Том

Это был провал. Самый катастрофисекий из всех, какие Том в своей жизни совершал, хотя их, сказать по правде, было немало. С той вписки он ушел так стремительно, что Амир начал взволнованно срывать телефон, пьяным заплетающимся языком пытаясь уловить суть. - Ты в порядке, Том? - Ты обиделся? - Что-то случилось, зай? Том молчал. Ему было стыдно, погано и так тошно, что он до утра мотался по молчаливому городу, прячась в бликах витрин и тусклых фонарях, кусая губы и поправляя раздражённо ветровку на плечах. Как теперь смотреть в лицо Амиру? Как продолжать делать вид, что ему всё равно? Что сказать, когда они встретятся в коридоре с Ковнером? От горечи во рту тошнило, а от осознания, что он поступил с Гараевым ровно так же, как, когда-то поступила с ним Кристина, стало до того дурно, что он уже был готов сигануть с Большого Москворецкого моста прямиком на Софийскую набережную, чтобы не думать об этом вовсе. Один решительный шаг. Один глухой удар. Одной проблемой меньше. Он встретил рассвет на Болотной площади, после чего побродил ещё немного по парку меж зеленеющих в робких солнечных лучах деревьев, набираясь смелости и направляясь к дому Амира. Пешком, искусав губы в кровь, он добрался до заветной двери, стоя на этаже у тех самых многострадальных лифтов, после чего отправил ему короткую смс: "Выходи, я у тебя", нервно закуривая. Щёлкнули два замка, и на пороге появился взъерошенный сонный Амир, потирая глаза, в светлых спортивных штанах и мятой футболке. - Том? - он вышел, шаркая тапочками по кафелю, прикрывая за собой дверь. - Ты куда пропал? Я волновался, все нормально? Рома с силой затянулся сигаретой, отчего она затрещала у него в губах, после чего задержал дыхание, чувствуя, как едкий дым жжет лёгкие. Выдохнув, наконец, он мрачно посмотрел на Амира. - Мир, я... Тот так стремительно подошёл к нему, приложив свой палец к его губам, что Том невольно растерялся. - У-у, - парень покачал головой. - Нет. - Но, Мир... - Том сделал грустную гримасу, сложив брови домиком. - Это... - Это вписка, - торопливо сказал он. - Алкоголь. Досада. Что угодно, - на его лице была торопливая горечь, но он улыбнулся сквозь нее. - Пожалуйста, Том, не будем. - Я гандон, - огорченно опустил голову Том. - Я полное уебище, кто только позволил... - Я позволил, - решительно сказал Амир, касаясь ладонью его плеча и заглядывая в лицо. - Пожалуйста, Том, не нужно. Я все понимаю. Рома вскинул на него возмущенный взгляд. - Понимаешь? Амир, ты нихуя не понимаешь, судя по всему! - щеки его стремительно залились стыдом. - Я, блять, нажрался в хлам и трахался со своим бывшим, пока ты песенки, блять, сука, пел в соседней комнате! Я! Амир, это пиздец, я... - он развел дрожащие руки в стороны. - Получается, я пиздабол. Стоит ему подмигнуть, я тут же все брошу и... Амир смотрел на него с лаской, от которой Тому стало ещё поганей. Смотрел прямо, с каким-то взрослым пониманием и сочувствием, словно видел все совсем иначе, словно сам был там и чувствал все то же, что чувствал Рома тогда. - Мир, прошу тебя, скажи, что я тварь. Пошли меня нахуй, ударь меня, посмейся, хоть что-нибудь... - Том посмотрел на него несчастно. - Назови шлюхой, мерзкой дыркой, хуесосом, без совести, кем угодно, пожалуйста! Амир вздохнул, после чего медленно покачал головой. - Я не могу... - ответил он грустно. Том взвыл, вцепляясь руками в волосы. - Бля, Мир, ты не можешь просто взять и сделать вид, что я не виноват, - простонал он, метаясь перед парнем, как дикий зверь. - Ты виноват, - сказал Амир спокойно. Том вскинул на него нервный взгляд. - И я гандон. Урод. Ублюдок. Амир грустно хмыкнул. - Нет, вовсе нет, - сказал он с полной чувства улыбкой. - Ты, просто, очень сильно влюблен, - в его голосе звучала такая далёкая тоска, что Тому захотелось разбить себе лицо о стену. - Мир... - он сделал нерешительный шаг к парню навстречу, присаживаясь рядом с ним на колени и обнимая за талию, тычась носом ему в живот. - Мир, хороший мой, мой милый... - забормотал он, чувствуя, как щиплет глаза. Тот погладил его по волосам, пробегая пальцами вдоль затылка. - Пойдем, кофе выпьем, у меня дома никого... - сказал Амир заботливо, легко потянув Тома за воротник. - Все равно не усну. Тот поднялся, бесконечно виноватый, поплелся следом за парнем, чувствуя, как все внутри сгорает от ненависти к себе. Он еле усидел на шикарном кухонном стуле, пока хозяин варил дурманящий напиток, ставя крошечную чашечку перед ним и усаживаясь напротив. - И что теперь? - спросил Том скрипучим от напряжения голосом. Амир поднял брови, буравя чашку в руках задумчивым взглядом. Он прикусил нижнюю губу, следом нахмурил брови, вздыхая. - Я не знаю... - сказал он тихо. Том занервничал. - Мир, только не говори, что мы больше не друзья. О большем я не прошу, но, пожалуйста, не бросай меня хотя бы в этом, ладно? Я... - затараторил Рома, нервно теребя воротничок белоснежного поло. - Я не смогу без тебя, никто меня так не понимает, как ты... - Амир хмыкнул, продолжая смотреть в стол. - Мир... - Том протянул к нему руку. Гараев медленно выдохнул, Томашевский только сейчас понял, что все это время парень не дышал. Поднял на него свои теплые, вишнёвые глаза, еле заметно улыбнувшись. - Я тоже без тебя не могу, - сказал он робко. - И я не хочу расставаться, зай... - он собрался, проведя рукой по волосам. - То, что произошло, просто случилось. Я не осуждаю тебя, просто... Пожалуйста, будь со мной честным. Если ты хочешь быть с Максом, я пойму, и я, все равно, буду твоим другом, только не нужно обмана. Том замотал головой. - Я не хочу быть с ним, я не могу, - он звучал отчаянно. - Я был пьяный в стельку, вообще ничего не соображал, да, я бы даже этого пендоса Андреева трахнул, окажись он рядом... - Том, к своему ужасу, почувствовал, как на лице словно застывает гипсовая маска. - Я... Я ненавижу его, я... - она все каменела и каменела, а он смотрел на Гараева словно в отверстия для глаз, понимая, что звучит правдиво лишь для Амира. Для себя он был лживым до самого основания. Снова маска. Теперь, для славного парня напротив, чтобы на его лице вновь заиграла стеснительная улыбка, а его губы прошептали тихое: "Я понял..." Внутри, от осознания этого бесконечного двуличия, у Тома полыхал пожар. Сердце стучало в висках, по шее пошли красные пятна, каждое из которых он чувствал кожей, а в голове звучало злое: "Предатель, предатель, предатель!" Он коротко улыбнулся. Снова роль. Снова Оскар. Но он не мог иначе, так больно было в груди, в том месте, где когда-то было сердце - кровавое месиво его чувств, которые некогда были счастьем. Бесконечное разочарование. Просто, об этом, по-прежнему, никто не знает. ... Амир Гараев, не иначе, был святым. Его огромное, словно вселенная, сердце, могло, казалось, стерпеть все, что только возможно, в этом Том ни разу не сомневался. Их отношения после того дня не изменились ни на мгновние, разве что, для самого Тома. Он больше себе не верил. Амир же был все так же мил, приветлив, дружелюбен, все так же улыбался, заботился, переживал и смеялся. Заглядывал ему в лицо, морщил смешно нос, прикусывая губы и произносил музыкальным голосом: "Сессия, зай, будь серьезнее!" Пора экзаменов, и правда, подкралась тихими условными зачетами, потом накатила, словно гроза, майскими экзаменами, будто приближая их в первой черте - скоро конец. Суета в универе была невероятная, все бегали с учебниками, списывали мириады лекций, силясь наверстать упущенное, Нина каждый день таскала папин коньяк в пластиковых бутылках из-под колы, а Маргоша с Даней запихивали в свои рты такое количество успокоительных, что, казалось, участвуют в каком-то соревновании по преданию таблеток на скорость, Паша Мальцев с каждым днём всё больше походил на привидение, Юля привычно ловила дзэн, отставая по всем предметам сразу, Амир с лёгкостью ангела получал "зачёт" предмет за предметом, а Том пытался уложить в голове, как ему одновременно оказаться в двух местах как минимум, потому что на баскетболе настаивали на каждодневных тренировках в преддверии соревнований. - Это чемпионат! - бушевал тренер. - Это серьезно! - вопила Марина Александровна, вцепляясь в панике в волосы. - Это, блять, невозможно! - стонал Том, падая от усталости в столовой. - Все совсем плохо? - с пониманием гладил его по плечу Амир. - Хочешь, я помогу тебе с экзаменами? Том хотел все бросить. Учеба, которая ещё в начале года казалась ему новым восхитительным этапом, стала наводить тоску, и, если бы не вишнёвые глаза напротив, он бы отчислился сразу после расставания с Ковнером. Потому что был бесконечно истеричным и импульсивным. Потому что в этой жизни, ему казалось, он не ценил ничего вокруг. - Пох, справлюсь, - отмахивался он. Напряжение росло, а от количества ситуаций, где ему приходилось пересекаться с бывшим, хотелось застрелиться. Макс был отстраненным, холодным и непроницаемым, словно ледяная скольптура. Почти пренебрежительным, если бы не мягкая синева глаз. Первокурсники, по сути, на каждом факультете сдавали одни и те же дисциплины, поэтому, стоя у очередного кабинета с зачеткой в руках, Том снова и снова встречался взглядом с Максом. Тот всегда был окружён людьми, улыбался даже, хотя синие глаза оставались задумчивыми и холодными, Том только сейчас осознал, что Ковнер всегда был таким остраненным, хотя, раньше казалось, что это не так. Только с ним он был совершенно другим, ранимым, чутким, страстным, злым, любящим... Том гнал от себя эти мысли, притягивал ближе пахнущего печеньем и колой Амира, зарываясь с наслаждением носом в его кудряшки, старательно силясь отвлечься. ... Толпа у кабинета, где они сдавали «Теорию и практику психологического консультирования», совместно с факультетом социальной психологии, говорила о том, что экзамен проходит напряжённо. Маргоша металась, словно раненый зверь, то подлетая к Саше со словами: - Болдырева, решили, кто с кем идёт? То, не дождавшись ответа, неслась дальше, к Нине и Юле, которые со скучающим лицами сидели на широком подоконнике, размышляя о том, что в этот раз вряд-ли сдадут вовсе. - Зайцева! Зайцева, лекции брала? - И лекции, и шпоры, и коньяк, Маргош, может, выпьешь и перестанешь бегать, как в жопу укушенная? - с улыбкой отозвалась Нина, а староста лишь поджала губы, устремляясь дальше в толпу. Том, завидев девушек, присел рядом, протягивая Нине стопку мелких бумажек. - Где взял? - тут же встрепенулись девушка, заглядывая ему в лицо. Том лениво кивнул в сторону толпы. - Так, отдали девушки, которые уже сдали. Говорят, пригодились. - Ты просто ангел, Томашевский! - Нина порывисто обняла его за шею, чмокнув в щеку. - Мы с Юльком уже себя похоронили. - Просто напряги мозги, Нин, ты же умная, - Том улыбнулся. - Сам-то сдал? - хрипло поинтересовалась Юля. Том кивнул. - Ага, я первый пошел, ненавижу тягомотину эту, - сказал он, наморщив нос. - Мира вот жду, курить хочу, сил, блять, нет. - Так пошли, - Юля спрыгнула с подоконника. - Нинок, маякни Гараеву, что мы в курилке, а то я тоже помираю без дозы никотина... Нина с охотой кивнула. - Вот, блин, везучие, уже отстрелялись почти... - задумчиво протянула она, а Том, сунув руки в карманы, пошел в сторону лестницы. "Курилкой" условно все студенты называли старый выход с территории: у заросшей мхом кирпичной стены потертого забора стояла косая мусорка, а, если зайти в ржавую калитку, то ты оказывался на узкой дорожке между деревьев, уходящей куда-то в сторону стройки. Те, кто старался держать имидж "правильных студентов", чаще всего курили за калиткой, все же остальные предпочитали стоять у мусорки. Закуривая на ходу и выпуская в воздух сизый дым, Том подошёл к "пепельнице", облокачиваясь о стену спиной. Юля примостилась рядом, задумчиво смотря на нескольких студентов чуть в стороне. - Много у тебя "хвостов"? - спросила девушка, с шумом втягивая дым в губы. Том фыркнул. - Ни одного пока, - сказал он беспечно. - Если б не Мир, я бы уже просрался по полной, у меня времени пиздец не хватает... - Баскетбол же ещё, ага, - припомнила Юля. - Угу... - А с Амиром что? - спросила она, подняв бровь. - Вы же, типа, вместе? - Типа да, - согласился Том. Повисла неловкая тишина, в которой Рома отчётливо услышал знакомый голос из-за забора: - А что Ковнер? Том навострил уши, хмуря брови, и разве что, не приникая к стене щекой. - Ну, ты же говорил, что он подстилка этого баскетболиста нового... - Какая разница, чья он подстилка? - голос Жени звучал насмешливо. - А ты чего? Слухи ходят, Жень, что вы знакомы... - С Ковнером? - Женя хмыкнул хрипло. - По касательной. Знал его раньше. - Нахуй он тебе сдался, придурок какой-то, - другой голос презрительно фыркнул. - Брось, это же прикольно, - он улыбался, сука, Том это чувствовал. - У меня на него кое-что есть, вот он и сыкует. Мне до выпуска год, а Степаныч заебал наваливать работу, а этот кретин делает все, что я скажу и молчит в трубочку... Перед глазами у Тома поплыли красные круги. Он порывисто вздохнул, потряс головой, словно отгоняя от себя морок ярости. - Том? - Юля с сомнением посмотрела на парня, но ее голос потонул в шуме крови в голове. Бу-дух. Бу-дух. Том отбросил в сторону бычок, заворачивая за калитку и вперив в Евгения хищный взгляд. - Привет, Женёк, что ты там бормотал про работу, м? Женя взглянул на парня изумлённо, подняв брови. - Вряд-ли тебя касается, Роман. - Мой роман тебе в рот не влезет, пидрила ты конченная, - сказал Том с улыбкой, делая шаг навстречу парню, а тот опасливо повел плечом. - Не думаю, что отличная идея на меня наезжать, - ответил он спокойно. - А как тебе идея, что я тебе сейчас так втащу, что у тебя колени из жопы торчать будут? - Том сплюнул, поднимая бровь. - Я таких петухов, как ты, разделывал, когда мне было лет восемь. Повторим? Парень, стоявший рядом с Женей, покосился на Тома с опаской, коснувшись плеча друга. - Ты, это, полегче, брат... - начал было он, а Том бросил на него такой убийственный взгляд, что тот невольно замолчал. "Откроешь рот, я тебе зубы в глотку вобью!" - взор Томашевского был красноречив. - А ты пошел нахуй отсюда, пока взрослые дяди разговаривают, - сказал он тихо. Парень передёрнул плечами, шепнув что-то Жене на ухо, после чего боком обошел Тома и скрылся за калиткой, в которую с опаской подглядывала Юля. - Значит так, Женёк, - сказал Рома, снова смотря на обидчика и сунув руки в карманы. - Мне похер, что ты там в штанах у себя припас на случай ядерной войны, похер, что у тебя жизнь тяжёлая, что учебы много, что на работе тебя нагибают, если я узнаю, что ты Ковнера используешь не по назначению, я тебе кадык вырву. Женя смотрел на него с задумчивым безразличием. - Меня эти разговоры не сильно интересуют, - сказал он невозмутимо. - Максим всем доволен, это ли не главное? - на губах его мелькнула мерзкая улыбочка. Том цокнул языком. - Ну, значит я втащу тебе просто так, ради собственного удовольствия, - сказал он быстро и вскинул кулак вверх, врезаясь им в скулу парня своим излюбленным приемом. Четко и просто. Пока никто ничего не понял. Тот, от неожиданности, неловко отшатнулся, хватаясь за лицо и смотря на него зло. Впервые за время их знакомства Том увидел на лице парня хотя бы какие-то эмоции. - Ты это зря, - сказал он мрачно. Том вскинул бровь. - Не, Женёк, вот это зря, - он схватил его за ворот рубашки, принятув к себе и ударив каменным кулаком в солнечное сплетение, отчего тот сложился пополам. - А то нормально было... Женя в ужасе хватал ртом воздух, силясь сделать вздох, а Том похлопал его по плечу, наклоняясь к уху. - Слушай сюда, паскуда, - сказал он проникновенно. - Увижу тебя рядом с Ковнером ещё раз, изобью так, что выпускаться будешь в коляске с мешком для говна. Придумаешь ему поднасрать, прибавлю к этому ещё оторванные яйца. Будь хорошим мальчиком, Жень, тебе ж до выпуска год. Тот прохрипел что-то невразумительное, а Том лишь ещё раз приложил его в живот, оттолкнув от себя в сторону так, что Евгений неловко завалился набок, сжимаясь в комок. Тома трясло. Нервно проведя рукой по волосам, он развернулся, направляясь к калитке, проходя мимо застывшей Юли, после чего направился в универ. ... "- У меня уже места не осталось, Рома, а ты все косячишь! - кричал в отчаянии Ковнер, вытягивая вперед покрытые татуировками руки. - Я просто не могу так больше, я уже не знаю, куда ещё! Том хмурил брови, смотря на него в упор. - Я ничего не делал, - ответил он напряжённо. - И не нужно! - вспылил Макс, вскидывая руки, отчего капли краски брызнули на Тома, попадая ему на лицо. - Не нужно ничего делать, просто, умоляю, оставь меня в покое!" Он подскочил в кровати, задыхаясь, путаясь в скомканном покрывале и силясь понять, который час. В окно пробивались тусклые солнечные лучи, фисташковые в рассвете, нежные и ранимые сквозь цветущую раннюю вишню. Телефон пиликнул, разразившись, вдруг, оглушительным звонком, Том вздрогнул, подхватывая трубку и прикладывая ее к уху. - М? - хрипло ответил он, слыша, как колотится от кошмара сердце. - Том, милый, ты только не волнуйся... - голос Амира звучал надрывно, из-за чего Рома сразу вскочил на ноги, бросая беглый взгляд на часы - половина пятого утра. - Что там? - спросил он резко, прикусив губу и повторив уже мягче. - Что такое? - Комп у тебя далеко? - спросил Амир тихо. Том, зачем-то, покачал головой, поворачиваясь к письменному столу и садясь на стул, быстрым слепым движением нажимая на кнопку запуска. Затрещал вентилятор, писк монитора, и на пухлом экране начал появляться знакомый логотип. - Мир, в чем дело? - спросил Том хрипло. - Зай, там... На форуме... - голос Амира заглох, слышно было, как ему тяжело говорить. - То-ом, я не знаю, это, должно быть, чья-то шутка... Том напрягся. - На каком форуме? - просипел он, нажимая на иконку курсором. - На нашем? - Угу, - поспешно согласился Амир в трубку. - Я хотел найти девочку одну, сказать ей спасибо, что помогла на экзамене, зашёл на факультет социальной и увидел. Том, что делать? - его голос звучал отчаянно, а все внутри Ромы похолодело от ужаса. - Мир, можешь заткнуться на секунду? - рыкнул он, переходя с ссылки на ссылку, пробираясь сквозь мириады тем на форуме их вуза, нажимая, наконец, на подчеркнутую синюю надпись "факультет Социальная психология". Экран моргнул, Том тоже, вгрызаясь взглядом в черные буквы, сделав быстрое движение пальцем по колесику мыши, когда с монитора, на него, вдруг, уставился Макс. Рома приоткрыл рот, понимая, что он узнает и не узнает его одновременно: на фотографиях, которых было четыре, Макс был без татуировок, с нежной белой кожей на лице, пухлыми губами и каким-то ранимым детским лицом, трогательный и невинный, как цветок. Худой, но такой притягательно юный, он был обнажен, если не считать ошейника на шее. На двух фото, подсвеченных вспышкой аппарата, он сидел на полу, из-за качества было сложно понять, где именно, но рот его был призывно открыт, а руки покорно сложены на коленях. На третей фото он лежал на кровати, потрясающе голый и призывно готовый, а на четвертой лежал на боку на ней же, в смятых простынях, недвусмысленно касаясь своих ягодиц руками. Кровь прилила к лицу, Том замотал головой, не в силах вымолвить ни слова. - К-кто? - проскрипел он в отчаянии, щуря глаза и всматриваясь в ник - J3k4. - Том, милый... Я написал админу, но он молчит... Степан Степанович куратор форума, может быть, позвонить ему... - Это он, - прохрипел Том, смотря в экран стеклянными глазами. - Эта сука выложила фотки... - Что? Том, кто? - заволновался Амир. - Я его убью, - выдохнул он, отбрасывая телефон в сторону, совершенно не заботясь о том, что аппарат, отлетев к стене, с треском развалился на несколько пластмассовых частей. Так быстро, как сейчас, он не собирался никогда. Схватив со стула вчерашнюю одежду, он рывком распахнул дверь, выбегая на улицу, даже не подумав о том, закрыл ли квартиру, как громко хлопнул замком или взял ли ключи. Напугал ли спящих родителей, разбудил ли младшую сестру, выглядел ли адекватно в глазах старого дворника, застывшего с метлой в руках у подъезда с неловким "Доброе утро" на устах. - Макс... Макс... Макс... - бормотал Том себе под нос, чувствуя, как по щекам текут слезы, а пустые весенние улицы с порхающей в воздухе пыльцой были ему немым ответом. Таким же пустым, бестолковым, который вообще ничем не помог. Издавшие скрипучий звук двери автобуса. "Следующая остановка..." Полусонная пенсионерка с букетом вербы в руках. "Следующая остановка..." Тошнота в горле. Размазанные наспех по щекам слезы. "Следующая остановка..." Какое-то совершенно безумное количество шагов до светлого дома. Сбившиеся дыхание, смешанное с далёкой надеждой, что это все полный бред, все ещё тот дикий сон. Он оказался у знакомой дермантиновой двери спустя долгие, мучительно кошмарные полчаса, дрожал всем телом, силясь не закричать. Нажал на звонок, ещё раз и ещё миллион раз, пока ворчание не послышалось с той стороны. - Палыч, где Макс? - Том вытягивал шею, пытаясь заглянуть за деда в растянутых трусах, зевающего с порога. - Знать не знаю, у себя, наверное... Я спал, Ромка, ты чего вообще, рань такая, случилось что? - Прости, - Том решительно отодвинул старика в сторону, ломанув по коридору и распахивая дверь. - Макс! - комната была молчаливо пуста. - Ебань! - Рома с силой прикусил губу, чувствуя на языке кровь и ударил кулаком по дверному косяку. - Да, что стряслось, Ромка, ты чего такой дерганный? - Пиздец, Палыч, - Том посмотрел на него в отчаянии. - Полный пиздец. Где Макс? Дед напрягся всем телом. - Позвони ему, я пошел его искать... - Ромка, что он натворил? - послышался за спиной тихий печальный голос Алексея Павловича, а Том выскочил за дверь, перепрыгивая через две ступеньки, спотыкаясь, падая и снова срываясь вниз. В голове стучало: "Макс. Макс. Макс", и он был готов вопить от отчаяния. - Пожалуйста, умоляю... Боже, блять, я тебя прошу, ну, ты же есть, точно, пожалуйста! - хрипел он себе под нос, гончей мотаясь между припаркованных машин. - Где он, Боже, ну, пожалуйста! Клянусь, я больше к нему не подойду, умоляю, я не посмотрю на него больше, Боже! Ноги сами понесли его к Стройбану. Он продолжал молиться, бормотал сбивчиво слова, сам не зная, откуда они исходят. Из сердца, которого не было? Из прогнившей души? Пролет. Второй. Третий. Стук крови в груди. Дрожащие пальцы. Боль в животе, такая сильная, что он был готов отключиться. Ещё лестница, пустой пятый этаж, кажется, это было где-то в прошлой жизни. Они стоят друг напротив друга, он помнил это, как вчера, протянутая рука и "Макс. Ковнер". Он не помнил Вовкиных слов, но так отчаянно ясно помнил невозможные синие глаза. Том, задыхаясь, чувствуя, как колет бок от бега, проскользнул по узкой досчатой лестнице наверх, где его оглушительно ослепил персиковый рассвет. - Макс! - сорвался с места, подлетая к дивану, падая рядом с ним на бетонный пол, больно ударяясь коленками. Тот сидел с задумчивым лицом, его синеглазый взгляд был устремлён в сторону далёкого теплого солнца, грудь мерно вздымалась от тихого дыхания. - Макс! Макс, прошу тебя, скажи что-нибудь! - Том, совершенно себя не контролируя, схватил парня за колени, прижимаясь к ним щекой. - Макс, блять, я убью его! Я клянусь тебе, я его уничтожу! Ковнер вздохнул порывисто. - Не нужно, - ответил он безжизненно. - Нужно! Этот урод, он поплатиться за то, что делал, за то, что продолжает делать, за то... - Рома, посидишь рядом? - спросил, вдруг, тихо Макс, переводя, наконец, на него взгляд. Том растярялся, поднялся неуклюже, усаживаясь рядом с прямой спиной. - Я... - Помолчи, пожалуйста, - отозвался Макс устало. Том поджал губы. Сердце колотилось в горле, руки дрожали на разбитых коленях, а веки, против воли, нервно дергались. Томашевский смотрел стеклянным взглядом перед собой, а губы его нервно дернулись. - Это я виноват, - просипел Том жалобно. - Это все моя вина, я наехал на него вчера, я избил его, я угрожал, он решил так отомстить... Макс снова втянул носом воздух, положив голову Тому на плечо. - Зачем наехал? - спросил он задумчиво. Том дико хохотнул. - Услышал, как он хвастается дружбану, что шантажом заставляет тебя впахивать на него... - пробормотал Том разочарованно. - Мол, ты полный придурок, а он такой молодец, блять... Я взбесился, высказал ему все, что я о нем думаю и всадил, со словами, что, если он ещё попробует тебя доставать, я ему кишки за член намотаю. Макс хрипло хмыкнул, чуть развернув голову и коснувшись носом шеи Тома. - Давай, не поедем сегодня в универ? - спросил он медленно, едва касаясь дыханием кожи парня. Том втянул носом воздух. - Я должен со всем разобраться, Макс, я так этого не оставлю. - ...поваляемся дома, - продолжил Ковнер так, словно Том ничего не произнес. - Посмотрим кино или... Или... - он, неожиданно, сдавленно всхлипнул. - Или, как раньше, почитаем вслух... Том резко развернулся, схватив Макса за щеки и смотря в его лицо строго. - Я Палыча до усрачки напугал, заявившись к вам спозаранку, - сказал он хмуро. - Поэтому, давай-ка ты пойдешь домой и побудешь с ним. А я попробую сделать так, чтобы все улеглось, - он с отчаянием посмотрел в полные слез синие глаза. - Пожалуйста, Макс, - и добавил тихо. - Позволь мне всё исправить. Это звучало именно так, как Том и хотел в душе, чтобы это прозвучало, как то самое признание, которое он хранил в себе все эти месяцы. ... Не успел Том подойти к забору у универа, как к нему тут же подлетели Маргоша, Амир, Нина, Юля и Даня. - Томашевский! - выдохнула староста, смотря на на парня в отчаянии. - Черт возьми, что у вас там произошло? - Гандон, это же он? - спросила Юля хмуро, а Том коротко кивнул. - Вот сука, - прошипела она. - Что ты будешь делать? Деканат просто на залупе, Сергеева сношают с самого утра, - Нина прикусила губу. - Если бы не наш Амирка, весь универ видел бы твоего парня со всех ракурсов... Том непонимающе посмотрел на парня, а тот смущённо отвёл глаза. - Мир? - спросил он, подняв бровь. - Я, что, чего-то не знаю? - Я же сказал, что написал админу. И Степан Степанычу позвонил. Пост удалили почти сразу, повезло, что было рано и просмотреть его успело не так много человек. Я объяснил, кто это сделал... Том неловко пошатнулся, а Даня с Юлей ухватили его за плечи. - Эй, мужик, ну, ты что? - встревоженно посмотрел на него Даня. Том посмотрел на Амира шокировано. - Мир... Тот покачал головой, мягко улыбаясь. - Любой поступил бы так же, Том, ради дружбы, в первую очередь. - Я к Сергееву, - сказал Рома коротко, коснувшись плеча Амира ладонью. - Я твой должник, Мир, спасибо! Разговор был неприятным. Степан Степанович, несмотря на внешнее спокойствие, был в бешенстве. Том, в свою был настроен воинственно, с самого порога идя в наступление. Разговор начавшийся вежливо, превратился в диалог на повышенных тонах, однако, с парнем было совершенно бесполезно спорить: он стоял на своем, обвиняя Женю раз за разом, словно обрушивал на его голову тысячи ядовитых стрел, котлы с горячей смолой и молоты судьбы одновременно. Сергеев вскидывал руки, дул щеки, мотал головой, восклицая, что это позор и недопустимо, а Том, в ответ, был совершенно непрошибаем. - Личная жизнь, приватность, Степан Степанович, вы же в курсе, что это за понятия? Это вторжение, причем совершенно бессовестное, а вы продолжаете это покрывать. - Очная ставка в деканате, - бурчал препод. - Я набью ему морду, - отвечал Том просто. - И вас исключат. - А его отправят на больничную койку, меня устраивает, - отмахнулся Том. Череда болезненных, почти осязаемых дней, закрутившаяся после, казалось, никогда не закончится: деканат пытался тактично разрулить сложившуюся ситуацию, Сергеев - прикрыть свою задницу, Женя - сделать все, чтобы остаться на своем месте, а Ковнер просто молчал. Тому было безумно его жаль. Так, что он не находил себе места, встревоженный, не оставлял Макса ни на мгновние, провожая его от порога и до порога, испуганный, напряжённый и раздавленный. Амир помогал, как мог. Он сделал все, чтобы те несчастные семнадцать человек, увидевшие фото, отнеслись к этому, как к простому рядовому событию, вирусной рекламе, чему угодно, только не порнографии с участием студента, а Том продолжал давить на деканат о нарушении прав частной жизни и педофилии. Им очень повезло. Скандал, разразившийся накануне каникул, охватил разве что тех, кто узнавал слухи, сдавая "хвосты". Да, и те, были так заморочены своей судьбой, что мало интересовались историей с "гей порнушкой с форума". Большая часть этих людей и вовсе не знали, о ком идёт речь, а сплетни, спустя время, превратились из "парень с рукой в жопе" в "олдскул фотки, где тетке суют член в подмышку". Испорченный телефон, умело запущенный в отчаянии Томашевским, работал, как часы. Такое уже случалось с ним в школе, когда нужно было выйти победителем из ситуации с Кристиной. Итог был одновременно грустным и логичным: Сергеев Степан Степанович был отстранен от работы с форумом, который передали в соответствующее ведомство. Для него кураторство сайта, как и доступ к нему, был ограничен равно, как и для всех остальных участников этого безобразного события; Андреев Евгений Петрович был отчислен из университета за хранение и незаконное распространение материалов порнографического характера. Слишком велика была опасность, что Томашевский не оставит эту ситуацию в покое и продолжит терроризировать администрацию даже ценой собвенного места в универе; Ковнеру Максиму Эдуардовичу было предложено взять академический отпуск, дабы не прерывать учебу, но позволить шумихе улечься. Хотя бы на полгода. И это была самая грустная новость из всех, которые Том слышал за последнее время. И которой он был, по сути, непосредственной причиной.