Ох, Федора моя, Федора!

      Через утро я отправила Егора, одного из ястребов, с соглашением о сотрудничестве к послу крымского хана. Одновременно, Тимофей выехал в кремль с письмом к государю, в котором я сообщала о том, что подтвердила свое ложное намерение доносить на русского царя османам. Первый из моих гонцов вернулся с ответом, наполненным благодарностью и надеждой. Второй – с наставлениями моего дяди. Так пошел отсчет нового времени.       За февралем пришел март, затем апрель и конец мая. Крымский хан вновь решил пойти набегами на Москву, и, вопреки моим донесениям по приказу Ивана Васильевича о том, что царь собрал немыслимое по численности войско, османы дерзнули вторгнуться на наши земли.       – Мы все еще в состоянии войны с Ливонским королевством, – оставшись наедине со мной, Малютой и Годуновым, вздохнул государь.       – Подозреваю, что среди твоих людей есть предатель, который доносит о настоящем положении наших дел, – предположила я.       – Что ты написала в последнем письме хану? – спросил меня дядя.       – Что с Ливонией ты, царь батюшка, уже подписываешь мир, и сейчас все войска вернутся в Москву, как ты и указал мне, – ответила я. – А еще, что много новых стрельцов пришли служить тебе. Мол, армия твоя растет, а казна богатеет.       – Все так. Все так… – задумчиво протянул он.       – У хана есть другой источник, я в этом уверен, – подал голос Борис Федорович. – Нужно только его найти.       – Это мы мигом сыщем! – вмешался Скуратов.       – Не верит тебе больше хан, Иванка, – догадался царь.       – Видать, донесения наши с истинным шпионом расходились шибко, – продолжила я. – Но сейчас, если османы и пойдут на Москву, рискуют попасть на штыки. Ведь нет у них гарантии, что лгу я, а не тот, другой.       – Кто еще знает об игре твоей? – спросил у меня царь.       – Только ты, дядюшка, Борис Федорович, да Малюта, – кивнув на каждого из них, заявила я.       – А Федька твой? – строго уточнил правитель.       – Нет. Я ему ничего не говорила, да и послания мои он прочитать не мог.       – Значит, кто-то на стороне… Воеводы? Допросить бы их всех надо! Слышишь? – он обратился к Скуратову. – Займись.       – Будет сделано, царь батюшка, – ответил опричник, низко поклонившись, и тут же удалился.       – Под пытками любой себя оговорит, – напомнил Годунов.       – Может сам займешься расследованием? – предложил ему Грозный.       – Коль прикажешь, займусь, – ответил Борис.       – Так занимайся! – прогремел голос Рюриковича, и его подданный поспешил отправиться на помощь Малюте.       Я села на лавку подле царя, осторожно улавливая его настроение.       – Донесли мне, что хан уже под Курском стоит, к осаде города готовится, – заговорил мой дядя с нескрываемой тревогой. – Кто его остановит – не ведаю. В Москву войдет, не иначе.       – Дай мне войско, государь, – с жаром заговорила я. – Ястребов своих возьму, да опричников твоих. Когда-то выгнала я их из Тулы. И сейчас на том же месте отпор дам.       Он по-отечески провел пальцами по моей щеке, печально улыбаясь.       – Не могу тебе дозволить, милая, – вздохнул он. – Коль убьют тебя, до скончания века не прощу себе.       – Я живучая, царь батюшка, – усмехнулась я.       – Как я потом твоим родителям на том свете в глаза посмотрю?       – Они с тебя не спросят, – заверила я его. – А я засиделась в тереме своем. Давно кровь вражескую на земле русской не проливала.       – Боязно мне за тебя, Иванка.       – Лучше за ханских прихвостней бойся. Пощады им не будет, не сумневайся.       – Басмановых возьми с собой. Обоих. Отец Федькин при взятии Казани отличился, да и с Астраханью не прогадал. Так уж и быть, сниму с него свою опалу. Муж твой тоже воин отменный, хоть и девку из себя строит. Хоть какой-то толк от него будет. Да и ночи твои скоротает в Туле, – от последнего царь рассмеялся. – Слюбились вы, поди?       – Слюбились, государь.       – А сколько ты воле моей противилась? А?       – Глупой была, царь батюшка, – фыркнула я, постаравшись побыстрее закончить этот разговор.       – Так и быть. Отдам приказ войско тебе выделить. Князей отбери для похода, чтоб ратниками командовали. А сама уж там смотри. Афонька Вяземский бы пригодился теперича.       – И без него сдюжим, – решила я.       К вечеру государю донесли, что под Курском стоит войско крымских татар в 170 тысяч голов. Иван Васильевич перевел на меня тяжелый взгляд. Алексей Данилович Басманов невольно поежился от услышанного, а князья, что должны будут идти со мной, о чем-то зашептались.       – Есть у меня мысль одна, государь, – заявила я. – Выкосим сразу половину ханского войска без боя. Только вот… – я посмотрела на окружавших меня вельмож, и замолчала, дав понять, что не доверяю им в полной мере.       – Оставьте нас! – приказал царь, и все поспешили покинуть палату. – Говори.       – Слышала я, что ливонские ратники сгинули от хвори мерзкой. Кровавым поносом изошлись, воды напившись из колодца, что в поселении недалеко от Полоцка. Прикажи водицы оттуда привезти. Угощу наших гостей незваных. Вид сделаю, будто с миром пришла, да и отряд небольшой возьму, чтобы не пугались. Яств всяческих к столу их подам. Пущай порадуются.       – Ах, ты хитрица! – радостно воскликнул Грозный. – Будь по-твоему!       Я была довольна собой. Угодить царю, а, коль дело выгорит, так и в восторг привести самого Ивана Васильевича… Дорогого стояло. К тому же, я приказала небольшому отряду выдвинуться вперед, к югу, чтобы отравить по пути осман все колодцы и выжечь поля, дабы они охотнее приняли наши дары.       С неделю мы ждали драгоценную воду, что несла в себе угрозу. Народ на Руси в баню часто ходил, да и за чистотой следил, от чего мало, кто болел хворью этой, а вот в немытой Европе частенько эпидемия дизентерии случалась, особенно у войск в походах. Колодец тот был в селе, что уничтожили полоцкие ратники, отступая от русских стрельцов, и я была намерена использовать ту воду в полной мере. Когда бочки прибыли в Москву, а Малюта опробовал средство на некоторых пленных, что умерли в муках в ближайшие 3 дня, я с Басмановыми, некоторыми князьями, ястребами, опричниками и государевой армией в пятьдесят тысяч человек отправилась в Тулу. Позади нашей процессии шел обоз с продуктами и «особой» водой для осман и ехали возки с девушками-танцовщицами, которых некогда хан подарил Грозному. Все это входило в мой план по расстройству ханского предприятия.       Путь занял два дня. Наш лагерь разместился к югу от города, чтобы не пустить татар к стенам поселения. Цветущие сады одурманивали ароматом разум, но все же удавалось сохранить контроль над собой и войсками.       – Василий Иванович, – обратилась я к князю Несвицкому, что должен был командовать основным полком, – готовь молодцев. Я пойду навстречу османам с малым отрядом и нашим обозом.       – Я с тобой, Иоанна Романовна, – заявил младший Басманов.       – Нет, со мной ястребы отправятся. Так надежнее, и мне спокойнее будет.       – Князя Казанцева поставим город охранять? – уточнил его отец.       – Да, – подтвердила я. – Алексей Даниилович, займись расстановкой военных сил. Тимофей, – обратилась я к своему ястребу, – возьми пятнадцать наших птичек, а я пока подарки наши подготовлю.       Я вышла из палатки и подошла к телегам, на которых стояли бочки с квасом и той самой водой. Отдала несколько приказов на счет напитков и угощений для татарской армии. Танцовщиц, что мы привезли из Москвы поместили в три закрытых возка, чтобы скрыть по началу от глаз их соплеменников.       Из шатра вышел Федор Алексеевич, схватил меня за руку и затащил за одно из временных сооружений – подальше от посторонних взглядов.       – Ты не пойдешь туда одна, – заявил он.       – Указывать мне вздумал? – недовольно фыркнула я.       – За жизнь твою боюсь, душа моя. Затея твоя опасна.       – Иначе нам не остановить их. Если боя не дадим, то до Москвы дойдут, а чтобы бой дать, численность их сократить надобно, – тяжело вздохнула я.       – С собой меня возьми! – взмолился он, упав на колени передо мной, хватаясь за мой кафтан на талии. – Возьми, я простить себе не смогу, ежели с тобой что случится, а меня рядом не будет! Свет мой ясный, не рви мне душу! Коль станется что с тобой, сам жизни себя лишу!       – Угомонись, – я сбросила его руки с себя и отошла на несколько шагов. – Беседу буду с сыном крымского хана вести, и тебе не по сердцу она придется. Лгать буду, клеветать и жаловаться на царя, что не по любви меня замуж заставил выйти. Соблазнять буду своей непокорностью. Не хочу, чтобы глупая ревность твоя испортила мне всю игру, – я резко обернулась к Басманову, строго глядя на него. – Здесь останешься. Мне некогда там нянчиться с тобой будет.       – Да, матушка, – покорно склонил он голову. – Как повелишь, так и сделаю.       Ко мне подбежал Семен, доложил, что все готово к отбытию. Я приказала седлать коней. Ястреб отправился выполнять мое указание, а я снова осталась наедине с Федором. Приблизившись к нему, я коснулась пальцами его подбородка, приподняла голову и склонилась, властно овладев его губами. Он с жаром ответил мне на поцелуй, но я отстранилась через несколько мгновений.       – Я вернусь, – шепотом пообещала я. – За тобой ведь глаз да глаз нужен. Кто, ежели не я, присмотрит за моей Федорой?       Он сладко улыбнулся, словно предвкушая мое возвращение с триумфом, но во взгляде все же осталась тревога и печаль.       – Я живучая, – усмехнулась я, покидая его.       Вскочив в седло, я повела за собой небольшой отряд ястребов и длинный обоз с угощениями и развлечениями. Мне предстояли тяжелые переговоры с сыном хана, из которых я могла не выйти живой.