***
Поручик сообщению от Балу очень удивился, но виду не подал. Они бухали на следующий день после очередного феста у Яхи на даче, и телефон Пор проверил только когда отошёл покурить и передохнуть от пьяных криков. Точнее, он понял, что сообщение от Балу, по явно американским цифрам в номере и школьному обращению. «Поболтать надо. Про Гаврилу». Поручик дураком не был и понимал, что разговор скорее всего будет не совсем про Миху, но бодренько отстукал, промахиваясь через одну букву: Прнчл.плбалтакм побалтаем бля Скап! Ответ пришёл через минуту, когда сигарета дотлела, а ни разу не затянувшийся Поручик, гипнотизировал взглядом маленький экранчик телефона. Ага. Как проспишься, алкоголик; -) Поручик цыкнул и усмехнулся, выкидывая бычок. «Шурка…» *** Агата звонку трезвого Андрея радуется и обещает приехать за ним вечером. Князев вздыхает, с тоской смотрит на часы, только отстукавшие десять утра, и начинает неторопливо собираться: надо вынести мусор, перемыть посуду, вернуть все вещи на место, да и себя в порядок привести. Во время уборки он всё насвистывает мелодию, пришедшую вчера в голову, мысленно расставляет партию барабанов, баса и скрипки, группа подхватит, доработает, но основы придумывает он. За делом время течёт незаметно, вот и за обед переваливает. Быстренько закинувшись остатками еды из холодоса, Андрей выходит на улицу с бритвенным станком. Бреется, глядя в мутноватое, установленное под козырьком зеркало. Кадык дёргается в глотании и Князь, нетвёрдыми ещё после двух недель возлияний руками, неаккуратно режет себе по горлу. Узкая царапина взбухает под пеной, щиплет и начинает кровить. Побыстрее ополоснув её водой, Андрей вспоминает про Тодда и разумеется про Мишу. На сердце сразу становится тяжело и больно. Словно иголкой тыкают. Неприятно ещё и то, что Агата до сих пор не в курсе, что случилось. И если вдруг неприятная правда когда-нибудь всплывёт, лучше будет, если жена окажется во всеоружии. Придётся всё ей рассказать. Тем более Андрей обещал ей не врать и даже самые неприятные вещи говорить, а не скрывать. Реакция Агаты страшит: к журналистам, смаковать сенсацию, она, конечно, не пойдёт, но вот уйти сама может. Князь принял бы любое её решение, но эгоистично надеется на понимание: Агата стала ему опорой, и потерять её после предательства другого близкого человека равносильно падению в болото. Андрей может и не выкарабкаться.***
Едут молча, Агата не любит болтать за рулём — вся её сосредоточенность дороге. Андрей краем глаза смотрит на её точёный профиль: какая же всё-таки она у него красивая! От небольшой тряски клонит в сон, но вскоре Андрей понимает, что его укачало и просит остановить. Агата притормаживает на обочине, посреди леса и Андрей вылезает из машины. Глубоко вдыхает в себя воздух — пахнет хвоей, пылью, раскалённым за день асфальтом. Солнце почти село, и тело обдаёт прохладой. Прислушавшись, Князь различает тихое птичье треньканье глубже в лесу. Отпускает. На плечо ложится женская ладонь, сбоку обеспокоенно заглядывает Агата. — Андрей, я же вижу: что-то не так. Как с тура вернулся сам не свой. Не расскажешь? В ответ он глядит на неё непривычно виноватыми глазами: — Давай дома, Саш. Дома всё расскажу. Агата сводит тонкие брови к переносице: если уж он вспомнил про её первое имя, значит всё ещё серьёзнее, чем она думала.***
На следующий день, проснувшийся ближе к обеду Поручик, чешет репу и пытается понять приснился ему Шурка или их разговор происходил в действительности. И причём там Миха. В голове чёткий образ Балу на крыльце дачи, с котом на коленях, но Пор понимает, что такого точно произойти не могло. Он бредёт к оставленным с вечера бутылкам с водой и, выдув за раз половину, остальное выливает на голову. Взбодрившись, он отправляется на поиски своего телефона, попутно обозревая масштабы вчерашней попойки и оценивая ущерб, нанесённый Яхиной даче. Былого кутежа они конечно не закатили, но добрый десяток почти сорокалетних мужиков тоже вообще-то может задать жару. Наконец, с помощью телефона Паши, Поручик по звонку находит свой. Почти не удивляется, что он валяется в траве у крыльца, меланхолично обтирает его и лезет в сообщения. Коротенькая переписка с незнакомым номером расставляет все точки над ё. Он перечитывает свои пьяные попытки в составление предложений, усмехается, и на душе становится так легко и тепло, словно Шура из-за океана смог дотянуться до него. Так и рвется написать: «я скучаю», но Пор душит в себе сентиментальный порыв и мысленно прикидывает, какое сейчас время в Америке. По всему выходит, что созваниваться придётся ближе к вечеру — оно и к лучшему: как раз до дома добраться успеет. *** Изображение долго не может выровняться со звуком, и Пор ругается себе под нос, кляня медленный интернет. Шура, заикаясь, что-то говорит, посмеивается и выглядит невозмутимо, в отличие от Поручика, который не может побороть странную нервозность. Наконец соединение налаживается, и Саши уделяют достаточно времени банальной вежливости: интересуются как дела, семья, дети, погода, и лишь затем Шура приступает к разделке слона, сведшего двух старых друзей. — Пор, что там с нашими ненаглядными стряслось? Я тут посмотрел ваше выступление на фесте… Гаврила серьёзно гнал на Князя, что тот бухает? — Шура опускает голову и с намёком смотрит исподлобья, — Гаврила? Бухает? Пор прекрасно Шуру понимает. Уж чья бы корова, — думал он во время Мишиной неожиданной телеги, которую он сам-то, сказать честно, не по самой трезвой лавочке толкнул. — Да блять, Шур, тут какая-то хуйня точно произошла. Они конечно срались и говнились в последнее время из-за этого театра, но Князь исчез можно сказать в одночасье. Пропустил один концерт из-за сорванного голоса, потом накатал мне смс-ку, что улетел в Питер лечиться. Но самое интересное знаешь что? Горшок то был не в курсе! Балу слушает внимательно, потирает брови, и когда Поручик замолкает, кивает головой, мол продолжай. — И я ему, когда сказал, ну про сообщение, он, конечно, удивился, но типа спокойно отнёсся. Я думал, он там всё разнесёт по камушку, а он такой понял-принял. И до фестов от Андрюхи ни ответов, ни приветов, Слава, директор наш, ему звонит, а Князь блять говорит: я ухожу из группы. — Лицо Поручика становится несчастным, — и вот тут-то Миху и понесло. Нажрался, как уж давно себе не позволял, на первом же фесте толкнул эту речь. И вот, — Балу не видно, но Поручик очевидно разводит руками, — мы здесь. Если честно понятнее ситуация не становится. — Сань, ты же понимаешь, что Князь так не мог поступить. Без очень большой на то причины? И объявить о своём уходе открыто, у него тоже, яиц бы хватило. — Да хуй знает Шур. Я раньше подумать не мог, что они так сраться будут, а поверь мне, последние года два они только это и делали. Повисает неловкое молчание. Когда-то они не могли подумать, что из лучших друзей превратятся в едва знакомых людей, сквозит в этом молчании. И Шура закончил бы этот разговор, но Мишины слова о невозможности прощения, беспокоят и гнетут, и он решает помучить Поручика ещё немножко. — Ну, Пор, всё же постарайся вспомнить, перед этими событиями было, что-то странное? Выбивающееся из уже привычного? Поручик и хотел бы отмахнуться: да нет, всё как обычно — но ему самому хотелось разобраться в ситуации. Он видел, что Михе плохо, и понимал, чем это может закончиться. И он стал вспоминать. — Так, ну… перед тем концертом, который Князь пропустил, мы ещё Миху найти не могли, я в его номер заглянул, а там Князь… Шура вздёргивает бровь. — Ну, он тоже искал Горшка. По крайней мере, так сказал… — Поручик прищуривается, память услужливо раскручивается кинолентой. — А что-нибудь странное было в Князе? — Шура сцепляет руки в замок и становится похож на детектива из второсортного американского сериала. — Голос. Сиплый, сказал, что продуло, — припоминает Пор, — а! И засосы! Я ещё удивился, когда успел фанатку подцепить, уезжали ведь после концерта с Горшком. «Ну как я и думал, то-то он весь красный сидел». Шура прикрывает глаза и резюмирует: — Князь уезжает после концерта с Михой, я так понимаю, не оставаясь на пьянку? — дожидается подтверждающего кивка от Поручика и продолжает, — на следующее утро выходит из номера Горшка, — делает ударение на последнем слове Балу, — с сиплым голосом и засосами. Очень интересная картина вырисовывается, не находишь Пор? Тот соображает секунды две, а потом вытаращивается на Шуру: — Ты же не имеешь в виду?.. — Пока рано о чём-то говорить. Князь ведь эти обстоятельства как-то объяснил. Значит, катим дальше. Миху где нашли? — Да сам пришёл, — всё ещё пришибленный недавним осознанием произносит Поручик, — довольный какой-то. Погрузились в автобус, да поехали. — Они рядом сидели? Поручик мотает головой и трёт лоб: — Ммм… я чёт не обратил внимания… Задремал, как поехали, когда выгружались, не до них было. — Допустим… Концерт без Андрея как прошёл? — Да нормально… Миха скакал как заведённый, но это уже обычная ситуация. — И после этого Князь свалил? — Да нет, мы вернулись когда, он точно в гостишке ещё был, мы ночь переночевали, а он только вечером смс-ку мне написал, а Миха к нам бухать заявился, поэтому я её только на следующий день увидел, когда мы уже Князя разыскивали. — М-да… очень не густо. — Шур блять, они чё спали? — Поручик возвращается к животрепещущей теме. Шурик в ответ смотрит пристально, словно препарируя лягушку. — А что, если да? — спрашивает он, и в голосе ни грамма его привычной насмешливости. — Да это на самом деле, многое бы объяснило, — выдыхает тяжело Саша, не замечая Шуриного тона, — ну пятёрка им за скрытность, чё. — О, Шур, — вдруг встрепенувшись, выдаёт Поручик, — я вспомнил. Горшок до этого камеру с собой возил. Я как-то сумки перепутал и к нему залез, спросил ещё нахрена, а он чёт взбеленился весь: надо типа, и поглубже её запихал. Да я и думать про неё не вспоминал. — Ну и? — А ещё мы когда из той гостиницы выезжали, в счёте было оплачено разбитое имущество. Лампа настольная и видик. Ну странно, согласись? Факты летают внутри Шуриной головы и пытаются сложиться в цельную картинку: видик, камера, засосы, голос, Князь-предатель, пропавший, но нашедшийся Горшок. Куда он уходил с утра пораньше? Зачем ему камера? Почему лампа и видик? Князь ушёл… ушёл не после ночи, судя по всему проведённой с Горшком, не когда они сыграли концерт без него, а потом. Что тогда случилось? Почему видик? Князь не выдержал очередного показа Тодда? А камера? Миха записывал?.. записывал. А потом ушёл, чтобы переписать на кассету… — Блять Гаврила-а-а, — Шурик воет, роняет голову на руки и добавляет про себя: «Я тебя недооценил».***
Разумеется, вымотанные дорогой, они решают отложить разговор на утро. Но после завтрака Князь зовёт Агату в спальню и присев на кровать, приступает к своему покаянию. — Агат, — Андрей сжимает зубы и потирает ладони, собираясь с силами, — мне надо тебе сказать. Ты заслужила честности от меня. Агата присаживается на стул и внимательно смотрит на Князя. Она никогда не видела мужа таким несчастным и виноватым. В глазах всё раскаяние мира и боль. — Это про Мишу, да? Андрей шире распахивает глаза, удивляясь проницательности жены и молча кивает. Агата вздыхает и криво улыбается: — Андрей. Я знаю про вас. У Князя раскрывается ещё и рот и он неверяще шепчет: — Ты всё же сходила на почту, да? — хватается за волосы, но Агата непонимающе хмурится и спрашивает: — Причём тут почта? Тот твой звонок, твоя беготня в первые дни после приезда, теперь это. Может объяснишь толком? Андрей поднимает на неё голову и тоже в своё время хмурится: — То есть никакую кассету ты не видела? — и понимает по взгляду жены, что нет. «Блять — думает он, — значит, она узнала как-то про нас, но не знала про кассету. А теперь и про это тоже надо будет рассказывать. Позоримся до конца». — Андрей, я знаю, что вы с Мишей спите, ну… по крайней мере спали. Мне Алёна рассказала, да и… честно говоря, у вас разве, что на лбах не написано это. Недаром фанаты про вас рисуют и строчат. У Андрея рушится в голове всё представление об их с Горшком скрытности. Алёна тоже получается знает, а кто еще? Вся группа? Родители? Фанаты… ну да, эти походу точно знают, догадались раньше всех. Но Андрей решает быть честным до конца. — Тебе я никогда не изменял Агат. Мы ну… Закончили с этим в две тысячи шестом. — Когда он женился? — Ну да. — Похвально. — Ага… Вот только. Не изменял до последнего тура. — Андрей закрывает глаза и опускает голову в пол. — Я как с катушек слетел, после концерта зажал его, — Князь сбивается и виновато смотрит на жену: — Прости, тебе, наверное, неприятно слушать, — но вопреки его опасениям Агата не злится, во взгляде горит любопытство. — Продолжай, — тянет она мурлыкающим тоном и Князь краснеет. Утро открытий, чтоб его. Вот так кукла колдуна на новый лад. И Князь продолжает. Весь его рассказ Агата ёрзает на стуле и кусает губы, стараясь делать это незаметно, но под конец, когда Андрей говорит о записи и шантаже, жена превращается в фурию. — Ах вот он значит как?! Так поступить с любимым человеком! Свинья! Андрей! — подлетает она к нему, хватает за футболку на груди и смотрит прямо в глаза: — Я ему устрою! Он у тебя в ногах ползать будет, просить прощения! Андрей слишком ошарашен таким поведением. Он ожидал битья посуды, криков и вышвыривания его одежды с балкона или наоборот холодности. И в худшем случае прекращения отношений. Одно дело, когда твой муж рокер спит с фанатками, кому как не Агате это знать, совсем другое, смириться с тем, что он спит с мужиком. Со своим лучшим другом. Андрея такая реакция жены даже немного обижает. Вообще, не ревнует что ли? — Агат. То есть тебе норм, что я с Горшком спал? Агата только отмахивается рукой: — У вас кармическая связь. Я знала об этом, и для меня никогда это проблемой не было. Но то, что он сделал — мгновенно меняется она, — это недопустимо! Я понимаю его причины, но методику не одобряю. — Да ладно, — шокированный Андрей всё челюсть с пола подобрать не может, — какая же у него причина. Агата мягко смотрит на него и приобнимает: — Андрей, он же жить без тебя не может. И боялся, что ты уйдёшь. Поэтому решил всеми силами заставить тебя остаться. — А вышло наоборот, — хекает Князь. Агата улыбается, приваливается к нему бочком и шепчет на ухо: — Он у нас за всё ответит. А кстати… как ты думаешь, у него ещё кассетки не осталось?***
Миха стоит перед неприметной дверью, ведущей в Князевскую квартиру, как Цезарь перед Рубиконом. Если бы Цезарь шёл сдаваться. Решительность, с которой он пёр всю дорогу, как-то резко поубавилась и теперь он стоит, гипнотизируя номерок на двери, и ссыт постучать. «Ну же! Ты же всё решил. Проебался, надо прощения просить», — Горшок вдыхает поглубже и заносит кулак. «Ага, так он тебя и простит, на всю страну опозорил, но Андрюха, конечно, примет тебя обратно в свои объятья» — губы скорбно поджимаются и рука опускается плетью. «Да пусть не примет! Пусть не простит, но ты мужик или хуйло распоследнее, которое у друга прощения попросить не может?» — Миха вскидывает голову. «Ты пидора-а-а-с» — ехидно тянет голосок. «И не поспоришь» — вздыхает Горшок. И стучит кулаком по косяку. Осознание сделанного тут же накрывает его вместе с диким желанием развернуться и, грохоча гадами, сбежать. Неимоверными усилиями воли Миха пригвождает свои ноги к полу, и, затаив дыхание, ждёт. Вскоре раздаются шаги, «какие-то слишком лёгкие» успевает понять Миша, как дверь распахивается, чуть не ударив его по носу, и перед ошарашенным Горшком предстаёт во всем своём великолепии… Агата. Немая сцена длится не долго. — Миш? — она сначала хмурится, явно не ожидавшая увидеть его на пороге. Но затем глаза её вспыхивают, вся она, словно ощетинивается, и готова броситься в атаку. — А-а-а, — тянет Миша, пытаясь выдавить из себя имя Андрея, но кажется мыслительная деятельность сейчас не для него. — А Андрея нет, — сладко-сладко улыбается Агата, но Миху воротит от горечи яда в этой насквозь фальшивой улыбке, — ты заходи Мишут, давай, поговорим. — Она тянет к нему ладони, явно намереваясь затащить внутрь, но Миша недостойно пугается и, промямлив что-то, что сам не смог бы понять, делает несколько шажков назад, спотыкается, и развернувшись, пулей уносится вниз по пролёту. Агата, стоя в дверном проёме, закатывает глаза «И что Андрей в нём нашёл?» и закрывает за собой дверь. Выбежав из парадной, Миха забегает в первую подворотню, и прислоняется к стене. От досады на вселенскую несправедливость прикладывается затылком об стену. Ну вот почему, именно когда он пришёл, Андрея не было дома? Почему Агата была? Горшок сцепляет зубы и зло воет. Натворил хуйни, так теперь словно само мироздание против их разговора с Андреем. «Нет. Нахуй всё!». Не давая себе времени передумать, выхватывает телефон, и глубоко вдавливая клавиши, накидывает смс-ку Князю: «Андрюх надо встретится» И надеется, что Князь не откажет.***
Андрей возвращается от родителей под вечер, крутит телефон с неотвеченной смс-кой от Горшка, заходя домой. В дверях его встречает вся такая домашняя, уютная Агата, тянет руки, обнимает. Посмотрев на глубоко несчастное лицо мужа, обращает внимание на телефон и мягко забирает его из ладони. Князь не сопротивляется и лишь смотрит печальным взглядом. Прочитав сообщение, Агата заговорщически улыбается, и тянется поцеловать Андрея. — Соглашайся. Есть у меня одна идейка.***
Миха сверяется с адресом, напечатанным Князем в ответной смс-ке и поднимает голову. «Ну, Андрюха, помпезную гостишку ты конечно выбрал». Сердце опять заходится, когда Миша думает, зачем он сюда приехал. Прощения просить он никогда не умел, а за такое и вовсе: как извиняться? Разве что в ногах ползать. Сплюнув, буквально и фигурально, Горшок толкает двери и заходит внутрь. Осведомившись на ресепшене, на каком этаже такой-то номер, заходит в лифт. Живот скручивает, в голове стучит набатом, дыхание неровное и поверхностное. Он боится. Что если всё зря, что если Андрей посмеётся над ним или уже посмеялся, когда назвал несуществующий адрес? Если в номере сейчас не он? Миша старается не думать и отдаться на волю судьбе. Выплывет — хорошо, не выплывет — ну туда ему и дорога. Лифт мелодично тренькает и останавливается на двенадцатом этаже. «Ну и забрался» — неодобрительно думает Горшок, и, поворочав головой на номерки на дверях, бредёт в сторону номера, указанного в сообщении. Красивая, красная лакированная дверь отделяет Миху от, наверное, самого главного позора в его жизни. «Ради Андрюхи» — решается он и стучит. Неприятное чувство дежавю накрывает и, считая свои вздохи, он ждёт, встряхивается и пытается смотреть перед собой прямо и насколько можно уверенно. Замочек щёлкает и Миха, не предупреждённый, хотя бы звуком шагов, замирает. Дверь открывается. На пороге стоит Князь. «Вот уж кто точно спокоен» — отмечает Миша. И правда: лицо у Андрея расслабленное, лоб не нахмурен, руки не бегают беспокойно, он кивает Горшку и отходит, давая ему пройти. Номер погружен в полумрак: окна зашторены, горит пара торшеров. Нервно сглатывая, Горшок разувается. Князь стоит сзади, и, кажется, не шевелится. Тем сильнее вздрагивает Миха, когда тот кидает ему тапки. Продев ноги в гостиничные белые шлёпки, он, повинуясь взмаху руки, проходит дальше. Не выдерживая молчания, Горшок резко оборачивается и выпаливает: — Андрюх! Я, — но Князь прерывает его, поднеся палец к губам. Огибает и проходит мимо, присаживаясь на застеленную бордовым покрывалом широкую кровать. — Приехал всё-таки? — тихо спрашивает Князь и поднимает глаза на Мишу. — Ну конечно! Андрюш, я так хотел, — Горшок взмахивает руками, складывает брови домиком, — ну, извиниться за всё. — Бубнит он, опуская взгляд. Тошно от самого себя, что дел наворотить всегда умел, а вот прощения просить так и не научился. А это же не абы кто! Это Князь, самый дорогой человек, а всё равно гордость не даёт ошибки признать. — Мих, ты мне вот, что скажи: ты для галочки приехал? Мол, ну да был неправ, прощения попрошу и дальше пойду, или действительно хочешь, чтобы я тебя простил? — Андрей клонит голову к плечу, и только сейчас Миха замечает, что он в халате, длинном и полосатом. В горле пересыхает. — Конечно хочу… — Подойди поближе, не слышу, что ты там бормочешь. Миха делает два шага по направлению к нему и останавливается. — Ближе, — тянет Андрей и Миха вспоминает удава Каа из старого мультика. «Прекрасно понимаю бандерлогов». Князь останавливает Горшка на расстоянии вытянутой руки и спокойно, не изменившись в лице, говорит: — На колени Миш, — и голос его этот командный, откуда-то из прошлого, когда Миша мог отпустить себя, и полностью доверить другому человеку, не только свои метущиеся, неупорядоченные мысли, но и тело. Первый импульс послушаться, следом поднимает голову гордость: Чтобы Я! Миша Горшенев, да на колени перед ним встал! Но в конце приходит осознание — он за этим и пришёл: просить прощения, или хотя бы сделать попытку, потому что то, что он нахуевертил, словами не исправить, и если для этого надо встать на колени, он встанет. Всё равно сглатывает, прежде чем медленно, сначала на одно потом на второе опуститься и оказаться к Андрею лицом к лицу, чуть может пониже. Голову наполняет белым шумом, и за ним он не слышит, как открывается дверь ванной справа от Князя, и оттуда выходит Агата. Видеть здесь Андрееву жену он абсолютно не готов и с дикими глазами пытается вскочить на ноги, но на плечо ему тяжело опускается рука Андрея и рывком пригвождает к полу. — Стоять! — звенит металлом голос, и вздрогнув, продолжая таращиться на Агату, Миха больше не порывается подняться. По спине прокатывается табун мурашек, в подмышках становится горячо и влажно. Ситуация двоякая и в любом случае слишком личная для чужих глаз, но Агата не выглядит удивлённой, смотрит в ответ спокойно, привалившись к косяку ванной, из которой бьёт приглушённый свет, и кажется такой тонкой, острой как нож в своём чёрном зауженном платье. Хищной. Рука Андрея с плеча перетекает на горло, и он, словно не замечая появления жены, поглаживает Горшка под самой челюстью. — А-Андрей, — с хрипом вырывается из глотки, и он движением головы и направлением взгляда словно пытается сказать Князю, что в номере они теперь не одни. — Агата, ты быстро. Как тебе Мишина попытка просить у меня прощения? Горшок возмущённо вздергивается «издеваться вздумал?» Впрочем. Его право. Миша полностью смиряется, авансом, чтобы дальше ни происходило. Агата молчит и только голову к плечу наклоняет, словно оценивая вид коленопреклоненного перед её мужем Горшка. — Ну, давай Миш, начинай. А то мы так до ночи просидим. «Что начинать? — Испугом проносится мысль, — А… прощения просить». У Миши и так со словами не очень, а делать это ещё и при Агате вовсе невыносимо, брови сходятся к переносице, складываясь в скорбную линию. — Не обращай на Агату внимания. Смотри на меня. Говори, что ты мне хотел сказать, — голос Андрея действует гипнотически и взглядом Миша прикипает к его лицу, оставляя силуэт Агаты где-то за периферией своего сознания. — Князь… Андрей! Я. Я не хотел, чтобы так, — голос дрожит и прерывается, — я не хотел тебе вреда, то есть… — мучительно пытаясь подобрать слова, Горшок хмурится и опускает глаза, — я видел, что ты хочешь уйти! Я исп… я не могу так, понимаешь? Без тебя, не могу… — еле слышно произносит Горшенев, — ничего бы не вышло! Я думал… думал, что так оставлю тебя, что ты не уйдёшь. Что всё будет как раньше, — совсем опускает голову и затихает Миха. Рука Князя до этого невесомо лежащая на шее сжимается неожиданно и вздергивает голову Горшка кверху. Сам Князь наклоняется близко и глаза его расширенные, бешеные. — Ты, сука, не думал! Ты захотел, чтобы я все свои амбиции и планы засунул в жопу и делал только то, что тебе надо! — рука переходит на загривок и с силой встряхивает Горшка за шкибок. — Ты меня изнасиловал почти, блядь, и на камеру снял. Чтобы потом, что?! Отвечай! — Рычит Горшку в лицо Андрей, брызгая слюной. Он наконец-то выплескивает всю накопившуюся злость, ярость и обиду. Не выбирает выражения, пусть он словами сделает Горшку также больно, как тот сделал морально. — Чтоб-бы, чтобы, — ещё рывок и треск ткани, — шантажировать тебя им! — почти кричит Миша и крупно трясётся, словно от холода. С той самой драки он не видел Андрея таким злым, но сейчас было намного страшнее, и в тоже время поднимался в груди какой-то гибельный восторг: вот если бы Князь ему сейчас двинул пудовым кулаком в морду, повалил бы на пол, и отметелил до кровавых соплей и выбитых зубов. Чтобы физическая боль заглушила, наконец, неусыпную совесть, грызшую Миху поедом и днём и ночью, с тех пор, как он осознал, что натворил. Но Андрюха только держит за загривок и заглядывает прямо в душу своими голубыми глазами и продолжает сквозь зубы: — Ты предал Миха, предал нас! Смешал нашу связь с грязью! Превратил нашу близость в инструмент исполнения своих хотелок! Потоптался на моих эмоциях и чувствах, наплевав в душу. Таких слов нет, Горшок, чтобы объяснить тебе, что я тогда почувствовал. Миша взгляда так и не отрывает, смотрит — глаза у Андрея покраснели, голос осип, сам он, словно уменьшился, сжался. Больно ему было до сих пор, понимает Миха. Также как и ему, а может даже больнее. Да точно больнее! И от этого понимания, что он заставил так страдать человека, которого любил больше себя, больше жизни, раскололось что-то в груди, из глаз сами собой полились слёзы, пальцами Миша вцепился в рукава Андреева халата и зашептал срывающимся голосом: — Андрей! Андрюх, пожалуйста… Всё, что хочешь… Только не оставь! Не прощай меня, я не заслужил. Но не уходи! Пожалуйста! Делай со мной всё, что хочешь…только не одного. Миха сжимается в комок на полу, не замечая, в какой момент рука Князя отцепилась от него, и он кулем свалился вниз, поливая своими слезами собственные ладони. Взгляд поднять страшно, жить сейчас страшно. Наверняка Князь смотрит на него, валяющегося на полу, как на последнее говно в мире, отпнёт сейчас ногой и процедит как псу: пшёл вон отсюда. И Горшок уйдёт. Уйдёт из номера, найдёт барыгу и поставится золотым, потому что жить в мире, где они с Князем враги, он не сможет. От этой мысли иррационально становится легче, и судорожно вздохнув несколько раз, Горшок прекращает плакать и собирается с духом, чтобы подняться. Он почти находит силы оторвать голову от пола, как сверху доносится голос: — Если ты думаешь, что так легко отделаешься от меня, сбежав к барыге, то ты заблуждаешься Горшок. Миха вздрагивает неверяще. Понял. Всё про него понял. Значит, связь их никуда не делась. — Вот здесь ты правильно сказал, чтобы я тебя простил ты будешь делать не то, что хочешь ты, а то, что хочу я. Миша, не в состоянии поверить, что ещё может заслужить прощение, поднимается и смотрит Князю в глаза. — Согласен? — спрашивает Андрей, и Миха тихо выдыхает: — Да. To be continued.