Вдвоём и всюду

      — Я прошу прощения, но часы посещения…       — Знаю, красотка, — Маджима поднялся навстречу заглянувшей в палату Кирю медсестре, выпуская ладонь того из рук. — Ещё полчаса, моя хорошая, — он протянул это с такой хищной улыбкой, что медсестра, прижав к груди планшет с бланками анализов, кивнула нерешительно и поспешно удалилась. Маджима запер за ней дверь палаты.       — Что ты задумал? — всё это время наблюдая за ним, приподнял бровь Кирю. — Я могу сразу сказать «нет». Ты ещё слишком слаб после…       — Заткнись, — оборвал его Маджима, снимая пиджак и вешая его на спинку стула для посетителей. — Просто заткнись. Я в порядке.       Кирю нахмурился, но не возразил, когда тот, полностью раздевшись, забрался к нему на койку, укрыв их одним одеялом и пристроившись сверху, но так, чтобы не давить на всё ещё не до конца оправившееся после комы тело Кирю. Он лишь хмыкнул, проводя ладонью по щеке Маджимы. Касаясь пальцами тёмных кругов под глазами, скул, ещё сильнее заострившихся. Потянул на себя, чтобы оставить на бледной, измождённой коже мягкий поцелуй.       Маджима никогда не сказал бы это вслух, но Кирю понимал: ему это нужно. Сейчас — потому что потом неизвестно, когда они смогут остаться наедине снова: Маджиму поглотят заботы клана, а Кирю пойдёт под суд и вновь окажется в тюрьме. Сейчас — потому что ещё недавно они считали, что этого «сейчас» у них больше никогда не будет.       За первым поцелуем последовали новые; Кирю ощутил, что чужие руки забрались под его больничную пижаму и теперь осторожно, почти трепетно гладили, вспоминая очертания любимого тела. И сам он проводил по его бокам, стараясь не задевать начавшие заживать шрамы и желтеющие ушибы, с грустным вздохом отмечая, что рёбра стали ещё сильнее проступать под кожей.       Но зато в груди билось сердце — живое, гулкое. Кирю приподнялся на локтях, чтобы ухом прильнуть к нему, услышать его — громкое опровержение бесстрастных слов диктора радио, который говорил, что Маджима Горо мёртв.       Ещё один тихий вздох вырвался из него, когда чужие руки пробрались под резинку штанов.       — Будь добр, вставь мне, — Маджима произнёс это без обычного напора, почти устало. — Я готов. Если не хочешь, так и скажи. Но я до смерти соскучился… по твоему огромному члену, — последнее он добавил после недолгой паузы, желая обернуть всё шуткой. Но Кирю знал этот тон. Он не принадлежал ни Бешеному Псу, ни Лорду Ночи, ни одной из его масок. Это был тон Горо — настоящего, обнажившего свои чувства и боль. Уязвимого. Раненого. Действительно скучавшего.       Ему тоже нужно было доказательство, что Кирю всё-таки жив.       Развернуться на больничной койке было несколько неудобно, но вскоре Кирю уже медленно входил, не переставая размеренно покрывать лицо и шею Маджимы нежными поцелуями. И тот, раньше посмеявшийся бы над «мягкостью» Кирю, лишь молча откинул голову, с облегчением принимая его в себя.       Он даже ничего не сказал, когда Кирю, продолжая двигаться всё так же неторопливо и бережно, снял с него повязку. А когда Кирю невесомо поцеловал шрам на слепом глазу, ему показалось, что он услышал тихий всхлип — но, посмотрев на лицо Маджимы, увидел лишь бескрайнюю теплоту в его взгляде.       Неподдельное счастье от того, что они оба были живы — и снова вместе.