Под тенью змея

Эва

Нужно уметь принимать свою судьбу, какая бы ни была тебе уготована. К черту. Пошли. Все. К черту. Веревка больно впивается в ладони, раздирая кожу в кровь. Но она не отступит. Пока еще чувствует в нем крупицу жизненной силы, пока сердце его еще бьется, пусть и еле слышно, она будет бороться. Однажды Исман сказал, что среди всех ее недостатков, есть один, превосходящий все остальные. Упертость. Непоколебимая и несгибаемая упертость, с которой она вытворяла самые глупые и безнадежные вещи на свете. Что ж. Возможно, эта — одна из них. Даже с помощью Ливия, примчавшегося десять минут назад, втащить его огромное и неподъемное тело на то подобие носилок, что они соорудили на скорую руку, оказалось слишком трудной задачей. Лекарь тугим жгутом обвязал раненый бок, чтобы избежать кровопотери, хотя кровь из этой раны почти не текла. Гораздо страшнее было черное, стремительно расползающееся пятно, от которого разило темной магией. Эвтида через силу заставляла себя оставаться на месте, подавляя всепоглощающий иррациональный страх, вызываемый ею. Хорошо, что Ливий ничего подобного не чувствовал. Если она сама потеряет сознание, он может хотя бы попытаться доставить в лагерь уже два бездыханных тела. Замотав ладони обрывками от собственного платья, Эва стремительно взобралась на лошадь при помощи Ливия и крепко обхватила его за талию. Ездить верхом сама она совершенно не умела, а времени учиться у них не было. На счету была каждая секунда. Пальцы на руках мелко дрожали весь обратный путь, и Эвтида изо всех сил пыталась успокоиться, чтобы сохранить свой разум холодным. Ей потребуется вся ее концентрация и мужество, чтобы осуществить то, что она задумала. Не зря она нашла ту книгу. И не зря она прочла о всех тех умениях и способностях, которыми владели черномаги многие годы назад. Если и был шанс сохранить Амену жизнь, то только там, во сне. Лишь пробравшись в его голову у нее будет шанс вытащить его с того света, укрепив его жизненные силы. На глазах выступили слезы, и Эва отчаянно пыталась убедить саму себя, что это лишь ветер. Пустынный ветер, который под палящим солнцем разгонял золотые барханы, создавая песчаные вихри, танцующие вокруг них. Впереди предстояло преодолеть высокие дюны, мерцающие на горизонте как огненные волны. Эвтида ощущала дыхание Ливия под своими пальцами. Плавное и размеренное. Он волновался так же, как и она, но, как практикующий лекарь, давно привык сохранять хладнокровие в любой ситуации. Особенно когда от его выдержки зависела чья-то жизнь. Она приникла к мужской спине еще ближе, прижимаясь всей грудью, надеясь перенять хоть капельку его спокойствия. Видят Боги, оно сейчас ей было просто необходимо. Впереди показался лагерь, почти безжизненный в этот час. Эва набросила на Амена более-менее чистые тряпки, какие только смогла найти, чтобы скрыть его лицо. Почти все работали, прячась в тени от солнца в самое жаркое время дня. И это было очень кстати. Необходимо было проникнуть в кабинет Ливия, не попавшись никому на глаза. Нельзя, чтобы, проделав весь этот путь, их обоих схватили охотники, бросив в темницу. Даже не позволив хотя бы попытаться помочь Амену, пока он еще дышал. Никто не станет разбираться. Эвтида бросилась отвязывать носилки от вожжей, чтобы как можно быстрее занести их внутрь. Пальцы с трудом перебирали веревки, скользя по ним и пачкая все вокруг липкой кровью, проступившей через ткань. Но она упорно продолжала, готовая хоть зубами тянуть их, лишь бы получилось скорее. Как только им удалось затащить носилки внутрь, Ливий помчался перебирать свои склянки и баночки, наполняя комнату перезвоном стекла. Он не мог избавить Амена от проклятия, но мог попытаться помочь его пострадавшему телу. Залечить и обеззаразить раны, полученные им в бою, и те, что оставляла магия. Нет толка спасать его от проклятия, если он все равно погибнет, как только придет в себя. Эва закрыла все окна и дверь. С дребезжащим звуком придвинула ко входу старый диван, чтобы никто даже не попытался помешать ей исполнить задуманное. Стало темно, но где-то в комнате были убраны свечи и лампы. Она точно видела их в один из дней, когда прибиралась здесь, помогая Ливию. Быстро отыскав их, она заполнила комнату слабым светом. Было страшно. Даже в свой первый заказ по некромантии Эвтида не тряслась настолько сильно, как сейчас. Она взобралась на изголовье кушетки, нависая над Аменом. Дрожащими ладонями обхватила любимое лицо, притянув к своему. Коснулась холодного лба искусанными губами и глубоко втянула носом воздух. Ей не нужна маска, чтобы отыскать и удержать его душу. Она настолько сильно прониклась им, что чувствует его Ка как свою собственную. Вот она, только руку протяни. Нырнув за завесу, первым ощущается холод. Холод и темнота, заполняющая все вокруг. Мороз пробирает до нутра, до самых костей, желая изгнать Эвтиду отсюда. Потому что живым здесь было не место. На этой черте, разделяющей мир людей от мира мертвых, не должно быть бьющегося сердца. Амен лежит камнем на погребальном столе, почти сливающимся с его мертвенным оттенком кожи. Тьма, окружившая его, — живая. Она клубится, медленно приближается, протягивая к нему свои мерзкие цепкие лапы, желая полакомиться новой душой. Хочется схватить палку и подбежать, отгоняя ту прочь, точно бешеную собаку. Сделать хоть что-то, чтобы помешать ей добраться до Амена. Но здесь ничего нет. Абсолютная пустота, простирающаяся вокруг. Да и разве отгонишь саму тьму какой-то палкой. На полу в изголовье мирно сидит Сириус, ожидая ее. Удивительно, но именно он ни разу за все время не вызвал у нее и каплю страха. Его энергия, казалось, была настолько располагающей, что не пугала, а вопреки всему успокаивала. Будто бы где-то там, между ними, еще осталась частичка тепла Исмана. Вот и сейчас Эвтида не удивляется, встретив его здесь. — Что ты такое? — спросила она, даже не сомневаясь, что ей ответят. — Думаю, мое имя тебе хорошо знакомо, Дарующая жизнь, — зазвучал голос, заполняя ее голову. — Знакомо и то, что это — не мое истинное тело. Я предпочитаю не показываться в нем в мире живых, отдавая предпочтение этому сосуду. Надеюсь, ты простишь мне эту маленькую хитрость. Не мужской и не женский. Не взрослый и не детский. Громкий бас и тихий вкрадчивый шепот. Он звучал будто нигде и везде сразу. Лился прямо в сердце, минуя уши. Внушал одновременно страх и благоговение. — Мое имя Осирис, дитя. И сейчас мы находимся на пороге моего царства. Дальше я не пропущу тебя, уж прости. Эва бросила взгляд на стол. Туда, где все еще лежал Амен, раздетый и укрытый по пояс белой тканью. Прямо как мертвец, омытый перед бальзамированием тела. — Я не хочу идти дальше, — призналась она. — Я вообще не хочу быть здесь. И пришла лишь для того, чтобы вернуть Амена обратно. Ты позволишь ему уйти? — Я не держу его, — сказал голос, — но и отпустить его я не могу. Между богами заключен договор. То, что сотворил один, не в силах разрушить ни один другой. Остальные боги не могут остановить проклятие. Весь воздух будто выбили из легких. Хотелось лечь прямо там. Забраться на мраморный стол, положив голову на его грудь, и пойти за ним в вечность. Туда, где сердце без него больше не будет болеть, изнывая от тоски. — Но может черномаг. Именно черномаги заключили договор с Апопом и именно они в силах его разорвать, — будто хрупкая соломинка, брошенная безнадежно утопающему. — Ты в силах его снять, Эвтида. И помочь Амену тоже сможешь лишь ты одна. — Почему именно я? — выпалила Эва. Нужно было молчать, но обида внутри мечтала вырваться наружу, найдя своего слушателя. — Почему он? За что именно на нашу долю выпали все эти страдания и испытания? — Не зря ты носишь свое второе имя, Мескэнет, — сказал Осирис, выбивая из ее легких еле слышный выдох. Давно ее никто не называл вот так. — Ты всегда думала, почему родители подарили тебе именно это имя, верно? Гадала, что за путь тебя ожидает? Тебе было уготовано спасти Египет от проклятия. Подарить жизнь тем, у кого ее пытались отнять, — божество в теле пса повернулось, переводя взгляд с нее на стол. — И Амен тоже отмечен. Рожден, чтобы помочь тебе исполнить предназначение. И оберегать тебя до самой своей смерти. Сама судьба свела вас вместе, образуя идеальный союз. Хотелось смеяться и плакать. Забраться под одеяло, закрыв глаза и представив, что все хорошо, и весь этот кошмар происходит не с ней. Вот только это не сон. И не детство, когда они играли с Исманом, где прошел бы подобный трюк. — Какая жестокая шутка. Создать нас друг для друга, позволив нам стать врагами. — Не тебе решать, как будет правильно, дитя, — возразил ей Осирис, словно неразумному ребенку. — Ему было предначертано совершить ошибку. Человеческие дети учатся, разбивая колени. Все произошло именно так, как и должно было произойти. И так, как было задумано. Пес не мог улыбаться, но Эва готова была поклясться — она слышала в этом голосе снисходительную улыбку. Он, словно мудрый родитель, объяснял своему неразумному младенцу простые истины, недоступные его пониманию. Возможно, именно так все и было. — Даже то, что теперь он лежит там и умирает? — не сдержалась она, роняя из глаз соленые слезы. — Избранный богами? Использованный вами и брошенный один, как только стал больше не нужен? — И это тоже. Это было несправедливо. Нечестно. Больно. Она могла бы долго кричать и плакать, обвиняя судьбу. Обвиняя всех тех, кто уготовил для нее такой путь, позволив любить и терять тех, кто был с ней рядом. Видеть смерти, и не знать, что с этим делать. Но это было бы лишь пустым колыханием воздуха перед неприступной крепостью из камня и бетона. Крупинкой в величии бескрайней пустыни. Эва вытерла слезы, небрежно растерев их по лицу, и взглянула на Осириса. — Что, если я не справлюсь? — прошептала Эва, — Вновь потеряю его, едва только успев обрести? — она сделала несколько шагов, подходя ближе к столу. Провела пальцами по холодной щеке Амена, неподвижно лежащего на нем. — Я всегда думала, что именно я не увижу мир, излеченный от проклятия. Смирилась с этим и была готова отдать для этого жизнь. Но я хочу, чтобы его увидел он. Более всего. — Сейчас все зависит лишь от тебя, дитя, — вновь голос в ее голове. Спокойный и умиротворяющий. — Никто не сможет помочь тебе. Даже я. Тьма вокруг загустела. Стала шевелиться, будто почувствовав, что владыка покинет их. Осирис в последний раз взглянул на Эву, блеснув в темноте черными бусинами своих собачьих глаз. Уже было собирался уйти. Покинуть пределы этого сна или, скорее, предсмертного забвения, но задержался на мгновение, вполоборота повернувшись к ней. — Сбереги наш дар, Эвтида. Даже если сегодня у тебя ничего не получится. — Дар? — осмелилась переспросить она, но ответа не последовало. Он просто исчез. Растворился в воздухе, будто его никогда там и не было. Эва сжала ладони, впиваясь ногтями в мягкую кожу. Дыши. Просто дыши, Эвтида.