проговаривает она, чуть прочистив горло. — Ты и сам понимаешь, что будет, если кто-нибудь увидит меня здесь. Уж лучше я уйду сейчас сама, пока все спят, чем меня выволокут отсюда позднее. Она стоит, решительно сжимая в руке дверную ручку, пока в ее взгляде горит огонь. Будто, откажи он ей, она попытается силой сбежать из этих покоев и станет ломиться в каждую дверь во дворце, пока не отыщет нужную. Тяжело вздохнув, Амен кивает ей и поднимается на ноги. — Я отведу тебя.