ххх
Изуку наконец-то решает вспомнить о том, что у них, блять, практически есть ребёнок. Ранним утром субботы он появляется на пороге общежития. Кацуки узнаёт об этом только потому, что слышит знакомый бубнёж, который Изуку производит каждый раз, когда слишком измотан и пытается всеми силами удержать себя на ногах. А сам он, да, засыпает на диване, потому что ему такое не помогает. — Ебануться, — тянет он рычаще, из-за чего Изуку подскакивает на месте с резко повёрнутой к нему головой, — ты решил почтить нас своим присутствием. Изуку отводит взгляд с неловкой улыбкой и тянется потрепать волосы, но останавливает руку на полпути. Так Кацуки обращает внимание на бинты, перетягивающие его тупую башку. Уставший, он заваливается обратно на удобно устроившиеся под спиной подушки. Только тогда замечает одеяло, которым его хрен знает кто укрыл. — Поверить, блять, не могу, ты… — Это пустяки, Каччан. — Тебе надавали по жопе, и ты приполз сюда зализывать раны. Лохматая башка появляется над спинкой дивана, затем руки. Аккуратно, они ложатся на обивку, сжимают её. Пальцы усеяны пластырями, бинты окутывают запястья. Наверняка змеятся по предплечьям, он ведь не в курсе, что нужно знать меру. — Ладно, это звучит обоснованно, — нехотя признаётся Изуку и появляется по пояс. — Мы выследили одну из группировок, так что… Там работа для тебя. Кацуки вздыхает. Прикрывает лицо ладонью, ведёт вниз, слегка оттягивая нижние веки и щёки. — Будем честны, придурок, для тебя тоже. Но ты как обычно заигрался и получил по щам, а мне теперь расхлёбывать, — он переводит взгляд на это тупое лицо, только чтобы увидеть, как Изуку слегка улыбается. — Ты даже этого не скрываешь. — Ты просто хорошо меня знаешь. — Идиот. — Как у вас тут дела? — Изуку отталкивается от дивана и шагает по направлению к кухонному островку. Одна его нога слегка шаркает, он притворяется, что ничего не происходит, что ему не больно. Только в голосе проскальзывает едва уловимое напряжение. — Сора хорошо себя вёл? — Ужасно, — бурчит Кацуки и садится. Из-за этого паразита он почти не спал, но теперь сна в нём нет. Он чувствует, как загораются мышцы при одной лишь мысли о том, что сейчас он выйдет отсюда и хорошенько разомнётся. — Гадёныш взял за привычку ускользать ночью тренироваться, а днём спит на крыше. Если потеряешь его, а ты точно потеряешь, ищи там. Он поднимается, не дожидаясь ответа, и топает в ванную. Оттуда в комнату. По пути обратно проходит через скромную, всё ещё нифига не обжитую обитель мальчишки — тот и правда спит. Или делает вид, чёрт его знает. Кацуки бесшумно закрывает за собой дверь и идёт вниз. На кухне сливает вчерашнюю воду в раковину, споласкивает миску и выкидывает консерву. Изуку тяжело вздыхает. — Кот так и не вернулся? Кацуки не нужно отвечать. Тут и так всё понятно, зачем зря сотрясать воздух. — Ты, — он тычет в его сторону пальцем, — не давай ему поблажек. Он в чём-то похож на тебя, так что следи за ним. Изуку вскидывает брови, а рук от кружки с супом не убирает. Скотина. Маленькая улыбка трогает его губы. — Я не пропускал уроки. — Научи его писать. Изуку удивлённо распахивает глаза. Кацуки хмыкает и закидывает лямку рюкзака на плечо. — Звони мне, только если кот вернётся. За остальное я взорву тебе лицо. Он уходит. А чувствует себя так, будто освобождается.ххх
Не сказать, что работы у него мало, это вообще не так. Но здесь, в городе, он чувствует себя гораздо свободнее. Даже дышится легче. Первым делом он исследует всё то, что команда Деку успела собрать и узнать. Ночью того же дня он участвует в операции по захвату, а утром наблюдает за допросом лидера группы, который, к сожалению, не даёт никакой полезной информации. По сути всё, что они узнают, это "с нами связался какой-то хрен, а мы просто самые настоящие тупицы". Ничего необычного. Возвращаться в Академию без особой необходимости не хочется. У Кацуки есть пара свободных дней, которые он всё равно тратит на выслеживание других группировок, защиту города, добывание информации и эвакуацию народа из сошедшего с рельс синкансэна. Что тоже… в принципе… обычный день в Мусутафу. А вот ночь… Ночи ему нравятся. Ночью прохладно и тихо, улицы пусты. Он тратит хотя бы по паре часов на поиски своего пропавшего в неизвестности животного, исследуя её так, как подсказывает сердце. Под утро он возвращается домой ни с чем. А животное неожиданно находит его само. Тычется холодным мокрым носом в челюсть, низко урчит рядом с ухом. Кацуки узнаёт два хвоста и насыщенный красный цвет глаз, вес его тела на своём. Кот довольно щурится и подставляет голову под пальцы, сам подсказывает, где лучше почесать. Забавно топорщит усы. Кацуки наблюдает за ним с облегчением. Кот расслабляется настолько, что полностью разваливается на нём. Хвосты свисают с бока, огибая рёбра, а шея вытянута. Голова давит Кацуки на плечо, и эта тяжесть приятна. Он её любит. Не переставая медленно водить ладонью по гладкой спине, он считает позвонки и оглаживает лопатки. По крайней мере, его кот не пострадал. Кацуки утыкается в шерсть носом. — Спасибо, блять, что ты хотя бы живой. Идиотина. От кота пахнет дымом и снегом. Запах кажется знакомым. Кацуки проваливается в сон раньше, чем успевает понять.ххх
Проходит всего четыре дня, прежде чем телефон оживает в заднем кармане его штанов. Кацуки раздражённо рыкает и прижимает телефон к уху: — Если это не насчёт моего кота, я- — Сора в медпункте, — спешно перебивает Изуку. Странный тревожный мотив в его голосе и шумное дыхание напрягает Кацуки почему-то сильнее, чем всё остальное. Он выпрямляется за столом. — Что случилось. — Тот парень… Помнишь, со второго курса? Проблемы с агрессией, тяжёлые кулаки, радикальные взгляды. Вот этот парень. О, навевает воспоминания. Первая встреча с учениками сразу после выпуска, когда Изуку, идиот, сказал, что хочет присматривать за детьми. Несколько проблемных среди них, которых видно было сразу же. И этот особенно: массивная челюсть, белые волосы, взгляд исподлобья. Маленький Влад. Кацуки вспоминает ещё кое-что. Оно буквально зудит в мозгу, стоит вспомнить лицо. Он сжимает переносицу пальцами, зажимает посильнее. — Тот ублюдок, у которого родители оказались сектантами? — Точно, да, он. Он узнал, что Сора… Кто-то сказал ему, что его привели из лабораторий. Нашли его дело, вроде бы, я не очень понял. Этот парень на него напал. Их было несколько, вообще-то, но он их организовал и нанёс наибольший урон. Кацуки скалится. Эти тупые дети… И тут же себя одёргивает. — У этого ушастого шпенделя слух острее, чем у Джиро. Как вообще он смог к нему подобраться? — Боже, Каччан, я не знаю, ясно? Сора ничего не рассказывал, он спит. У него несколько сломанных рёбер, сотрясение и разрыв кишки, как думаешь, много бы он мне сказал? Придурок смеет ему зубы показывать, с ума сойти. Кацуки поднимается с места в равной степени желая надрать ему зад и заодно разнести в клочья ублюдка со второго курса. Его нужно было исключить ещё на первом, но политика Академии не позволяла этого сделать. Ему хотели дать шанс, чтобы не повторилась история с Лигой Злодеев. — Еблище на ноль, понял? — коротко рычит в трубку и уже спокойнее добавляет. — Скоро буду. Проследи, блять, чтобы никто его не добил. Изуку обещает. Сказать честно, не особо Кацуки ему верит.ххх
Как бы ни было велико желание пойти сразу разбираться с сопляками, Кацуки первым делом идёт в медпункт. И чёрт его знает, почему. Сол должен спать, так ему говорят. Раны больше не опасны, но он слаб, и в основном его держат под препаратами. Но, когда Кацуки заходит в палату, мальчишка не спит. Сидит и смотрит в окно, или, точнее, слушает, судя по наклону лохматой головы. Едва завидев Кацуки, он забавно морщится и улыбается. — Что с лицом, Кацунян? Ты что, перца переел? Кацуки бы врезать ему, но ему хватает сил сдержаться. С коротким рыком, он пинает кровать, на которой мелочь обитает, и садится на край. — Какого хрена ты не услышал их? Опять на таракана отвлёкся? Чё там было? Сол снова морщится. Улыбка стекает с лица, теперь вместо неё какое-то тяжёлое выражение, что-то о горечи и смирении. Такое знакомое. Когда он говорит, больше не звучит весело и легко. Он звучит ровно и низко, абсолютно спокойно, и в данном контексте это жутко. — Не знаю. Мы были на тренировке. Я высматривал других. Они появились из-за спины и напали. Скорее всего, использовали… причуду, как-то влияющую на слух, или что-то такое. Кацуки рычит. В классе у этого ублюдка есть один хиляк, который может создавать вакуум и регулировать величину пространства, который под действием причуды окажется. И ему не нужно касаться, достаточно просто смотреть. Скорее всего, он соучастник. По крайней мере, никого больше, кто подходил бы под описание лучше. Сол вскидывает голову и приподнимает брови, уголки губ приподнимаются тоже. — Не злись, мой герой, — говорит чуть мягче, — они всё равно не успокоились бы, если бы не попытались. В следующий раз их было бы больше. Придумали бы ещё что-нибудь. — И что ты предлагаешь, придурок? Просто рукой махнуть? — Они напуганы. Стоило ожидать чего-то подобного. — Они могли тебя убить, — Кацуки подаётся вперёд, облокачиваясь на колени. — Они пытались это сделать, ты не понимаешь? Какого хуя их выгораживаешь? Мальчишка дёргает плечами, пожимая ими. — У них не получилось. — Да, потому что Деку влез. А если бы нет? — Тогда, скорее всего, получилось бы. Но это тоже ничего. Я всегда возвращаюсь. Если бы Декиру не вмешался, и у них хватило бы духу, очевидно, они бы закончили начатое. Тогда у них было бы несколько путей. Они узнали бы, что такое смерть, тем более смерть от их рук. Это либо сломало бы их, потому что, вау, реальность не видеоигра, да? Либо открыло бы им новые возможности. Так или иначе, они оказались бы под судом, конец геройской карьере. Такие люди никогда не думают о последствиях, пока не получат урок. — Ты… — Кацуки медленно качает головой, будто не верит. Голос его почему-то срывается. — Ты этим наслаждаешься, что ли? — Возможно, — тон Сола становится снова неожиданно холодным, стальным. По-настоящему расчётливым. Таким жестоким Кацуки его ещё ни разу не слышал. — Мне просто интересно, что бы из этого вышло. Я бы хотел увидеть, как бы сложилась их жизнь после такого дальше. Кацуки и правда не верит. Настолько вся эта ситуация абсурдна. И эти разговоры про возвращение, множество смертей, что Солу пришлось пережить? Брехня всё это, так не бывает. — Ты ебанутый, — выдыхает он. — Тебе башню отбило. Сол разводит руками, улыбается насмешливо, а сталь из глаз никуда не девается. Что-то хищное сидит в нём. Что-то злое. — Ты думаешь, что я добродетельный и жертвенный, — говорит он, медленно склоняя голову к плечу, — как Декиру, да? Я не такой. Я не собираюсь за них заступаться, но и марать руки не собираюсь тоже. Они и так уже наказаны. Счастливые люди так бы не поступили. А затем добавляет тише, ещё более злобно: — Это не значит, что я когда-нибудь их прощу, — и теперь-то — теперь-то Кацуки слышит его злость. Мстительный гадёныш, а? Ему такое нравится. Но всё равно кажется, что из них всех головой поехал он сам.ххх
Изуку ждёт его на улице, у самых дверей. Нервно жуёт губы и переступает с ноги на ногу. Но первое, что говорит, это: — Спарринг? Сукин сын слишком хорошо его знает. За эти дни Кацуки приходилось несколько раз вступать в бой, но каждый из них заканчивался быстрее, чем он успевал даже просто чуть-чуть разогреться. На тренировочном поле они бьются почти по-настоящему. Это было бы самоубийством несколько лет назад, для одного из них так точно, но сейчас они могут не сдерживаться. Изуку знает его стиль, Кацуки — знает стиль Изуку. Это заставляет их много думать и пробовать новые способы, действовать на пределе сил. И на самом деле они могут продолжать так хоть весь день, но таймер велит закругляться. Как бы ни было досадно, Кацуки признаёт дурацкую ничью. Хотя это всё равно не спасает Изуку от поджопника. Итак, они сидят на траве в тени деревьев, когда зелёный энерджайзер начинает разговор, который, очевидно, его тяготил дольше, чем история с мальчишкой. Несколькими мальчишками. — Ты знал, что у него шрамы на ногах? — говорит он, но на Кацуки не смотрит. Между бровей у него глубокие морщины, а лицо выглядит таким же, как во время боя. Почти свирепым. Глаза горят. — Я проверил отчёты, но там о них ни слова нет. Исцеляющая Девочка сказала, что такие шрамы бывают в основном после того, как человеку ставят спицы. При переломах, понимаешь? — И что в этом такого? — Кацуки склоняет голову к плечу, пока и вовсе не расслабляет шею. Двигаться ему лень. Солнце хорошо греет. Последние дни сентября медленно догорают за горизонтом алым небом. — Люди часто ломают ноги. — Я тоже так подумал, — Изуку закусывает ноготь на большом пальце, — но это выглядит не так. То есть, пойми меня правильно, но мы проверили его. Если бы дело было только в спицах, никаких вопросов, но у него кости срослись неправильно. Там есть неровности, которых быть не должно. Такое может быть, только если на ранних сроках перелома он подвергал ноги нагрузкам, которые были ему противопоказаны. И потом только они зажили. Его кости очень хрупки внутри. Кацуки ждёт ещё чуть-чуть, но на этом, видимо, пока что всё. Поэтому он только устало вздыхает и вяло пинает идиота в голень. — Изуку, что ты хочешь сказать? Что его — что? Заставляли работать на ногах, когда у него был перелом? — Я не знаю, Каччан, — Изуку рассеянно потирает ногу и переводит наконец на него взгляд, осмысленный и просветлевший. — Я думал, может, ты слышал что-то. Может, он тебе говорил. Но вижу, что ты тоже не в курсе, — затем снова смотрит на небо и опускает плечи. — Как думаешь, он расскажет, если его спросить? Кацуки фыркает. Откидывает голову назад, чтобы удобнее было наблюдать за облаками. — Я тебя умоляю. Навешает лапши про смерти или ещё что, разбери потом. У него язык без костей, он этим пользуется. Изуку слабо улыбается, лёгкий росчерк теней появляется в уголках губ. Такие же тени залегают под глазами, он выглядит уставшим. Но хотя бы уже не больным. — Я попробую. А если узнаю, расскажу тебе, хорошо? Ты не против? Кацуки фыркает, закрывает глаза и куксится, как обычно. Не хочет он ничего знать, не хочет ничего слышать, не хочет ни в чём разбираться. Проблемы должны решатся, а у них получается, что они прибавляются и растут. И нет, чтобы просто ответить на вопросы, как люди делают. Сол глотает язык тогда, когда это не нужно делать, но нужно ему. Он кажется таким простым, таким безобидным и безалаберным, слишком беззаботным. Но если посмотреть глубже, безошибочно обнаружишь, насколько мудрёная у него жизнь. Целый клубок запутанных ниток. И — ладно. Возможно, это он должен знать. Возможно, он пожалеет об этом. Возможно, у Изуку получится вытянуть из мелкого спиногрыза правду. Поэтому он делает неопределённый жест рукой. — Как пожелаете, Ваше Высочество.ххх
Стоило догадаться, что сразу после выписки пацан улизнёт. Зато вместо него Кацуки быстро находит Изуку, который как раз прогуливается по коридорам Академии, пока за дверями кабинетов идут занятия. — Шкета встречал где-нибудь? — без приветствий говорит Кацуки, чем, он видит, сбивает придурка с мысли. Тот так и замирает с приоткрытым ртом. — Эм. На крыше смотрел? Кацуки даже не пытается не закатывать глаз. А Изуку хватает за ворот и тянет на себя, но отпускает быстрее, чем это перерастёт в настоящие угрозы. Никто из них им давно уже не верит, а подавать, мать его, дурной пример случайным свидетелям не хочется. У них и так мозгов ничерта нет. — Умник херов, — он фыркает. — Я тебе и сказал, что он там. Обычно. — Так бы и сказал, что его там нет, — бубнит Изуку, поправляя костюм. Обиженным не выглядит, выглядит заинтересованным. Эти его глаза огромные… Кацуки отмахивается с оскалом на 15%. — Иди ты в жопу. Помогай искать. Они разделяются, потому что, логично, так быстрее. Больше шансов. Всё это до смешного тупо напоминает поиски кота в городе, не хватает только подключить сюда бывших одноклассников. С другой стороны, как и с котом, мелкого они тоже ищут с огнём. Днём. Был бы в этом толк. Если что Кацуки и знает, пацан отлично умеет прятаться, когда ему это действительно нужно. Он оставляет тренировочные поля и арены Изуку, потому что тот может летать и делает это быстро. Кацуки думает, что смысла проверять аудитории нет, вряд ли проблемный мальчишка стал бы туда вообще соваться. Особенно после того, что случилось. Но всё равно проверяет — чем чёрт не балует, так ведь говорят. Он открывает дверь за дверью уже почти без разбора. Пустая аудитория, заполненная, шумная, укрывающая послушных детей — неважно. Он проверяет даже библиотеку, хотя знает, что там мелкому точно делать нечего, ведь читать он не умеет. Книги в Академии все на современном японском, а на английском они не держат ничего, кроме учебников. В столовой его тоже нет, даже несмотря на то, что там сегодня подают сладкое, а сладкое мальчишка любит. Поразительно просто. Он бежит до общежития — шумно топает быстрым шагом, — но все комнаты пусты, как и должно быть. Он проверяет сараи и склады с запасами всего всякого. Проверяет прачечную. Проверяет места отдалённые настолько, что Всемогущий с Изуку ни разу там не были никем замеченными. Пусто, мать его. Не мог же он сбежать? От одной мысли об этом Кацуки леденеет. Его не волнует, что о нём подумают или о них с Изуку, срать он на это хотел. Но его напрягает, что пацан вообще на такое решился. Или не решился, он пока не знает, но готовится выходить за пределы территории, если будет нужно. Он снова возвращается в Академию и залетает в учительскую. Там всего несколько учителей, Мик в их числе. Айзава тоже — не сводит с вошедшего и уже порядком злого Кацуки взгляда. — Пацана видел? — на грязном выдохе рычит Кацуки. Айзава медленно моргает и делает глоток из чашки с — что это? Котики? Уморительно. — Он от тебя сбежал? — голос бывшего учителя звучит хрипло и вяло, он точно спал. Кацуки слышит в его тоне намёк на насмешку. — Не от меня. Видел или нет? Я решаю, нужно ли, блять, объявлять его в международный розыск. Мик сдавленно посмеивается, прикрывая рот ладонью. Айзава делает ещё один глоток со скучающим видом. Шарф у него на шее слегка шевелится, из-за него появляется ушастая чёрная голова. Знакомые красные глаза смотрят почти что весело. Кацуки щурится в ответ, беззвучно, но очень красноречиво обзывая кота предателем. — Да, с проблемными детьми всегда так. Кацуки хлопает дверью, распахивает, бросает "не хотел" и хлопает снова. Может, и хотел, кто знает. Стоило догадаться и о том, что Айзава будет отыгрываться на них с Изуку за годы проблем и пару седых волос. Кацуки не удивится, если всё это время пацан сидит у него под столом.ххх
Ладно, хотя бы по поводу кота он больше не беспокоится. Очевидно, хвостатый ублюдок выбрал ещё одно место, где его кормят. Кацуки не зол, честно. Может, немного всё же. Ревнует больше. Это быстро проходит. Злость вспыхивает снова, мгновенно и сильно, когда другой ушастый придурок появляется в поле зрения. Кацуки преодолевает расстояние между ними буквально взрываясь. Приземляется в метре от него, а остальное расстояние позволяет своему телу пронестись по земле. От этого сила, с которой он впечатывает Сола в стену, неслабая. — Где ты был, — он рычит, совершенно не прилагая никаких усилий к тому, чтобы хотя бы выглядеть не взбешённым. Мальчишка сверкает глазами, но даже если он напуган, Кацуки всё равно. Тот прекрасно слышал взрыв. Мог уклониться или ещё что. Сол сжимает пальцы поверх его запястья, немного оттягивая руку с зажатым в неё воротником футболки подальше от шеи. Кацуки делает усилие, оставляя костяшки опасно вжатыми ему в горло. Он чувствует, как чужой пульс находится под горячей кожей, но не думает, что виноват страх. Это что-то более сильное. Что-то как будто вбитое. — Кацунян, — Сол пытается улыбнуться, но попытка проваливается. Он напряжён всем телом. Кацуки отчётливо слышит дрожь. Видит её в уголках его губ и то, как чутко от неё фокусируются зрачки. Это заставляет его немного всё же ослабить хватку. — Сволочь, — выплёвывает он, — кажется, ты не понимаешь, в какой ситуации находишься. — Я просто нашёл белку, — Сол слабо посмеивается и поднимает руки, показывая, что безвреден. Всё ещё безоружен. Кацуки щурит глаза, когда видит его перепачканные грязью пальцы и длинные ногти, заточенные, слегка изогнутые. — Мне нужно питаться чем-то кроме вкусных сладостей из столовой, поэтому я- — Ты не имеешь права отходить от меня ни на шаг, — Кацуки опасно понижает голос. — Ты тут не на отдыхе находишься, ты под ёбаным арестом. Тебя держат здесь только потому, что ты можешь быть полезен. Не знаю, чего полезного в тебе нашли другие, но за тебя в ответе сотни человек, так что хватит вести себя так, будто ты не вдупляешь, насколько это, блять, серьёзно. Мать твою, я самолично отдам тебя обратно в лабораторию, если выкинешь такое хоть раз. Улыбка Сола получается в этот раз чуть более настоящей. — Ты лжёшь. Здесь, — его палец вжимается Кацуки в грудь, — я прекрасно всё слышу, каким бы громким ты ни был. — А я вижу, что ты непроходимый идиот. И нет, не лгу. Убеждай себя в обратном и дальше и посмотрим, кто из нас прав. И белки, блять. Ты их жрёшь, что ли? — Фу, нет, — мальчишка морщит нос, разжимает его кулак и отстраняется немного. Вряд ли это признание поражения, он всё же быстро всё схватывает. Наверняка для него и прояснение очевидных фактов чем-то новым не было. Тогда Кацуки просто не понимает, в чём его проблема. — Я не ем белок, они милые. Я просто за ними наблюдал. У нас с Никки была одна, она свила гнездо на парапете моего окна. Как я могу есть белок? — Я в душе не ебу, что у тебя в башке. — То же, что у тебя. Сол склоняет голову к плечу с самым забавным непонимающим выражением на лице, а Кацуки одновременно смешно и злобно. Его просто чудовищно всё это бесит, правда. Рывком, он отталкивает пацана прочь, намеренно ударяя его спиной о стену. Тот только морщится и сутулится, защищаясь. — Ещё раз, ты… — говорит Кацуки низко. А тот вдруг делает шаг вперёд и коротко мажет о его плечо лбом. — Это, блять, ещё нахрена. Красные глаза смотрят со знанием, которого у Кацуки совершенно нет. Он чувствует себя идиотом. Видимо, есть что-то такое у него на лице, потому что Сол поясняет: — Мне будет легче исполнять это правило, если я буду хоть немного пахнуть тобой. И если ты будешь мной. Для тебя ничто не изменится, а для меня — да. — Придурок, — Кацуки фыркает и отстраняет его, схватив за лицо. — Держись от меня подальше. Тихий смех обжигает ладонь. Кацуки спешит её убрать. Весело сверкающие тёмные глаза — то, с чем ему приходится столкнуться сразу после. — Ты противоречишь себе. — Я просто запру тебя нахрен в подвале. Пацан мягко покачивает головой и начинает шагать с ним рядом, когда Кацуки направляется к учительскую, чтобы сообщить, что ублюдок нашёлся. Шагов мальчишки не слышно, он правда ходит совершенно беззвучно. Сзади у него болтается что-то, что Кацуки боковым зрением случайно принимает за хвост. Оказывается, просто длинный конец ремня. Он фыркает. Сол понимающе хмыкает и прячет руки в карманы толстовки. — Я охотился за мышами и птицами. Кацуки знает, что ему нахрен не нужен ответ. Но всё равно незаинтересованно уточняет: — И на кой хер. А тот просто пожимает плечами. — Мне нужно мясо. Видно, что он умалчивает о чём-то. Кацуки вспоминает о шрамах, про которые говорил Изуку. Он думает: если выслушает ещё одну выдумку, у него точно башка взорвётся. Он впаривает его Изуку сразу же, как только они видятся. А для надёжности обматывает запястье осталопа ремнём, который свисает с пояса закатанных выше щиколоток на разном уровне брюк. — Следи, блять, за ним ты теперь. И уходит.ххх
Если немного подумать, Кацуки был почти уверен в том, что пацан ни за что больше не выйдет к остальным ученикам. Не после того, как его чуть не убили. Тут даже драматизировать не надо, и так всё понятно. Но вот он, Сол, ловко ныряет в укрытие и исчезает из виду, а целый третий курс его ищет. В следующий раз чёрная копна волос мелькает намного дальше. Он умело использует окружение, чтобы прятаться, не капризничая по поводу "слишком высоко" или "как тут тесно". Он берёт от тренировочной арены всё. Прячется за трубами и в трубах, в подвалах, на крышах, в тенях, на самом видном месте, и нигде не задерживается. Создаётся впечатление, что для него такое нормально: быстрый анализ местности, заготовленный план действий, постоянный бег. И это неприятно оседает внутри каким-то плохим предчувствием. У него мало времени, третий курс достаточно ловкий, к тому же отчаянный. Настоящая охота на ному. Но и этого пацану хватает, чтобы выводить их из строя по одному и медленно, очень скрупулёзно рушить их уверенность в победе. Изуку наблюдает максимально внимательно. Он в геройском костюме, вокруг него потрескивают молнии. Он готов в случае чего тут же метнуться туда, но пока исполняет только роль наблюдателя. Жуёт губу, как обычно, теребит её пальцами. Кацуки пихает его в плечо своим. — Как успехи. Изуку кидает на него короткий цепкий взгляд, затем снова возвращается к экранам. — Пока к нему только приближались, но он ни разу не попался по-настоящему. Он хорошо чувствует окружение и знает свои возможности, хотя я не видел, чтобы он использовал причуду. Кацуки хмыкает. Расслабившись, кладёт руку на бок и наблюдает за трансляцией. Выведенные из строя наблюдают вместе с ними, чуть поодаль, чтобы герои могли говорить спокойно. Кацуки понижает голос. — Те ублюдки использовали вакуум, чтобы его оглушить. У него такой слух, я почти уверен, он отсюда нас слышит. Изуку задумчиво мычит и хмурится сильнее. — Я подозревал, но Айзава-сенсей сказал, что разберётся сам. Это многое объясняет, — а затем снова смотрит на Кацуки. — Думаешь, их исключат? Кацуки пожимает плечами. — Хотелось бы верить, но вряд ли. Скорее всего отстранят от занятий на какое-то время, заставят ходить к психологам или ещё куда. Есть большой риск, что придурки отобьются от рук. Тогда это станет очередной жопоразрывающей проблемой. — Верно, — тихо бормочет Изуку и треплет волосы, — Академии выгодно удерживать их в поле зрения, чтобы избежать этого. Как бы там ни было… он, кажется, веселится. Кацуки закатывает глаза. — Игры в кошки-мышки его самые любимые, если ты не в курсе. — Да, похоже на то, — Изуку улыбается, тихо посмеивается. — На нём можно хорошо отточить навыки поиска. — Ага, — Кацуки закидывает руки за голову, — он говорит то же самое. Какое-то время ещё они наблюдают за салочками. Несколько учеников возвращаются на стартовую площадку, прячутся в тень и ворчат. Кацуки вслушивается в разговоры, чутко улавливает что-то о "чёртовом ному" и "он как будто призрак". Сложно сказать, что он не гордится. Ему нравится это слышать. Он знает, что кто-то мальчишку правда боится, но по сути никого он не ранил. Пара шлепков ничто в сравнении с тем, как поступили с ним. Он видит, что ребята горят. Он уверен: будь у них шанс, они вышли бы туда снова и попытались ещё раз. Не чтобы победить его, а чтобы попробовать что-то другое. Это здоровая конкуренция, это исследовательский интерес. Но Кацуки дожидается ровно до последнего ученика и включает рупор. — Земля вызывает шпенделя, давай на базу. На одном из экранов Сол вскидывает голову, показывает большой палец с широкой улыбкой и ныряет в тень. В последний момент тень его чёртова ремня будто раздваивается, Кацуки не обращает на это внимания. Вместо этого поворачивается к ученикам со сложенными на груди руками. Изуку уже тоже стоит к ним лицом. Он и прерывает тишину. — Что ж, думаю, вам было полезно всё это. Ученики кивают, кто-то умудряется ухмыляться. Староста делает шаг вперёд: — Мы думали, он будет вести себя совершенно иначе. О нём много разного говорят. Но никто из нас не пострадал. Мы в порядке. Проигрыш досаден, но мы покажем себя лучше в следующий раз. Кацуки хмыкает. Приятно слышать, что хоть у кого-то тут есть мозги.ххх
Поход в город не должен быть чем-то особенным. Обычно. Но в этот раз всё немного иначе. До отделения полиции они едут в чёрном автомобиле. Всё это время мальчишка не отрывается от окон, смотрит широко раскрытыми глазами, как дитя малое. Выходя из машины, Кацуки хватает его за капюшон — не потому, что тот пытается сбежать, а как раз чтобы не попытался. Сола это, в принципе, не очень заботит. Он только запрокидывает голову, осматривает здание и задумчиво хмыкает. — Эх. Я-то думал, мы в парк едем. Кацуки хмурится, а Изуку тихо посмеивается. — Ты говорил, твой профиль выбивание информации. Плюс ты очень хорошо слышишь ложь, — поясняет он, а затем садится перед мальчишкой на корточки с такой тёплой улыбкой, которую Кацуки вообще не понимает. — Поможешь нам? Твоя помощь будет очень кстати. Сол пожимает плечами слишком легко и первым толкает дверь. Изуку следует за ними — на случай побега, конечно же. На случай нападения тоже. Кацуки не нужно защищать, а Сол представляет сейчас угрозу ещё больше, чем тупой мудак, которого они идут допрашивать. Цукаучи встречает их у кабинета. Коротко кивает, окидывает мальчишку изучающим взглядом и ведёт в допросную. Сола оставляют в комнате наблюдений, Кацуки остаётся с ним, хотя, по его мнению, от него там, за столом переговоров, было бы больше пользы. Но доверить присмотр за шкетом Изуку он не может, но его чудовищное терпение и выдержка вполне окупятся по ту сторону стекла. Преступник оказывается невысоким мужчиной с лысой башкой, на которой уже чернеет щетина. Несколько синяков тут и там, насыщенно-фиолетовый фингал, сломанная рука. Татуировка на шее. Сол склоняет голову к плечу, щуря глаза. Изуку садится напротив заключённого и листает бумаги, хотя, конечно, он уже знаком с досье. Это нужно, чтобы заставить мужика нервничать. — Вижу, вы уже не в первый раз попадаетесь полиции, — говорит он. Преуменьшение века. Мудак попадался за разные мелкие и не очень преступления по меньшей мере раз 16, а ведь ему всего-то около 27. — Расскажите всё, что знаете о терактах. — Да ничё я не знаю, офицер, — заключённый закидывает здоровую руку на спинку стула, оставаясь к Изуку полубоком, но смотрит на него. — Я к этому отношения не имею. Ваще не понимаю, за что меня сцапали. Сол ухмыляется. Его пальцы слишком легко находят кнопку микрофона, к которому он склоняется, чтобы выдохнуть: — Лоооожь. Кацуки позволяет ему это сделать. Ему нравится видеть, как нервы заставляют мужика дёргаться, почти панически оборачиваться. Его взгляд замирает на стекле, за которым Сол выпрямляется, так же в ответ наблюдая за ним. Изуку скрещивает пальцы на краю стола. — Попробуете ещё раз? — голос его низкий. На первом курсе он звучал так, только когда был за чертой отчаяния. Когда его сознание было настолько ясным, что он уже не мог показывать эмоций, они все были откинутыми прочь. Сейчас он спокоен. Отлично себя контролирует. — У нас есть кое-кто, кто слышит всю ложь, какую только вы сможете сочинить. — Слушайте, а как бы вы вели себя на моём месте? Конечно, я нервничаю, ведь я невиновен! Мне назначили встречу, я пришёл. А что в сумке было, я понятия не имел! Просто доставка! Сол посмеивается и качает головой. — Хватит вешать лапшу на уши, — это говорит уже Кацуки. Мелкий одобрительно кивает, продолжая смотреть на людей по ту сторону. Подрывник не спешит выпрямляться. — Если не начнёшь использовать язык по назначению, я тебе его вырву и заставлю жрать. Подумай ещё раз. — А знаете, я узнал этот голос, — неожиданно говорит заключённый. — Ваш детектор лжи или кто он там, не знаю, что он вам наврал, но он в этом тоже замешан. Спросите его. Уверен, он расскажет вам больше. Сол хмыкает. На Кацуки всё ещё не смотрит, но со своего места подрывник видит размытые очертания его лица. Слегка сощуренные глаза, ухмыляющиеся губы. Изуку задаёт ещё какой-то вопрос, но преступник начинает беспокойно ёрзать. Он всё повторяет "я не знаю, не знаю", чешет ладони и предплечья, тихо шипит. А потом хватается за левое запястье — запястье закинутой на спинку стула руки, перелом правой его больше не волнует — и начинает кричать. — Хватит! Хватит! Кацуки видит, как краснеют кончики его пальцев. Как надувается кожа, идут волдыри. Как медленно отслаиваются ногти, из-под них начинают сочиться кровь и какая-то слизь. Руку заключённого выкручивает, видно, что он в агонии. А затем он выкрикивает: — Хорошо! Хор'шо! Эт' я! Я принёс туда бомбы, я знал о них! Мне запл'тили за это! — всё прекращается, и он вжимается в стол с рыданиями. Ему правда больно. Рука бездвижено висит у подогнутой ноги. Сол делает шаг от стекла, а Изуку кидает обеспокоенный взгляд в его сторону. Мудак скулит в стол. — М-меня и моих пацанов наняли для этого за крупную сумму бабок! Нам сказали, это для общего дела! Сказали, это подарочек! — Подарочек кому? — от напряжения Изуку звучит хрипло. Он хмурится — и дураку ясно, что ему не по себе. Кацуки его понимает. Произошедшее у них на глазах вообще никак не вписывается в концепт обычного дня. — Я не знаю, я-я н' знаю! Правда! — мужик резко поднимает голову, глаза широко раскрыты, из носа бегут сопли. — Но они сказали, что он поймёт, типа, он любит зрелища или чёт вроде! Они сказали, что доберутся до него, и лучше ему самому вернуться! Это предупреждение! Изуку спрашивает, знает ли он, кто такие они. Он говорит, что нет. Сол говорит: — Это правда. Изуку нагибается к преступнику для последнего вопроса: — Ещё что-нибудь, что вы хотели бы нам рассказать? Может, как они выглядели? — Они связывались со мной онлайн, — слабо звучит в ответ. — Никаких лиц, всё анонимно. Деньги оставили в почтовом ящике… Честно, это всё… Мальчишка кивает, подтверждая его слова. Кацуки встречается взглядом с Цукаучи, и, он уверен, думают они оба об одном и том же. За пацаном теперь придётся следить еще пристальнее. Что бы он ни делал, а внезапно появившиеся у заключённого раны не берутся из ниоткуда. Сол внезапно оказывается рядом, буквально в паре сантиметров. Мимолётно трётся о плечо Кацуки щекой и смотрит в глаза, отстраняясь раньше, чем подрывник успевает его оттолкнуть. — Надеюсь, я был полезен и всё такое… Можно мне теперь сосиску в тесте, пожалуйста? Он улыбается. А Кацуки не может не видеть за этим невинным лицом что-то гораздо более опасное.