Ох, Федора моя, Федора!

      – Государь, да как же двух в мужских нарядах обвенчать я могу? – священник лепетал слабым голосом, когда я и Басманов предстали перед алтарем в церкви.       Не желая демонстрировать покорность, я надела белый свадебный кафтан, штаны и сапоги, повязав голову длинным белым шарфом, как полагалось во всех соборах, чем вызвала возмущение бояр и священнослужителей.       – Венчай! – воскликнул царь. – Что ты с ней сделаешь? Девка – дура, не пожелала женское платье надевать!       Батюшка поспешил провести обряд, пока его не приговорили к смертной казни. Жених, к слову сказать, был не так уж плох. Черт, кого я обманываю? Хорош он был, да вот только не Агатка моя. Деваться, правда, некуда было, вот и пришлось нам играть спектакль перед государем, чтоб подозрений не вызвать, но уж на пиру я дала себе волю.       Целоваться по требованию гостей я с ним не стала. В одного такого крикуна «горько» бросила нож, что вонзился в столешницу рядом с его рукавом.       – Что ж ты, Иванка, – шутил царь, – хотела девку, получай! Чем не девка? Бороды не растит, волосы точно шелк. У полюбовницы твоей, поди, такие же.       – Тебе по чем знать, дядюшка? Чай, только Федькины волосы и ведаешь.       – Ну-ну, не дерзи царю.       Часы шли. Я уже довольно ярко представляла, как казнила бы каждого боярина, что поздравлял нас с бракосочетанием. Опричники гудели за своим столом, радостно напиваясь до потери сознания. Басманов сидел, насупившись, а я безразлично смотрела на пьянство, активное участие в котором принимал и сам государь. И вот, когда гости достаточно выпили, Вяземский поднялся со своего места и обратился к Ивану Васильевичу.       – А я вот, царь батюшка, – еле ворочая языком, говорил он, – слышал, что в Европах брак консумировать принято, чтоб он законным считался.       – Ох, Афанасий, а ведь это мысль. Этих двух негодников ни за что не заставишь долг супружеский исполнять, а вот, ежели мы наблюдать будем, то никуда не денутся, – так же пьяно отозвался царь.       – Мы пропали, – зло прозвучал мой голос, обращенный в никуда, но Федóра откликнулся на него.       – Что делать станем? – в его интонации я услышала боль от предательства государя, которому он так верно и во всем служил.       – Сейчас все решу. Я ведь – муж, – фыркнула я, вставая на ноги во весь рост.       – Царь батюшка, – ласково заговорила я, – а позволь нам с мужем отправиться в мой терем, чтобы приготовиться, а уж вы опосля подъедете?       – Иванка дело говорит! – заключил государь, поддержав мою идею.       Я махнула рукой и ко мне подбежал Тимофей – один из моих ястребов.       – Седлай коней. Галопом поскачем, – приказала я.       Он поклонился и отправился на кремлевскую конюшню. К крыльцу царского дворца в центре Москвы был подан свадебный возок, куда мы сели вместе с Басмановым. Едва мы покинули стены кремля, подоспел Тимофей с двумя свободными лошадьми, на которые мы пересели, а возок отправился медленным ходом к моему двору в Бронной слободе.       Мчались мы едва ли не быстрее ветра, и даже прохладный воздух не сбивал нашего дыхания – так стремились мы поспеть вовремя, чтобы все приготовить для очередного представления.       На ходу спрыгнув с коня, я отдала несколько приказов дворовым.       – Степан! – крикнула я, и мой слуга выбежал ко мне. – Тащи в мою опочивальню ширму полупрозрачную и Машку с Герасимом. Машке косы, как у меня, обрежь! Герасиму бороду сбрей!       – Да, матушка! – отозвался он.       – Ты что удумала? – возмутился Федька.       – Это мои дворовые, год уж как в браке. Ничего страшного. А он на тебя смахивает, ежели не присматриваться. Она за меня сойдет. Царь пьян, да и бояре тоже. Не разглядят ничего, к тому же, через ширму.       – Иоанна Романовна! – Агата бросилась с крыльца по ступеням нам навстречу.       – Зажги пару свечей в спальне моей, чтоб не так светло было. Постель приготовь. На Машку рубаху мою натяни.       – Возок едет, – доложил Тимофей. – За ним государь со свитой.       Я не задумываясь ухватила Басманова за рукав и потащила наверх, где мы спрятались в соседней комнате, чтобы слышать происходящее. Мы заперли дверь на засов изнутри, чтобы никто, вроде Вяземского, из любопытства не открыл ее. Зажгли единственную свечу и тихо сели на лавках.       – Думаешь, поверят? – уточнил он.       – Все равно. Ежели поверят – хорошо. Коль не поверят – протестом будет для них – нечего подглядывать. Кто еще из нас распутный? Я, что ложе с девкой делила все это время? Ты, что царю прислуживал в опочивальне? Или сам царь с боярами, что явились на первую брачную ночь поглазеть?       – Все мы хороши, – заключил Федор, и я впервые серьезно посмотрела на него.       За стеной послышались громкие пьяные голоса, затем утихли, заняли места в зрительном зале, видимо. Опосля стоны донеслись, и длилось сие действо около часа.       – Крови-то не будет, – опомнился Басманов, когда мои дворовые супруги уже близились к финалу.       – Ее и так бы не было, – фыркнула я.       – От чего?       Я в изумлении приподняла бровь, пытаясь не рассмеяться его наивности.       – С девкой своей? – догадался он.       – Не твоего ума дело. Бери, что дали. А, впрочем, ты и брать не можешь.       – Совсем не люб я тебе? – его предположение почему-то резануло мой слух.       – Думаешь, коль тебя выбрала среди других, то ты особенный? Нет, просто среди них ты опрятнее и приятнее.       – Я уж думал, что на красоту мою повелась.       Я тихо засмеялась, стараясь не выдать нашего присутствия.       – Кем ты себя возомнил?       – Мужем государевой племянницы, – ответил он, гордо подняв голову, стряхнув черные локоны со своих плеч.       – Женой, – поправила я его. – Муж здесь я.       – Да, мой господин, – игриво мяукнул он на женский лад.       – Боже, Басманов… – протянула я, едва сдерживая смех. – Какая же ты дéвица красная!       Но наше беззвучное веселье прервал осторожный стук в дверь. Это был Степан.       – Государь с боярами уснули, матушка. Машка с Герасимом ушли к себе, чтобы не заметили их. Вам бы с Федором Алексеевичем в опочивальню пройти, чтобы не заподозрили ничего. Агатка приготовила все.       – Они прямо там уснули? – удивилась я.       – За ширмой. Не поняли они ничего.       – Ладно, ступай. Мы сейчас туда придем. Не разбудить бы их только.       В моей спальне на лавке спал Иван Васильевич со своими боярами. Вяземский уснул прямо на полу у входной двери. Чертов ценитель прекрасного! Мы тихо прошли к постели. Я, уже будучи одетой в свою ночную сорочку, Басманов же в нижней рубахе своей и штанах.       – Не побрезгуешь моими объятиями? – ехидно уточнил он.       – Ложись уже, – гневно прошипела я.       – И, все же, кровь нужна, – напомнил он.       – Зачем это?       – Нечего им знать, что не первый я у тебя.       – Ты мне еще указывать будешь? – в моем взгляде явно читалось раздражение.       – О твоей же чести забочусь.       – Я тебе сейчас шею перережу, то-то крови будет.       В комнате неслышно показалась Агата. Она уколола палец кончиком ножа и капнула на белую постель – без лишних разговоров, споров и пререканий.       – Спасибо, – прошептала я.       Она мягко улыбнулась и покинула нас, затворив за собой дверь.       – Доволен? – устраиваясь на кровати, фыркнула я.       – Можно и так сказать, – заключил он, разместившись на подушке.       Отбросив руку в сторону, он пригласил меня положить голову на его грудь, но я отвернулась к стене, лишь бы не видеть это несносное женоподобное существо.       Проснулись мы в самой, что ни на есть, новобрачной позе: я лежала лицом к стене, прижавшись спиной к телу Басманова, который уверенно и нагло обнимал меня сзади, дыша мне в ухо. Его локоны были разбросаны по подушке и щекотали мне шею. Но пахло от него, признаться, не как от других мужчин. Мягкий цветочный аромат доносился до моего обоняния и приятно успокаивал. Едва до меня дошло нынешнее положение дел и наших тел, до слуха донеслись приходящие в себя голоса государя и некоторых бояр. Я притворилась спящей, чтобы нам лишних вопросов не задавали.       Из-за ширмы кто-то заглянул к нам, за ним еще один и еще… Высокопоставленные чины нагло поглазели на наш сон и тихо удалились, шурша одеждами. Несколько секунд спустя в соседних комнатах раздался гул и чей-то грубый смех. Нас оставили в покое, и хлопнувшая дверь о том свидетельствовала.       – Боже, убери от меня свои руки, – прошипела я, спеша покинуть объятия своей «жены».       – Это ты придвинулась ко мне ночью, – вдруг объявил Федор.       – Вздор, – фыркнула я. – Пошел вон!       – Сомневаюсь, что государь уже уехал, – сладко потянулся он в кровати.       – Плевать я хотела! Вон отсюда! – снова приказала я.       – А то что? – он зачем-то ухватил меня за запястья. – Побьешь меня? Так твои удары я вытерплю.       – Решил мужика из себя состроить? – мой внезапный равнодушный тон заставил его насторожиться. – Меня только покорностью тронуть можно, – заключила я, применяя незамысловатый прием, который высвободил меня из его хватки.       – Хочешь, чтобы я рабом твоим был? – предположил он.       – Можешь попробовать, – холодно заметила я, покидая постель.