~~~~~~~~~~~~~~~
Скарамучча открыл глаза. Он очнулся в комнате Кадзухи на его кровати. Пока он пребывал в состоянии шока, его сводный брат стоял рядом. — Боже, как же ты меня напугал, я уже начал думать, что ты умрёшь. –Не неси ерунды, я слишком крут, чтобы умереть. Кадзуха улыбнулся и поставил поднос с едой на тумбу возле кровати. –Я проверил, на что у тебя аллергия, не переживай, тут все съедобно для тебя. –Сколько я так пролежал? — Дня 4, но ты периодически просыпался, чтобы поесть или сходить по нужде. Я побуду с тобой дома ещё пару дней, а потом снова выйду на работу. Ты, главное, не пугай меня так больше. — Ничего не обещаю. Скарамучче было приятно, что о нём заботятся. Последний раз он получал столько внимания далеко в детстве от своих матерей, когда был болен. Вечером того же дня они играли в приставку, сидя в обнимку, а Скарамучча этого и не заметил.~~~~~~~~~~~~~~~
Через пару дней Скарамучча проснулся на диване в гостиной из-за какого-то шума в комнате Кадзухи. Похоже, он проспал. Он быстро сделал брату кофе и приготовил горелую яичницу. Кадзуха без каких-либо жалоб это съел и выдал следующее: — Меня не будет до вечера, так что не скучай. Весь день Скарамучча занимался своими делами, а вечером, перед тем, как должен был вернуться Кадзуха, он подогрел ужин и стал ждать. Через какое-то время он психанул. — Он должен был вернуться несколько часов назад, где его носит!? Скарамучча набрал номер. Долгое молчание в трубке: Кадзуха не отвечал на его звонки. — Он что, меня бросил? До поздней ночи он сидел в одиночестве, думая, где может быть его сводный брат. Уже за полночь послышался звук открывающейся входной двери. Скарамучча вскочил с кровати и быстрым шагом пошёл в коридор. Там, с огромным пакетом в руках, стоял покачивающийся из стороны в сторону Кадзуха. Дрожащими руками он еле закрыл дверь и уронил ключи на пол. От него несло дорогими сигарами и выпивкой. — О, привет, братик! — смеясь, Кадзуха прошёл на кухню, высыпая всё содержимое пакета на стол: фрукты, конфеты, ананас. Скарамучча не отставал ни на шаг. «Мне так хочется с ним поговорить, сейчас все зашло слишком далеко! Чувствую, что мне нужно каким-то образом разобраться в своих чувствах, во всём этом…» — Братик, ты в порядке? — Кадзуха подошёл к нему, прикоснулся к его щеке и вытер подоспевшую слезу. А затем нежно поцеловал Скарамуччу в лоб и прошептал: — Я люблю тебя. Мысли Скарамуччи запутались. Он так долго был одинок, а тут эта влюблённость, да ещё и со стороны сводного брата. В другой раз он бы попытался оттолкнуть человека, но не в этот: сейчас он и сам понимал, что чувствует нечто подобное. От слов признания внутри него всё засияло, в душу прокралось ощущение счастья, чувство, что с ним происходит что-то прекрасное, которое так долго спало, пробудилось. Прерывая его размышления, Кадзуха наклонился и оставил сладкий поцелуй на шее Скарамуччи. «Ух! Приятно. Но я не могу поверить, что это действительно происходит… Это так странно…» — думал Скарамучча. — «Я не могу не любить его, но… Но тут что -то не так, хотя я не знаю, что именно…» Кадзуха начал вдыхать его запах, своими тонкими пальцами он провёл по лицу и шее Скарамуччи, а затем потянулся к пуговицам его рубашки. Дыхание Скарамуччи участилось. Таким искренним казался ему в этот момент сводный брат, что не хотелось его прерывать. Даже если в этом было что-то не правильное, постыдное, Скарамуччу это не заботило. Он старался насладиться каждым мгновением, с нетерпением ожидая, что же произойдёт дальше. Казалось, он мечтал об этом всегда… Внезапно Кадзуха толкнул его на диван, произнеся «Аррр!». Дыша в самое ухо, он нежно принялся расстёгивать рубашку Скарамуччи, а затем так же внезапно оттолкнул его от себя. Грудь Кадзухи вздымалась от желания. Он сорвал с себя рубашку, схватил Скарамуччу за горло и прикусил его за ушко, нависая над ним. — В крови горит огонь желанья, душа тобой уязвлена, — томно зашептал Кадзуха. Скарамучче было приятно. «Кажется, я с ума схожу…» — пронеслось у него в голове. Мысль о предстоящем будоражила, разливаясь теплом по всему телу. — Лобзай меня: твои лобзанья мне слаще мирра и вина… — Кадзуха наклонился, позволяя Скарамучче, сухими от предвкушения губами, пройтись по горячему прессу. А когда тот оставил дорожку из поцелуев, опускаясь всё ниже и ниже, и дошёл до солнечного сплетения, отодвинул его от себя и расстегнул ширинку своих джинсов. — Склонись ко мне главою нежной, — рот Скарамуччи принял разгорячённую плоть сводного брата. — И да почию безмятежный, Пока дохнет веселый день И двигнется ночная тень… — Кадзуха тяжело задышал. — Медлительно влекутся дни мои, — он откинулся на спинку дивана… — И каждый миг в унылом сердце множит, — и кончил в рот Скарамуччи. Пребывая словно во сне Скарамучча не отдавал себе отчёт в своих действиях, он сглотнул белую жидкость, которая казалась ему божественным нектаром. «Что только что произошло? Неужели…» — Все горести несчастливой любви И все мечты безумия тревожит. — Кадзуха снова схватил Скарамуччу за горло и потащил в спальню, поцеловал в горячие губы и откинул его на кровать, а сам полез в ящик прикроватной тумбочки. — Но я молчу; не слышен ропот мой; Я слезы лью; мне слезы утешенье; — немного нахмурился, в поисках чего-то. — Моя душа, пленённая тоской, В них горькое находит наслажденье. — просветлев в лице, наконец достал ленты, немного растянул их в руках, проверяя на прочность, и снова обратил своё внимание на, изнемогающего от нетерпения, Скарамуччу. — О жизни час! лети, не жаль тебя, — он схватил руки Скарамуччи и поднял их, привязывая к изголовью кровати. — Исчезни в тьме, пустое привиденье… Скарамучча, накрываемый волной тепла, что пронизывала всё его тело и сжигала от ожидания, не сразу заметил в руках сводного брата странный продолговатый предмет. Это был флогер. — Мне дорого любви моей мученье — Пускай умру, но пусть умру любя… — Кадзуха стянул с него штаны вместе с трусами и начал слегка шлёпать по нему флогером, с каждым ударом, усиливая хватку. Поначалу Скарамучче было больно, но каждый следующий удар вызывал в нём настоящий экстаз. И как бы не хотел Скарамучча скрыть свои истинные предпочтения, не мог. «Это так неправильно, он же бьёт меня, но почему так приятно, так тепло…» — Мой голос для тебя и ласковый и томный… — Ах! — Скарамучча уже не мог сдерживаться. — Тревожит поздное молчанье ночи темной… — Ооох! — Близ ложа моего печальная свеча… — Дааа! — волна наслаждения накрыла Скарамуччу, грозя утопить в бурлящем потоке страсти. — Горит; мои стихи, сливаясь и журча… — Святой Архонт! — Да задолбал! — не выдержал Кадзуха, — грязная омежка! Не перебивай, когда я ласкаю тебя! Аррр! — и отвесил ему пощёчину, потом вторую, третью. Глаза Скарамуччи расширились от страха и непонимания. Ему было больно, но он будто онемел, не в силах сказать что-либо против. И только прыснувшие ручейки слёз выдавали его состояние. — Текут, ручьи любви, текут, полны тобою… — Кадзуха отошёл куда — то. На кухне послышался шум. Скарамучча, которому всё это начинало не нравится, попытался освободиться, но тщётно: руки, слишком сильно перетянутые лентами, слушались с трудом. — Во тьме твои глаза блистают предо мною, — наконец Кадзуха вернулся, держа в руках ананас и нож. Его обнажённое тело, освящённое лишь светом луны, будоражило. Скарамучча засмотрелся и совсем уж забыл о том, что только минуту назад хотел бежать. Кадзуха замолчал, поглощённый новым занятием: он чистил ананас прямо над Скарамуччей. Вместе со шкурками с рук Кадзухи на Скарамуччу падали капельки ананасового сока. Покончив с этим, Кадзуха принялся слизывать их, попутно втирая шкурки в гладкую кожу Скарамуччи, который получил свою очередную порцию наслаждения. — Мне улыбаются, и звуки слышу я… — продолжил Кадзуха, схватил очищенный ананас и засунул его в задний проход своего новоявленного любовника. «Ааааа, как больно!» — подумал Скарамучча, из его глаз прыснули ещё более сильные слёзы, но после недавнего он не осмелился произнести ни слова, лишь жалобно заскулил. — Мой друг, мой нежный друг… люблю… твоя… твоя!.. — Кадзуха провернул ананас несколько раз и вытащил. А затем порезал его. Выбрав самый сочный кусочек, он прожевал его, а затем наклонился к почти потерявшему сознание, Скарамучче, слился своими губами с его и пропихнул кусочки ананаса языком тому в рот. Скарамучче пришлось проглотить это угощение. — Ты всё ещё не кончил, — отрываясь от Скарамуччи, сладко пропел Кадзуха и быстро вошёл в него, двигаясь глубже и глубже. — Аааааа! — наконец прервал своё молчание Скарамучча, и белая жидкость прыснула из него. Он задыхался от боли и наслаждения одновременно. Кадзуха развязал его руки, поцеловал в лоб, затащил под одеяло и почти моментально заснул. «Что только что произошло? Не могу поверить во всё это… Мне было так приятно и так больно… Я сам себя не понимаю» — Скарамучча тихонько зарыдал в подушку, постепенно засыпая. Утром Скарамучча не застал Кадзуху в квартире, лишь смятое постельное бельё и остатки ананаса напоминали о делах прошедшей ночи…