Тело зверя

      Вопреки острому желанию поспать ещё пару лишних часов, Вэй Усянь просыпается едва ли не с первыми лучами солнца. Тело лёгкое после сна, разомлевшее и тёплое. Не разомкнув сонных глаз, он чувствует подле себя приятный аромат и инстинктивно жмётся ближе к нему, прижимается почти всем телом и чувствует под руками твёрдость и гладкий рельеф мышц…       По-совиному моргнув, Вэй Усянь смотрит на Лань Ванцзи — и мгновенно замирает в том положении, в котором был, с рукой на талии мужчины и прижатым к нему всем телом.       И без того медленное дыхание сбивается.       Он помнит: они легли в одну постель, расположившись на уважительном расстоянии друг от друга, и уснули. И это — нелепо, потому что по меньшей мере знакомые, а если Лань Ванцзи не против — друзья, хотя Вэй Усянь, открывший клетку своего сердца, хотел бы быть с ним партнёрами. Тем не менее, вероятно, Лань Ванцзи не очень обрадуется, если Вэй Усянь будет прикасаться к нему столь интимно. Сейчас утро, и даже столь лёгкое касание может разбудить того — Лань Ванцзи, согласно правилам клана Лань, просыпается в пять утра, верно?       Зажмурившись, он позволяет себе лишнюю секунду промедления и, в конце концов, осторожно и медленно убирает руку с чужого тела. Это всего лишь сонный порыв. Инстинкты, будь они неладны. От Лань Ванцзи пахнет столь соблазнительно приятно, что Вэй Усянь по наитию хочет прижаться к тому, вцепиться когтями и никогда больше не покидать.       Качнув головой, он приподнимается на постели, и дыхание вновь замирает.       Это всего лишь Лань Ванцзи — но он не может перестать смотреть на расслабленного и всё ещё спящего, несмотря на первые лучи солнца, уже блуждающие по полу и стенам цзинши. Разве мог Вэй Усянь когда-либо представить себе, что окажется с ним в одной постели, пусть и не по той причине, по которой хотелось бы? Определённо, не мог, поэтому сейчас, глядя на такого мирного Лань Чжаня, Вэй Усянь чувствует, как сердце его сжимается от любви к этому человеку.       Взгляд цепляется за макушку головы, виски и лоб — и Вэй Усянь, выдохнув, протягивает руку. Невесомо, едва-едва, он касается ничем не спрятанной части его лица, смахивает прядь волос чуть вбок, чтобы та не щекотала своими концами щёку.       Ресницы того трепещут, и Вэй Усянь мигом одёргивает руку.       — Доброе утро, Лань Чжань, — шепчет Вэй Усянь, выпрямившись на постели.       Разлепив глаза — такие же сонные, но безупречные в своей несовершенности, — тот едва кивает — так сонно, невпопад и вяло, что разрушает обычно идеальный образ Второго Нефрита клана Лань. Сердце Вэй Усяня сжимается вновь, и он сгорает в любви к этому мужчине. Он не должен видеть его таким — но видит, и Лань Ванцзи так легко позволяет это, что Вэй Усянь невольно задумывается о том, что не один в этих чувствах.       И если все прошлые мысли были нелепыми, то эта — по-особенному наивна.       — Мгм, — кивает тот, так и не поднявшись.       И смотрит — пристально, пронзительно.       Этот миг точно окутан таинственностью и чем-то сокровенным.       Прищурившись хитро, по-лисьи, Вэй Усянь укладывается на постель обратно и, лениво подперев голову рукой, смотрит на Лань Ванцзи, а тот следит за каждым его движением, словно очарованный.       Сердце его при мысли об этом трепещет.       — Хорошо спалось?       — Мгм, — вновь мычит Лань Ванцзи, и Вэй Усянь хрипло смеётся — и придвигается к нему ближе, всё думая, что это испугает того, однако мужчина продолжает лежать на том же месте и не двигается.       — Лань Чжа-а-ань, — смеётся он и укладывает голову на плечо Лань Ванцзи, — кое-что не меняется даже с годами. Всего лишь мгм? — он выдыхает и смотрит всё с тем же соблазнительным прищуром. — Разве не хочешь поделиться со своим Сянь-гэгэ историей о том, что именно тебе снилось, м-м?       По всё ещё сонному лицу Лань Ванцзи скользит тень какой-то определённой эмоции, но та столь стремительна, что он не успевает её рассмотреть как следует. Однако кое-что он всё же замечает: покрасневшие мочки ушей, едва скрытые шелковыми прядями.       Поначалу Лань Ванцзи молчит, и Вэй Усянь украдкой думает, что на этом магия утра рассеется, уступив место обыденной реальности, в которой Лань Ванцзи не отвечает на его вопросы и по-прежнему суров.       Вопреки ожиданиям, тот отвечает минутой спустя, скользнув по нему взглядом.       — Хороший сон.       Моргнув, Вэй Усянь вновь смеётся и скрывает лицо в плече Лань Ванцзи — а тот позволяет ему это, не отталкивает и не говорит, что это мерзко.       — Ах, Лань-эр-гэ-гэ, я хочу услышать подробности!       — Хм, — мычит он, и Вэй Усянь вдруг чувствует лёгкое прикосновения к своим волосам, которые собрались на его спине и постели. — Это был хороший сон, — повторяет Лань Ванцзи, на что Вэй Усянь закатывает глаза, но с улыбкой на устах, — в котором мы путешествовали по землям Поднебесной.       Уголки губ того растягиваются в намёке на лёгкую улыбку, однако Вэй Усянь видит её отчётливо и ясно, а глаза — эта золотистая радужка, которая приковывает к себе внимание, — мерцают в приглушённом утреннем свете.       Сердце Вэй Усяня пропускает удар — и он, вымученно застонав, скрывает лицо на плече мужчины прежде, чем успеет показать — или случайно сказать из-за слишком болтливого языка — свои чувства по этому поводу.       Прикосновения не исчезают, и Вэй Усянь не знает, что думать: делает ли Лань Ванцзи это нарочно, или это просто последствие сна, который до сих пор не отпустил его?       Так или иначе, сердце Вэй Усяня трепещет как никогда сильно и волнительно, потому что Лань Ванцзи так свободно и ласково касается его волос, словно так и должно быть, и потому что они до сих пор лежат в одной постели, и этот мужчина не отталкивает его, хотя Вэй Усянь так нагло прижимается к нему, позабыв о том почтительном расстоянии, которое они держали ещё вчера.       Это дарит ему надежду.       Глупую, наивную, нелепую. Но такую обжигающе тёплую.       — Ах, Лань Чжань, как можешь ты говорить такие вещи с таким лицом?       — Хм?       — Забудь, — хрипло смеётся Вэй Усянь ему в плечо. — Путешествие, да? Какое? Расскажи о нём, Лань Чжань.       Тот мычит, замирает на миг, точно задумавшись, а Вэй Усянь по-прежнему не показывает головы и вслушивается в звук чужого дыхания. Где-то за окном он уже слышит первый перезвон колокола Облачных Глубин, завывание ветра и шёпот учеников в отдалении. Здесь действительно тихо, но не настолько, чтобы это было похоже на мрачное молчание. Облачные Глубины полнятся звуками, о которых Вэй Усянь раньше даже не подозревал.       И, оказывается, Лань Ванцзи вовсе не холоден, а его безупречность не идеальна. Рядом с ним приятно лежать вот так, просто разговаривая и прижимаясь близко-близко.       Вскоре рука его вновь двигается, и Вэй Усянь, пленённый этой лаской, прикрывает глаза и тихо выдыхает, довольный и разомлевший ещё больше. Грубые от долгой игры на гуцине пальцы едва касаются его спины, почти украдкой и невзначай, точно хитрый воришка, который надеется остаться незамеченным.       — Горы, — произносит спустя время Лань Ванцзи, — поля и равнины. Цветущие луга. Солнце. Озёра.       Вэй Усянь ярко представляет себе такое место и сам не замечает, как расплывается в широкой тёплой улыбке. Призрачный ветер словно бы ласкает их волосы, и они сидят у этого озера вместе, плечом к плечу, и смотрят на плывущие в небе облака — кучные, разных форм и размеров, и Вэй Усянь указывает на них, представляет их разными животными или людьми и смеётся, а Лань Ванцзи молчаливо кивает или мычит в ответ, очень редко проявляя инициативу.       Это… действительно очаровательный сон. Печально, что Вэй Усянь не видел того же. В его собственном было не так хорошо и чудесно, как во сне Лань Чжаня, но то хотя бы не было кошмаром. Скорее ему снилась путаница образов, которые он когда-либо знал, и хор различных голосов, слившихся в какофонию звуков.       Вскинув голову, Вэй Усянь укладывает руки на плечо Лань Ванцзи, а поверх них — подбородок и смотрит на мужчину с прежним прищуром.       — Действительно, звучит как очень хороший сон, — шепчет Вэй Усянь, чуть наклонив голову вбок. — Надеюсь, у нас будет шанс увидеть это место воочию. Вместе.       Рука Лань Ванцзи замирает всего на миг, а после едва уловимо касается его спины — и Вэй Усянь чувствует тепло чужой кожи даже сквозь слой ночного одеяния. В этот раз рука не исчезает, а скользит вдоль его спины незатейливым жестом, от которого замирает сердце.       — Мгм. Это было бы неплохо.       И вновь он видит на лице Лань Ванцзи расцветшую улыбку, и — о, Небеса! — он так отчаянно хочет поцеловать его в этот миг. Подмять под себя, накрыть его уста своими и забыть обо всём остальном мире, потому что здесь и сейчас есть только они вдвоем.       Эта мысль простреливает его, а тело сгорает от приятной дрожи — и он хочет сделать это, немного приподнимается, собираясь поцеловать не в мыслях, а наяву — и слышит тихий стук в дверь, который выбивает дыхание из лёгких.       С уст едва не срывается разочарованный стон, а лицо заливает нежеланный румянец смущения.       Постель шелестит и прогибается под весом Лань Ванцзи, когда тот немного неуклюже встаёт и поправляет немного съехавшую вбок одежду. А Вэй Усянь валится на кровать спиной и краем глаза наблюдает за тем, как мужчина умело завязывает на лбу ленту и уходит за ширму, чтобы одеться.       И пока тот скрылся от его взора, Вэй Усянь устремляет взгляд в потолок и прикрывает лицо рукой.       Он почти поцеловал его. О, Небеса! О чём подумает теперь Лань Ванцзи?! Это… это, скорее всего, всё испортило. То малое и волшебное, что едва образовалось между ними, рухнуло из-за поспешности Вэй Усяня. Волком действительно быть проще: он не может проявить подобных знаков и способен разве что притереться к Лань Ванцзи брюхом или мордой, однако то жест ничего незначащий и простой.       А теперь он всё испортил. И так глупо!       Стук повторяется ещё раз, и спустя секунду после него из-за ширмы выходит уже собранный и полностью одетый в свой привычный наряд Лань Ванцзи, однако Вэй Усянь замечает, что он сменил белый на бледно-голубой.       Дверь находится там, где её с этого места совершенно не видно, но Вэй Усянь слышит всякий звук, который доносится оттуда: тихий скрип половиц под ногами Лань Ванцзи, едва уловимое дыхание за дверью, а затем раздался знакомый голос Лань Сичэня.       — Доброе утро, Ванцзи.       — Брат.       — Господин Вэй уже проснулся?       Вэй Усянь хмурится и напрягается. Чарующий миг окончательно остаётся позади и уступает месту колкому страху.       — Мгм.       — Хорошо. Через час к нам прибудут гости. Вам хватит этого времени на завтрак?       Моргнув, Вэй Усянь вскакивает с постели и устремляется к косяку, из-за которого выглядывает. Он не показывается весь, потому что по-прежнему не переоделся и даже не умылся, да и на голове бардак, но гости? И такие, с которыми, по всей видимости, ему нужно увидеться? Иначе он не понимает, почему так важно, что проснулся именно он и хватит ли у них времени позавтракать.       Глава клана Лань замечает его мгновенно и приветствует наклоном головы и лёгкой улыбкой.       — Усянь.       Зардевшись, Вэй Усянь кивает, поскольку поклониться и предстать перед Лань Сичэнем в неподобающем виде не может.       Однако к нему весьма запоздало приходит мысль, что едва ли Лань Сичэнь ожидал увидеть его в покоях своего брата. Это… странно. Тем более странно, учитывая ранний час и его очевидно ещё заспанный вид.       Неловко кашлянув, он улыбается — нервно, немного криво.       Лань Ванцзи оборачивается к нему сразу, как только слышит слова брата, и едва хмурится.       — Доброе утро, Цзэу-цзюнь! — восклицает Вэй Усянь с излишней восторженностью. — Хорошо спали?       — Мой сон был спокойным, спасибо, что спросили, — произносит тот с улыбкой и удовольствием, сокрытым в глубине глаз. — Удивительно, что вы встали столь рано. Припоминаю, как в юношестве вы частенько опаздывали на занятия.       Вэй Усянь неловко смеётся и отводит взгляд в сторону, разом покраснев.       — Да, знаете, оказывается, оборотням так много спать не нужно, — он пожимает плечами, пусть Лань Сичэнь этого и не видит. — Я слышал, как вы говорили о гостях…       Лань Сичэнь вежливо улыбается и смотрит на брата, а тот, взглянув на него в ответ, качает головой.       — Пусть это останется неожиданностью. Тебе не о чем беспокоиться, Усянь.       Выдохнув, он улыбается тому и кивает.       — Доверюсь вашему мнению, Цзэу.. Сичэнь!       Улыбка того становится чуть более яркой, и он кивает.       — Вэй Ин, — подаёт голос Лань Ванцзи.       — Я всё успею! А вы там, ну, разговаривайте!       И, махнув рукой напоследок, скрывается за косяком и направляется за ширму. Не успевает он задуматься о том, чтобы взять свою одежду, как находит сложенный комплект чёрного наряда и замирает, вдруг ошеломлённый.       Сердце его трепещет в любви к этому человеку.       Одевшись, причесавшись и приведя себя в порядок, Вэй Усянь выходит из-за ширмы и прислушивается: с тех пор, как оставил их наедине, он не слышал и слова — и сейчас до него доносится только свист ветра снаружи и тихий стук чайного сервиза. Наклонив голову вбок, он задумчиво мычит и направляется в то помещение, которое служит основной рабочей и гостевой зоной.       На столе он тотчас замечает чашки, а за столом, разливающим чай, — Лань Ванцзи.       — А как же завтрак? — спрашивает с лукавой улыбкой на устах Вэй Усянь.       — Слуги принесут, — отвечает Лань Ванцзи и, украдкой глянув, указывает на место напротив — так же, как и вчера.       Вэй Усянь понятливо кивает и садится за низкий столик. В чашах он чует тот же аромат — душистый, тёплый и приятный.       — Ты не скажешь, что за гости, верно? — спрашивает, ухватившись за пиалу, Вэй Усянь.       Лань Ванцзи качает головой.       — Мне жаль.       — Ах, ничего страшного, — он отмахивается, — всё в порядке. Всё равно скоро узнаю, верно?       — Мгм.       Выдохнув, он делает глоток — и улыбается ласково и нежно.       — Откуда этот чай? Такой вкус…       На миг Лань Ванцзи замирает, отводит взгляд на чай и задумчиво мычит.       — Из Юньмэна. Этот чай… очень нравится брату.       Сглотнув это вязкое, неприятное чувство, Вэй Усянь кивает.       Одно слово несёт в себе столь многое: и тоску, и любовь, и горечь, и боль — и Вэй Усянь, опустив взгляд в стол, вспоминает сразу столь многое, что голова начинает кружится. Это место было его домом — и в один день ничего не стало. Тогда, если бы он только не стал возражать и стоять против Вэнь Чао, возможно, ничего не было бы: Пристань Лотоса не оказалась бы сожжена, а А-Юй и дядя Цзян не были бы мертвы и прошли через Аннигиляцию Солнца вместе с ними — Цзян Ваньинем, Цзян Яньли и ним. Возможно, он бы не отдал ядро, а следовательно — не ступил бы на тёмный путь. Тогда он сделал это за неимением иного варианта — но каков был бы его выбор в ином мире, где смерть обошла их семью стороной?       Об этом остаётся только мечтать.       — Вэй Ин? — взволнованно зовёт его Лань Ванцзи.       Вэй Усянь качает головой и трёт вдруг заслезившийся глаз. Должно быть, он просто ещё не проснулся.       — Всё в порядке. Просто... Я скучаю по дому.       И это правда: больше, чем сожалеет, он именно что скучает. Чувство, что он виноват во всём, прикладывал ли руку лично или нет, не отпустило его до конца — но он так или иначе скучает по месту, где вырос и жил, любимый семьёй.       Той, которой у него теперь нет.       Так же, как и чего угодно другого.       Где-то позади него раздаётся стук в дверь, и Лань Ванцзи, на миг замешкавшись, всё же уходит открывать её. Поглощённый эмоциями, Вэй Усянь почти не следит за тем, что приносят и ставят на столик слуги, но, услышав скрип петель в следующий раз, отмирает и смотрит на блюда. Те, которые стоят перед местом Лань Ванцзи, пресные и обычные — истинно те, которые ежедневно едят Лани, а другие — мясные, полные острых специй и сытные.       В центре он замечает глубокую миску с паровыми булочками.       — Лань Чжань?.. — тихо спрашивает он, вскинув взгляд на Лань Ванцзи.       Тот, прошествовав от двери до места, берётся за палочки и кивает.       — Приятного аппетита.       Вопрос остаётся без явного ответа, но Вэй Усяню кажется, будто тот ему и не нужен.       Сначала тёмных оттенков одежда, а после — действительно вкусная даже на вид еда и, в конце концов, явное отсутствие как таковых правил. И вишенка поверх всего: Лань Ванцзи разделил с ним постель, пусть и пока на всего одну ночь, позволил сократить между ними всякую дистанцию и не стал отталкивать его даже тогда, когда он наклонился к нему с очевидным намёком на поцелуй.       Возможно, он просто надумывает, но если и так — то, что происходит здесь и сейчас, греет его душу и отгоняет всю ту тьму, которая обволакивала его годами.       Он не хочет быть излишне невежливым гостем, поэтому ест молча и почти неторопливо, хотя должен признать: мясо приготовлено талантливым кулинаром, а того, кто прикупил для него одного специй, которых в Облачных Глубинах очевидно не жалуют, он готов обнять тысячу раз.       К моменту, как они заканчивают трапезу и выпивают по ещё одной чашке действительно вкусного чая, проходит час — и Лань Ванцзи, приготовившийся к выходу, уже ждёт его у двери. У Вэй Усяня нет при себе ничего, кроме второго облика, поэтому он с готовностью выходит на улицу и делает глубокий вдох. Аромат росы и влаги щекочет его чувствительное обоняние.       Их путь пролегает вдоль редких деревьев и ученических павильонов, однако они нигде так и не задерживаются.       — Куда мы идём, Лань Чжань? — любопытствует Вэй Усянь, чуть обойдя того и шагнув лицом к нему, но спиной к дороге.       — К брату, — объясняет тот, взглянув на него. — Не дурачься.       Рассмеявшись, он разворачивается и идёт уже правильно.       Прочие ученики, облачённые в похожие наряды клана Лань заинтересованно поглядывают на них, шепчутся и едва ли не показывают пальцами. Сплетни в Облачных Глубинах запрещены, вспоминает он фразу из свода правил, и смеётся вновь. Эти дети, оказывается, стали многим непослушнее.       — Вы плохо следите за исполнением правил, — произносит он с лукавой улыбкой и качает головой. — Эти ученики совсем позабыли о них, — он оборачивается к Лань Ванцзи, а тот хмурится и вопросительно смотрит на него. — Я слышу, как они сплетничают. Припоминаю, что в прошлом ты бы наказал меня за такое парочкой ударов, да?       Тот задумчиво наклоняет голову вбок и смотрит в сторону учеников. Вэй Усянь не сдерживает ещё одного заливистого смеха, когда те резко замолкают и выпрямляются, точно по струнке. Оказывается, по-прежнему достаточно одного взгляда второго господина Ланя, чтобы дети признали свою вину.       — Ах, теперь вижу, что они в хороших руках.       — Ты слышишь так далеко?       — Хм? — он оборачивается на Лань Ванцзи, а после смотрит на детей. Моргнув, он тихо смеётся. И правда: те находятся от них так далеко, что Лань Ванцзи никак бы не смог их услышать, а Вэй Усянь уже не обращает на это внимание. — Да. Этот мальчик, похоже, был весьма одарён. Впрочем, — он задумчиво наклоняет голову вбок, отчего хвост соскальзывает набок, — не уверен, что достаточно хорошо знаю о них.       Лань Ванцзи понятливо кивает.       Информация, которая известна кланам, скорее теоретическая и в большей степени — предположительная. О них неизвестно дословно, кроме того, что они сильны, быстры и выносливы. Некоторые даосы, встречавшие оборотней, рассказывают в своих учениях, что эти существа способны разломить дерево одним ударом кулака, а другие — что оборотни способны оглушить своим рёвом обычного человека. Разумеется, толика лжи в этих писаниях имеется, потому что всякий любил приукрасить действительность, чтобы предостеречь будущие поколения, однако посыл всегда один и тот же: оборотни опасны тем, что наполовину люди, а наполовину — звери, порождённые самой тьмой.       Впрочем, теперь у заклинателей есть отличный испытуемый образец — и весьма мирный!       И с болтливым языком.       — Мгм, — тихо мычит тот. — Вэй Ин.       Оглянувшись через плечо, он смотрит на Лань Ванцзи с лёгкой улыбкой на лице, и на какой-то миг ему кажется, что так и должно быть всегда: они вместе, гуляющие по тропинкам в лесистой местности или даже по Гусу, оставленные на попечении только друг друга.       Сердце вновь отстукивает свой хаотичный быстрый ритм.       — Хм? Что такое, Лань Чжань?       — Ты ни в чём не виноват.       Моргнув, он замирает на миг — и смотрит на того, развернувшись, с тёплой благодарной улыбкой на лице.       — Спасибо, — произносит он, прикрывая глаза. — Спасибо, что говоришь такое, но я действительно знаю, в чём повинен, Лань Чжань. Всегда буду помнить.       Открыв глаза, он видит хмурое выражение лица Лань Чжаня. Тот делает ему навстречу несколько шагов и качает головой.       — Ты не виноват, — повторяет, настаивая на этом, словно на истине. — Ни в чём.       — Лань Чжань… — вздыхает Вэй Усянь.       Где-то позади он слышит чьи-то торопливые шаги. Пожалуй, в этом месте действительно очень многие забыли о правилах клана Лань, но в этот раз он решает не делать замечание. Здесь и сейчас ему важнее понять, отчего Лань Ванцзи так настаивает на его невиновности.       — Не виноват.       Выдохнув вновь, он трясёт головой.       — Хочешь сказать, что не я убил Цзинь Цзысюаня? Или то, что А-Ли погибла не из-за моей самонадеянности? Или все Вэни — я не смог никого из них защитить, Лань Чжань, — он выдыхает и опускает взгляд на землю. Шаги позади замирают, но он и не думает оборачиваться: может, какой-то ученик просто хотел донести какую-либо информацию Ханьгуан-цзюню. Дыхание у того частое, сбитое. Похоже, что-то срочное. Подождёт, сейчас Лань Ванцзи занят разговором с ним. — Пристань Лотоса пала тоже по моей вине. Это я раздразнил Вэнь Чао.       — Вэй Ин…       — Ах, я даже не смог защитить А-Юаня….       — Вэй Ин…       — На моих руках много крови невинных…       — А-Ин!       Моргнув, он замирает на месте и замолкает — и дыхание оседает где-то в груди, застывает там нефритовой статуей и отказывается подниматься выше. Тело содрогается в волнительной, пугающей дрожи.       Этот голос — по-матерински ласковый, нежный, словно перезвон весенних колокольчиков, — он узнает когда и где угодно. Будь у него закрыты глаза и уши, он бы знал, кто перед ним. И эта мысль, кто именно стоит там, позади него, и тяжело дышит после бега, поражает его стрелой.       Развернувшись, он с замиранием сердца смотрит на Цзян Янъли, облачённую в золотистое ханьфу изящного покроя, с заплаканным лицом и часто вздымающейся грудью. Та почти не изменилась, но он видит несколько серебристых прядей в её волосах и залёгшие на лице морщинки.       А позади той, запыхавшийся в равной степени, стоит облачённый в цвета клана Цзян Цзян Ваньинь — и смотрит с похожими эмоциями, смешанными с недоверчивостью и ошеломлением.       — Вэй Ин… — выдыхает тот, поравнявшись с сестрой.       — Я… Вы…       Слова теряются в веренице чувств, и он, резко выдохнув, чувствует, как начинает кружится голова, а мир — плыть перед глазами. Шаг вперёд — и его словно ведёт, он едва ли не падает. Ноги ослабели, стали ватными, а тело налилось свинцом.       Цзян Янъли срывается первой и заключает его в объятия. Крепкие, такие знакомые и тёплые. Вторым к ним подходит Цзян Ваньинь и обнимает не менее крепко, встав чуть сбоку от них обоих. Вдохнув, он слышит, как всхлипывает. Руки дрожат, но он вытягивает их и обнимает обоих — и плачет, как плачет на его плече сестра, пока Цзян Ваньинь в привычной себе манере называет его дураком. И Вэй Усянь слышит эту предательскую дрожь, проскочившую в голосе брата.       А ещё он чувствует запах: лёгкий аромат лотосов и другой — более цветочный, но с примесями чего-то неизвестного.       — Т-ты жив, — всхлипывает Цзян Янъли, прижавшись к нему ближе. — Ты вернулся, А-Ин.       — Я здесь, — выдыхает он, постаравшись сдержать слёзы, но безуспешно. — Здесь.       Цзян Ваньинь хлопает его по спине — легонько, ненавязчиво и по-дружески, как раньше.       — Идиот, — шепчет тот, — заставил нас ждать так долго.       Всхлипнув, он тихо смеётся.       — Вы… Как вы могли ждать? Мёртвые никогда не возвращались из того мира.       Сестра вздрагивает и качает головой, тихо приговаривая, что он жив. Здесь. Целый, невредимый и просто — он.       — Ты всегда понимал девиз нашего клана лучше кого-либо, Вэй Ин, — шутливо произносит Цзян Ваньинь. — Дурак.       И он тихо смеётся и прижимает брата и сестру ближе к себе, обнимает крепко-крепко, словно боится, будто те — мираж, навеянный заклинанием. А тот не отстраняется и впервые позволяет себе проявить подобные чувства на виду у всех и к нему. Они могли драться, препираться, шутить друг над другом — но никогда не обнимались и не говорили друг другу простых слов привязанности, как полагается в семье.       Слёзы струятся по щекам, всё не переставая, и он не хочет ничего с этим делать.       Тяжесть, которая всё ещё лежала у него на сердце, растворяется утренним туманом, оставляя за собой разве что капли росы, но и те совсем скоро исчезнут в лучах тёплого солнца.       — С возвращением, А-Ин, — произносит сквозь слёзы Цзян Янъли.       — Я дома, — шепчет он в ответ.       Они стоят так, обнявшись, ещё некоторое время — но в конце концов к ним подходит кто-то ещё, поэтому им приходится разойтись. Цзян Янъли и Цзян Ваньинь не отходят от него, будто боятся потерять снова, а сестра и вовсе держит его за руку как в детстве. Она стоит прямо перед ним, утирая одной рукой слёзы, и Вэй Усянь повторяет её движения, потому что ветер холодит влажную кожу.       Рядом шелестит одежда.       — Вэй Усянь, — произносит ещё один знакомый Вэй Усяню голос, и он резко выдыхает.       Не доверяя собственному слуху, он смотрит за плечо сестры.       — Цзинь Цзысюань…       — А-Сюань, — выдыхает Цзян Янъли и подзывает того одной рукой.       — Обниматься не буду, — ворчит тот, но лицо его выглядит необычайно нежным и мягким, когда он смотрит на Цзян Янъли.       — Он и твой брат, — замечает Цзян Ваньинь, встав к Вэй Усяню плечом к плечу. — Давай, обнимемся все вместе.       Цзян Янъли нежно смеётся — так же нежно, как и в те далёкие времена, когда они знали только лёгкость и беззаботность жизни. Это греет сердце Вэй Усяня, и он улыбается, окружённый этой любовью и неожиданным воссоединением с семьёй, которую не думал уже увидеть.       Они не мертвы, мелькает ошеломительная мысль.       — Нет, — отказывается Цзинь Цзыюсань, однако подходит ближе. — С возвращением, — произносит тот и под тихое «сделай это правильно» Цзян Янъли подходит ближе и хлопает Вэй Усяня пару раз по плечу. — Лань Сичэнь прислал нам письмо с известием о твоём возвращении, так что мы буквально сорвались с места, чтобы успеть так рано утром.       — Это же А-Ин! — произносит Цзян Янъли, с улыбкой глядя на мужа. — С тех пор прошло так много времени… Разве могли мы подумать, что он действительно когда-нибудь вернётся?       В голосе любимой сестры он слышит тоску и, не выдерживая этого, обнимает ту за плечи крепко-крепко, вдыхает её лёгкий цветочный запах и улыбается. Та тихо смеётся и нежно обнимает в ответ, словно ещё раз уверяя: мы здесь.       — Он всегда умел делать невозможное, — закатывает глаза Цзян Ваньинь. — И мне было бы интересно услышать о том, как это вообще случилось, потому что объяснения Лань Сичэня включали в себя только он вернулся.       И вновь — Лань Сичэнь. Вэй Усянь сглатывает, вдруг понимая и те слова прошлым вечером, и те, которые прозвучали утром — и то, что сказал ему всего десятком минут ранее Лань Ванцзи.        Лань Чжань.       Обернувшись, он замечает молчаливо стоящего поодаль от них Лань Ванцзи и улыбается тому. Вэй Усянь шепчет тому одними губами спасибо. А тот, словно угадав это, наклоняет голову в ответном жесте и, развернувшись, уходит в сторону ханьши, оставляя их наедине друг с другом.       — Действительно. Только вернуться из мёртвых — это из разряда самое невозможное из всего невозможного.       — А-Сюань, — смеётся Цзян Янъли, — так ли это важно? Он вернулся. А-Ин снова с нами, и мы снова одна семья.       Сглотнув, Вэй Усянь вновь смотрит на них и вдруг впадает в лёгкое замешательство.       — Это так, но.. — он колеблется, — но я ведь убил тебя, Цзинь Цзысюань, а ты, А-Ли… Ты умерла, защищая меня, разве нет?       Цзян Ваньинь напрягается рядом с ним и ведёт плечом, а Цзян Янъли смотрит на него с нежностью.       — Не совсем, — отвечает Цзинь Цзысюань, глядя прямо и без всякой злобы. — Твой подручный, конечно, неплохо меня зацепил, но не смертельно. Но спасибо, пролежал я в постели весьма долго…       — А-Сюань!       — А-Ли тоже пострадала и тоже не смертельно.       Вэй Усянь выдыхает и чувствует, как слёзы вновь обжигают глаза.       — А теперь ты, — произносит Цзян Ваньинь, развернувшись к нему, — как вернулся?       Неловко рассмеявшись, Вэй Усянь сбивчиво объясняет им — и то, как и с помощью чего и кого он вернулся, и то, кем он теперь является. Он пытается не вдаваться в подробности некоторых моментов, но стоит только ему проговориться, что он не просто оборотень, а волк, Цзян Ваньинь заходится смехом, а Цзян Янъли испуганно ахает.       И, да, он понимает — а потом понимает и Цзинь Цзысюань, который до сих пор не знал о страхе Вэй Усяня.       Так же, как и братья Лань, и те дети с охоты, они не видят в нём тварь, а видят Вэй Ина. И он благодарен им за это, обнимает сестру и брата и с благодарностью смотрит на Цзинь Цзысюаня, который кивает ему в ответ.       Со стороны ханьши раздаются шаги.       — Надеюсь, вам хватило времени? — спрашивает Лань Сичэнь. — Мы бы хотели показать Усяню ещё одно место.       Лицо Цзян Янъли светлеет, и та дёргает Вэй Усяня за руки, а после тянет за собой.       — Точно! А-Ин, пойдём, ты должен увидеть ещё кое-что!       — А-Ли, не спеши так, — вздыхает Цзинь Цзысюань, двинувшийся следом за ними.       — Это бесполезно, — замечает Цзян Ваньинь, поравнявшийся с зятем. — Она любит их, а ещё она любит Вэй Ина. А тут всё в одном.       Цзинь Цзысюань вздыхает и только качает головой.       Лань Сичэнь улыбается им и идёт вместе с ними, и Лань Ванцзи тоже идёт рядом. Вэй Усянь не понимает, куда все они его ведут, но слушается и позволяет.       По дороге, что пролегает по действительно лесистой местности, Вэй Усянь узнаёт много о том времени, которое пропустил. Цзинь Лин — Цзинь Жулань, любимый ребёнок А-Ли и обожаемый племянник Цзян Ваньиня, — достиг немалых высот в заклинательстве, уже ходит на Ночные Охоты и стал известен во многих кланах. Цзян Ваньинь, по-прежнему, не женился, но он замечает странную тень смущения, пробежавшую по лицу брата, когда зашёл разговор об избраннике. Цзинь Цзысюань остаётся молчалив весь путь и очень редко вставляет слова, и ему соответствует Лань Ванцзи, который идёт просто рядом с Вэй Усянем по одну сторону от него, пока по другую — Цзян Янъли.       И он рассказывает в ответ: и о том, что видел, пока был мёртв, хотя то было исключительно тьма, и о том маленьком приключении в доме Шан. Цзян Янъли неодобрительно качает головой и крепко сжимает его руку в своей, выражая беспокойство за него, а Лань Сичэнь вновь мрачнеет.       — Та территория не принадлежит нашему клану, но я уже известил об этом инциденте тех, что направили нам запрос о помощи.       Вэй Усянь оборачивается к мужчине и напрягается.       — Надеюсь, других оборотней не тронут?       Лань Сичэнь качает головой.       — Я уже попросил их предоставить им соответствующую помощь. Даже они не заслуживают того, что пережили.       — Спасибо, Сичэнь.       Моргнув, Цзян Ваньинь смотрит на брата.       — Сичэнь?       Вэй Усянь озадаченно смотрит на того.       — Хм?       — Когда вы стали так близки?       Цзинь Цзысюань подозрительно фыркает, а Цзян Янъли — смеётся в кулак. Вэй Усянь смотрит на тех с лёгким прищуром, но после вновь переключает внимание на брата.       — А что, ты ревнуешь?       Эти покрасневшие щёки становятся для него лучшим доказательством мыслей, и он широко улыбается.       — Чушь!       В этот раз от сдержанного смешка не удерживается даже Лань Сичэнь.       — Ах, так! Эй, Вэй Ин, ну-ка расскажи, каково было увидеть себя собакой?!       Дрожь проходит по телу Вэй Усяня, но он подавляет её и ухмыляется.       Это — самый настоящий вызов, и он принимает его с лёгкостью.       — Знаешь, сначала напугало, а потом…       Загадочно ухмыльнувшись, он отпускает руку сестры под её заинтересованный взгляд. Лань Ванцзи поворачивает к нему голову, и Вэй Усянь различает на лице того и понимание, и что-то сродни поддержки.       Вырвавшись чуть вперёд, он с лёгкостью меняет форму на иную, и Цзинь Цзысюань, идущий позади их процессии, издаёт подозрительно испуганный звук. Цзян Янъли охает, Цзян Ваньинь тихо ругается и смотрит на него во все глаза, в то время как Лань Сичэнь — с любопытством, а Лань Ванцзи без всякого страха подходит ближе и кладёт руку на его макушку, словно показывая остальным, что он безобиден.       — Ты... огромный! — восклицает Цзян Ваньинь, и Вэй Усянь фыркает, смеясь.       Да, он знает, что он огромен. В половину роста любого из стоящих здесь, если говорить правильнее. И это удобно: он не может пройти под узкими местами, но с лёгкостью пригнётся под веткой или даже перепрыгнет ту, если она расположена по его росту.       Приблизившись к брату, он шутливо цапает воздух возле его бедра, и тот испуганно отскакивает.       — За что?!       — Смею полагать, за собаку, — улыбается Лань Сичэнь.       — Какого чёрта? Я думал оборотни… меньше, — выдыхает Цзинь Цзысюань. — Нет, серьёзно, какого чёрта.       Цзян Янъли восторженно смеётся их комментариям и подходит к брату ближе, а после легонько, как это сделал совсем недавно Лань Ванцзи, гладит того по макушке.       — Это нормально для тебя?       Вэй Усянь с готовностью кивает и прикрывает глаза, наслаждаясь этой незамысловатой лаской. Цзян Ваньинь делать такого же не решается, как и кто-либо другой, кроме Лань Ванцзи и Цзян Янъли.       Вслед за ней к Вэй Усяню вновь подходит Лань Ванцзи.       — Тебе лучше стать человеком. Они могут испугаться.       Цзян Ваньинь фыркает.       — Они испугаются.       Младшего брата он слушает в последнюю очередь, но обращается, как попросил его об этом Лань Ванцзи. Тряхнув головой, он вынимает из волос листик, видимо, в какой-то момент упавший на него и жмёт плечами.       Шутки про собак сходят на нет, и Вэй Усянь этому безмерно рад.       К моменту, как они подходят к нужному месту — деревне, звуки которой он слышит уже издалека, — солнце ярко освещает листву и тропинки. В Облачных Глубинах сейчас, должно быть, во всю идут занятия.       Сначала, когда они оказываются в безымянной деревне, Вэй Усянь ничего не понимает. Люди здесь ходят туда-сюда, ведут беззаботные беседы и смеются, а возле одного дома даже играет несколько детей. Здесь немного домов, поэтому он находит эту деревушку до странного маленькой, расположенной в лесистой местности так недалеко от Облачных Глубин и поодаль от Цайи. Во времена обучения, кажется, здесь не было такой. Здесь, в горах, никогда не было деревень.       Однако затем, когда Цзян Янъли тянет его за собой немного дальше, он слышит чей-то восторженный вздох и тихое господин.       Это.. приводит в ещё большее замешательство.       Остальные остаются немного позади, и теперь только они с Цзян Янъли идут дальше, которая неустанно тянет его вперед.       В конце концов, они оказываются почти в центре этой деревушки, и тогда он замечает ещё одну странность: люди, вдруг столпившись вокруг них, смотрят на него недоверчиво и удивлённо. Одна из старушек, которая выходит вперёд, кажется ему смутно знакомой.       — Неужели это и правда вы, господин Вэй?       — Немного другой, но… это он, правда? — шепчет кто-то в стороне.       — Ах, господин Вэй? Лань Сичэнь говорил правду?       — Но как?       Хор голосов окружает его, и Вэй Усяню кажется, будто он вот-вот потеряет сознание от переизбытка чувств. Ноги вновь едва слушаются его.       — Бабуля?.. — тихо спрашивает он, глядя на старушку, а после переводит взгляд на других. — Первый дядюшка, второй… Это правда все вы?       На лицах каждого проступают улыбки и слёзы.       — Тогда, во время осады, — тихо объясняет Цзян Янъли, нежно сжав его руку, — пострадало всего несколько людей, прежде чем собравшиеся поняли, на кого напали, но ты уже… — он опускает взгляд на землю и едва слышно всхлипывает, — ты уже умер. Клан Цзинь был опустошён нашими ранами, клан Цзян — раздроблен после войны, клан Не взял на себя заботу о некоторых, но остальных взял под свою опеку Лань Сичэнь.       Едва услышав это, он вскидывает голову и смотрит туда, где стоят его родные и Лань Ванцзи — и понимает то, отчего его сердце сжимается до боли сильно.       Понимает: Лань Ванцзи попросил своего брата об этой услуге ради него. Вэй Усянь вовсе не дурак, каким его считают, и может сложить несколько вещей. Тот хранил его одежду, заботился, подпускал с момента возвращения близко к себе, куда ближе, чем требуют приличия, позволял нарушать незначительные правила и так решительно убеждал, что он не виноват в чьих-либо смертях…       Вэй Усянь не глуп, и он видит то, что сделал Лань Ванцзи и ради кого.       — Господин Вэй, — тихо произносит Бабуля, — мы так рады, что вы живы.       Всхлипнув, он кивает и утирает кулаком глаза — а после обнимает и её, и всех тех, кто решается подойти к нему. Обнимает всех и каждого, немного беседует и наблюдает за тем, как присоединяется к этим разговорам Цзян Янъли. Так он узнаёт, что она частенько приезжала сюда и заботилась об этих людях, баловала своим супом и приглядывала за детьми.       В какой-то момент он видит рядом с собой Лань Ванцзи и, не смея больше сдерживаться, сжимает его руку в своей, встаёт лицом к нему и смотрит прямо в глаза.       Лань Ванцзи смотрит в ответ, и Вэй Усянь видит в его взгляде столь многое, что его сердце, кажется, просто не сможет выдержать всего этого. Хочет сделать с ним так многое — но он выжидает, потому что хочет сначала узнать ещё так много всего.       — Раз спаслись все они, то А-Юань?..       — Сычжуй.       Сердце пропускает удар, и он смеётся, прячет лицо в плече Лань Ванцзи, пока где-то там недовольно бурчит Цзян Ваньинь и Цзинь Цзысюань, а Цзян Янъли — задорно смеётся, беседуя с пожилыми Вэнями.       — Ох, теперь я понимаю, почему мне так понравился этот ребёнок, — выдыхает он. — Ты усыновил его.       — Мгм.       И, ох, в этом коротком звуки он вдруг слышит ужасающе много всего.       — А Вэнь Цин и Вэнь Нин?       — Ушли сегодня в Цайи. Они скоро вернутся.       Они живы.        Все они живы.       Ах, наверное, у него действительно остался лишь один вопрос.       Немного отодвинувшись от Лань Ванцзи, он смотрит на того — они одного роста, но разного телосложения, и в то время, как другой мужчина облачён в бледно-голубое, он — в чёрное. Так было всегда: словно свет и тень.       Приблизившись так, что их лица разделяет всего несколько дюймов, он шепчет в его уста:       — Оттолкни, если я неправильно понял.       И делает то, что хотел так сильно и жадно ещё утром: целует, забирая своё и отдавая всего себя. Лань Ванцзи отвечает с готовностью, нежностью и одновременно — пылкостью, обхватывает его талию руками и притягивает к себе, прижимая и словно обещая: не отпустит.       А Вэй Усянь отвечает, прихватывая его нижнюю губу и едва прикусывая: не отпускай.