Непрощённые

      Антон стоит посреди старого сквера уже ровно в без десяти шесть утра, ожидая встречи с человеком, которого надеялся оставить в далёком прошлом. Ему бы посмеятся с этой иронии судьбы, которая распорядилась жизнью так, что он поселился в паре минут ходьбы от этого проклятого сквера, от места, каждым своим фонарём и деревом напоминающем о случившемся восемь лет назад, но всё это совсем не смешно.       Спустя столько лет, ему всё ещё страшно возвращаться назад, страшно думать о том, что в случившимся тогда только его вина, страшно представлять, что эти люди снова втянут его в свою грязную игру, а следом потащат и Киру, которая в прошлый раз стала жертвой его глупости.       На улице сегодня жарко, и Антон нервно оттягивает ворот тонкой толстовки, которую натянул на себя, опасаясь, что с утра может быть прохладно. Но после вчерашнего вечернего дождя стои́т такая духота, что хоть в озеро прыгай, чтобы остудиться. Он нервно переминается с ноги на ногу, выкидывает в урну уже пятый по счёту сигаретный окурок, прокручивает на длинных пальцах кольца — обычная бижутерия, громоздкая, делающая руки куда грубее, чем есть на самом деле, но это — неотъемлемая часть его, личная фишка ещё с самого детства. Помнится Кира всегда обожала таскать его побрякушки, которые на её маленьких детских пальчиках смотрелись ещё грубее и по размеру никогда не подходили. Сейчас эти украшения — всё, что Эд смог забрать со старой квартиры Антона, не считая сумки с его одеждой, перед тем как её опечатали и закрыли на ключ. Теперь в ту квартиру вернуться может только Кира, но ей, скорее всего, это не нужно.       — Шастун, — раздаётся за спиной, и Антон резко оборачивается.       Высокий мужчина, чьё имя так и осталось неизвестно, с тёмными волосами, одетый во всё чёрное, но достаточно элегантное, чтобы смотреться на фоне старых деревьев и косых заборчиков слишком чужеродно, стоит в паре метров, сканируя Антона ответным изучающим взглядом. От одного его вида по спине пробегает холод, потому что Антон знает: с этим человеком шутить нельзя, ждать от встречи с ним чего-то хорошего — тем более. Карие, почти чёрные, глаза смотрят внимательно, а тонкие губы тянутся в мерзкую улыбку.       — Что Вам от меня нужно? — Антон, хоть и напуган, но взгляда не отводит, смотрит уверенно, знает, что если сейчас покажет свой страх, то проиграет, даже не попытавшись бороться. — Я сделал тогда всё, о чём Вы меня просили. Чего ещё вы хотите?       — Поговорить.       «Поговорить».       Прошлый их разговор состоялся в камере следственного изолятора, и Антон по сей день помнит не просьбу — приказ, который ему отдали. Помнит и угрозы в адрес Киры. Всё до мельчайших деталей запомнил, с того самого дня, как впервые связался с этими людьми.       Воспоминания обо всём этом утягивают куда-то на самое дно да так, что воздуха становится мало.       — О чём нам говорить? — встряхнув головой, спрашивает Антон. — Почему Вы просто не можете оставить меня в покое?       — Потому что ты слишком много знаешь, — мужчина подходит на шаг ближе.       Антон сглатывает вязкий ком.       — Я никому ничего не скажу, можете не переживать. Я сдержу своё слово до конца.       — Знаешь, я тебе верю, — кивает мужчина. — А вот мои друзья — нет.       «Друзья».       Забавно называть так тех, на кого работаешь. Вряд ли их вообще можно считать за людей.       — И что же нужно Вашим друзьям?       — Им нужны твои услуги, — мужчина разводит руками. — Видишь ли, ты так хорошо справлялся со своей работой, что мы не могли просто забыть про тебя.       — Я не стану снова этим заниматься, — твёрдо говорит Антон.       — У тебя нет выбора, парень.       — Есть, — в этот раз ближе подходит он, — я могу прямо сейчас пойти в полицию и сдать Вас со всеми потрохами. Посмотрим, как Вы будете заниматься своими грязными делишками сидя в тесной камере.       Собеседник закатывается мерзким скрипучим смехом.       — А ты смешной, Шастун. И кто же тебе поверит?       — Я найду доказательства.       — Удачи, но тогда твоя сестра вряд ли доживёт до завтра.       Антон встряхивается, при упоминании Киры, подходит ещё ближе и хватает собеседника за полы чёрного пиджака.       — Не смейте её трогать, ублюдки, даже близко к ней не подходите, — рычит он. — Мы с Кирой и так достаточно настрадались от вас. Я восемь ёбаных лет провёл в тюрьме, а она росла с чужими людьми.       — Я сказал бы, что мне жаль, — мужчина скидывает с себя его руки и отталкивает в плечи, так что Антон чуть было не падает, — но это будет ложью.       — Вы не понимаете о чём просите. У меня всё ещё висит УДО. Если менты узнают о чём-то подобном, меня снова посадят.       — Это уже твои проблемы. Сделай так, чтобы никто не узнал и тебя не посадили.       — Пошли Вы нахуй. Ясно? — сопит Антон, сжимая руки в кулаки. — Я уже сказал, что не стану этого делать.       — Ты всё ещё не понял? Тебя никто не спрашивает. Это не предложение, а приказ. Хочешь, чтобы Кира жила? Выполняй.       — А если я прикончу себя?       — Попробуй, — мужчина снова подходит ближе. — Посмотрим, сможешь ли ты встретиться со своей сестрой на том свете.       Антон зажмуривает глаза так, что перед ними начинают мелькать чёрные мошки. Он не может допустить, чтобы эти люди навредили Кире. Она должна жить, должна быть счастлива, должна вырасти и прожить эту жизнь так, как она заслуживает. Плевать, что будет с ним, но Киру он больше в обиду не даст.       — Что я должен делать? — открыв глаза, спрашивает он.       — Ничего. Всего-навсего помалкивать и выполнять приказы, — мужчина ведёт плечами. — Мне нужен список мест, куда позволяет ходить эта штука, — он указывает на браслет на его ноге.       — Я пришлю сообщением, — обещает Антон. — Что ещё?       — Остальные указания получишь позже. Но твоя задача остаётся прежней: встречаться с людьми и передавать товар.       Антон брезгливо морщиться.       — Какие же вы мрази.       — Спасибо за комплимент, — мужчина хлопает его по щеке. — До встречи, — окинув его ещё одним взглядом, он уходит.       Антон сглатывает и вдыхает рвано, пятится назад до тех пор, пока спиной не упирается в ствол дерева. Руки заходятся в мелком треморе, и вытащить из кармана телефон получается не с первой попытки. Найдя в контактах номер, занесённый в быстрый набор, он прикладывает мобильный к уху.       — Антон? — раздаётся на том конце.       — Арсений, мы… — он прижимает телефон сильнее, а голос предательски дрожит. — Мы можем поговорить? Сейчас.       — Что-то случилось? — Арсений звучит слегка взволнованно, наверное, потому что за время их знакомства Антон ещё ни разу не звонил сам. — Антон, ты ещё тут?       — Да.       — Ты цел?       — Что? — переспрашивает растерянно. — Да, да, не переживай. Я в порядке, просто…       — Господи, ты меня пугаешь, Антон. Говори уже, что стряслось.       — Ничего, просто я хочу с кем-то поговорить, — он трёт рукой глаза. — Мне надо… поговорить… я… пожалуйста, Арсений.       — Хорошо, — тот вздыхает. — Не волнуйся так. Где ты сейчас?       — Я в сквере, недалеко от своего дома, — Антон осматривается по сторонам в поисках людей, но в такое время вокруг него только белки, которые шныряют по стволам деревьев. — Мне нужно на работу через пару часов… может… — он снова замолкает, кусая губы. — Ты не мог бы…       — Я приеду минут через тридцать, — обещает Арсений, позволяя ему не договаривать просьбу вслух. — Сможешь дойти до дома?       — Да.       — Отлично, тогда иди и жди меня. Хорошо?       — Спасибо, — Антон кладёт трубку.

***

      Как Антон оказывается у своего дома — непонятно. Он обнаруживает себя сидящим на чуть косом заборчике, ограждающем клумбу, и затягивающимся сигаретным дымом, глядя расфокусированным взглядом куда-то на въезд во двор. После согласия Арсения на встречу прошло минут пятнадцать, и паника накрывшая после разговора с человеком из прошлого уже отпустила, потому он не совсем уверен, что звонок психологу был хорошей идеей. Сказать правду он всё равно не сможет, так о чём они будут разговаривать?       — Привет, — рядом раздаётся приятный женский голос, и Антон поднимает глаза на его обладательницу.       Стройная светловолосая девушка с большими карими глазами улыбается приветливо, и он тут же её узнаёт: Это та самая барышня, которая справлялась о его самочувствии в день, когда он увидел на улице Киру. Сегодня она одета в светлое платье-сарафан и белые кеды, которые отлично сочетаются между собой. Она улыбается, заправляя пряди волос за ухо и, видимо, ждёт ответа.       — Привет, — запоздало кивает Антон, всё ещё разглядывая собеседницу.       — А ты тут живёшь? — спрашивает она.       — Вроде того.       — Получается, мы соседи.       — Получается, что так, — Антон улыбается. — Спасибо, кстати, ты тогда подошла ко мне и спросила как я. Эм…       — Ира, — она протягивает ему руку.       — Антон, — он жмёт её хрупкую кисть.       — Ты тут давно?       — Нет, совсем недавно, — Антон чуть двигается, когда Ира присаживается рядом с ним.       — А я в восемнадцатой квартире живу, заходи как-нибудь на чай.       Антон вскидывает брови:       — Вот так сразу?       — Просто на чай, — смеётся Ира. — За кого ты меня принимаешь? Тут просто даже пообщаться не с кем, одни старики и мамочки.       — Извини, — Антон тоже усмехается. — Я неудачно пошутил.       — Завтра в шесть? — предлагает Ира.       — Я… — он слегка теряется от такого напора. — Слушай, Ир, мне приятно твоё внимание, но лучше не стоит.       — Занят?       — Что? Нет. У меня никого нет.       — Значит я не в твоём вкусе, — она вздыхает, строя печальную гримасу, — понятно.       — Дело не в этом, — Антон закуривает ещё одну сигарету. — Ты очень красивая, просто… Ир, я не хочу отношений и всё такое. Я… Я только недавно из тюрьмы вышел, где сидел восемь лет за убийство. Если честно, думал соседи уже в курсе.       Ира замирает и смотрит удивлённо. Она пытается подобрать слова, чтобы что-то сказать, но в итоге просто открывает и закрывает рот, как рыбка, которую вышвырнуло на берег.       — Жесть, — выдыхает она и встаёт с места. — То есть… Извини. Я…       — Не извиняйся.       — Нет, это… — Ира улыбается, но уже не так искренне, как пару минут назад. — Просто неожиданно, по тебе и не скажешь, что ты…       — Что? Убийца? — усмехается Антон. — Не бойся, можешь называть вещи своими именами.       — Нет, я не это имела ввиду, — она трёт переносицу. — Давай так: это полный треш, и я без понятия, что говорят в таких случаях, но…       — Да можешь ничего не говорить, — перебивает Антон, выкидывая недокуренную сигарету в урну рядом с собой.       — Я, наверное, пойду, — Ира указывает на подъезд. — Увидимся как-нибудь. Пока.       — Пока, — он отвечает уже её спине.

***

      Арсений после звонка Антона на нервах. Всю дорогу до его дома он нетерпеливо ёрзает в кресле, смотрит на время и даже торопит водителя, когда тот встаёт в очередную пробку. Центральные улицы Петербурга стоят, как и всегда по утрам, поскольку все жители города выползают из квартир, направляясь на работу, учёбу и другие дела. А его личная машина как назло в ремонте, потому и приходится пользоваться услугами таксопарка.       Когда такси останавливается у нужного дома, Арсений выпрыгивает чуть ли не на ходу, сам не до конца понимая, почему так торопится. Прежде Антон никогда не звонил сам и не просил его о встрече, и теперь приехать и узнать, что ему нужно, кажется важным. Быть может, он даст, наконец, ответы на вопросы, которые уже осточертели.       Антона он замечает сразу. Тот сидит у своего подъезда, на ограде, глядя куда-то в пустоту. Выглядит слегка растерянным, но не более того — Арсений уже было подумал, что случилось что-то ужасное. Но Антон, невредим и, кажется, даже кристально трезв.       — Антон, — он подбегает к нему, осматривая с ног до головы. — Ты в порядке?       — Да, — кивает тот, поднимаясь навстречу.       — Блять, ты напугал меня. Я уж думал, с тобой беда, или случилось что-то, — Арсений вздыхает с облегчением. — У тебя голос такой по телефону был.       — Вообще-то случилось, — Антон смотрит на свои руки, прокручивая перстень на мизинце. — Ты был прав, мне нужна помощь.       — Расскажешь?       — Я не могу.       — Антон, ты издеваешься? — Арсений закатывает глаза. — Я мчался к тебе через полгорода, чтобы ты сказал «я не могу»?       — Ты не понимаешь, это… — Антон отходит на пару шагов назад, усаживаясь прямо на бордюр и роняя голова в свои ладони. — Это опасно, Арсений, я не могу рассказать.       — И зачем ты тогда позвонил?       Антон поднимает на него взгляд. Смотрит чуть загнанно, даже испуганно.       — Я не знаю. Мы можем… можем просто пообщаться? Я мог бы пойти к Эду, но у него и без меня забот много.       — Чёрт, как же с тобой непросто, — Арсений, как ни странно, не злится, просто не хочет упускать шанс, раз уж Антон сам просит о разговоре. — Тебе, вроде, на работу нужно? Давай пройдёмся, я тебя провожу.       Антон кивает, встаёт на ноги, и они молча идут в нужном направлении. Арсений изредка кидает на него короткие взгляды, но ничего не говорит, потому что банально боится надавить или спугнуть: если он хочет получить ответы, то должен проявить терпение.       А время всё тянется точно резиновое, и дорога скоро закончится. Тишина давит на плечи, её хочется развеять, хочется хоть что-нибудь услышать.       — Антон, — зовёт он, спустя какое-то время, — мы уже половину пути прошли, а ты всё ещё не сказал ни слова. Начинай говорить, потому что я мчался к тебе, как сумасшедший, не для того, чтобы просто погулять по городу. Я знаю, что открываться бывает тяжело, но попробуй хотя бы начать.       — Со мной сегодня девушка пыталась познакомиться.       Арсений вздыхает. Это явно не то, что он ожидал услышать, но правила игры он всё же принимает.       — И как она? — спрашивает непринуждённо.       — Красивая, — Антон тянет губы в уже знакомой еле заметной улыбке.       — Взял у неё номер?       Они останавливаются на пешеходном переходе, дожидаясь нужного сигнала светофора, чтобы перейти дорогу. Антон смотрит на него как-то странно, будто сам вопрос был таким глупым, что даже отвечать на него нет никакого смысла.       — Конечно нет, — он мотает головой.       — Почему?       — Ты и сам знаешь ответ.       Дорогу они переходят молча, следуя за небольшим потоком людей, а после останавливаются на другой стороне, пока Антон прикуривает. Арсений думает, что он слишком много курит, — за время их недолгого пути это уже третья сигарета — но вслух этого, конечно, не говорит.       — Я рассказал ей… про себя.       — Погоди, — Арсений очень хочет закатить глаза, потому что это звучит как шутка, — ты серьёзно, что ли? То есть ты хочешь сказать, что познакомился с красивой девушкой и при первом же разговоре рассказал ей, что в тюрьме сидел?       — Ну… да? — звучит скорее как вопрос, чем утверждение.       — Зачем?       — А смысл скрывать? — Антон ведёт плечами, затягиваясь, и они продолжают путь. — Она бы всё равно узнала. Лучше пусть так, чем я позволил бы себе думать о хорошем, а потом бы она меня кинула. Мы с тобой оба знаем, что «долго и счастливо» не про мою жизнь.       — Почему ты так решил? — Арсений правда его не понимает, пытается понять, но пока что безуспешно. Этого человека вообще сложно понять, он то нагоняет ужас одним взглядом из-под бровей, то выглядит растерянным ребёнком.       — Потому что я убийца.       Арсений не находит ответа. Он смотрит на Антона, пока тот медленно затягивается очередной порцией дыма, шагая вперёд, пока выпускает дым сквозь приоткрытые пухлые губы, пока хмурит брови, кажется, уходя куда-то в дебри собственных мыслей, и в который раз думает, что «потому что я убийца» — это не ответ, а скорее попытка от него уйти. А ответ на это до смешного прост:       Антон себя наказывает.       Они как раз доходят до завода, на котором трудятся Эд и Антон, останавливаются недалеко от ворот и снова молчат какое-то время.       — Спасибо за разговор, Арсений, — Антон кидает окурок на землю, притаптывая его ногой.       — Это моя работа, и мы так толком и не поговорили, — он осматривается вокруг, где-то в паре метров стоят трое мужчин, громко переговариваясь и косясь в их сторону. — Ждать тебя завтра на приём?       Антон улыбается уголком губ.       — Да, конечно. До завтра, — он кивает и машет рукой в знак прощания.       — До завтра.       Арсений уже собирается достать телефон и вызвать себе такси, чтобы вернуться на работу, когда компания мужчин подходит к Антону, который не успевает зайти на территорию завода. Они преграждают парню путь, окружают и переглядываются как-то недобро.       — Чё, Шастун, считаешь себя крутым? — спрашивает один из них. — Классно убивать тех, кто жизни спасает?       — Что вам нужно? — спокойно спрашивает Антон.       — Мой отец был врачом, — отвечает второй. — Всю жизнь этому посвятил.       — Здорово, — чуть грубовато бросает Антон. — А я тут причём? Мне эта информация на кой хер?       Тот, что говорил про отца, вдруг размахивается и бьёт Антона в лицо, да так, что он летит на землю, запутавшись в собственных длинных ногах. Арсений и опомниться не успевает, как все трое накидываются на парня, пиная его ногами, а тот просто лежит на земле, даже не пытаясь прикрыться или как-то себя защитить. Только улыбается дико, будто происходит весёлая цирковая постановка, а не жестокое избиение.       — Эй! Вы что делаете? Прекратите немедленно! — Арсений срывается с места и бежит к ним. — Отойдите от него! — он толкает в грудь одного из нападающих.       — Вы чё охуели, суки? — Эд появляется как по взмаху волшебной палочки. Он хватает одного их мужчин за шкирку и оттаскивает от друга, затем то же самое делает со вторым, впечатывая кулак в его скулу, отчего обидчик падает. — Твари, пизда вам, — рычит он.       — Эд, не надо, — зовёт Антон, вытирая кровь с лица рукавом светлой толстовки. — Оставь их, тебе нельзя.       — Ещё увидимся, Шастун, — предупреждает мужик, чей отец, по его словам, был врачом, и они все быстро скрываются за воротами.       — Суки! — рявкает Эд им вслед.       — Антон, — Арсений подходит ближе, — ты как? — он осматривает разбитый нос парня, из которого по подбородку и шее течёт кровь, и протягивает руку, чтобы помочь встать. — Господи, давай, поднимайся.       — Я сам, — отмахивается Антон. — Не трогай.       — Заткнись, а? — Эд смотрит на друга сердито. — Придурок, блять, ты какого хера не дрался?       — Я не успел, они неожиданно напали, — врёт Антон, так и не приняв руки помощи и встав самостоятельно, слегка пошатываясь.       — Ладно, — Эд качает головой, — пиздуй в душевые, там аптечка есть и умоешься заодно. Я скажу Позову, что ты сегодня не в состоянии работать.       — Да я отработаю, — возражает Антон, — нормально всё.       — Нет, не отработаешь, — вмешивается Арсений. — Тебе к врачу надо, вдруг сотрясение.       — Да какой в жопу врач? Я в норме, это всего лишь кровь из носа. Бывало и хуже.       — Действительно, всего лишь кровь, — Арсений закатывает глаза. — Пойдём, отведу тебя умыться.       — Я сам…       — Хуям, — перебивает Эд. — Иди с Арсом, умойся и пиздуй к врачу или хотя бы домой, отдыхать. Не беси меня, Шаст. Я позвоню тебе попозже, — он окидывает друга ещё одним взглядом и уходит в ворота.       — Арсений, ты не обязан…       — Да знаю я, — кивает тот. — Пошли уже, человек-неприятность.       Они молча доходят до душевых, и, пока Антон умывается, пытаясь оттереть с рук и лица уже успевшую впитаться кровь, Арсений не сводит с него взгляда, а в голове снова возникает вывод, который он сделал ещё полчаса назад:       Антон и правда себя наказывает.       — Как ты? — спрашивает он, когда Антон опирается бёдрами на раковину. — Голова не кружится? Может, к врачу всё таки?       — Спасибо, я в порядке.       — Как скажешь, но ты всё равно сегодня поезжай домой, я тебе сейчас такси вызову, — Арсений достаёт из кармана телефон.       — Не надо, я пешком дойду.       — Антон, ну какое, в пизду, пешком?       Тот отворачивается, глядя на себя в зеркало, а когда снова смотрит на Арсения, в зелени глаз мелькает холод.       — У меня нет денег, чтобы кататься на такси. Ясно?       — Значит я тебе одолжу, — Арсений разводит руками, — не парься. Вернёшь, как зарплату получишь.       — Не надо, — упрямо повторяет Антон.       — Хватит строить из себя гордого барана, Шастун, просто поезжай домой и отдохни. Мне некогда с тобой спорить, у меня сегодня ещё пациенты.       Антон сопит недовольно, но всё-таки кивает:       — Хорошо. Спасибо.       — Не за что, — Арсений пару минут вызывает такси, с заездом по адресу Антона и до своей работы, а после снова смотрит на парня. — Ты скажешь мне, почему не попытался дать сдачи и просто позволил им себя бить?       — Я же сказал уже, не успел среагировать…       — Эту херню будешь Эду рассказывать, — перебивает Арсений. — Я видел, что ты просто позволил им себя избивать.       — А что, мне надо было дать им пизды и вернуться за решётку? — усмехается Антон. — Очнись, Арсений, у меня срок висит, любой косяк и я снова на нарах.       — Никто бы тебя туда не вернул, это самозащита.       — Мне бы никто не поверил, — фыркает парень. — Таким как я не верят.       — Зачем ты пытаешься меня обмануть? — Арсений сощуривает глаза.       — Да не вру я, — Антон начинает сердиться, а после вдыхает рвано, ловя на себе внимательный взгляд. — Блять, да не смотри на меня так. Не хотел я защищаться, ясно?       — Нет, не ясно. Я правда не понимаю.       — А в чём они были не правы, Арсений? Я же реально убийца.       Наказывает себя.       — Это не даёт им право распускать руки. Никому не даёт, понимаешь? Ты ведь сам позволяешь этому происходить, Антон. Потому что, когда человек рисует на своей груди мишень, он должен рассчитывать, что рано или поздно кто-нибудь выпустит в него пулю.       Антон не отвечает, он снова отводит взгляд, рассматривая трещины на кафеле.       — Антон, на меня посмотри, — просит Арсений.       — Что? — тот смотрит ещё более злобно, чем обычно.       — Не позволяй людям общаться с тобой, как с куском дерьма. Я каждый раз говорю тебе всякую херню, в надежде хоть немного растормошить, а ты просто соглашаешься на всё это.       — Хорошо, в следующий раз пошлю тебя нахуй и дам в глаз, — фыркает Антон. — Этого ты хочешь?       — Нет, я хочу, чтобы ты себя простил, — Арсений походит к нему на шаг ближе, не позволяя разорвать зрительный контакт, а тот снова фыркает. — Антон, до тех пор, пока ты сам себя не простишь, можешь даже не надеется, что тебя простят окружающие. Понимаешь? Ты сам позволяешь людям ставить на себя клеймо убийцы, потому что тебе так проще. Легче же сразу оттолкнуть всех вокруг, чем позволить себе хоть на секунду поверить в то, что людям не насрать на тебя, да? Просто попробуй начать доверять и постарайся простить себя за содеянное. Ты оступился, ты за это ответил и будешь отвечать до конца жизни, особенно перед самим собой, но пока ты жив и дышишь, всё можно исправить. Начни, пожалуйста, с себя, — он смотрит на телефон, на который приходит уведомление от такси. — Пойдём, машина приехала.       Больше они не говорят ничего.