Тело зверя

      — Ты ужасен, знаешь?       Вэй Усянь непрерывно фыркает и издаёт забавные глухие звуки, на которые дети рядом реагирует смехом, а девочка, которая сидит на его спине, неловко цепляется за его шерсть сильнее, будто боится упасть с массивного волчьего тела.       — Вэй Ин, будь осторожнее, — тихо говорит ему Лань Ванцзи.       Улыбнувшись зубастой пастью, Вэй Усянь поворачивает голову чуть вбок и едва касается носом ноги девочки. Так он говорит, что всё контролирует. Малышка хихикает и крепко обнимает его за шею.       — Мама, мама, а можно и мне прокатиться? — просится один из мальчишек, дёргая стоящую рядом женщину за рукав одеяния.       — Если господин Вэй будет не против.       Вэнь Цин закатывает глаза и смотрит на Лань Ванцзи.       — Серьезно, почему из всех зверей его выбрал волк?       В то время, как немного обеспокоенная мать сажает позади девочки своего ребёнка, а Вэй Усянь стоит смирно и покорно, Лань Ванцзи поворачивается к той.       — Ему подходит.       — Он боится псов. Волки недалеко ушли от них. И самое худшее — он неуправляем.       Фыркнув, Вэй Усянь цапает воздух возле её ноги, а Вэнь Цин, даже не шелохнувшись, строго смотрит на него.       — Заденешь так кого-то — сам лечить будешь.       Закатив глаза, он обходит ту кругом, равняется с Лань Ванцзи и проходит по небольшой площади за домом какое-то расстояние. Дети на его спине счастливо смеются, вскидывают руки вверх и просят идти быстрее. Однако Вэй Усянь — воплощение правильности и порядочности, поэтому он идёт вопреки их желанию медленно и неторопливо, словно не катает детей, а находится на утренней прогулке. В то же время за ними внимательно наблюдает мать одного из детей, Вэнь Цин и Лань Ванцзи.       Едва узнав и запомнив, где поселились Вэни, он стал захаживать сюда так часто, как только мог.       В их первую с Вэнь Цин встречу, спустя столько лет, та сначала пригрозила ему иглами, а после толкнула ладонью в плечо от всей души и дала смачный подзатыльник, пообещав, что вытащит с того света — пусть только попробует снова умереть.       Иглы ему знакомы достаточно хорошо, а её методы — ещё лучше. Впрочем, стимул она выбрала определенно не самый подходящий.       Вдали раздаётся звон колокола, говорящий о том, что уже наступило время обеда, и он подходит к матери ребёнка, чтобы та могла забрать свое чадо. Малыш этому очевидно не рад, судя по понурому взгляду, но смотрит с благодарностью и всё ещё искрящейся радостью.       — Спасибо, господин волк! — произносит малыш.       Вэй Усянь кивает тому, а Вэнь Цин тем временем забирает с его спины девочку.       — Да, спасибо!       Дети уходят, и Вэй Усянь обращается человеком.       — Нам пора на обед, Лань Чжань.       — Отлично, меньше шуму будет, — ворчит Вэнь Цин.       Вэй Усянь смеётся, когда обхватывает руку Лань Ванцзи своей в нежном жесте.       — Не волнуйся, мы вернёмся завтра.       Вэнь Цин закатывает глаза, но Вэй Усянь видит в её глазах и взгляде желание увидеться и завтра. Характер у неё такой же, как и у Цзян Ваньиня, поэтому он знает, что именно скрывается за нарочито острыми словами.       Взглянув на Лань Ванцзи украдкой, он видит и его любящий взгляд и сжимает руку крепче. Теперь он может делать это без задней мысли и всякий раз, когда хочет этого — и Лань Ванцзи поступает так же, обнимает, когда хочет, целует даже на виду у других и берёт за руку во время прогулки. Это мило, очаровательно и по-тёплому, приятно.       Рядом раздаются тяжёлые шаги, но вместе с тем почти неуловимые.       Вскоре к ним подходит Вэнь Цюнлинь: мертвецки бледный, но в опрятной серой одежде и без тех ужасных кандалов на запястьях.       — Вэнь Нин! — восклицает Вэй Усянь. — Охота хорошо прошла?       Скромно кивнув, Вэнь Цюнлинь садится на бревно к сестре.       — Д-дети уже в Об-блачных Глубинах.       — Спасибо, Вэнь Цюнлинь.       Дети, мелькает мысль. Приободрившийся, Вэй Усянь дёргает Лань Ванцзи за руку и тянет того за собой, по пути помахав Вэнь Цюнлиню и Вэнь Цин на прощание.       На эту охоту их отправлял почти сам Вэй Усянь, услышавший о заманчивой деве в доме семьи Ши, которая тревожила всех по ночам и даже днём, словно правила призраков для неё не писаны. Этот случай был интересен тем, что люди поговаривали, будто в доме, недавно построенном, никогда не было смертей. Занятый тем, что помогает обучать младшие поколения и показывает на собственном примере, что такое оборотни, Вэй Усянь не мог отправиться на эту охоту, но настоял, чтобы туда пошли разведать окрестности Лань Цзинъи, Лань Сычжуй и Цзинь Лин под присмотром Вэнь Цюнлиня — и он отчаянно сильно хочет увидеть их и услышать подробности охоты. В конце концов, с их отбытия минула неделя.       — Как думаешь, — выдыхает Вэй Усянь, прижавшись бедром к бедру Лань Ванцзи; их шаг неспешный, размеренный — они наслаждаются прогулкой, зная, что могут не спешить, — это судьба?       — Хм?       Лань Ванцзи оборачивается к нему и смотрит, чуть склонив голову вбок, и Вэй Усянь задумчиво гладит чужую ладонь большим пальцем и мычит.       — То, что я вернулся.       С ответом тот находится не сразу: отворачивается, глядя на продолговатую, немного извилистую и заросшую по бокам тропинку. Здесь мало места, но одна телега проедет с лёгкостью, а леса вокруг чисты и непорочны. Энергия, которой окружены Облачные Глубины, словно достигает и этих тихих мест, защищает и направляет.       Некоторые дети, которые шестнадцать лет назад были на самом деле почти младенцами, уже учатся в Облачных Глубинах или Пристани Лотоса.       Прохладный ветер щекочет обнажённую кожу шеи, и всё его естество радуется скорому приходу зимы.       — Не думаю, — в конце концов отвечает Лань Ванцзи. — Твои записи попали к нему не просто так.       Вэй Усянь тихо фыркает и кивает, а после крепко на миг сжимает руку Лань Ванцзи.       — Я тоже об этом думал, но до сих пор не пойму одного: почему именно этот мальчик? О том, что там живут оборотни, не знали даже вы, когда направлялись в тот дом. То есть, я хочу сказать, вы и о проблемах в этой семье не знали — следовательно, никто другой и знать не должен был.       Вэй Усянь разводит свободной рукой и жмёт плечами, а Лань Ванцзи тихо и задумчиво мычит.       — Возможно, мы так никогда и не узнаем, кто тебе помог.       — Ах, наверное, — горестно вздыхает Вэй Усянь и жмётся к мужчине ближе. — Хотя я очень хотел бы сказать ему спасибо, — шепчет он ветру, однако Лань Ванцзи прекрасно слышит его и поворачивается, глядя с любовью и нежностью. — Вернувшись, я корил себя за все смерти и думал, что заслуживаю наказания, но оказывается, что все живы и… — он трёт уголок глаза кулаком, не позволяя себе снова заплакать. — Теперь у меня рядом даже есть ты. Мог ли я когда-нибудь даже мечтать о таком?       Вслед за Лань Ванцзи, который замирает на месте, останавливается и Вэй Усянь, и он смотрит, как любимый мужчина обходит его, встаёт прямо перед ним и, выпутав из хватки руку, обхватывает ладонями его лицо, заключая в своего рода колыбель. В золотистых глазах он видит и любовь, и нежность, и всполохи разных-разных чувств, которые переплетаются в единый клубок.       Одарив ласково улыбкой в ответ, Вэй Усянь накрывает ладони Лань Ванцзи своими и нежно гладит пальцами.       Этот поцелуй — нежный, полный заботы и чувств, совсем не такой, как то бывает вечером за закрытыми дверьми цзинши в полутьме. Сейчас между ними нет страсти, а только безмолвная благодарность за то, что он вернулся — и за то, что у них здесь и сейчас есть такая возможность и тепло друг друга.       Ветер колышет волосы и ласкает кожу, и Вэй Усянь довольно жмётся к мужчине ближе, словно этот лёгкий порыв вдруг заставил его продрогнуть до костей — а Лань Ванцзи, сместив руки, с готовностью обнимает его, сжимает пальцы на хрупкой талии и целует с ещё большим чувством.       В перерыве, когда им обоим начинает не хватать воздуха, Вэй Усянь чуть отстраняется и смеётся мужчине прямо в губы.       — Мы опоздаем на обед, А-Чжань.       — Хм, — мычит Лань Ванцзи и мажет по его губам своими в очевидном желании поцеловать его ещё раз — но ничего не делает, словно ждёт. — Хорошо.       Вэй Усянь смеётся вновь и коротко целует мужчину в губы, а после отстраняется на уважительное расстояние, отчего на лице Лань Ванцзи проступает сожаление и разочарование.       — Нет, не хорошо, — журит он его, — я уже немало тебя испортил, но пропускать обед, А-Чжань!       — Ты хочешь поскорее увидеть детей, а не пообедать, — не соглашается Лань Ванцзи, на что Вэй Усянь отвечает ему вздохом и улыбкой.       — Да, хорошо, — произносит тот, переплетая их руки. — Я хочу поскорее увидеть детей. Они же такие милые!       — Ты их очень любишь.       Вэй Усянь смеётся и кивает, а после тихонько тянет Лань Ванцзи дальше по тропинке.       Ветер играет с пожелтевшей листвой, и некоторые сухие листья опадают на землю или кружатся вокруг них желто-коричневым занавесом, точно порыв желает укрыть их от всего остального мира.       В Облачных Глубинах тоже наступила осень: деревья потеряли свою листву, а ветер стал ещё более прохладным. Здесь, в горах, погода всегда такая прохладная и более зябкая, чем в других кланах, но Вэй Усянь впервые любит такую погоду. Всё внутри него кричит восторгом, и он не может дождаться того дня, когда снег укроет эти вершины своим белоснежным покровом. Он уже предвкушает, как будет бегать и зарываться телом в снег, бесстрашный перед холодом. Жара действует на него хуже — меха у него, в конце концов, хватает на достойное одеяло.       Звуки окружают его, и он фыркает, перехватив руку Лань Ванцзи крепче, и вновь указывает на нескольких учеников, которые нарушают правила — и тихо смеётся, скрыв лицо у того в плечо, когда дети испуганно пищат, едва заметив, что на них смотрит сам Ханьгуан-цзюнь. Нарушать правила Вэй Усянь любит, но ловить за этим других, оказывается, ещё веселее — особенно, когда рядом с ним идёт Лань Ванцзи, известный своей строгостью ко всем, кроме Вэй Усяня.       Маленькое безобидное веселье!       — Учитель Вэй! Ханьгуан-цзюнь! — раздаётся задорный голос Лань Цзинъи.       Взгляд тотчас цепляется за группу из трёх детей: среди двух, облачённых в голубое, затерялся третий, одетый в пёстрый золотой цвет клана Цзинь. От того, чтобы рвануть к детям, Вэй Усяня удерживает на месте только рука Лань Ванцзи — и поэтому он только машет им и широко улыбается.       Однако от подколки он не может удержаться.       — Кричать в Облачных Глубинах запрещено, Цзинъи!       Цзинь Жулань смеётся во весь голос, а Лань Сычжуй сдержанно улыбается на это замечание, в то время как Лань Цзинъи жалобно стонет.       — Мы ведь можем пойти к кроликам? — спрашивает по пути к ученикам Вэй Усянь.       Лань Ванцзи кивает и отпускает руку.       — Принесу вам обед.       Сердце его трепещет от любви к этому человеку, и казалось бы — куда любить ещё сильнее? Однако с каждой минутой и словом любовь к Лань Ванцзи только крепнет, обращаясь всё большим морем, которому не видно ни конца, ни края.       — Ты лучший, знаешь же? — шепчет Вэй Усянь.       — Вэй Ин лучше.       Тихо рассмеявшись, он на миг жмётся боком к мужчине.       — Это не я собираюсь принести всем обед вопреки правилам, А-Чжань, — произносит он и, прищурившись, легонько целует мужчину в щёку под недовольные возгласы детей. — Возвращайся поскорее.       Лань Ванцзи кивает и уходит по той тропинке, которая ведёт к столовой. Вэй Усянь провожает его взглядом ещё некоторое время, а после подходит к детям поближе и приглашает их идти за собой.       — Нам нужно попасть на обед, папа, — тихо замечает Лань Сычжуй.       Вэй Усянь отмахивается.       — Лань Чжань принесёт, — он оборачивается к ним. — Посидим пока на поле, расскажете об охоте.       — Так не терпится узнать? — фыркает Цзинь Жулань, и Вэй Усянь весело смеётся.       — Конечно! Ах, будь я не так занят, сам бы взглянул на этого призрака.       — Вам понравилось бы, — усмехается Лань Цзинъи. — Нам пришлось потратить немало времени на эту вредную женщину!       — Цзинъи.       — Она правда вредная!       — А ещё ужасная.       — Лин!       Вэй Усянь заливисто смеётся.       — Я уже хочу услышать об этом приключении побольше.       К моменту, как они подходят к кроличьей поляне — той самой, которая началась с двух кроликов из их с Лань Ванцзи молодости, — Вэй Усянь обращается волком и с угрожающим видом подходит к животным, а те, подпрыгнув ближе, принимаются всячески толкать его лапками или пытаться взобраться на его спину.       Бесстрашные, как обычно.       — Здесь что, и кроликов обучают? — с усмешкой замечает Цзинь Жулань. — Вы как так натренировали их, что они волка не боятся?       Лань Цзинъи разводит руками, а Вэй Усянь падает брюхом на поле и позволяет пушистым существам скакать по своему телу. Он фыркает и смотрит на племянника. Тот на этой полянке находится впервые — впрочем, как и впервые отправился на совместную с кланом Лань охоту.       — Они скорее боятся его человеком, чем волком, — объясняет Лань Сычжуй. — Тебе так будет удобнее, папа?       — Как может быть удобнее быть волком, чем человеком, — бурчит Цзинь Жулань, пока Вэй Усянь укладывает морду на лапы и весело фыркает.       Это не то, что он сможет когда-либо объяснить. Да, он человек — всегда им был, в конце концов, — но в этом облике есть нечто... близкое. Такое, что вечно взывает к нему и перед чем сложно устоять. Это приятно: лежать, распластавшись на поляне, слушать звуки журчащей в отдалении речки и водопада, шум ветра и хор голосов.       Это просто приятно. Несмотря на уже почти растворившийся страх, это действительно приятно.       Лань Цзинъи тем временем начинает заливаться соловьём, рассказывая о том, как прошла охота: описывает этот красивый призрак женщины со скверным характером, которая умерла, как оказалось, далеко-далеко от этих мест, что им пришлось потратить порядком времени на то, чтобы отыскать её могилу. Женщина эта действительно оказалась вредной: пряталась от них пару дней, завывала по ночам и всячески препятствовала проведению каких-либо ритуалов. Не получалось ни изгнать, ни усмирить, ни упокоить.       — И знаете что? Она вцепилась в чёртову шкатулку, которую эти торговцы выменяли на что-то там! — он вскидывает руки к небу. — Шкатулку! Там даже её вещей не осталось!       — Возможно, она была дороже всего сама по себе, — замечает Лань Сычжуй, взяв на руки ближайшего кролика. — Её мог подарить ей кто-то очень дорогой.       — Ну, этого мы так и не узнаем, — жмёт плечами Цзинь Жулань. — Родителей её не осталось, семьи другой не было.       — Жалко её, — вдруг вздыхает Лань Цзинъи. — Такой молодой ведь была.       Цзинь Жулань и сам не решает вставить даже одного резкого слова, а Лань Сычжуй кивает и возвращает кролика на место. Вэй Усянь толкает ноги детей мордой, словно говорит: нечего грустить.       Позади них раздаётся знакомая тихая поступь, и он тотчас вскидывается и обращается человеком.       — Лань Чжань! — восклицает он, проигнорировав то, как дети закатили глаза на его поведение.       — Кричать запрещено, учитель Вэй, — с ухмылкой замечает Лань Цзинъи.       Взглянув на него, он улыбается.       — А я гость! На меня правила вашего клана не распространяются!       — Что? Эй! Это несправедливо!       Лань Сычжуй сдержанно смеётся, а Цзинь Жулань — в голос, не скрывая веселья. Даже на лице Лань Ванцзи, приблизившегося к ним, появляется ласковая улыбка, скрытая в уголках губ и глазах.       — Не дразни их, — произносит мужчина, опустившись рядом и положив на место между ними всеми поднос, полный разнообразной еды.       Вэй Усянь тотчас нападает на те миски, в которых он видит больше всего перца. Лань Сычжуй неловко мнётся, пока Цзинь Жулань, поблагодарив, тоже берётся за рис.       — Это разве не идёт вразрез с правилами, отец? — осторожно спрашивает Лань Сычжуй.       Лань Цзинъи жмёт плечами и тоже берётся за миску.       — Это так важно? — спрашивает тот, зачерпнув ложкой порцию. — Спасибо, Ханьгуан-цзюнь!       — Сегодня можно, — произносит мужчина.       Кролики, подпрыгнув к тому, запрыгивают на колени и усаживаются там, словно в гнезде. Лань Ванцзи сразу же накрывает макушку одного из них ладонью и нежно гладит.       Глядя на это — на детей, которые весело смеются, общаются с ним без всякого страха и не испытывают неприязни; на Лань Ванцзи, который так ласков с пушистыми животными и с ним самим; на семью, которую он боялся потерять — Вэй Усянь чувствует себя приятно ошеломлённым, но на своём месте.       В голове пробегает очаровательная мысль.       Он дома.