Кукольный дом

      — Итак, что нужно с моей стороны? Я могу легко придумать программу, чтобы поджарить поведенческий код.       Хонджун складывает руки на кухонном столе и уставляется через него на Сонхва пустым взглядом, устремлённым в столешницу. Юнхо и Сан уже давно ушли. Фиксер поначалу забеспокоился, когда они встали, чтобы уйти, и сидел, внимательно глядя на куклу с обеспокоенным выражением лица. Однако Сан выглядел довольным и хотел уйти вместе с кочевником, поэтому Хонджун проводил их лёгким взмахом руки.       Однако после их ухода Сонхва становится всё более молчаливым, что неудивительно, если учесть, что он остаётся один в присутствии своего бывшего парня. Однако он может лишь попытаться вести разговор в одиночку. И у него есть предел возможностей вести себя так, будто между ними нет ничего страшного и неловкого, особенно когда Сонхва, похоже, не желает идти навстречу его усилиям.       — Чип, — монотонно отвечает Сонхва с отстранённым взглядом. Вдруг он отрывается от своего занятия, когда взгляд наконец-то фокусируется на Хонджуне. Фиксер наклоняет голову в сторону, голубые волосы свисают ему на глаза. Сердце Сонхва болезненно бьётся в груди, его накрывает волна ностальгии.       Он вспоминает, как впервые встретил Хонджуна. Он помнит, как был влюблён в него тогда. Хонджун не был обычным человеком, продающим свои услуги. Сонхва знал это. Ему следовало бы быть более подозрительным, но он, как голодное животное, клюнул на приманку и надеялся на лучшее.       Это выглядело нелепо, но в то же время очень похоже на Ромео и Джульетту — беспризорник, сумевший очаровать и затащить в постель хирурга-стажёра. Он не был тем человеком, которого Сонхва мог бы взять домой и представить своим родителям. Они принадлежали к двум совершенно разным мирам, и Сонхва по наивности полагал, что у них всё получится. Что у него всё получится.       Жаль, что Хонджун занимался этим только ради работы.       Он прочищает горло, поняв, что его мысли уплывают в сторону.       — Было бы полезно узнать схему чипа. Зачеркни. Вообще-то, это необходимо. Мы хотим нанести конкретный и управляемый ущерб критической части аппаратуры Сана. Мы не можем делать это вслепую.       — Хорошая мысль, — признаёт Хонджун. — Держу пари, что Сан, вероятно, сможет предоставить нам некий неофициальный чертёж этого устройства. В противном случае, думаю, я смогу найти что-нибудь из записей с камер наблюдения. Подойдёт?       Сонхва хмыкает, снова отвлекаясь. Хонджун вздыхает, глядя на своего бывшего, и думает, что же такого интересного может быть в гипсокартоне на кухне. На самом деле он знает, что не гипсокартон привлекает его внимание. Просто рипперу не терпится посмотреть в его сторону.       Хонджун считает, что им следует поговорить об этом. Поговорить о них. О том, что между ними произошло. В конце концов, это правильно, ведь это самая большая проблема между ними. Именно поэтому Сонхва делает вид, что его стена на кухне интереснее, чем их разговор о том, как можно спасти Сана. Он открывает рот, но не знает, что сказать. Он не может найти нужных слов.       Ирония судьбы в том, что ещё день назад Хонджун убил бы себя за возможность провести этот момент с Сонхва. Чтобы, наконец, объяснить рипперу свою версию событий и, возможно, освободить себя от роли главного злодея. Он знает, что поступил с Сонхва непростительным образом, но, как он с отчаянием думает, это не совсем его вина. Он всегда хотел всё объяснить, но не имел возможности.       А теперь вот представляется.       Хонджун не может ничего сказать.       Сонхва делает глубокий вдох ртом, а затем выпускает его и прорезает тишину.       — Что мы делаем? — спрашивает он.       Хонджун моргает от этого вопроса и осторожно пересаживается на своё место, не зная, как ответить. Он догадывается, что имеет в виду Сонхва. Что они делают здесь вместе? Как будто они старые друзья. Это как раз то, что ему было нужно, но что-то в тоне голоса Сонхва придает ему неприятный оттенок. Поэтому Хонджун выбирает трусливый путь.       — Хм, пытаюсь придумать, как помочь Сану, чтобы мы могли удалить этот проклятый чип? — отвечает он.       Сонхва бросает на фиксера испепеляющий взгляд, и у Хонджуна перехватывает горло, когда он сглатывает. Да, с этим он точно ошибся.       — Не прикидывайся дурачком, — предупреждает его Риппер. — Что ты делаешь, как будто мы можем терпеть друг друга? Хм? Вот что я хочу знать.       Хонджун прикусывает нижнюю губу и отворачивает голову.       — Я прекрасно тебя переношу, — бормочет он. — Это ты меня терпеть не можешь.       — И разве можно меня за это винить? — резко спрашивает Сонхва.       Хонджун молчит, неловко постукивая пальцами по столу. Проходит несколько минут молчания, прежде чем Хонджун предлагает:       — Может быть, отложим наши личные обиды ради Сана?       — Я могу отложить их в сторону ради Сана, — заверяет его Сонхва. — Если ты хочешь быть трусом в этом деле, будь добр, — он хлопает ладонями по столу и отодвигает стул. — Позвони мне, как только получишь чертёж этого чипа.       — Подожди, — грубым голосом просит Хонджун, ошеломлённый резкой попыткой Сонхва уйти. — Давай поговорим. Мы можем поговорить об этом, хорошо? Так что просто присядь, — он предлагает Сонхва снова сесть, и тот после некоторого колебания соглашается. Хонджун нервно втягивает пальцы в рукава рубашки, а затем убирает волосы с глаз. — Так что… — он делает паузу, прежде чем закончить свой вопрос. — С чего ты хочешь начать? — осторожно поправляет он.       — С твоей шпионской операции за мной, — прямолинейно начинает Сонхва, скрестив руки на груди.       — Операция — это не совсем правильно, — бормочет Хонджун. — Это не совсем экспансивная операция или что-то в этом роде. Иногда… я бесплатно направлял к тебе клиентов, если они возвращались и просто рассказывали, как у тебя дела.       — А как Сан попал в это дело?       — Сан был… — Хонджун чешет щёку и вздыхает. — Слушай, я буду с тобой откровенен. У меня есть привычка спрашивать людей, которые часто тебя видят, могу ли я нанять их для слежки. Спрашивал у Чонхо, спрашивал у Юнхо, честно говоря, уже по привычке спросил у Сана. Особенно когда понял, что он твой помощник.       — И он согласился? — голос Сонхва при этом немного дрожит, как будто он не может поверить, что Сан мог так легко его продать.       — Нет, — несмотря на беззаботность слов и осторожность интонаций, Хонджун чувствует себя в этой ситуации отнюдь не непринуждённо. Они находятся в его собственном убежище, чёрт возьми, и он всё ещё не может отделаться от мысли, что ему нужно действовать осторожно. — Вообще-то, он тоже отказался. Как и все остальные, если тебе интересно.       Сонхва некоторое время настороженно смотрит на него, а затем спрашивает:       — Так как же вы пришли к тому, чтобы работать вместе?       — У него были вещи, которые он хотел узнать. А у меня было то, что я хотел узнать, — Хонджун пожимает плечами. — Мы пришли к соглашению, — заметив бурное выражение на лице риппера, он быстро добавляет: — Если тебе станет легче, считай, что он согласился на моё предложение только потому, что почувствовал себя… немного лучше после того, как я объяснил ему нашу ситуацию.       — Ситуацию, — повторяет Сонхва.       Хонджун морщится от тона риппера, внезапно обнаруживая большой интерес к старому и, возможно, не удаляемому пятну на столе. Опаньки. Что это? Возможно, старое пятно от томатного соуса. Хонджун ненадолго задумывается, когда и откуда оно могло появиться.       — Тогда просвети меня, — когда Сонхва снова говорит, он вздрагивает, а когда смотрит на него через стол, риппер скрещивает руки на груди и поднимает бровь. — Какова наша ситуация? Расскажи мне.       Вздохнув, Хонджун заставляет себя сесть ровнее и встретиться взглядом с Сонхва, но ему удаётся сохранить зрительный контакт лишь на короткое мгновение, после чего он снова опускает взгляд на стол.       — Послушай, Хва, — прочищает он горло, понимая, как коряво и грубо звучат его слова. Сонхва опускает глаза на это прозвище, но не говорит о нём. Хонджун осторожно продолжает. — Я знаю, что ничего не могу сделать или сказать, чтобы тебе стало лучше, но, если уж на то пошло, мне очень жаль.       — Ты поймёшь, что я не думаю, что твои извинения что-то значат, — бурчит Сонхва.       Хонджун поднимает руки в знак капитуляции.       — Я и не думал, — бормочет он. — Я просто пытался, Хва. Ты попался в нашу паутину в ту же секунду, как наша банда решила, что это так. Я старался причинить тебе наименьший вред и с тех пор каждый день пытаюсь тебе помочь.       — Ты пытался? — повторяет Сонхва, и Хонджун отшатывается, увидев, как меняется выражение лица риппера. Он выглядит страдающим и преданным, таким, каким он выглядел, когда узнал, кто такой Хонджун на самом деле. Что он сделал. — Ты забрал у меня всё.       Хонджун сжимает губы в тонкую линию.       — Да, я понимаю, — отвечает он, стараясь, чтобы раздражение в его голосе было минимальным. — Я отнял у тебя чертовски удобную мансарду, карьеру и репутацию. Наверное, это ужасно — жить среди таких, как я. Мне жаль, Сонхва. Но ты хотя бы не умер.       Сонхва сжимает руки в кулаки и откидывает стул назад, но не встаёт.       — Ты хуже всех, — говорит он. Эти слова режут Хонджуна, как раскалённый нож. Он даже дёргается, как будто они причиняют ему физическую боль.       — Что ты хочешь, чтобы я сказал? — спрашивает он в ответ, совершенно раздосадованный. Всё должно быть не так. Хонджун совсем не так планировал этот разговор. Он хотел быть разумным. Объясниться до конца. Он знает, что всё испортил, но между ними всё было по-настоящему. То, что Хонджун чувствовал, было реальностью, и то, что ему пришлось выбирать ненависть Сонхва к нему, было ценой, которую он заплатил за свою жизнь, и это более чем стоило того. Вместо этого в его душе поселилось лишь раздражение, которое он испытывал последние несколько лет и которое усилилось в последние несколько часов, когда Сонхва продолжал вести себя с ним непросто. — Я знаю, что ты рос в достатке. У тебя были все деньги. У тебя был статус, но, чёрт возьми, Сонхва. У тебя есть своя жизнь! Ты хоть знаешь, что делают люди в моём мире, чтобы сохранить свою жизнь?       — Ты только об этом и думаешь! — Сонхва кричит на него так громко, что Хонджун сразу же замирает. Он откидывается на спинку кресла и смотрит на Сонхва так, словно видит его в первый раз. — Неужели это единственное, что имеет значение? Пока я живу, это нормально, что я перевернул всю свою жизнь? То, что я лишился всего остального, для тебя того стоило?       — Да, — говорит Хонджун, хотя его тон на этот раз гораздо более сдержанный. — Ты не понимаешь. Моя банда — они уже строили планы, как перебраться к тебе. Я был недостаточно быстр для них. А если бы они это сделали, ты знаешь, что бы с тобой случилось, верно? Ты что, не понимаешь, что я пытаюсь сказать? Да, это, блять, того стоило, потому что ты остался жив. Извини, если у тебя больше нет денег, но что такое богатство, если ты всё равно мёртв?       Сонхва, однако, не выглядит более спокойным, чем раньше, и Хонджун чувствует, что его надежда начинает ускользать.       — Ты совсем ничего не понимаешь, — хрипло говорит Сонхва. — Деньги и статус? Да кого волнуют эти чёртовы деньги! Я уже давно покончил с этим дерьмом. Я уже смирился с тем, кто я есть.       В его голосе снова проскальзывает раздражение, когда Хонджун вскидывает руки в знак поражения и огрызается:       — Тогда за что, чёрт возьми, ты на меня всё ещё злишься? Я знаю, что предал тебя, но у меня не было выбора! И я так долго искупал свою вину!       — Потому что ты отнял у меня единственное, что имело значение! — Хонджун закрывает рот и смотрит, как Сонхва прижимает ладони к столу, словно ему нужно давление, чтобы успокоиться. После этого между ними воцаряется долгое неловкое молчание. Сонхва не уточняет, что он имеет в виду, а Хонджун боится спрашивать.       Наконец, успокоившись, Сонхва издаёт протяжный страдальческий вздох и начинает с того, чего Хонджун ожидал меньше всего.       — Когда мы познакомились, ты представлялся мне игрушкой.       Хонджун прикусывает нижнюю губу. Это не самый гордый момент.       — Мне нужно было найти к тебе подход, — оправдывается он негромким голосом. Это была часть его уловки. У такого беспризорника, как он, было не так уж много возможностей подойти к представителям светской элиты, как Сонхва. Притвориться игрушкой было простой уловкой, которая явно сработала, потому что Сонхва забрал его домой. Когда оказалось, что одной ночи недостаточно, чтобы найти искомый чип, Хонджун снова обратился к Сонхва. И ещё раз. Завоёвывая его доверие сначала как доверенное лицо, затем как друг и, наконец, как любовник.       — Ты был очарователен, — замечает Сонхва. — Я должен был догадаться, что ты не настоящая игрушка.       — Лучше, чем игрушка, — полушутя, полусерьёзно говорит Хонджун. — Даже лучше, чем кукла.       — Так и было, — с едва заметной улыбкой признаёт Сонхва. — Я был влюблён в тебя по уши. Ты был не из тех, кого я знаю, но мне было всё равно. Я всё равно хотел тебя, — Хонджун открывает рот, чтобы сказать Сонхва, что он тоже его любит. Он так давно хотел это сделать, но не успел, так как Сонхва продолжил говорить. — Но ты лишил меня этого.       Хонджун озадаченно хмурит брови.       — Что? — рефлекторно спрашивает он. — Это неправда. Хва, я любил тебя. Я всё ещё люблю тебя.       Сонхва беззлобно смеётся, отводя взгляд в сторону.       — Да? Наверное, поэтому после того, как ты разрушил мою репутацию и испачкал моё имя грязью, ты просто сбежал от меня.       Хонджун на мгновение ошеломленно замолкает.       — Что, нет! — отрицает он. — Я… это было… — он решил, что на этом их отношения закончились, и с тех пор его подходы к рипперу были встречены враждебно.       Без предупреждения риппер отодвигает свой стул и встаёт.       — Что ж, думаю, на сегодня хватит светских бесед. Позвони мне, когда у тебя будет чертёж чипа, который я смогу использовать.       — Подожди! — Хонджун вскакивает со стула, когда Сонхва направляется к выходу. Он ловит риппера за локоть, прежде чем тот успевает выйти, но Сонхва быстро вырывает руку из его хватки. — Сонхва, подожди. Пожалуйста. Ты меня не так понял! Я действительно люблю тебя! И всегда любил, — он прыгает между Сонхва и дверью, когда риппер снова пытается уйти. — Ладно, я подошёл к тебе не с самыми лучшими намерениями, но я любил тебя. Я люблю тебя.       Сонхва сжимает челюсть в кулак и смотрит на фиксера.       — Хонджун, — медленно и осторожно произносит он, — отойди в сторону.       Фиксер вздрагивает от его тона, но ещё не готов сдаться.       — Хва, пожалуйста, ты должен мне поверить.       — Поверить тебе? Поверить во что? В то, что ты меня любишь? — усмехается Сонхва. — Ты бросил меня, когда я больше всего в тебе нуждался. Ты не любишь меня, Хонджун. Ты только использовал меня. Сначала для того, чтобы поразвлечься, а теперь для того, чтобы сдержать своё чувство вины.       Хонджун моргает от такого обвинения, ошеломлённый и растерянный. Когда Сонхва кладёт руку ему на плечо и отталкивает в сторону, Хонджун без сопротивления отходит. Сонхва оставляет его на месте, растерянного и одинокого, пытающегося осмыслить слова риппера.                     Чонхо безучастно смотрит на кофейный столик своего парня — на беспорядок журналов, черепков, окурков и пустых бутылок из-под алкоголя, разбросанных по его поверхности, — пока Юнхо заканчивает пересказывать то, что они узнали на данный момент. Его собственная сигарета медленно сгорает, становясь всё короче и короче, но Чонхо едва ли делает хоть одну затяжку, когда Юнхо заканчивает свой рассказ. После того, как между ними повисает тишина, он, наконец, поднимает голову, чтобы перевести взгляд со своего друга на куклу, чопорно сидящую рядом с ним. Он потирает затылок одной рукой, испытывая чувство вины и неловкости.       Он подтолкнул Юнхо к этому заговору и ошибся. Он не знает, что сказать. Должен ли он извиниться? Юнхо, похоже, не собирался этого делать.       — Честно говоря, — говорит он, задумчиво глядя на Сана, — я даже не знал, что его вообще не было в те дни. Подумал, что у тебя просто одно из самых плохих настроений, — значит, не извинения. Чонхо слышит, как Уён резко останавливается, а затем снова начинает печатать, и вздрагивает. Уён точно потом будет его за это корить. Он знает, что его парень подслушивает.       — Так ты действительно сделал эту штуку? — он плавно переходит на другую тему. Сан кивает. — Значит, мы можем её достать, да? Это хорошо. Да, это… хорошо, — он постукивает пальцами, подыскивая, что бы ещё сказать. — Но у меня есть вопрос. Если всё, что ты говоришь, — правда, то как насчёт твоей старой банды в Пасифике? — он с любопытством смотрит на Юнхо и Сана. — А они никогда не беспокоились, что один из их горячих стрелков-нетраннеров так и не вернулся с работы?       Сан делает глубокий вдох и тщательно обдумывает вопрос Чонхо.       — Банды Пасифики не похожи на кочевников. Мы не такие, как «Кочевники», — объясняет он, поймав взгляд Юнхо, когда говорит это. Юнхо вскидывает бровь, удивляясь его аналогии. — Мы заботимся друг о друге, но только в той мере, в какой это не доставляет нам неудобств. Когда я исчез за пределами Пасифики, у них не было причин пытаться найти меня.       — Даже несмотря на то, что ты явно представлял ценность как нетраннер? — скептически спрашивает Чонхо.       — Талантливых нетраннеров в Пасифике найти несложно, особенно тех, кого вырастили Железное братство, чтобы они стали таковыми. Я не был более ценным, чем любой из них, и, если уж на то пошло, я потерял свою ценность, когда меня поймали, — говорит Сан. — Мы… семья, но просто семья по расчету. Вот и все.       — Это жестоко, — замечает Чонхо больше для себя, чем для кого-то другого.       — Разве Пасифика не известна своей жестокостью? — спрашивает Сан с настороженной улыбкой.       — Это зона военных действий, — просто отвечает Чонхо. — Подумал, что это угроза только для чужаков.       Кукла понимающе кивает, складывая руки на груди, а затем наклоняется к ногам, как бы складывая себя.       — Ты прав. Это зона боевых действий, и, хотя чужаки считались нашим главным врагом, мы, конечно, не жили мирно друг с другом. Моя банда была мне как друзьями, так и врагами. Они прикрывали меня до тех пор, пока я оставался одним из них и выполнял свою работу.       Чонхо щурится и пересаживается на своё место, чувствуя неловкость.       — Как ты думаешь, стали бы они преследовать тебя сейчас? Из-за того, что случилось?       — Я… не знаю, — медленно отвечает Сан. — И мне не очень хочется это выяснять.       В этот момент дверь маленькой студии Уёна распахивается, и он выходит из неё.       — Я не могу поверить, что вы, ребята, — бушует он, отпихивая Чонхо и набрасываясь на Юнхо. Он изо всех сил бьёт кочевника по плечу, что, конечно, не очень больно, но Юнхо всё равно вздрагивает. Ему ещё никогда не доводилось испытывать на себе гнев Уёна.       Он поднимает руку, чтобы нанести новый удар, но Сан смещает своё тело и поднимает руки вверх, как бы блокируя удар. Уён мешкает, увидев куклу.       — Уён, пожалуйста, не надо, — умоляет Сан.       Выражение лица Уёна становится жёстким, но он опускает руку, как просит Сан.       — Это то, чего ты хочешь? Или это твой чип говорит?       — Уён, — тихо шепчет Юнхо, — я понимаю, что ты злишься, но мы же всё обсудили. Мы… мы в порядке.       Уён сужает глаза, глядя на кочевника, и только потому что Чонхо, похоже, улавливает его намерение, он обхватывает своего парня за талию и усаживает его к себе на колени.       — Ты не понимаешь, — огрызается Уён, пытаясь выскользнуть из рук Чонхо, но красноволосый крепко держит его. — Ты обсудил это с ним, пока он был под действием чипа. Ты не поговорил с ним настоящим. Ты всё уладил? Потому что он обучен избегать конфликтов с господином. Прощать его за всё. А ты явно взял на себя эту роль!       Чонхо пытается вразумить его, пытаясь хоть немного успокоить.       — Уён…       — Ты не понимаешь, — огрызается Уён. — Я просматривал его вирту. Я всё видел. Как его обучали. Какие наказания ему пришлось вынести. Как ты мог так поступить с ним, Юн?       Юнхо вспоминает, как он впервые взял Сана с собой. Он вспоминает, как кукла почти во всём нуждалась в указаниях. Очевидно, в нём ещё сохранились какие-то остатки обучения, но из куклы, которая не могла даже поесть без разрешения, он превратился в куклу, планирующую целое выступление, причём Юнхо ни о чём не догадывался. Он открывает рот, чтобы выразить протест, потому что это не совсем справедливо.       — Ты не прав, — прерывает его Сан, прежде чем Юнхо успевает попытаться оправдаться. Уён смотрит на него, прикусив нижнюю губу и опустив взгляд, словно извиняясь за то, что пытался говорить за него. — Если ты разобрался в моей вирту, то, конечно, знаешь, что я этого не делаю — с Юнхо это не совсем то же самое.       — Не так экстремально, — признаёт Уён. — Но всё равно… ты всё равно…       — Да, — Сан гладит руками свои бёдра. — Я не могу контролировать или остановить изменения в своём поведении, но это не значит, что я не способен учиться чему-то новому. Он научил меня, что мне не нужно его разрешение на всё, — он многозначительно смотрит на Уёна. — Ты научил меня думать самостоятельно. Ты научил меня вести себя более человечно в рамках моего чипа.       Уён плотно сжимает губы, но выражение его лица остаётся укоризненным и сомневающимся.       — Но ведь только благодаря этому исправлению?       Сан наклоняет голову, но не отрицает этого.       — Скорее всего, но это не умаляет того, чему вы меня научили.       — Подожди, что ты имеешь в виду? — вклинивается Юнхо.       Уён поворачивается к кочевнику и отвечает:       — Подчинение сильнее всего проявляется под воздействием программы, но каждый чип может поддерживать определенную степень контроля над куклой. Для меня, для массового производства, поведенческий код практически не зависит от программы. Однако в случае с Саном все иначе. Как только чип был установлен, его поведение заметно изменилось.       — Господину требовался кто-то обучаемый, — добавляет Сан с пустым выражением лица. — Поэтому я записал это в кодекс поведения, — Юнхо смотрит на него с недоверием, а Сан защитно пожимает плечами. — Я не думал, что это будет использовано против меня, — защищается он. — С его нарушением некоторые вещи становятся более податливыми. Со временем, возможно, я верну себе прежний облик, но на это потребуется время. Много времени.       — Я просто не могу поверить, что ты не сердишься, — пробормотал он.       — В этом ты прав, — признаёт Сан. — Я не могу быть, но это нормально.       — Но всё же? — спрашивает Юнхо. Все поворачиваются, чтобы посмотреть на него. — Я думал, ты простил меня, потому что…       — Я простил тебя, — говорит ему Сан. — Ты был зол, что я действовал за твоей спиной. Я понимаю, и я прощаю тебя за это.       Лицо Юнхо поджимается, и он отворачивается от куклы.       — Может быть, не стоило, — тихо говорит он.       На мгновение никто ничего не говорит: Чонхо неловко теребит прядь волос, стараясь избегать взглядов окружающих, Уён плотно сжимает губы, чтобы не сболтнуть лишнего, а Юнхо и Сан, кажется, не знают, что сказать друг другу.       Сан ковыряется в кошачьей шерсти на своих штанах, как бы бесполезно это ни было, прежде чем сказать:       — Есть много эмоций, которые я могу чувствовать, но они подавляются или фильтруются моим чипом, — Юнхо моргает и поворачивает голову, чтобы посмотреть на куклу. — Гнев, чувство стыда, все несерьёзное, что встало на пути полного повиновения, подавляется, но это не значит, что я их не чувствую. Я многое чувствую в связи с тем, что произошло той ночью, Юнхо. Некоторые вещи я даже не могу выразить, потому что они подвергаются цензуре, но прощение — одна из них. Оно не фальшивое и не предназначено для того, чтобы ты чувствовал себя лучше.       — Я просто… если ты сердишься на меня, я пойму, — говорит ему Юнхо. — Я был… несправедлив.       Сан открывает рот и тут же закрывает его.       — Всё в порядке, — говорит он. Это не так, но он не знает, как выразить это через программу чипа. Он не знает, как объяснить, что прощает Юнхо, даже если ему хочется ругать его за поведение. Он не может. — Ты тоже не замена, — говорит он вместо этого, потому что это легко сказать.       Труднее всего подавить в себе желание «ты никогда не сможешь заменить моего господина», которое так и рвется из его горла в качестве объяснения.       — Правда, поначалу я… думал о тебе как о своём новом господине. Меня бросили, и я проснулся вместе с тобой. Было ясно, что ты мной командуешь, и все мои инстинкты подсказывали, что если я буду делать то, что ты хочешь, если я буду тебя слушать, то выживу, но ты сказал мне, чтобы я называл тебя Юнхо. Тебе было неприятно, когда я называл тебя господином. Ты помог мне найти работу и поощрял мою самостоятельность. Я ещё не такой, как вы. Я не могу им стать, но я настолько самостоятелен, насколько это возможно в данной ситуации, — он стягивает рубашку, глядя на её пастельный цвет. — Ты не мой господин, псевдо или иначе. Ты мой… — т на этом Сан приостанавливается, не зная, что сказать.       Кто для него Юнхо? Его сосед по комнате? Его друг? Его семья?       — Я твой партнёр, — отвечает Юнхо, когда Сан на секунду мешкает. Кукла заметно расслабляется от его ответа, на губах появляется улыбка, а Чонхо издаёт возмущённый звук протеста, который быстро перерастает в хрюканье, когда Уён бесцеремонно опускается к нему на колени. — Ты — моя семья, — Юнхо обхватывает Сана за плечи и притягивает его к себе, — и я люблю тебя.       Сан с облегчением прижимается к кочевнику, кивая в знак согласия. Да, именно так.                     Выскользнув из машины и захлопнув дверь, Минги засовывает в рот две мятные конфеты, пытаясь скрыть вкус алкоголя на языке. Он тщательно пережёвывает мятные конфеты, глубоко вдыхая, когда на языке появляется сильный мятный привкус. Группа Саборов собралась вокруг одного из своих больших чёрных «Торнтонов», они пьют и веселятся, разговаривая и смеясь всё громче.       Ему приходится подавлять дрожь, которая пробегает по позвоночнику, когда он приближается к ним. По правде говоря, он боится. Он боится этих парней. Он знает некоторых кочевников только по ассоциации, но почти никогда не общается с ними, и уж точно не с Ржавыми стилетами. Но он передергивает плечами и заканчивает следить за своей мятной конфетой, готовясь к приближению. Он не должен выглядеть нервным. Нельзя вызывать их подозрения.       — Эй, — окликает одна из женщин, заметив его приближение. Её обесцвеченные волосы собраны в хвост, концы выглядят повреждёнными, скорее всего, от солнца. — Ты гонщик?       — Да, — отозвался Минги. — Договорились о встрече через моего знакомого.       Кивнув, она ударяет парня рядом с собой по плечу тыльной стороной ладони и направляется к их клиенту. С лёгким стоном тот передаёт своё пиво другому члену клана и скатывается с капота машины, уже доставая небольшой блокнот, когда подходит к Минги.       — Не надо огромного каталога, но вот, — он протягивает блокнот Минги, чтобы тот пролистал его. — Взгляни.       Хмыкнув, Минги продолжает своё выступление, делая вид, что пытается выбрать, кто ему нужен на ночь, хотя он уже знает. Сабор наблюдает за ним, сузив глаза, наклонив голову на одну сторону, и прежде чем Минги успевает указать на кочевника, которого он искал всё это время, парень говорит.       — Так что же тебя сюда привело? Не обижайся, но ты не наш типичный клиент.       Минги смотрит на него поверх планшета, пальцы плотно обхватывают край устройства, но он изо всех сил старается сохранять спокойствие.       — Видите ли, я уличный гонщик, понимаете?       — Я слышал. Жёсткая штука, — комментирует Сабор, слегка скривив губы. — Но ничего подобного.       Минги облизывает губы и говорит:       — Слушай, мою напарницу списали на сезон. Я больше не ездок. Я очень зол, если вы меня понимаете. Нужно как-то выместить свою злость.       Парень поднимает руки вверх с небольшой ухмылкой на лице.       — Не говори больше. Я понял. К счастью для тебя, наш товар довольно прочный. Используется для грубого дерьма, — Минги сохраняет безучастное выражение лица, хмыкает, просматривая каталог в поисках своей цели. — Эй, — Сабор легонько хлопает его по плечу, но это пугает Минги, который поднимает голову с широко раскрытыми глазами. Сабор не замечает его странного поведения и подмигивает Минги, говоря: — Не стесняйся их, понимаешь? Они не куклы, но обучены лучше, чем обычная игрушка.       Минги натянуто улыбается и отрывисто отвечает:       — Точно, — затем он поднимает блокнот для Сабора и указывает на того, кто ему нужен. — Как насчёт него?       Ржавый стилет негромко присвистывает, оценивая выбор Минги, и ещё раз хлопает его по плечу.       — Хороший выбор, — хвалит он, прежде чем повернуться к членам своего клана на Торнтоне. — Эй, Крыса! — кричит он. — Подготовь того, кто в комнате сто семь. У него клиент, который его ждёт.       Они передают Минги другому члену клана — Крысе, — который ведёт его к мотелю, расположенному недалеко от шоссе, ведущего к юго-восточному въезду в Ночной город, где они разместились для ведения своих дел. Он находится в пределах досягаемости от города и Пустошей, что делает его довольно удобным местом для бизнеса. Сабор, которого они выдают за новичка, выглядит неряшливо, с всклокоченными каштановыми волосами, что соответствует его прозвищу. Минги отмечает, что он не очень похож на бойца.       Он достаёт связку ключей — старомодную, но полезную для борьбы со взломом — и останавливается перед дверью, о которой они упоминали. Комната сто семь. Он поворачивается к Минги и поднимает руку, задирая подбородок вверх, словно пытаясь окинуть гонщика взглядом, но то, как ему приходится откидывать голову назад, чтобы встретиться с Минги глазами, выглядит более чем комично.       — Надо пройти досмотр, — говорит он. — Стандартная процедура.       Минги протягивает руки, приглашая Крысу делать свою работу, пока тот тщательно ощупывает его на предмет наличия какого-либо оружия или других вредоносных программ, которые могут быть спрятаны на его лице. Он не может сказать, что удивлен, когда Сабор достаёт из заднего кармана маленькое инъекционное устройство.       Он приподнимает бровь и вопросительно смотрит на Минги, размахивая перед его лицом компактным маленьким шприцем.       — Что это? — спрашивает он через мгновение, наклоняясь вперёд в пьяной манере.       Честно говоря, Минги не имеет ни малейшего представления. Хонджун дал ему это с расплывчатым описанием:       — Просто дай это Ёсану, когда сможешь. Он заглушит его сигналы максимум на час, после чего организм сам избавится от них. Должно получиться улизнуть, не поднимая тревоги, — Минги знает только то, что он удобно упаковал это лекарство, чтобы оно выглядело как любой другой наркотик.       — Просто пытаюсь хорошо провести время, — отвечает Минги с лёгкой улыбкой. — Новая штука, которую я хотел попробовать. Мой друг клянётся, что с ним у меня будет лучший орех в жизни, — он чувствует себя неловко, когда говорит это, но Сабор бросает любопытный взгляд на шприц и предлагает его обратно.       Но не успевает он взять его обратно, как Ржавый стилет снова выхватывает его.       — У тебя есть ещё? — с надеждой спрашивает он.       Минги неловко улыбается и качает головой.       — Боюсь, что нет. Хотел сначала попробовать сам, прежде чем клясться.       Стилет вздыхает, выглядит разочарованным, но передаёт устройство обратно Минги. Положив руку на ручку двери, он смотрит на Минги, прежде чем открыть её. Он говорит:       — Позволь мне дать тебе небольшой совет по этому поводу, — Минги спокойно встречает его взгляд, стараясь не выдать волнения. Он делает вид, что его заинтересовывают слова Ржавого стилета. — Он может выглядеть хрупким, но это не так, — негромко говорит сабор. — Не бойтесь с ним возиться.       — Я буду иметь это в виду, — отвечает Минги.       Наконец, он открывает дверь и приглашает Минги войти внутрь. Комната в мотеле освещена тускло, включена только одна лампа рядом с кроватью, но Ёсана, несмотря на его небольшое телосложение, трудно не заметить. Он сидит на краю односпальной кровати в гостиничном номере, спина прямая, руки скручены в кулаки на бёдрах, и смотрит вдаль, даже не моргая. Кажется, он даже не замечает появления Минги.       Первое, что отмечает Минги — возможно, неуместно — это то, насколько лучше Саборы следят за внешним видом своих товаров в каталогах, чем в реальности. Фигура, лежащая перед ним на кровати, выглядит худой и усталой. Усталость выдают опущенные глаза, и он вздрагивает, как лист, когда за ними закрывается дверь.       Он мог бы предположить, что Ёсан будет в плохом состоянии после нескольких месяцев пребывания на попечении Сабора, если бы взглянул на него издалека, но вблизи Минги видит, какой ущерб они ему нанесли. По крайней мере, физический. Он не уверен, что ему следует знать что-то ещё.       Ёсан не двигается с места, сидит совершенно неподвижно, словно думает, надеется, что если он не будет двигаться, то Минги даже не заметит его присутствия. Нахмурившись, Минги подходит к единственному окну в мотеле и выглядывает из-под жалюзи. Группа Ржавых стилетов всё ещё сидит на капоте своей машины и громко разговаривает за выпивкой, а сопровождавший его Сабор спешит вернуться к своим сородичам.       Он наблюдал за ними уже несколько дней и понял, как они обычно ведут себя. Скорее всего, в течение часа они напьются до чертиков. Это самое подходящее время для того, чтобы попытаться ускользнуть. Он повернулся лицом к Ёсану, который по-прежнему решительно смотрел перед собой.       — Итак… Ёсан, да? Верно? — спрашивает он.       Ёсан отвечает с задержкой. Он остается неподвижным после слов Минги, но затем медленно моргает глазами, когда его слова начинают проникать в сознание, и только потом удивляется, когда понимает, что Минги только что назвал его по имени. Наконец он поворачивает голову и смотрит на Минги широко раскрытыми глазами.       — Как ты меня назвал? — спрашивает он. Голос у него хриплый, как будто он редко пользуется своим голосом. А может, и нет. Минги не очень много знает о том, как Ржавые стилеты ведут свой бизнес, но он знает, что это не очень красиво.       Минги мнётся, смущённо потирая затылок.       — Э-э, Ёсан? Это… это ведь твоё имя.       Ёсан выглядит нерешительным и усталым, он смотрит на Минги со странной смесью подозрительности и надежды. Он тщательно обдумывает дальнейшие слова, оценивая своего клиента на эту ночь.       — Да, — медленно отвечает он, наблюдая за движениями Минги. Он напрягается, но Минги лишь отходит от окна, прислоняясь к стене рядом с ним. Ёсан еще некоторое время остается начеку, прежде чем снова расслабиться. — Давно меня так никто не называл. Откуда ты знаешь?       Минги улыбается ему, стараясь быть обезоруживающей и дружелюбной, и отвечает:       — Мне сказал мой фиксер.       Похоже, это не сработало. Плечи Ёсана напрягаются, взгляд остаётся настороженным.       — Фиксер… — повторяет он невнятно, словно пытаясь вспомнить, что такое «фиксер». — Фиксер дал тебе моё имя?       Минги неуверенно кивает, немного обескураженный поведением Ёсана. Впрочем, он считает, что не может осуждать кочевника. Бог знает, через какой ад ему пришлось пройти с Ржавыми стилетами. Не зря Минги старался держаться от них подальше.       — Почему Фиксер назвал тебе моё имя? — настороженно спрашивает Ёсан. Впервые он пытается пошевелиться. Используя трясущиеся руки в качестве источника равновесия, он перебирается на другой конец кровати, превращая односпальную кровать в щит между ними. Минги, прищурив бровь, с любопытством наблюдает за его поведением. Он хочет знать, как Ёсан собирается использовать его для самозащиты, если возникнет такая необходимость. — Ты ведь не за услугами пришёл? — Ёсан нервно оглядывает его.       Минги, приоткрыв уголок губ, скрещивает руки на груди и переносит вес на одну сторону, выпячивая бедро.       — Почему? Ты хочешь, чтобы я был здесь для услуг? — спрашивает он.       Ёсан отстраняется от него и судорожно трясёт головой.       — Нет, — поспешно отвечает он. — Просто интересно, чего ты хочешь.       — Хочу закончить свою работу, — легко отвечает Минги.       Ёсан сужает глаза и настораживается.       — Какую работу? — осторожно спрашивает он. Вся его фигура напряжена, свёрнута и готова в любой момент сорваться с места. Его взгляд мечется к двери, и Минги не сомневается, что он готов позвать на помощь, если понадобится. Может быть, Ржавые стилеты и не заботятся о его благополучии, но они, по крайней мере, хотят сохранить ему жизнь.       — Работа по спасению, — наконец говорит Минги.       Ёсан, конечно, не полностью расслабляется, но напряжение, похоже, покидает его. Он даже немного оживляется от надежды, но потом его плечи сгорбились, а в глазах снова появилось подозрение.       — Спасению… — мнётся он, обводя глазами комнату. Минги не может даже предположить, какие мысли могут быть у него в голове в данный момент. — Спасения…?       — Тебя, — отвечает Минги без запинки.       Он слышит, как дыхание Ёсана сбивается, но, похоже, надежды в нём не прибавляется. Минги смещается и думает, не понимает ли он, на что намекает. Он здесь, чтобы вытащить его.       — Кто-то организовал фиксера, чтобы выташить меня? — Ёсан говорит медленно, как будто не уверен в своём выводе.       — Как бы то ни было.       Кочевник сужает на него глаза и отползает дальше по кровати, подальше от Минги.       — Кто? Старый, жадный клиент? — он делает гримасу отвращения, а затем снова переходит на нечитаемое выражение лица. Он напряжён и на взводе, явно все еще не понимая, кто перед ним — враг или союзник Минги. Спасут ли его или просто бросят в очередную клетку для мучений?       Минги шевелит губами, чтобы заверить его, что он здесь, чтобы помочь. Он здесь для того, чтобы вытащить Ёсана — подальше от этих ублюдков из Ржавых стилетов, — но он приостанавливается, понимая, что на самом деле не знает, кто финансирует это. Да и зачем. Он никогда не спрашивал о подробностях, согласившись на работу по доброй воле Хонджуна и пообещав, что ему не только заплатят, но и дадут возможность найти себе напарника на время.       — Слушай, — говорит он, поняв, что ответить ему нечего. — Врать не буду. Не знаю, кто заказчик и что ему нужно, но я знаю своего фиксера. Он хочет вытащить тебя отсюда. Сказал, что это важно, — Хонджун обычно не из тех, кто отчаивается, но Минги не уверен, как ещё можно описать его отношение к этой работе, кроме как отчаянием.       Ёсан бросает взгляд на дверь комнаты в мотеле. Но он не кричит. Пока не кричит.       — Кто твой фиксер? — спрашивает он.       Минги отвечает:       — Хонджун.       Кочевник качает головой. Имя ему не знакомо. Что может получить неизвестный фиксер за свою помощь? И кто, чёрт возьми, был его клиентом?       — Я знаю контактное лицо, которое тебя заберёт, — предлагает Минги.       — Твой клиент? — догадывается Ёсан.       — Не думаю, — Минги качает головой. По крайней мере, он уверен, что его знакомый не является клиентом. Хонджун, конечно, не говорил, что Юнхо был тем, кто обратился к нему с просьбой о работе. — Я знаю только то, что тот, кто нанял меня для этой работы, хотел, чтобы тебя доставили Юнхо. Это всё, что я знаю.       Маска на лице Ёсана трескается, когда он слышит это имя. Его глаза расширились от надежды, а губы задрожали, снова и снова произнося имя Юнхо. Он выглядит уязвимым, и Минги, глядя на кочевника, чувствует, как слова замирают на его губах. Он выглядит совсем по-другому, без настороженности в его настороженном выражении.       — Юнхо, — громко говорит он. — Ты сказал Юнхо.       — Э-э, да, — Минги неловко потирает затылок. — Это тот, кому мне сказали тебя высадить.       Ёсан выглядит растерянным.       — Но он… — он трясёт головой, прогоняя эту мысль. — Он выжил, — бормочет он про себя, словно пытаясь убедить себя в том, что это правда.       — Выжил? — спрашивает Минги, не понимая, что он имеет в виду. — Кто выжил?       Ёсан качает головой, молчаливо прося Минги забыть о том, что он сказал.       — Значит, если я пойду с тобой, ты отведёшь меня к Юнхо. Ты это хочешь сказать?       Минги колеблется и кивает головой, потому что так он понимает ситуацию.       — Это то, за что мне платят, — отвечает он.       Кивнув, Ёсан раздвигает губы, чтобы ответить, но не успевает из-за шума, доносящегося снаружи мотеля. Минги напрягается, почти забыв о том, что за дверью стоит один из Ржавых стилетов, а Ёсан сужает глаза. — Полагаю, у тебя нет плана, как с ними справиться? — спрашивает он, снова обращая взор на Минги. Глаза становятся ярче, как будто он уже чувствует вкус свободы.       — Они напиваются до раннего утра. Подумал, что будет несложно просто пройти мимо них.       Ёсан скрещивает руки на груди, выглядя совершенно не впечатленным.       — Ты серьёзно собираешься просто пройти мимо них, пока они пьяны? — требует он. — Думаешь, я не пробовал этого раньше? — у него было много попыток сбежать, начиная с того дня, когда он очнулся с огнестрельным ранением в боку. Он всё равно пытался бежать, наполовину надеясь, что если ему не удастся выбраться, то они хотя бы пристрелят его. Что угодно, только не плен.       Ему не повезло. И больше не удавалось.       — Даже если мне удастся проскользнуть мимо, я не смогу далеко уйти, — Ёсан делает такое лицо, как будто вспоминает какое-то конкретное и болезненное воспоминание. — Они могут просто выследить меня. Меня пометили, — Минги наблюдает, как он рассеянно проводит пальцем по внутренней стороне левого запястья, нащупывая что-то невидимое. Возможно, что-то под кожей.       — У меня есть глушилка сигналов, — говорит он. Ёсан оживляется, наблюдая за тем, как Минги достаёт из кармана брюк шприц и наклоняет голову в сторону. — Мой фиксер прислал его вместе со мной. Обещает, что его хватит на час, не меньше, но этого времени вполне достаточно, чтобы доставить тебя в Ночной город, а Саборы должны быть чертовски круты, чтобы преследовать тебя там.       В городе им точно не поздоровится. Погоня за одним товаром не стоила бы для них ничего.       — Ну что? Что скажешь?       Ёсан колеблется, не уверен, что это хорошая идея. Так ли уж высоки их шансы на успех? Он закрывает глаза, наблюдая за тем, как саборы снаружи разражаются очередным шумным хором.       — Ладно, — говорит он, решив довериться наёмнику. — Что мне делать?                     Хонджун неловко избегает взгляда Сонхва, пока Сан разглаживает лист бумаги и кладёт его на стол риппера для изучения. Он обратился к Сану, чтобы тот предоставил какую-то схему или чертеж разработанного им чипа. Кукла колеблется, а затем замирает, словно пытаясь вспомнить, можно ли это сделать в разумных пределах.       — Я могу это сделать, — говорит Сан после небольшой задержки.       Однако Хонджун всё ещё чувствует его сомнения.       — Если не сможешь, не переживай так сильно. Даже если это будет лишь частичная помощь. У меня сохранились записи с камер наблюдения. Возможно, я смогу найти что-нибудь и из этих данных.       Сан качает головой, настаивая на том, что он сможет это сделать. Хонджун не спорит с ним.       Фиксер заглядывает через плечи Сонхва, чтобы взглянуть на схему, которую нарисовал для них Сан, и пугливо отступает на несколько шагов, когда Сонхва бросает на него взгляд через плечо. Он улыбается Сану, когда кукла бросает на него обеспокоенный взгляд. Всё в порядке, — пытается изобразить он улыбку. Кукла выглядит не очень уверенной, поскольку переводит взгляд с Хонджуна на Сонхва.       — У вас есть программа, чтобы поджарить чип? — спрашивает Сонхва.       Хонджун не сразу понимает, что тот обращается к нему.       — Хм? О, да! Это будет похоже на точную бомбардировку.       Сонхва кивает в знак признательности, разворачивая схему на столе и наклоняя голову, чтобы запомнить схему и те части, которые Сан смог запомнить и обозначить.       — Мы хотим быть уверены, что сможем повредить только поведенческий код, сохранив целостность чипа. Ты уверен, что твоя программа сможет это сделать?       — Конечно, сможет, — фыркает Хонджун. — Только ты должен справиться с этой сложной задачей, — Сонхва должен убедиться, что чип останется в основном неповреждённым. — Разве ты мне не доверяешь?       После этого вопроса наступает неловкое молчание, и Хонджун сразу же жалеет, что задал его даже в шутку. Плечи Сонхва напрягаются, но он решительно отказывается смотреть на фиксера. Юнхо, в свою очередь, старается вообще никак не реагировать. Он играет с подолом рубашки и покусывает нижнюю губу, чтобы не заговорить. Сан тоже потирает руки, а затем складывает их на грудь и отводит взгляд.       Прочистив горло, Хонджун откидывает чёлку с глаз и пытается оправдаться.       — Просто шутка, — говорит он с улыбкой. — Я имею в виду, что я всё ещё приличный нетраннер и всё такое. Я могу делать простые и надёжные программы вроде этой, понимаешь? — нервно смеётся он.       Сонхва, наконец, бросает взгляд на всех троих, хотя его плечи остаются напряжёнными.       — Мне нужно время, чтобы закончить изучение этого вопроса, а у нас ещё есть встречи, Сан, — говорит он. Кукла выпрямляется, услышав своё имя, и послушно кивает. — Мы можем собраться позже вечером, чтобы закончить эту процедуру. Это всех устроит? — он обращается ко всем, но при этом ловит на себе взгляд Хонджуна.       Фиксер отворачивается, накручивая на палец прядь голубых волос, стараясь выглядеть невинным. Юнхо гладит Сана по голове и что-то бормочет ему вслед, после чего отстраняется и сообщает, что вернётся позже вечером, а затем поворачивается, чтобы выйти из мастерской. Хонджун должен последовать за ним. Он определенно должен следовать за ним.       И только когда Сонхва оборачивается и замирает, увидев, что Хонджун всё ещё рядом, он задумывается, почему же он не ушёл с Юнхо, когда у него была такая возможность.       — Ты меня напугал, — вздыхает Сонхва и, повернувшись, берёт со стола пару перчаток. — В чём дело? Или ты не расслышал, что позже будет лучше?       — Я прекрасно тебя слышал, — Хонджун складывает пальцы за головой и поворачивается лицом к Сану, который смотрит на них двоих. Заметив куклу, он приостанавливается и едва заметно кивает головой в сторону спины. Это молчаливая просьба, которую кукла сразу же понимает. Кивнув головой, Сан быстро убегает, стремясь не привлекать к себе внимания. — Я просто хотел узнать, можем ли мы сначала немного поговорить.       Сонхва вздыхает, натягивает на руки перчатки и пытается придвинуть свой стул к Хонджуну. Фиксер быстро преграждает ему путь, и он видит, как быстро риппер теряет терпение. Он смотрит на Хонджуна с жёстким взглядом и нечитаемым выражением лица.       — Хонджун, у меня нет времени… — он останавливает себя и задерживает дыхание, когда вдруг обнаруживает, что у него заняты руки.       Хонджун, несомненно, делает смелый шаг: он забирается на колени Сонхва и крепко обхватывает его за плечи, чтобы зафиксировать на месте. Тело Сонхва напрягается, но он не сразу пытается оттолкнуть Хонджуна, и фиксер ещё крепче прижимает к себе риппера. Недолго думая, он поднимает руки на талию Хонджуна и пытается оттолкнуть его.       Хонджун крепко держится, ногами упираясь в колени старшего, а руками крепко обхватывая его за шею.       — Хонджун, — хрипит Сонхва. — Какого чёрта ты делаешь?       — Почему ты больше не называешь меня Джуном? — бормочет он, уткнувшись в плечо риппера.       — С чего бы это?       — Ты уже делал это раньше, — замечает Хонджун. — Называй меня Джуном снова. Пожалуйста.       — Хонджун, у меня нет на это времени, — Сонхва снова пытается оттолкнуть его, но фиксер крепко держится за него.       — Зови меня Джун, — упрямо настаивает он.       Сонхва делает ещё одну попытку снять Хонджуна с коленей, но тот неожиданно затихает в кресле. Он глубоко вздыхает, а его руки скользят от талии фиксера вниз, к его бёдрам.       — Джун, — успокаивает он. Фиксер вздрагивает у него на коленях. — Может, теперь ты слезешь с меня?       Хонджун по-детски качает головой.       — Нет, я хочу поговорить.       — О чём?       — Я так долго наблюдал за тобой издалека, — бормочет Хонджун. Он проводит рукой по затылку Сонхва, играя с короткими волосами на его шее. Сонхва и так напрягается под его прикосновениями, а тут он ещё больше напрягается. Но Хонджун не сдаётся, отказывается. — Ты был так зол на меня. Я держался на расстоянии, потому что думал, что так ты будешь счастливее. Я не думал… не знал, что так ты станешь еще злее. Я любил тебя тогда, Хва. И до сих пор люблю. Вот почему я забочусь о тебе с тех пор.       Пальцы Сонхва смыкаются вокруг бёдер Хонджуна, и он, несмотря на себя, расслабился под его прикосновениями. Он сдерживает дыхание и говорит:       — Конечно, я был зол. А кто бы не разозлился? Я думал, что ты мой парень, а ты меня предал.       — Вот почему я… — Хонджун не успевает закончить свою мысль, потому что Сонхва хватает его за затылок и прижимает к своему плечу, чтобы заглушить все протесты.       — Я был в ярости из-за предательства, — повторяет Сонхва. — Разве можно меня винить? Но я всё равно думал… верил, что ты всё ещё любишь меня.       — Я любил! — протест Хонджуна заглушается плечом Сонхва. — Люблю, — он по-детски раскачивает ногами, пытаясь вырваться из рук Сонхва.       — И я подумал, что ты вернёшься, — продолжает Сонхва, как будто Хонджун не пытался его прервать или в данный момент пытается вырваться из его хватки. Фиксер замирает от его слов, и Сонхва втайне вздыхает от облегчения, что ему больше не придётся напрягаться, пытаясь бороться с фиксером. — Я думал, ты вернёшься, чтобы объяснить мне всё. Я думал, ты хотя бы попытаешься извиниться. Хоть что-нибудь! — Хонджун прикусывает губу, чтобы ничего не сказать, и позволяет Сонхва хоть раз высказаться без помех. — Ты совсем исчез для меня. Как будто за одну ночь я потерял всё — лицензию, карьеру, человека, которого любил. Того, кому я отдал всё. Кто бы не был в ярости? И что, узнать, что ты проводил всё своё время, просто наблюдая за мной с безопасного расстояния? Всё ещё ведёшь себя как призрак в моей жизни? Я не благодарн за это Джуну.       Хонджун делает глубокий вдох и прижимается к плечу Сонхва, отстраняясь настолько, что может говорить спокойно.       — Я… — Хонджун прерывает себя, тяжело сглатывая. Он отстраняется, чтобы встретиться с тёмным взглядом Сонхва, и быстро отводит глаза. — Я никогда не думал, что ты захочешь, чтобы я пытался объясниться, — тихо признаётся он. — Я просто думал… думал, что ты никогда не простишь меня за то, что я так разрушил твою жизнь, и поэтому я сбежал, — он сжимает пальцы в кулак на плече Сонхва и хмурится. — Как трус, — тихо добавляет он.       — Я никогда не считал тебя трусом, но опять же, — Сонхва делает паузу, пока Хонджун не встречает его взгляд с любопытством, — полагаю, я не очень хорошо разбираюсь в характере.       Хонджун старается максимально сдержать выражение лица, несмотря на болезненное биение сердца. Упорно удерживая взгляд Сонхва, он спрашивает:       — И что? Ты хочешь сказать, что, если бы я вернулся к тебе и на коленях объяснил ситуацию и попросил прощения, ты бы меня выслушал? Ты бы простил меня? — этот сценарий кажется абсурдным даже ему самому. Если Сонхва не может простить его сейчас, то как, чёрт возьми, он мог сделать это много лет назад?       — Я не знаю, — признаётся Сонхва. — Не знаю, простил бы я тебя, но, по крайней мере, я мог бы думать, что я тебе небезразличен, — риппер перемещает руки обратно на бёдра Хонджуна и упирается ими в них, наклонившись вперёд, чтобы встать. Он упирается ногами в пол и начинает стоять, готовый, если понадобится, повалить Хонджуна на пол. Почувствовав изменение положения, Хонджун бросается вперёд, на тело Сонхва, выбивая его из равновесия и возвращая на стул, где он пытается использовать свой вес, чтобы удержать риппера прижатым к полу.       — Это нечестно, — протестует Хонджун, извиваясь на коленях своего бывшего, когда Сонхва снова пытается его отпихнуть. — Может быть, я поступил трусливо, убежав от тебя. Может, я был не прав, когда даже не попытался объяснить, но это не значит, что мне было все равно. Все эти годы, Хва. Все эти годы я присматривал за тобой. Я хотел убедиться, что ты справишься и будешь счастлив без меня. Ты не можешь сказать, что мне всё равно.       — Я справлялся, — соглашается Сонхва. — Но счастлив? Нет, ни разу с того дня. Я не могу им быть.       — Мне жаль, — Хонджун впивается пальцами в плечи риппера. — А что я должен был сделать? Я разрушил твою жизнь. Ты сам так сказал. Как я должен был просто держаться рядом, как будто я ничего плохого не сделал?       — О, Джуни, — вздыхает Сонхва, произнося это прозвище, и Хонджун напрягается на его коленях. Ему нравится это прозвище — иногда он так скучает по нему, потому что никто и никогда его так не называет, но Сонхва не произносит это имя ласково. В его голосе звучит жалость, как будто ему жаль фиксера. Он готовится к следующим словам риппера, готовясь к пресловутому ножу.       — Я сам разрушил свою жизнь, как только решил впустить тебя.       Хонджун моргает, уставившись на табличку «Добро пожаловать», прибитую к стене над столом Сонхва. Этого он никак не ожидал.       — Что? — осмысленно спрашивает он через мгновение.       Сонхва легонько отталкивает Хонджуна подбородком от своего плеча и отодвигает его назад, чтобы он мог рассмотреть внешность фиксера.       — Банда или не банда, работа или не работа — всё это было неважно, — тихо говорит ему риппер. — У нас никогда не было бы совместного будущего, как бы я ни старался убедить себя в обратном.       — Что ты имеешь в виду? — Хонджун хмурит брови, внутри него бурлит смесь растерянности и обиды.       — Неужели ты думаешь, что вписался бы в мой образ жизни? — спрашивает Сонхва. — А ты бы захотел? Понравилось бы тебе это? Но мои родители не согласились бы на это. Они бы никогда… — он качает головой, не закончив мысль. — Не то чтобы всё это имело какое-то значение, конечно. Мы больше не принадлежим к разным социальным классам, да? Жаль, что первым твоим побуждением было убежать от меня.       — Я не убегал! — протестует Хонджун. — Я не убегал. Я просто спрятался, — как будто такой ответ лучше.       Сонхва хмурится, а затем, вместо того чтобы попытаться оттолкнуть Хонджуна, как он это делал раньше, валит его набок. Хонджун с удивлённым вскриком отползает в сторону, встаёт на ноги и хватается одной рукой за стул, который ускользает от него, когда Сонхва встаёт. Он шипит, ударяясь головой об один из подлокотников, и падает назад.       — Подожди, Хва! — Хонджун хватает его за руку, прежде чем он успевает уйти. — Если проблема была в этом, то дай мне попробовать ещё раз. Дай мне шанс, — вздохнув, Сонхва поворачивается и смотрит на фиксера с выражением, которое ясно показывает, что его терпение быстро иссякает. — Прости, что сбежал, — извиняется он. — Пожалуйста, если бы я знал…       Его прерывает звук открывающейся двери, в которую входит девушка. Сонхва поднимает фиксера на ноги и толкает его к двери, через которую она вошла.       — У меня работа, — отрывисто говорит он. — Приходи вечером с программой.       Хонджун открывает рот, чтобы возразить, что они ещё не закончили, но Сонхва уже ведёт клиента к операционному креслу. Не имея выбора, Хонджун сжимает губы в раздраженном выражении и выбегает за дверь.