Том

До самого универа, ещё долгие восемь дней, Том оставался у Макса практически каждый вечер: они неистово целовались, занимались безумным сексом, не в силах насытиться друг другом, Ковнер, краснея и смущаясь, играл ему на гитаре, и все это выглядело именно так, как Том когда-то себе представля - бесконечная влюбленность. Он был счастлив, словно мальчишка, получивший на Новый год заветную машинку на пульте управления, упивался каждым вздохом, каждым касанием, бежал навстречу дермантиновой коричневой двери, будто за ней его ждал настоящий Рай. Иногда, Макс, смущённый, сосредоточенный приходил в гости к Тому. Они играли с его сестрой в дурацкие настолки, где Карина разделывала их обоих под орех, смотрели старые американские боевики, смеясь до колик над невыразительными лицами главных героев, запоем читали книги, которые Том никому и никогда не показывал, но которые так мучительно сладко декламировал вслух Ковнер, что удержаться было невозможно. Они подпирали дверь стулом, наспех целуясь, иногда, позволяя себе быстро подрочить, не снимая штанов, а потом, с непорочными лицами, пили чай на кухне с мамой Тома, и Макс, поставленным голосом рассказывал ей о том, как увлекся экзистенциальной психологией и как притягательна для него феноменологическая психология Эдварда Гуссерля, что, бесспорно, мать завораживало. - Человек, по-настоящему, становится человеком, только, в момент принятия решения, - звучал его баритон над столом со скатертью, усыпанной картинками кофейных зёрен и турок, в руках дымилась чашка Эрл Грея, а синеглазый взгляд мягко касался, застывшего с куском шарлотки в зубах, Тома. - Именно в этом смысле человеческое существование состоит, в конечном итоге, из свободы. - Звучит очень поэтично, Максим, ты не думал пойти в журналистику? - поинтересовалась мама, сверкая глазами в сторону сына. Ковнер покачал головой. - Мне всегда были интересны сами люди, а не их конкретные реакции на определенные действия, - сказал он с ласковой улыбкой. - Журналистика ограничена действием и последствием этого действия, а мне хочется знать больше этого. Причину. Повод. Чувства. - В МГУ тоже есть факультет психологии, насколько мне известно, - протянула она задумчиво. - Верно, - согласился Макс уклончиво. - Однако, поступление туда для иногородних - это целый Цирк дю Солей, где, увы, рабочим лошадкам нет места. Мама поджала губы, но промолчала, смерив Тома, который нарочно молчал, внимательным взглядом. - А, как же престиж? - спросила она в последней попытке. Ковнер улыбнулся, посмотрев ей в глаза и поставив полупустую чашку на стол. - Престиж - это всего лишь оценка профессии. Мне кажется, важнее достичь определенного уровня авторитета, когда на передний план выходят твои личные качества и достоинства, - сказал он мягко, но настойчиво. - Удивительно убедительные заключения для такого возраста, - улыбнулась в ответ мама. - А, разве это от возраста зависит? - подал голос Том. - Я думал, это про интеллект, а не про паспорт. Мама поднялась из-за стола, собирая чашки и относя их к раковине. - Опыт показывает обратное, - бросила она через плечо. - Меня успокаивает лишь, что ты будешь учиться вместе с Максимом, а его рассуждения говорят о его здравомыслии больше, чем твоя упертость, - она хмыкнула, включая воду. - Ну, вот, собственная мать ставит тебя мне в пример! - надул губы Том, сложив руки на груди. - А я-то думал, что являюсь для нее идеалом. - Ох, Ромаш, конечно, так и есть! - засмеялась мама звонко, как молодая девчонка, а Том улыбнулся ей в спину. - Так и скажи, что он обаял тебя, как и всех вокруг, - отмахнулся Том, а Ковнер слегка покраснел. - Я вовсе не... - начал было он, но мама игриво стрельнула в него голубоглазым, как у его любимого, взглядом, криво усмехнувшись. - Он производит удивительно спорное впечатление, но, безусловно, совершенно очарователен! - сказала она, возвращаясь к посуде, а Макс ещё сильнее смутился. - Все, мам, прекращай, а то он решит, что ты в него влюбилась! - Том вскочил из-за стола, подхватывая Ковнера под руку. - Целую, мы пошли испытывать его обаяние на продавцах в магазине, потому что, после твоего умопомрачительного чая, единственное, чего мне хочется, это колы. Она, фырча и смеясь, махнула в их сторону полотенцем, а Том, улыбаясь во все тридцать два зуба тащил Ковнера за собой. Тот лишь загадочно сверкал глазами, задумчивый и такой потрясающе притягательный, что хотелось петь... ... Сентябрь подкрался незаметно: он был по-прежнему теплым, многообещающим, с ласковым игривым солнцем и сухими аллеями. Первый курс университета - это что-то про шум, смех, сверкающие глаза и столько активности, что Том был в полном восторге. Добираться до здания было довольно далеко, но это его нисколько не смущало, ведь всю дорогу в метро и в маршрутке он был практически прикован к своему любимому. Их университет, для первых двух лет учебы, представлял собой здание старой школы, втиснутое в самый дальний угол индустриального района, между третьим транспортным кольцом и железной дорогой. Где-то в стороне начиналась великая стройка нового района Москвы, похожего, скорее, на Нью-Йорк с его сверкающими стеклянными зданиями, а дорога от остановки маршрутки, в контраст, шла по тихой широкой улице, вдоль унылых пятиэтажек и вонючего узкого канала без названия. Студенты шли туда мелкими группами, парами, шушукались и смеялись, подтягивая на плечах новенькие рюкзаки и сумочки, будто снова попадая в первый класс: великовозрастные новобранцы, все с тем же испуганным смущением в глазах и все с тем же предвкушающим сомнением на губах. Том был рад, что они с Ковнером вместе. Сам он никогда не страдал от стеснения, новых друзей заводил легко и беспечно, одна его белозубая улыбка, голубоглазый хитрый взгляд и пухлые губы вкупе с высоким ростом, делали свое дело куда лучше слов: стоило им приблизиться к обветшалому зданию в четыре этажа, с задумчивым видом изучая вывешенные списки и расписания, как к ним тут же подскочила стайка девушек, которых в универе было преимущественное большинство. - Привет, вы с ПО? Общая психология, лекция Антипова? - спросила бодро одна из них, невысокого роста, с каштановыми волосами и такими невозможно огромными глазами, что они смотрелись причудливо на ее крошечном лице. Том сразу натянул на лицо одну из тех очаровательных улыбок, похожую по вкусу на жевательную резинку, от которой плавилось солнце. - Ага, - сказал он в ответ, вырывая из девичьих губ тихий стон. Девушка решительно кивнула, дерзко вскинув шоколадную бровь. - Тогда, вам со мной, - она перехватила прижатые к груди тетради одной рукой, вторую вытянув по направлению к парню: - Маргарита Перова. Староста. Том поднял бровь, пожимая ее маленькую, но сильную ладонь. - Рома Томашевский, - сказал он так ровно, как мог. - Но я люблю, когда меня называют Том, - и он бросил быстрый взгляд сначала на девушку, которая совершенно невольно покраснела, а потом и на остальных ее спутниц. - А-а, - протянула она, посмотрев на Ковнера, который застыл каменным изваянием за Томом и выглядел, откровенно говоря, совершенно пугающе. - Ковнер, - его голос звучал мрачно. - Максим. Том обернулся, но ничего не сказал, решив, что Макс стесняется или снова ревнует. Разбираться ни с первым, ни со вторым он сейчас не был настроен, поэтому, лишь натянул лямку рюкзака на плечо, улыбаясь девушкам. - Нам расписаться где-то надо или так на лекцию пустят? - спросил он насмешливо, а староста сжала губы в скептической усмешке в ответ: - Вначале, к методисту, а потом уже в аудиторию. 301 Б. Первый этаж, сразу, напротив входа. - Где в школе у нас кабинет музыки был! - подала голос одна из девушек за спиной Маргариты, а остальные защебетали, словно пташки, с ней соглашаясь. - А у нас там была библиотека! - поддержала разговор ещё одна, а Том с облегчением улыбнулся. - А у нас вообще другая была, всего три этажа, - сказал он, пожимая плечами, а девушка вскинула на него понимающий взгляд. - Самолётик? Я в такой до девятого училась, удобно... И коридор до столовой такой светлый... В женском коллективе Тому всегда было легко: он точно знал, что нравится девушкам всех мастей и возрастов, чувствал себя спокойно и уютно, особенно, когда в собственном сердце было понимание и удовлетворение. Их методист, женщина чуть за тридцать, Марина Александровна, была совершенно очаровательно невротична, но, вместе с тем, чутка и внимательна к своим подопечным. На ее лице всегда было задумчиво-скорбное выражение лица, а перекрутившаяся на талии к концу дня юбка говорила о том, какой непростой может быть жизнь административного работника, когда ей в руки вручают сразу восемьдесят первокурсников. Маргарита Перова, в свою очередь, была идеальным ей дополнением: придирчивая, чуть резковатая, настырная и пробивная, она напоминала Тому тех тявкающих грозно маленьких собачек, которых легко заткнуть, лишь дернув посильнее за поводок. Она вечно носилась по коридорам со списками, учебниками, была до самого позвоночника увлечена учебой, фанатично выдыхая "Алексей Константинович..." каждый раз, как видела преподавателя по общей психологии у кабинета. Саша Болдырева была активисткой с громким смехом и любовью к походам. Мария Осницкая - добропорядочная зубрила, вечно поправляющая комично сползающие с носа очки, словно персонаж "Ералаша". Нина Зайцева, вот, кто Тому по-настоящему нравился, смешливая, пухлощекая хохотушка, которая вечно звала его в туалет "выпить", притаскивая в рюкзаке то отцовский коньяк, то деревенский самогон в бутылке из-под "Спрайта". Юля Саенко, немного странная, вечно задумчивая, такая невозможно худая, что ее легко можно было потерять, когда она поворачивалась к тебе боком, но такая непрошибаемая алкоголичка, что Том, после первого же посвята, сделал себе зарубку с ней никогда не пить. Или, против нее. Девушек на курсе было просто безумное количество, но, встречались и парни. Помимо Тома и Ковнера, с ними учился Даня Бурсов, немного неповоротливый, пухлый скромник, вечно краснеющий, пишущий эротические романы в интернете и смотрящий на всех своими пронзительными зелёными глазами, Никита Иванов, слегка язвительный блондин с мутными глазами, Паша Мальцев, бледный призрак, с видом побитого жизнью оленёнка Бэмби и Амир Гараев, от которого абсолютно все вокруг были без ума почти так же, как и от Тома. Кудрявые темные волосы, прикрывающие уши, огромные глаза, цвета спелых вишен, немного смазливое, на вкус Тома, лицо, но, при этом, совершенно бешеная харизма, от которой девчонки приходили в восторг, а парни невольно смотрели с уважением. Сначала Гараев Тому не понравился: сидя в университетской столовой после пары, окружённый девушками, он сразу обратил на него внимание, когда тот зашёл: со светящейся улыбкой, в немыслимом старомодном свитере с высоким горлом и кожаной куртке, с незажженной сигаретой в зубах и явным намерением уделать Тома каким-то тонким замечанием по поводу их несомненного харизматического сходства. Он плюхнулся на стул напротив, с грохотом положив стопку учебников на стол, улыбаясь, отчего на его щеках заиграли ямочки, после чего сказал: - А я тебя помню! Том посмотрел на него, подняв бровь и улыбнулся сально. - А я тебя нет, - и отвалился на спинку стула, скрестив руки на груди. Гараев повел плечом, ловким движением вытянув сигарету изо рта и заткнув ее за ухо, отчего она запуталась в его волосах, после чего прищурил один глаз. - Ты разделал под орех преподавателя по биологии, который принимал у нас внутренний экзамен, когда указал ему на тринадцать орфографических ошибок в тесте! - засмеялся он звонко, а Том невольно улыбнулся. - Надо было лучше проверять, - сказал он спокойно. - А тебе - меньше по сторонам смотреть... С того дня их отношения с Амиром стали чем-то похожим на соперничество двух богов: они, вечно окружённые публикой, шутили, подтрунивали друг над другом, Тому начинало нравится это общение. Чего было нельзя сказать про Ковнера. Максу было трудно. Каждый раз, когда они возвращались домой вечером, распрощавшись в метро с последним человеком, который составлял им компанию в пути, Том спрашивал: - Ну, что такое? И каждый божий день Макс, вначале, хмурил брови и отворачивался, а потом, стоило им проехать ещё пару станций, а пальцам Тома растопить его лед тайными поглаживаниями тыльной стороны ладони, он пускался в печальные монологи, в которых, кроме вечного одиночества не было ничего. Том относился к ним с адекватным безразличием: Макс, как оказалось, был слишком замкнутым и апатичным человеком, всюду видящим подвох, и, лишь внешне делая вид, что все в порядке, отчего Рома уже привык ничего ему не доказывать. И не пытаться объяснить. Пережевывая губы, Макс, смущённый, опускал синие глаза и печалился, что в универе у них совершенно нет времени друг на друга, что он тоскует, а ещё, что он безумно ревнует. В этом Том старался искать плюсы. Он заметил приятную закономерность - стоило ему уделить Гараеву или Марго чуть больше времени, чем обычно, Ковнер чуть ли не силком тащил его к себе домой, вгрызаясь губами в собственническом поцелуе уже в лифте, от чего у Тома подкашивались ноги, а потом, ещё несколько дней после, горела синим пламенем задница. Максу было трудно. Он с головой уходил в учебу, действительно ей увлеченный, находя отклик в библиотеке, Маше и, иногда, Дане, в то время, как Том, беспечный, которому все давалось легко, пил водку с энергетиками в туалете с Ниной, Юлей и Амиром. В этом ознакомительном безумии пролетела осень. Отплакал золотом октябрь, уступив место слякотному, промозглому ноябрю, а, потом, наступил первый снег, мокрый, тонким липким слоем покрывающий город, на котором Тому чертовски нравилось оставлять свои следы. Было в этом что-то сакральное, слово он оставляет свой шаг не на асфальте, а в истории. Учеба давалась ему так же просто и непринужденно, как и в школе. Его любили преподаватели, он был заносчив, но удачлив, улыбчив и совершенно несносен, брался за любые поручения ради прекрасных дам, чем те с огромным удовольствием пользовались. ... - Марин Александровна, я все отнес, - Том заглянул в методический, улыбаясь во весь рот. Женщина вскинула на него потрепанный заботами взгляд, слабо улыбаясь в ответ. - Ох, Томашевский, спасибо... Тележку вернул? - она подняла бровь, кусая нервно кончик шариковой ручки. Том загадочно посмотрел на нее. - Решил, что она мне на даче пригодится, - отмахнулся он беспечно. - Вы против были? - Томашевский, когда-нибудь, я в предсмертной записке буду винить во всем тебя, - выдохнула методист, покачав головой. - У столовой, где взял? - Ковнер повез, вы же знаете, что он ответственный работник, - пожал плечами Том. - Я тебя попросила, у Максима других забот хватает, его Степан Степаныч к себе на факультет взять хочет... Том нахмурился. - Он ж ещё первую сессию даже не сдал, с чего бы? Марина Александровна потерла лоб. - Он его работы видел, на форуме нашем, говорит, стоящие. Хочет пощупать, он любит первокурсников брать в практику, чтобы к диплому уже были горяченькие, - объяснила она спокойно. Том поджал губы, после чего улыбнулся коротко. Театральный, не иначе. Плачет по нему, надрывается. - Ну, тогда пойду проверю, отвёз ли он тележку, а то, мало ли, перетрудился и хладным трупом лежит в коридоре... - Иди-иди, - отмахнулась Марина Александровна, кивая сама себе и поправляя на носу громоздкие очки. Том, кусая губы, несся по пустому коридору так, словно готов был уничтожить все на своем пути, сверкая злобно глазами и раздувая ноздри. Он совершенно не заметил выскочившего навстречу Амира, который со всего размаху влетел парню в грудь, от чего они оба упали в разные стороны, словно в глупом немом кино. - Бля, Гараев, ты смотришь, куда несешься? - буркнул Рома, потирая подбородок, в который пришелся удар лбом от парня, поднимаясь на ноги. - Извини, под ноги не смотрел, - отозвался Амир с дерзкой усмешкой, мотая кудрявыми волосами, поднимая темную бровь и задирая голову, потому что был ниже ростом. - Ты чего такой бешеный ? Случилось что-то? Том пожевал щеку, сомневаясь всего мгновение: ему не хватало друзей. С того дня, как начался универ, Вовка выпал из пространства, выйдя на работу, все свободное время посвящая Настюхе, Наташа была так увлечена консерваторией, в которую умудрилась поступить, что вообще не выходила на связь, а Димон с Кристиной и Саня с Диной были каждый заняты своими жизнями, в которых места Роме Томашевскому уже не хватало. Покачав головой, Том схватил парня за локоть, толкая дверь соседней аудитории и впихивая его туда. Амир внимательно посмотрел на него, наклонив голову и чуть втянув щеки, словно пытался выглядеть старше и важнее. - Сергеева знаешь? - спросил Том, морща лоб и заметавшись перед дверью, как загнанный зверь. - Педагогическую психологию ведет, со второго семестра, - кивнул Амир, смотря на парня задумчиво. - Ребята говорят, крутой мужик, он ещё выпускает местный журнал и заведует форумом универа. Том цыкнул, тихо выругавшись себе под нос. - А что такое? - Гараев посмотрел на парня проницательно. - Что не так? Том вскинул на него недовольный взгляд. - Мне тут птичка напела, что он Ковнера себе на факультет хочет, - сказал он напряжённо, а Амир нахмурил брови. - Социальная? - он наклонил голову. - Там конкурс огромный был, только золотая молодежь поступила... У них на курсе сто пятьдесят человек. Том посмотрел на парня хмуро. - Мне, честно скажу, поебать, что там у них на курсе, меня интересует, почему Ковнер мне об этом ничего не сказал. Амир затих, а глаза его сделались строгими. - Может, сам ещё не уверен? - уточнил он, проводя рукой по кудрям. Том мотнул головой, горько усмехнувшись. - А когда будет, то, что, скажет, думаешь? - спросил он с досадой, впиваясь пальцами в волосы и с силой оттягивая их к затылку, с шипением выпуская воздух меж зубами. - Бля-ять, как же он меня бесит... Амир потоптался на месте, сунув руки в карманы каких-то безобразно широких джинсов. - У вас с ним... - начал было он, а Том посмотрел на него так проницательно, что он смутился, но закончил: - Что-то есть? Рома дерзко усмехнулся, вскинув голову. - Что-то есть, - сказал он задиристо и гордо, а Амир, вдруг, улыбнулся, да так сладко, что Том на миг растерялся, хоть и сумел удержать себя в рамках недотроги. - Я так и подумал, - кивнул Гараев спокойно. - Он на тебя так смотрит, будто ты его собственность. Том нахмурился. - Я своя собственность, - сказал он сухо. - А Ковнер просто хуев ревнивец, ведёт себя, иногда, как невеста на выданье. Амир звонко засмеялся, отчего у него на щеках появились ямочки, а вокруг глаз - россыпь морщинок. - Точно, именно так, - сказал он. - И, давно у вас "что-то есть"? - он игриво усмехнулся, сделав знак кавычек. Том вскинул бровь, сунув руки в карманы узких джинсов. - Почти полгода, - сказал он просто. - Должно быть, тяжело? - голос Амира зазвучал участливо, отчего Том снова смутился. - Да, нет, привык, - ответил он максимально нейтрально. - Он не всегда такой. Когда никто не видит, то он очень... Милый. Амир улыбнулся, смотря на Тома не отрывая внимательных глаз-вишен. - А вот ты милым не выглядишь, - заметил он со смешком. - Потому что, я и не такой, - пожал плечами Том. - Я грубая скотина, а он - принцесса. Амир снова засмеялся, похлопав, отчего-то, Рому по плечу. Кудри упали ему на лоб, он смахнул их рукой, но они вернулись на место, а озорные глаза сверкнули на смуглом лице. - Вовсе нет, не наговаривай! - сказал он, качая головой. - Ты, конечно, не Диана Уэльская, но, уверен, есть в тебе романтика. Том посмотрел на него задумчиво, промолчал и сказал, наконец: - Как думаешь, стоит его спросить? Амир сделался вмиг серьезным, решительно кивая головой. - Только спросить, а не предъявить, Том, ты же понимаешь разницу? - спросил он насмешливо, а Рома усмехнулся криво, махнув в его сторону рукой и цепляясь пальцами за дверную ручку. - Пошел ты, придурок... - сказал он задиристо, открывая дверь и выходя, чуть ли не носом сталкиваясь с Ковнером. Тот окинул его внимательным взглядом, так мучительно медленно переводя его вначале на Амира, а потом на окна пустого кабинета, что Тому захотелось завыть или выколоть ему глаза. - Привет, Максим, и пока! - Гараев улыбнулся радостно, махнул рукой, мазнув кончиками пальцев по плечу Тома и торопясь прочь. - Кстати, вопрос, Томашевский, это, когда в конце предложения такая странная закорючка с точкой, ты узнаешь, я уверен! Том проводил его досадливым взглядом, невольно хмыкнув и тут же собравшись, смотря на мрачного Макса строго. - Не начинай, - сказал он предупредительно. - Я ничего не сказал, - отметил Ковнер сухо. - Зато подумал, - буркнул Том, ткнув пальцем парня в лоб и наклоняясь к его уху. - И напридумывал невесть что. - Сомневаюсь, - голос Макса звучал холодно и отстраненно. Том поднял бровь. - Ты тележку вернул? - тот лишь коротко кивнул. - Ну, тогда погнали домой, нам нужно поговорить. Дорога обратно показалось Тому пыткой времён инквизиции: Макс ни единого раза не поднял на него глаз, лишь сжимал пухлые губы, хмурил брови, сунув руки в карманы черных джинсов. И молчал. Молчал так мучительно отстраненно, что Тому показалось на мгновение, будто он запросто может выйти из вагона метро, а парень этого даже не заметит. Упрямство, однако, не позволяло Роме вести себя иначе, чем он вел: его лицо также приняло вид непроницаемой маски с лёгким налетом "отъебись" в бровях и изогнутых настырно губах. Выйдя из метро в ранний вечер, он поправил шапку, натягивая ее сильнее на лоб, застегивая на ходу куртку и закуривая. Ковнер, кутаясь в длинный черный шарф, тоже сунул в зубы сигарету. - К тебе? - спросил Рома, выпуская в воздух дым, подняв бровь. Макс с шумом втянул носом морозный воздух и медленно кивнул. Будто сомневался. Блять. В автобусе ехали молча. Шли по тропе, поднимались по скользкой лестнице в подъезд, ждали лифт, и, даже, в нем не было привычных ревнивых поцелуев, рвущих губы, что Тома откровенно напрягло. Сука. Щёлкнув замком, Ковнер открыл дверь, сняв засыпанные снегом ботинки. - Тебя ноги отряхивать не учили, разгильдяй? - послышался с кухни ворчливый голос Алексея Павловича. Макс виновато вернулся, уже было пройдя в коридор, взял ботинки и, выйдя в подъезд, несколько раз с силой стукнул ими друг о друга, стряхивая снег на плитку. Том молча следил за его действиями, потому что он предусмотрительно сделал это ещё на первом этаже. - Добрый вечер, Алексей Палыч! - Махнул он рукой, заглядывая на кухню, а пожилой мужчина хмыкнул, махнув в ответ. - Здравствуй, Роман, как учеба? - спросил он с охотой. - Учимся, Алексей Палыч, учимся! - закивал Том, улыбаясь. ... С дедом Макса они познакомились при совершенно идиотских обстоятельствах. Была середина ноября, выходной, из тех их ленивых влюбленных дней, когда они оба занимались каждый своей ерундой, перемежая ее с поцелуями и сладкими минетами в разных уголках старой квартиры. Только закончив писать доклад на тему трансцендентального идеализма Канта, Том с заигрывающей улыбкой уселся верхом на письменный стол любовника, прямо поверх его тетрадей по философии, похотливо расстегивая ширинку. Глаза Макса вспыхнули, он облизнулся, открывая шариковую ручку и смотря на парня снизу вверх. - Ты в курсе, что в своей работе Кант разработал собственную теорию опыта, чтобы ответить на вопрос, возможно ли синтетическое априорное знание, которое, в свою очередь, позволило бы определить пределы метафизического исследования? - спросил с насмешкой Том, смотря на Макса в упор, а тот коснулся ладонями его бедер, пробегая пальцами по ширинке. - Мне, знаешь, пиздец, как нравится понятие предел... - он облизнулся, а Ковнер, с какой-то порочной покорностью вытащил его член из штанов, накрывая его губами и вырывая изо рта Тома сладострастный стон. - Бля... Ага... В-вот... Вот так... Где-то далеко, словно на краю его мутного сознания, затуманенного страстью, щёлкнул дверной замок, Том нехотя опустил взгляд на комично застывшего с его членом в губах Ковнера, глаза которого в ужасе расширились. Со смачным "чмок" он выпустил достоинство Ромы изо рта, вытирая его тыльной стороной ладони, и прошептал, бледнея: - Дед вернулся... Том никогда не видел такого смешного сочетания ужаса и радости в глазах любимого. Макс подскочил со стула, срываясь с места и вылетая из комнаты, предусмотрительно с грохотом захлопнув дверь. Самому ему потребовалось ещё несколько минут, чтобы привести себя в подобающий вид и выйти следом без выражения вселенской порочности на лице. В коридоре, в окружении снежных сумок, стоял невысокий седовласый мужчина приклонного возраста, в похожей на армейскую куртке, тонкой не по сезону, с теми же самыми синими глазами, что и у Макса. В них вообще было что-то неуловимо похожее - хмурый, хоть и спокойный взгляд, будто они оба знают чуть больше остальных, уверенная поза, низкий удивительный голос. - Ром, познакомься, это мой дедушка, Алексей Павлович, - сказал Макс каким-то изменившимся голосом, а Том уже второй раз поймал себя на мысли, что парень ведёт себя совершенно непривычно. Том выпрямился, протянув решительно руку, а мужчина пожал ее в ответ. - Дед, это мой друг, Роман, - в тембре Ковнера зазвучало тепло, а Томашевский приветливо улыбнулся. - Очень приятно, - сказал он. - Макс много о вас рассказывал. Алексей Павлович был не слишком разговорчив в тот день, но, впрочем, это было и понятно, так что Том не огорчился. За прошедшие несколько недель они быстро наладили контакт, а после того, как выпили за дедовским борщом по паре стопок, и вовсе, стали почти закадычными друзьями: Тому старший Ковнер нравился равно так же, как и он тому. И, как первому младший. ... - Сессия же скоро, оттого залупились? - протянул дед, раскладывая на кухонном столе сушёную воблу, любовно распаковывая ее из газет. Том повел плечом, бросив напряжённый взгляд на молча скрывшегося в своей комнате Макса. - Ага, первая, все таки, нервно, - сказал он бодро. - Я пойду, Алексей Палыч, мы подготовиться хотели... - Иди, конечно, Роман, попозже покормлю вас, только вот разберу... С Ахтубы товарищ прислал, - он широким движением показал на рыбу, а Том с мягкой улыбкой поднял большой палец вверх, торопясь в комнату его внука. Макс сидел, мрачнее тучи, за столом, теребя в пальцах ручку. Том зашёл, прикрыв дверь и накинув на петлю крючок. - Ты хотел поговорить... - протянул Макс устало, а Том прошел к столу, упираясь в него бедром, поймав на себе быстрый вороватый взгляд парня. - Ага, как и ты, полагаю, - отозвался без радости Том. Макс поджал губы. - Я не вижу смысла говорить, Рома, я уже все сказал. Говорил тысячу раз, но ты продолжаешь, хотя, знаешь, как я реагирую... - напряжённо процедил Макс таким холодным тоном, словно был учителем, отчитывающим ученика. Том дерзко поднял бровь, скрестив руки на груди. - Как оскорблённая девственница? - хмыкнул он, а Макс вскинул на него полный скрытого бешенства взгляд. - Нет, Рома, как человек, которому ревность приносит боль, - сказал он сквозь сжатые зубы. - Ну, так кто тебя заставляет-то, - пожал плечами Том и, в следующее мгновение был с силой скручен почти в бараний рог и прижат лицом к столешнице. - Совсем охуел, Ковнер? Макс крепко держал его неестественно выгнутые руки за спиной, как тогда, у клуба, отчего у Тома невольно подогнулись колени, а дернувшийся в штанах член упёрся в край стола. - Ты думаешь, это смешно? - спросил с холодом в голосе Ковнер, прижимаясь к ягодицам парня бедрами и сильнее сдавливая руки. - Думаешь, я кайф ловлю каждый раз, когда ты с веселой улыбкой оказываешься в двусмысленной ситуации? - Тебе каждая, блять, ситуация кажется двусмысленной, - заворчал Том, испытывая раздражение и возбуждение одновременно. - То есть, если бы я вышел, полный местечкового юмора, из пустой аудитории вместе с Гараевым, хихикая, как нашкодивший ребенок, ты бы ничего не сказал? - процедил Макс сквозь зубы. Том сжался на мгновение, после чего с силой откинул голову, резко сбрасывая Ковнера с себя и разворачиваясь к нему с горящими глазами. - Мы говорили о тебе, придурок! - вскинул он руки. - О тебе и о том, что ты, блять, получил предложение о переводе на другой факультет, блять, и решил, что мне об этом знать, сука, не нужно! Макс посмотрел на него удивлёнными глазами, открыв и закрыв неловко рот. - Что, нечего, блять, сказать? - выплюнул Рома разочарованно. - Это просто предложение, - Ковнер титаническим усилием собрал себя в кучу, сжав ладони в кулаки. - Я волен отказаться... Том запрокинул голову, нервно рассмеявшись. - Ага, как же. Для отказа ты на форум свои работы выкладывал, да? - спросил он ядовито. - И, наверное, блять, для отказа молчал и со мной не поделился, - он сделал шаг ему навстречу, больно ткнув в грудь пальцем. - Знаешь, Ковнер, в том, что я друзей нашел, спустя пару месяцев в универе, нет ничего зазорного, а вот то, что ты от меня такие вещи скрываешь, твою безграничную любовь уж никак, блять, не красит, - сказал он, скаля зубы. Макс сделался грустным и виноватым. - Я выложил работу наудачу, - сказал он тихо. - Ты же знаешь, как для меня это важно. Я не надеялся, что Степан Степанович ее отметит, этого не было в планах... - Но случилось, - отрезал Том жёстко. - И ты ничего не сказал. Ни слова. Когда ты думал мне об этом сообщить? - он поднял бровь, увидев в синих глазах сомнение, и горько усмехнулся. - А... Никогда... Понятно, - он провел рукой по волосам, сделав резкий шаг к двери, а Макс вцепился в него железной хваткой. - Рома, пожалуйста... - в его глазах промелькнул страх. - Я был не прав, извини меня, если ты скажешь, я никуда не перейду, я все удалю, только... Том покачал головой, а, в голосе Макса появились истерические нотки. - Ром... - он испуганно заглянул ему в глаза. - Рома... - Нахер, - бросил Том огорченно, устало опустив голову. - Не надо ничего менять. - Ром... - Я не такая уж и мразь, Ковнер, какой ты меня считаешь, - сказал он с досадой, взглянув, наконец, Максу в лицо. - Мне паршиво не от того, что ты на другой факультет свинтить хочешь, а от того, что я об этом от Марины Александровны узнал, а не от тебя. Хуево, правда? Ковнер окончательно скис, обреченно повесив голову и виновато ткнувшись лбом ему в грудь, бормоча: - Я думал, ты будешь в бешенстве и решишь, что я все подстроил специально, - сказал он тихо. - Боялся, что ты разозлишься, ведь мы хотели учиться вместе... - Ага, - протянул с досадой Том, невольно касаясь затылка парня ладонью и с наслаждением зарываясь пальцами в его волосы, отчего тот застонал. - Но я же не придурок, понимаю, что для тебя это все значит, ты, правда думал, что я буду против? Ковнер порывисто вздохнул и с неохотой кивнул. - С таким уровнем доверия, придурок, мы с тобой далеко не уедем, ты в курсе? - сказал он насмешливо. - Как ты себе представляешь учебу на другом факультете, если ты, будучи на одном со мной, ревнуешь меня к каждому столбу? Ковнер обреченно пожал плечами, зарываясь носом Тому в шею. - Я не знаю, Ром... - Я без друзей не могу, чувак, - сказал Том спокойно. - С Вованом, Наташей... Связь только по смс, а мне говорить надо. Улыбаться. Дышать с кем-то одним воздухом, выпивать, дурачиться... Я люблю тебя, но ты, иногда, так занят, что вообще меня не видишь, я не против, все понимаю, но не нужно лишать меня возможности находить это внимание в другом месте. Макс нервно сглотнул, обняв Тома за талию. - А что, если ты и что-то другое решишь искать в другом месте? - спросил он тихо. Том цыкнул языком. - Ну, тогда я подойду к тебе и скажу об этом прямо, блять, а не стану ныкаться по кабинетам, - сказал он недовольно. Ковнер вскинул на него полный противоречивых чувств взгляд, после чего кивнул. Том посмотрел на него с нежностью. - Ты такой придурок, знаешь? - спросил он с мягкой улыбкой, взъерошив парню волосы. - Просто редкостный кретин, ей Богу, я в толк взять не могу, как так вышло, что я в тебя влюбился. Макс неуверенно улыбнулся, наклонив голову набок. - Вероятно, потому что у нас потрясающий секс? - спросил он глухо, а глаза Тома моментально вспыхнули. - Возможно, - сказал он, сделав шаг ему навстречу и почти касаясь губами его губ. - Только, вот, неувязочка... - добавил он грудным голосом, слыша, как порывисто Ковнер дышит и прошептал: - Я влюбился в тебя ещё до секса. Макс решительно впился шоколадным поцелуем в его губы, настойчиво пробиваясь языком вглубь, обнимая его язык. Он с упоением вылизывал Тома изнутри, пробегая по зубам, а руки его, ищущие, настырные, коснулись, вначале, талии, после чего опустились на бедра, притягивая их ближе и вжимая в свое очевидное возбуждение. - О-о-о, блять, ты издеваешься? - простонал ему в рот Том. - У тебя дед за стенкой, ты, вообще, в своем уме? Ковнер порочно ухмыльнулся, наклоняясь к его уху. - Значит, тебе нужно быть потише, - сказал он с таким черным обещанием в голосе, что Том невольно сглотнул. - Ты, блять, как себе это представляешь? - спросил он раздражённо. - Есть одна идея... - пробормотал Макс задумчиво, после чего отстранился, направляясь к трюмо. - Не, ты шутишь... - простонал Том, морща лоб. Ковнер медленно открыл маленький ящик, пошарив там рукой и доставая из него, уже знакомый Томашевскому, кляп с красным шариком. От того, как туго стало в штанах, Том был готов хлопнуться в обморок, следя, как его любовник неторопливо подошёл, вставая рядом. - Макс, я... - Если ты не хочешь, я не буду настаивать, - сказал он мягко, наклоняясь ближе к его лицу. - Но, поверь, я могу сделать тебе очень хорошо сегодня. Том неловко сглотнул, нервно кивая головой. Ковнер улыбнулся ласково, после чего взял его за руку, переплетая пальцы со своими и потянул обратно к столу. Том с пылающими щеками, был готов, что парень сразу заткнет ему рот, однако, он подвёл его ближе, отодвигая стул в сторону и прижимая бедрами к столешнице, целуя влажно в губы, спускаясь ниже, к шее, отчего Том лишь глухо застонал. - Сними толстовку, пожалуйста, - сказал Макс вежливо, но властно, а Том закивал, как преданный пёс, торопливо избавляясь от одежды. - Повернись и упрись руками в стол, - скомандовал темноволосый, а Рома был готов лишиться чувств от удушающего предвкушения. Он нервно сглотнул, поворачиваясь к Максу спиной, по которой красными пятнами расползалось его смущение, решительно упёрся ладонями в столешницу, тяжело дыша и понимая, что возбудился уже до такой степени, которую неприлично озвучивать вслух. Макс зашуршал позади, а мгновнием позже Том почувствовал, как парень прижимается к нему обнаженной грудью, вырывая из его собственной надрывный нетерпеливый стон. - Потерпи, я сам очень хочу тобой насладиться, - сказал Макс медленно. - Блять, Ковнер, прекрати, давай уже трахнемся и... - Нет, Рома, - его голос звучал мучительно порочно. - Макс, перестань... - заскулил недовольно Том, намереваясь обернуться, чтобы посмотреть любовнику в лицо, но тот лишь с силой прижал локоть к его спине, он чувствовал это, качая головой. - Нет, - в баритоне послышались стальные ноты. - Ты не будешь оборачиваться. Ты не будешь меня торопить. И ты будешь молчать, хорошо? Том сглотнул и неловко кивнул. - Отлично, - улыбнулся Макс, а Томашевский почувствовал эту его улыбку на губах. - Открой, пожалуйста, рот. Перед глазами у Тома все поплыло, жар коснулся щек и шеи, когда он, ощущая себя полнейшим идиотом, открыл рот. Ковнер медленно поднес к нему красный шарик, держа кляп по двум сторонам за ремешки. - Зажми его зубами, - последовал строгий приказ, а Том подчинился, возбуждённый до предела. Пластик был на удивление гладким, мягким и приятным, не вызывал рвотного рефлекса, будучи небольшим, а вот от воспоминаний о том, где он был до того, у Тома член стал просто каменный, и он тихо застонал, удивляясь, как кляп приглушает его голос. Макс мягко, но уверенно застегнул ремешки у него на затылке, спустившись музыкальными пальцами по шее вниз, к плечам, потом по спине к пояснице. На мгновение застыв там, Ковнер наклонился, губами выписывая узоры любви на коже Тома, а тот невольно дернулся, выгибаясь. Руки Макса, его гипнотические руки, мучительно медленно стянули с его ягодиц штаны, оставив их у щиколоток, а его уверенное бедро раздвинуло ноги парня, и тот снова застонал, чувствуя, как слюна течет по шарику. - Я обожаю тебя ласкать... - пробормотал Ковнер, целуя Тома в плечо. - Вижу твою кожу и только и думаю о том, как буду ее целовать... - его рука пробежала лёгким касанием по шее, после чего он тронул кончиками пальцев шарик, мгновением позже опуская их к плотно сжатому кольцу наслаждения, отчего Том тяжело задышал, выгибая спину. - Не торопись, - прошептал ему на ухо жарко Макс. - Я хочу, чтобы ты почувствовал... Все, - его издевательский палец продвинулся дальше, сквозь сомкнутые ягодицы, погружаясь в томительное нутро, а по телу Тома прошла сладостная дрожь. Он с силой закусил шарик, прикрыв глаза и понимая, что Макс приближается к тому самому сокровенному месту, от касаний к которому Том совершенно терял контроль. Он протестующе дернулся и замычал, но Макс лишь сильнее прижал его бедрами к столу, вонзая палец глубоко и сразу попадая им точно в цель. - М-м-мг-м! - захрипел Том, бесстыдно оттопырив зад навстречу наслаждению, упираясь железобетонным стояком в стол и болезненно потираясь им о деревянную столешницу. - М-м-м... - Хочешь ускоримся? - спросил мягко Макс, а Том истерически закивал, чувствуя, как горячая слюна позорно стекает по подбородку и капает на тетрадки. - Потерпи, не кончай... - М-м-мг-м-мгм! - возмущённо застонал Том, заметавшись в его объятиях, когда Макс вытащил руку, собирая пальцами блестящую жидкость с груди любовника и вновь возвращаясь к ласкам, на этот раз добавив второй палец. - М-м! Как не извивался в его руках Том, пальцы продолжали свою изощренную пытку, снова и снова лаская вожделенный богорок внутри, словно атомную кнопку, доставляющую такое бесконечное наслаждение, что Том готов был выть от чувств. Он вообще ничего не соображал, терся бесстыдно о стол, прижимался ягодицами к руке Ковнера, стонал, как заведённый, истекая слюной и смазкой, когда тот приставил ладонь к кляпу, проводя по нему рукой. От осознания, что будет дальше, Том гортанно застонал, теряясь в ощущениях, задышал хрипло, сминая руками бумаги, а Макс лишь широким движением провел по собственному члену, увлажняя его слюной любовника, после чего так стремительно вошёл, что Том чуть было не отключился прямо на столе. Его голова болталась, как у марионетки, он закатывал глаза, хрипел, стонал, выл сквозь кляп, метался, так бесстыдно насаживаясь на член Макса, что со стороны выглядел полнейшей потаскухой. Ковнер удивительным образом мог без лишних прикосновений и ласк доставить ему такое бесконечное порочное удовольствие, от которого Том еле стоял на ногах: его член бил точно в цель, а Рома уже и не считал, сколько раз кончил, отчаянно делая это снова и снова, воя глухо от боли и наслаждения. Наконец, Макс напрягся меж его ягодиц, вошёл так глубоко, как смог, вырывая изо рта любовника дикий хрип, с силой кончая в него, сжимая крепко его бедра. - О, Боже... Рома... - он торопливо обнял парня за талию, притягивая к себе и понимая, что тот совершенно без сил, стыда и почти без сознания. - Это... Ты... - М-м-мг-м-мгм... - протянул хрипло Том, не в силах собрать мысли в кучу, а Макс суетливо вцепился пальцами в ремешок, снимая кляп. - Бля-я... - тяжело задышал Рома, откидывая голову назад и касаясь затылком плеча Макса. - Ты хренов Дьявол, Ковнер. Макс виновато улыбнулся, прижимаясь к потной спине и целуя Тома в шею. - Просто, я от тебя без ума... - пробормотал он, улыбаясь. - И, я ненавижу, когда Гараев тебе улыбается, - добавил он торопливо. - Ты такой придурок, Ковнер... - просипел Том, а с кухни послышался зычный голос Алексея Павловича: - Молодежь, есть будете? Ай-да! Макс хмыкнул, а Том застонал.