Неправильный бета

— Почему не в школе? — лицо девушки кривится от отвращения, когда она заглядывает под крышку кастрюли, что стоит в холодильнике с незапамятных времён. Высовывая язык изо рта, она изображает рвотные позывы и возвращает суп на своё законное место на верхней полке. — Напишу потом записку для классной, — Джисон не даёт дверце закрыться, останавливая её на половине пути, озадаченно рассматривает абсолютно несовместимый ассортимент продуктов, прикидывая, что же из этого можно быстро и незапарно затолкать в желудок, чтобы тот не ворчал, хотя бы до обеда. — Поставишь роспись мамы? — Да с хера ли? — разбавляя кислющий растворимый кофе молоком, спрашивает омега, оборачиваясь. — Ты будешь прогуливать, а я тебя отмазывать снова? Джисон предпочитает на это ничего не отвечать, прекрасно зная, что сестра всё равно выполнит его просьбу. Вместо этого он принимается мыть яйца, чтобы после их сварить — большего его гениальная головушка придумать не смогла. Да и готовить что-то масштабное не было ни желания, ни смысла. Мать всё равно придёт с работы и будет ворчать из-за того, что Хан перевёл продукты, которые изначально были заготовлены ради другого блюда. Поэтому сегодня яйца, точнее два последних яйца. В продуктовый никто не ходил кроме миссис Хан: у Джисона не было денег и желания проявлять хоть какую-то инициативу из-за привередливой матери, а у Мии порыва тратить кровно отсуженные у бывшего мужа на что-то, что не принесёт ей удовольствие и наслаждение. Мама появлялась в квартире обычно вечером, тут же своим недоброжелательным настроем и накопленным за целый день раздражением разгоняя домочадцев по их комнатам. Конечно, после работы она далеко не всегда заходила в магазин, поэтому стабильно хотя бы раз в день в их доме случался скандал на почве бесполезности детей в быту. — Чего вчера ругались? Из-за вас спать не мог. — Да неужто перепугался, малыш Сони, м? — пискляво дразнит сестра, щипля младшего за пухлую щёчку, за что тут же получает по пальцам. — Вы орали как резаные, предупреждение об уровне шума в ночное время для вас шутка? — Пиздишь. Мы просто говорили, громкие скандалы мамаше не по душе. Так и скажи, что как маленький трусишка испугался разговора двух взрослых тёть. — Отвали. Меня уже тошнит от ваших «разговоров». Какой от них толк, если вы обе по итогу ведете себя как истерички и не слышите друг друга? — Сон не отрывает глаз от пузыриков воздуха, образовавшихся на вскипающих постепенно яйцах, играя с ними деревянной ложечкой. — Много будешь знать — состаришься, — Мия хмыкает на недовольный взгляд, брошенный братом в её сторону, — А если серьёзно… Я так устала. Съеду от вас к чёртовой матери, чтоб неповадно было. Юноша на это лишь смеётся, прекрасно зная, что сестра никуда не уедет, хотя бы потому что не готова содержать себя сама. Как она сама говорит, у неё «такой период сложный, когда нужно пополнять свой организм позитивными моментами». Джисону кажется, что это не самая лучшая отмазка для алкоголизма, но опять же, это не то что должно как-либо его касаться. У него и своих проблем достаточно. Остудив их в холодной воде и разбросав ошмётки скорлупы по кухне в процессе чистки, подросток наконец-то садится трапезничать, предварительно зайдя в видеохостинг в поиске какого-нибудь интересного ролика, который скрасил бы эти невкусные пересоленные два яйца. Тут и там мелькают различные заголовки, так или иначе имеющие что-то общее с психологией. Вообще-то она самая и есть. И обычно именно за роликами о различных проблемах или исследованиях на эту тему Джисон и находил своё успокоение. Хорошо, когда всё просто и понятно, по полочкам разобрано и по цветам разложено. Нет ничего хуже зияющей внутри дыры из затихших внутри чувств, вызванной апатией, или пожирающей тревоги, что в миг отключает всю рациональность, забирая управление несуразным телом на себя. Однако сейчас, когда он буквально двадцать четыре часа в сутки варится в бесконечном анализе своих и чужих проблем, всё, чего ему хочется — это отдохнуть. Действительно отключить хотя бы ненадолго мозги и просто быть глупым ребенком, смотрящим мультики для дошкольников, где рисовка максимально круглая без острых углов, расслабляющая глаза, после себя оставляя ощущение безопасности. Цвета яркие и такие сочные, как и нарисованная еда, из-за чего Джисон дует губы, глотая безвкусный белок. Телефон вибрирует и с запозданием в пару секунд на экране высвечивается текстовое уведомление из мессенджера от Минхо.       LeeMi: Я чот не вижу тебя за партой. Ты где?       LeeMi: ???       H.one: Я сегодня не приду       LeeMi: Повезло. А мне подскажешь причину, может, и у меня так же и тоже домой пойду       H.one: Ленннь       LeeMi: Эх, повезло тебе, у меня нет столько наглости. Тем более химичка не переживёт нашей разлуки, я не могу оставить её одну, сам понимаешь       H.one: Она не выдержит. Сжалься. Будь хорошим мальчиком, детка Джисон закусывает губу, улыбаясь сам того не замечая, и нервно отрывает зубами кожицу с обветренной нижней. Это не слишком? Наверно нет, они же уже шутили так несколько раз. Во всяком случае прозондировать почву стоит точно. Подросток давит клыком на внутреннюю часть щеки, ожидая момента, когда старший наконец прочтет сообщение и начнёт набирать ответ, а тот как специально именно в такой момент выходит из сети, будто бы желая, чтобы стыд обглодал и без того дрыщавого юношу. И не успевает Хан нажать на иконку «редактировать сообщение», как старший печатает ответ:       LeeMi: Быть хорошим мальчиком для химички? Мм, слышатся нотки педофилии, тебе не кажется? Только Джисон собирается выбрать смеющийся стикер для ответа, как следом прилетает:       LeeMi: Или ты не про химичку? ;) Стоит ли говорить, что Хана от безбожного стыда спасает лишь то, что старший тут же выходит из сети и больше до конца учебного дня не появляется.

***

Устраиваясь в кровати под одеялом, Джисон включает зарядное в розетку рядом с тумбой и принимается досматривать прохождение какой-то хоррор игры. Сам он никогда бы не осмелился в такое сыграть, но наблюдать за тем, как другие мучаются и ломают голову — то что нужно. Юмор летсплейщика особенно кстати сейчас, когда так нужно отвлечься от некоторых мыслей и неприятных ощущений в теле. Только они заходят в криповый особняк на окраине города, с кучей фарфоровых кукол и зловещей тишиной, как Хан делает звук на телефоне максимально тихим, ради безопасности своего же пугливого сердца. Серьёзно, эти скримеры так достали его, хоть он и редко на них натыкался благодаря своей трусливости, которая подсказывала ему лезть в комментарии в поисках таймлайнов особенно страшных моментов. Но при всём этом, юноше нравились такие видео, правда при свете дня и без наушников. Когда до прощания и просьб о подписках и лайках оставалось пару минут, Джисон почувствовал резкую тяжесть в голове. Давление иногда давало о себе знать, когда он мало спал. Однако дневной сон не входил в его планы. Заблокировав экран телефона, юноша положил его рядом с подушкой и прикрыл глаза, давая им немного отдохнуть и надеясь, что голова поступит так же. И усталость с удовольствием и с радостью утянула бы его в сладкую дрёму, если бы живот тут же не скрутило судорогой. Джисон так устал. Жизнь и так сахаром не была каждый день, теперь ещё и это. Хотелось завыть от отчаяния и нежелания продолжать существовать в этом теле. Джисон клянётся, он бы вприпрыжку побежал удалять свои репродуктивные органы, если бы это не было бы чревато сильным ухудшением здоровья и запрещено на государственном уровне. Именно поэтому он выбрал медленно, но верно убивать свой организм таблетками, что уже прилично так пошатнули состояние его молодого организма. Нюх подводил совершенно, течки подавлялись двойными дозами, из-за чего цикл был совершенно ненормальным; запах, если верить сестре, вообще не ощущался. Собственно, этого и добивался Хан. Никто бы не догадался в жизни, что он омега, если бы не его телосложение и миловидное личико. Тот же Минхо узнал о вторичном поле друга от одноклассников, потому что, очевидно, Джисон не собирался говорить на эту тему. Просто была физкультура и старший не смог найти друга в раздевалке для альф и бет. Тогда всё и стало понятно. Даже сонливость не может спасти омегу от этого тянущего чувства боли. Недовольно простонав, Хан скрючивается на кровати, всё ещё отказываясь открывать глаза и вылезать из теплой постели, чтобы пойти за водой для запивания таблеток. Неужели кто-то добровольно отказывается от подавителей и действительно так страдает каждый месяц? Или они все затыкают боль членом потолще? От этой мысли Джисон чувствует накатывающую тошноту. Невольно вспоминает сестру с тем альфой. Ещё чуть-чуть и неуспевший перевариться завтрак полезет наружу. Несмотря на сбитый цикл и дезориентированный организм, омега умел чувствовать предтечные симптомы. Научился для собственной безопасности. Если в обычные дни таблетки спокойно перекрывали запах, уберегая подростка от возможности стать добычей какого-нибудь пугающего альфы, то в течку приходилось пить несколько и раз в четыре часа. И то Джисон параноил из-за страха, что подавители не сработают, а он не поймёт, находясь в течку среди людей. Хан слышал такие истории, (читал в комментариях в тиктоке), видел различные ролики об омегах, которым трудно подобрать препарат под себя из-за индивидуальных особенностей организма. Поэтому ещё вчера вечером решил для себя остаться дома на всякий случай, догадываясь, что плаксивость и особая чувствительность в последние дни на пару с повышенной температурой не случайность. И вот где он сейчас. Подавители дразняще прячутся за дверцей тумбы, куда он их положил ещё вчера утром, перед школой выпив таблетку. Недолго поторговавшись с собой, он с измученным стоном драматично сбросил с себя одеяло, и резко встал с кровати, после чего тут же со вскриком согнулся. Почему не бета, а? Почему омега. На худой конец был хотя бы альфой, как бы Хан от них не плевался бы ядом. Всё лучше, чем быть самым нижним в пищевой цепи. Даже беты выше, не участвуют во всей этой тусовке с социальными устоями и стереотипами. Нет же, Джисон должен был познать жизнь именно омеги. Размышляя о бренности бытия, он наконец вернулся обратно в комнату со стаканом фильтрованной воды. Поставив её на тумбу, открыл дверцу, чтобы обнаружить бутыль с подавителями. Поправочка, пустой бутыль с подавителями. — Я не понял. Какого хрена? — громко вскрикнул подросток, прекрасно зная, что находится в доме один. Сестра ушла из квартиры ещё час назад в неизвестном направлении, а мать была на работе. Совсем позабыв о какой-либо боли, что мучала ещё две минуты назад, он бросился на колени, принимаясь перерывать всё содержимое шкафчика. Джисон было уже подумал, что это пустая склянка от прошлых таблеток, однако он никогда их не хранил, тут же выбрасывая по окончании. Не найдя ничего в тумбе, принялся вытряхивать содержимое рюкзака и сумки. Ничего кроме книг, учебников, тетрадей, грязных смятых листков, пенала и стёршегося ластика. Ни в боковых карманах, ни в потайных. Нигде и ничего. Этого быть не может. Джисон купил эти подавители две недели назад, там капсул ровно на пару месяцев обычного использования. Да даже с тем как пьёт их юноша, ему этого должно было хватить по меньшей мере на дней сорок. Может, они рассыпались? Хотя кому он врёт. Хан никогда и никуда их с собой не таскал, пил по утрам и возвращал на место. Ещё вчера перед школой бутыль была полной. — Да они, блять, издеваются. Медленно, но верно паника начинает перекрывать доступ к кислороду. Омега чувствует как его трясёт, когда он набирает имя сестры в контактах, прекрасно зная, что звонит явно не тому кому нужно. — Что такое? — слышится какое-то копошение и шум ветра на фоне. Мия явно удивлена, потому что у кого-кого, но у Джисона точно не было привычки звонить. Сестра куда-то быстро идёт, судя по цокоту каблуков по асфальту. — Ты выбросила мои подавители? — выходит резко и агрессивно, но младшему явно сейчас не до церемоний. Тревожные мысли разбиваются о черепную коробку, разрывая ту на части, в горле ком из невыплаканных слёз и страха. — Что? Нет, нахрен они мне сдались? — Блять, — не дав сестре что-то сказать, Хан сбрасывает и откидывает телефон куда-то на кровать. Мама. Эта упрямая, абсолютно неразумная женщина, которая вообразила себе, что может так нагло и бесцеремонно лезть в личные дела сына. Да кто она такая, чтобы трогать его вещи? Решила значит его научить уму разуму, да? Контролировать даже его течки? Джисон замирает от осознания. А если бы он пошёл в таком состоянии в школу? Она ведь не знает о том, что сын сегодня прогулял. По её мнению, Хан должен был пойти в течку в школу? Ужас сковывает тело омеги. Да, женщина в силу своей природы не чувствует запахи и понятия не имеет, даже приблизительно, как это ощущается. Живя с двумя омегами, мама научилась понимать их по настроению, именно поэтому она и представить не могла, что её сын столько времени сидел на подавителях. Для неё ничего не изменилось. И сейчас миссис Хан явно не могла представить, что значил её поступок для собственного ребёнка. Точнее, не хотела представлять. Джисон уверен, даже узнав, что у него в этот день начнётся течка, она бы сделала тоже самое. Ещё одно мерзкое напоминание о том, что матери всегда было плевать на его эмоциональное состояние, страхи или комфорт. Главное, чтобы он был таким же как все и лучше. Захомутал альфу, нарожал детей и имел бумажку об образовании. Дал ей поводы похвастаться перед другими. Сама же она — неудачница-бета, которая не смогла даже в личной жизни состояться. Теперь жрёт жизни своих детей, словно старается реабилитироваться, или завидует им. Будто, если бы она была омегой, отец бы не ушёл. Проклиная на чём свет стоит собственную мать, Хан обнимает себя за ноги, прижимая их к груди, и не прекращает мычать от боли, уже какой-то фантомной. Страх затуманивает голову подростка. Страх перед болью из-за течки, что столько времени подавлялась таблетками. Неизвестно, как поведет себя организм. Особенно, когда он в таком психо-эмоциональном состоянии. Как он выйдет теперь на улицу? Он будет пахнуть? А как сильно? Что, если его запах усилился из-за сбитого цикла и теперь соседи-альфы чувствуют его? Мия закрыла дверь на все замки? Джисон тут же бросается к входной двери, в панике дёргая её и проверяя верхний и нижний замок. Запирает на всякий дверь и в свою комнату, перед этим открыв на проветривание окно на кухне. В закрытой комнате становится душно из-за проступающего жара, но мальчику страшно раздеваться. Вдруг так его слышно будет лучше? Он понятия не имеет как это работает и ему так страшно. В собственном доме Хан себя не чувствует в безопасности. Такое ощущение, будто он на виду у всех и каждый знает, что в этой квартире течный омега. Тревога разъедает грудь и голову. Хочется носиться из угла в угол по комнате, но страшно даже подняться с пола. Мия не берёт трубку, матери он не звонит. Джисон один. Ему так страшно. Трезвая часть мозга говорит ему чем-то успокоить свою тревогу, пока она не переросла в паническую атаку. Всё равно от страха пользы нет, поэтому нужно отвлечься. Перебираясь на смятую постель, очень аккуратно, чувствуя как противно липко между ног, Джисон предусмотрительно ложиться на живот, чтобы не пачкать покрывало. Телефон в руке ярко загорается, жаля глаза, трясущимися пальцами он не сразу попадает по нужным буквам, набирая пароль, а как удается разблокировать гаджет, принимается разбирать панель уведомлений. Из всего новостного шума находит лишь две интересных. Выход музыкального клипа у любимой группы и сообщение от Минхо. Старший сейчас как нельзя кстати. Может быть, он расскажет ему что-то смешное и Джисон сможет хоть чуть-чуть забыться и перестать бросать взгляды полные тревоги в сторону двери. От боли сводит живот, приходится искать лучшую позу для того, чтобы хоть немного её ослабить. Джисон собирает ноги под себя и ложится грудью на колени, лицом утыкаясь в подушку. Мычит в неё, совсем позабыв об открытом чате со старшим. Немного погодя, экран погасает и тут же раздаются вибрации. Переборов желание расплакаться из-за сильной волны боли и затёкших ног, в целом из-за своего жалкого существования, Хан приподнимается на одном локте, чтобы прочитать наконец сообщения.       LeeMi: Нас отпустили пораньше. Физичка заболела       LeeMi: Знаю-знаю, ты завидуешь, ведь такое случается раз в триста лет, но попридержи своё негодование, потому что нам задали в два раза больше, чтобы мы отработали этот урок и не отставали от учебного плана       LeeMi: Чувствуешь? Это запах боли и отчаяния       LeeMi: Ты там жив?       LeeMi: ?       LeeMi: Давай ты не будешь заставлять меня волноваться за тебя, белка       LeeMi: Шутки шутками, но что-то случилось?       LeeMi: Прибью тебя, если ты просто уснул за экраном телефона или прикалываешься. Клянусь, нашлю порчу на понос       LeeMi: Джисон блин       LeeMi: Сообщения перестали высвечиваться прочитанными. Ты либо уснул, либо ушёл       LeeMi: Ты сейчас меня выбесишь и я преодолею свою интровертную натуру и позвоню тебе. Понял?       H.one: Шутки кончились, да?       LeeMi: Блять, оно живое       LeeMi: Ты где пропадал?       H.one: Да я дома       LeeMi: Ты в порядке? Сердце ухает при этом вопросе. Они с Минхо никто друг другу, Джисон знает. И ни один из них никогда не проявлял заботу по отношении к другому, потому что в этом не было никакого смысла. Ребята просто вместе проводят время, смешно и забавно, иногда не очень, но в это время они философствуют и просто находятся рядом. Создают ощущение, что не одиноки. Хану нет необходимости рассказывать что-то старшему, потому что их отношения не скреплены узами дружбы, нет никаких обязательств, соответственно, и ожиданий от другого. Если ему нужно будет поныть, он может обратиться к своим друзьям и хоть раз не быть в роли подушки для слёз и личным психологом. Но он не сделает этого. Не захочет. Минхо не обязан, ему неинтересны проблемы Джисона. Младший никогда не рассказывал Ли о своих тревогах или непринятии себя. Как и сам бета. Очень не хотелось добавлять в их свободные отношения весь тот мрак реальности, который окружал любого человека. Минхо был островком свободы, мечты, свежим воздухом, отдыхом, спокойствием. В его квартире Джисон чувствовал умиротворение, которого никогда не было в собственном доме. И вот теперь он может разрушить всё это, замарав всё своими переживаниями. А что, если старший будет припоминать это после, даже когда Хан захочет забыть? Это правда огромный риск. Зачем портить то, что работает идеально? Но Джисону так страшно сейчас. Он один дома, лишившийся всякой надежды на безопасность, с организмом, что ополчился против него. Омега совсем не знает, что ему делать, его трясет от страха и беспокойства, а боль только нарастает с каждым часом. Ему нужно кому-то рассказать.