Вдвоём и всюду

      Тонкие ремни пересекают лицо, обхватывают его, но не давят и не стягивают — держат в узде. Маджима тянет за них, ухмыляясь, чуть дёргает на себя, и Кирю, закусывая мягкие удила, смиренно выдыхает носом. Его длинные полуопущенные ресницы чуть подрагивают, он старается не смотреть Маджиме в лицо — так проще не выходить из роли.       Кожаный наконечник хлыста плавно обводит контуры мышц его спины, и Кирю ведёт плечами, подставляясь под обманчиво-ласковые прикосновения. Лёгкий размах — мягкого шлепка почти не слышно. Это всё же не наказание — лишь напоминание о том, кто здесь держит поводья.       Поводья зажаты у Маджимы в кулаке, и он, оглядывая коленопреклонённого, на четвереньки вставшего ради него Кирю, может лишь возносить хвалу тому извращенцу, кто первым выдумал приспособить конскую упряжь под человеческое лицо.       Это было даже лучше, чем ошейник. Лучше, чем намордник или кляп. Это было всё в одном флаконе — и даже больше. Это была воплощённая покорность.       Он всё ещё лишь гладит Кирю хлыстом, но улыбка его обнажает хищные клыки. Не видя её, но словно бы животным чутьём ощущая, Кирю чуть сильнее горбится — и за это его заслуженно хлещут по плечам, уже куда ощутимее. Выгибается, снова шумно выдыхая, отворачивает голову, но не может игнорировать жадный взгляд, которым Маджима обводит всё его тело, в конце концов останавливаясь где-то у хвоста вытатуированного дракона.       Маджима облизывается почти непроизвольно, закусывает губу. Наконечник хлыста, дразня, похлопывает сочные ягодицы, перескакивая с одной на другую. Кирю коротко и часто выдыхает через нос. Он знает, что последует за этой обманчивой игрой. Но он не знает, когда.       Короткий размах — и резкий свист. Звонкий звук первого настоящего удара отскакивает от стен и резонирует в ушах Маджимы с всхлипом, который вырывается из Кирю от неожиданности — тот ещё сильнее закусывает удила. Маджима не позволит ему отмалчиваться. Он хочет слышать его, смаковать все эти всхлипы, вздохи, хрипы и стоны. Он выбьет их из Кирю любой ценой.       Хлыст свищет с короткими паузами, всё наращивая темп, наращивая силу, приземляясь на ещё целые участки и оставляя на них мелкие красные следы — жжёт, наверняка, невероятно, а уж когда второй раз попадает по больному, и вовсе невыносимо. Когда второй раз попадает по больному, Кирю стонет особенно отчаянно и низко, парадоксально выгибаясь так, чтобы буквально подать себя на блюдечке, раскрыться ещё сильнее, скребя ногтями по ковру и зажмуриваясь. И он получает ещё больше — в ответ на его сдавленные вздохи Маджима неожиданно издаёт какое-то дикое гиканье, размахиваясь с особенным наслаждением и нанося удар с оттяжкой.       У Маджимы голова полнится идеями, которые большинство людей нашли бы безумными, но часть из которых Кирю всё же принимает — и неожиданно для себя учится находить в них удовольствие. Но, пожалуй, если Маджима сейчас и вправду вскочит на него, толкнувшись пятками в бока, терпимости Кирю не хватит и лихого всадника попросту сбросят на пол — и вся иллюзия рассеется. Маджима, по счастью, прекрасно изучил границы чужой терпимости.       Особенно чужой терпимости к боли.       Когда на заднице Кирю, кажется, не остаётся ни одного живого места, Маджима останавливается, возвращаясь к лёгкому похлопыванию, почти назидательному. Нежно поглаживает покрасневшую кожу, словно бы успокаивая заведённого зверя. Но «зверя» это заводит только сильнее, он запрокидывает голову, приоткрыв рот — удила выпали бы, если бы их не держали крепко ремешки сбруи — и дышит глубоко, блаженно.       Пальцы Маджимы, оглаживая его истерзанные ягодицы, подбираются к центру, но Кирю вдруг ведёт головой протестующе, приподнимает руку и показывает условный знак, вытянутый указательный палец — не пристало, всё же, «бессловесной твари» просить о чём-то вслух. Маджима хмыкает, но руки от него убирает.       До чего же, право, Кирю всё-таки строптивая скотина. Но правила есть правила — они оба на них согласились.       К кровати Маджима ведёт его за поводья, не позволяя встать с четверенек. Кирю снова что-то неразборчиво мычит, но больше не сопротивляется, идёт за ним вслед и ложится на спину, наконец встречаясь с Маджимой взглядом. Тот, располагаясь сверху, вынимает из себя анальную пробку и медленно опускается на чужой крепкий член, едва сдерживая непрошенный стон от того, как он растягивает его — куда сильнее и приятнее, чем любое прорезиненное подобие. Перекидывает поводья через голову Кирю, не сводя глаз с его лица, любуясь тем, отражается на нём ответное наслаждение. И тем, как он вновь, уже почти привыкнув к ним, стискивает зубы на мягких удилах.       Погрузив его в себя почти до основания, Маджима замирает на несколько мучительно-долгих секунд, ощущая внутри чужое нетерпение. Его улыбка становится совсем уж бессовестной.       Сейчас он покажет этому жеребцу, что значит «скакать галопом».