Вдвоём и всюду

      У Кирю лицо пылает — щёки словно залиты пламенем, уши едва ли не пунцовые, а на шее проступают малиновые пятна. Чужие руки лежат на его бёдрах, ободряюще гладят, порой чуть давят, поощряя опуститься ниже, но Кирю лишь выдыхает и прикрывает глаза. Он сверху — и тем не менее, он, кажется, никогда раньше не чувствовал себя более уязвимым. Он не видит лица Маджимы под собой, но по его прикосновениям, по подрагиваниям распростёртого под ним тела чувствует его нарастающее нетерпение.       И всё же Маджима урчит снизу почти ласково:       — В чём дело, Кирю-чан? — тот ощущает его дыхание на коже. Кончик носа проходится по нижней границе татуировки дракона, почти вслепую прослеживая извивающийся хвост, и от этого Кирю снова вздрагивает в неуверенности. — Передумал?       Кирю стискивает зубы. Нет, отступать — не его стиль. Но… но он и сам не знал, на что соглашается, когда говорил Маджиме «да». Что это будет… так странно для него.       — Я… не привык на ком-то сидеть, — наконец говорит он тихо, на что получает в ответ короткий смешок и такой же короткий поцелуй — на сей раз у когтей драконьих нижних лап. От этого он снова вздыхает, поджимает пальцы ног. Всё ещё медлит. — Дай мне… ещё немного.       — Твоё «немного» может растянуться на годы, — снизу рокочут уже более раздражённо. Кирю слышит отчётливый липкий звук и словно воочию видит, как Бешеный пёс облизывается в предвкушении. И от этого по телу прокатывается приятная волна возбуждения — которое, впрочем, ещё немного омрачено неловкостью.       — Если ты устанешь… — одна часть его уже почти на всё согласна, но вторая всё ещё высказывает беспокойство. Пальцы Маджимы впиваются в его бёдра сильнее.       — Ты поймёшь, — зловеще хихикает он, и слышится звонкое клацанье челюстей. Кирю снова едва не вздрагивает, но на этот раз реакция вырывается из него сдавленным хмыканьем. К тому, что эти челюсти оставляли свои хищные следы даже на тех местах Кирю, которые он не мог увидеть без зеркала, они оба уже вполне привыкли.       Чужие губы снова касаются его, влажно целуют ягодицы — и у Кирю в голове не укладывается, как Маджиме может нравиться такое. Как ему самому может нравиться такое. Трахаться, как почти нормальные люди — член заходит в отверстие, никаких неожиданностей — это он понимал вполне хорошо. Но у Маджимы для него было слишком, слишком много сюрпризов. И не всегда Кирю был к ним полноценно готов. Хотя, казалось бы, какая мелочь. Просто опуститься окончательно и получать удовольствие.       Но Кирю медлит. Он всегда медлил, если что-то не укладывалось в голове. И, к сожалению для Маджимы, он сейчас внизу и никак не может подстегнуть Кирю.       Он пытается. Издаёт ещё один пошлый чмокающий звук, от которого по коже пробегает волна мурашек. Кирю вздыхает — опять, — проводит руками по его телу, что ему доступно в таком положении — от середины груди и до пояса. Останавливает взгляд на чужом члене прямо перед собой. И чёрт, он уже стоит наполовину. Хотя они почти ничего ещё не сделали. Кирю ничего не сделал, чтобы завести его.       — Кир-рю, — снизу рычат почти угрожающе. Маджима перемещает ладони с бёдер на ягодицы, сжимает сильнее. — Харе мяться! Просто, блять, сядь уже мне на лицо!       Кирю упирается ладонями в его тело, на секунду закрывает глаза.       И опускается окончательно.       Из его груди вырывается сдавленное аханье, когда, раздвинув половинки его ягодиц, Маджима целует колечко мышц — не менее чувственно, чем он раньше целовал Кирю в губы. Даже, пожалуй, ещё развратнее, потому что, наконец дорвавшийся до столь желанного, он с остервенением пускает язык в дело, дразня и лаская.       И это… чёрт возьми, именно настолько странно, насколько Кирю думал.       И, чёрт возьми, куда приятнее, чем он себе представлял.       Самое странное — и самое приятное — это видеть, как чужой член крепнет на глазах под приглушённые голодные стоны снизу. И ощущать, как от каждого движения языка Маджимы, от каждого небрежного мазка и будто бы случайного проникновения кончика чуть глубже по телу прокатывается не волна уже — концентрированный электрический ток, который заставляет Кирю прикусить губу и невольно дёрнуть бёдрами в неосознанном желании то ли куда-нибудь толкнуться, то ли податься навстречу чужим грязным ласкам.       Стон снизу от этого движения становится только восторженнее. Поэтому Кирю, наконец отбрасывая всю скованность, не останавливается, больше не сдерживая срывающиеся с губ вздохи, каждый следующий громче и блаженнее предыдущего, и слегка покачивается, забывая в собственном удовольствии о том, что он может по неосторожности раздавить партнёра. И, похоже, его энтузиазм Маджиму лишь больше заводит, отчего снизу пополам с абсолютно непристойными чмокающими и чавкающими звуками, не прекращаясь, слышится отчаянное постанывание, временами переходящее то в поскуливание, то в рык, от вибрации которого Кирю стонет сам и сжимает свой член, не в силах больше терпеть эту пытку наслаждением.       Через несколько рваных вздохов, когда он снова бросает взгляд на чужой стояк, уже сочащийся преэякулятом, его вдруг посещает невероятно дерзкая по его меркам мысль. Кирю нагибается, чуть смещаясь, упирается локтем свободной руки в матрас сбоку от Маджимы, и, дотягиваясь, целует розовеющую головку. Стон снизу становится особенно отчаянным, Маджима выгибается навстречу неожиданной ласке — и словно бы ещё яростнее принимается за Кирю, намереваясь, видимо, съесть его заживо. Тот воспринимает это как одобрение и берётся рукой за основание чужого члена, проводя по нему в такт со второй.       Потянувшись ещё дальше, Кирю полностью вбирает головку члена в рот, на пробу посасывая. Из-за того, что его позиция чуть изменяется, Маджима оставляет его анус в покое — но зато перемещается к ставшей почти болезненно-чувствительной мошонке и вылизывает её так страстно, словно чужое удовольствие передаётся ему напрямую. И он не слишком ошибается, потому что, распаляясь, Кирю и правда берёт его глубже, забывая, где кончается его собственное удовольствие и начинается чужое.       Кажется, Маджима кончает первым, потому что Кирю, когда его накрывает оргазмом, чувствует во рту привкус его спермы — и словно бы видит себя со стороны: с перепачканными губами и бёдрами, которые двигались словно бы сами по себе верхом на чужом лице, доводящим себя до пика резкими движениями.       Должно быть, Маджиме тоже стоило бы это увидеть — наверное, он кончил бы тут же второй раз подряд.       Когда они переводят дыхание — Кирю поспешно сполз вбок, как только смог снова вполне контролировать себя, — он загнанно выдыхает:       — Ты… ты был прав… Мне… понравилось…       — Заметно, — Маджима валяется без сил с приоткрытым ртом, с трудом разминая челюсть и едва подбирая слова. — Ты мне чуть шею не свернул.       — Прости, — Кирю отвечает почти на автомате. Было бы ужасно неловко, если бы такое произошло. Гораздо более неловко, чем соглашаться сесть Маджиме на лицо.       — Заткнись, — шипят в ответ. — Это было бы охуенно.       Ряд вещей о Маджиме всё ещё не укладывается у Кирю в голове. Но тем не менее он привлекает его в объятия. Вместе они смогут всё уложить и всё понять друг о друге.       И о себе тоже.