ххх
Самое ужасное теперь в этом, что даже с помощью сильных поисковиков им не удаётся найти вообще никаких следов Сола. Его будто нет совершенно — ни нигде, ни вообще. Будто никогда и не было вовсе. Может, они действительно выдумали его? Но Эйджиро, Денки, Мина, Очако, даже Фумикаге выглядят злыми, когда он встречает их. Шото не прекращает искать, подключает всех, кого только может. Минору, Маширао, Мезо, Рикидо, Момо, Цую и Ханта — они тоже в бесконечной погоне за тенью. Не будут же они все поддерживать их с Изуку шизофрению, да ведь? Накрученный всем, что знает, и всем, что думает, Кацуки приходит в себя только тогда, когда Изуку сжимает его руки. Они в раздевалке агентства, на полу, куда Кацуки не помнит, как опустился. В какой-то момент просто закружилась голова, и вот он здесь. Изуку шумно выдыхает и сжимает его ладони в своих крепче, встревоженный, натянутый всем телом. — Каччан, тебе нужно отдохнуть, — шепчет он. — У тебя была паническая атака. Ты вымотан. Кацуки коротко скалится и вырывается из хватки. Смешно, насколько его руки слабые и непослушные. — А ты нет? Изуку поджимает губы. Он хмурится, но помимо этого на его лице отчётливо читается отчаяние. Только пламя в глазах говорит о том, что он не готов сдаваться. — Я тоже, но если остановлюсь, сойду с ума. — Почему ты думаешь, что этого же не случится со мной? Или что он уже. Он откидывается назад, слышит лязг дверцы шкафчика. Ему просто нужно немного посидеть, а потом он встанет и продолжит крушить стены, чтобы ни одной чёртовой преграды не осталось между ним и целью. Изуку опускается напротив, прямо на немытый, утоптанный дерьмом каким-то, пол. Тупица. Кто будет ему виноват, если он будет бегать по городу в грязном костюме? — Я не понимаю, — его голос звучит надсадно, когда он зарывается в волосы руками. — Мы посмотрели уже везде, где только можно. Даже под водой! Не мог же он сквозь землю провалиться? Не мог же он… просто испариться! Ни на одной камере, ни на одной таможне! — Я тоже. Кацуки наблюдает за ним из-под опущенных ресниц и думает, что сейчас Изуку придётся успокаивать, если впадёт в паничку. Двух сорвавшихся героев им точно не надо, но, может, Изуку как раз это и нужно. Сорваться. Выпустить всё то, что он держит в себе. Он ждёт, но ничего не происходит. Время идёт не мимо них — сквозь. Давит изнутри, делает кости тесными, мышцы каменными. Мысли звенят в клетках, абсолютно пустые. Изуку просто шумно выдыхает, закрывает лицо руками и нервно его трёт. Затем поднимается и протягивает руку. — Пойдём. Я так понимаю, ты не собираешься домой. Кацуки фыркает и берётся за его руку, позволяет себя поднять. Голова немного кружится, но он чувствует себя устойчиво. Под напряжённым взглядом зелёных глаз он хлопает тупицу по плечу и прижимает кулак к его груди. — Когда найдём их, давай просто уничтожим проклятого Змеюгу. Изуку накрывает его кулак ладонью, прижимает к себе ближе и кивает. — Я помогу. Кацуки ухмыляется. Они продолжают.ххх
Им приходится брать перерывы, но не дольше получаса. Такой себе компромисс. И он, и Изуку не нуждаются в том, чтобы им указывали, но они понимают, что иначе их просто к чёртовой матери исключат. Поэтому им приходится. Но они тратят это время не на сон, не на то, чтобы дать гудящим ногам отдохнуть. Собирают информацию, закапываются в базы данных. Но как найти призрака, да? Особенно если он не попадается. Изуку раздражённо откидывает жалкую горстку исписанных резким почерком заметок и закрывает лицо руками. С глухим рычанием, он проводит ими вверх, пока не зарывается в волосы, их сжимает крепко в кулаках. — Ничего, — выдыхает нервно. — Ни имени, ни фото. Пустота. Только редкие упоминания, чуть больше на иностранных форумах. Как ему это вообще удаётся?! Кацуки мнёт переносицу, разминает виски, трёт заднюю сторону шеи. В его заметках тоже негусто. Он пробегает по ним глазами — в очередной раз. Мозг зацикливается, он не может выбраться из петли. — Он крыса ебаная, — хрипло говорит в ответ. — Прячется за спинами, типа весь из себя такой крутой кукловод. Изуку устало выдыхает и перебирается к нему ближе на стуле, с которого не хочет вставать. Подкатывается и кладёт голову на стол рядом с его рукой, в которой трещит тесно зажатый механический карандаш. Его он вынимает и кладёт рядом, так и не поднимая головы. — Он должен был спалиться хотя бы раз. Не может так быть, чтобы он всегда вёл игру вот так. Хотя бы в самом начале он должен был совершать ошибки. — Так и было, скорее всего, — рассеянно замечает Кацуки и тянется за кружкой, но та пуста. Раздражённо, он стукает дном по столу слишком громко и запускает в волосы ладонь, упирается в стол локтем. — Видимо, за ним хорошенько подтёрли. — Отстой. — Полнейший. Я нашёл только то, что о нём говорят, но там ничего такого, чего мы не знаем, — он вздыхает и переводит взгляд на Изуку, который на него не смотрит. Глаза его закрыты. Он выглядит таким уставшим и напряжённым. — Наркотики, торговля людьми, бордели. Шпендель рассказал нам больше. — Мне попалась ветка, в которой обсуждали, как с ним лучше связаться, — ворчит Изуку скомкано. — Но вряд ли он ответит нам, правда же? "Эй, здрасьте, а Сора выйдет погулять? Верните его, пожалуйста. С уважением…". Там такая система, — он поднимается, трёт глаза кулаками и только после этого встречает взгляд красных глаз, — я уверен, он уже поменял её раз сто. Только избранные знают о ней. И это фигово. Всё то, что происходит, и то, чего не происходит. Вот это вот. Неудивительно, что трус вроде вонючего увабами собирает вокруг себя таких же, как он, неудачников, и обменивается с ними членскими карточками. Это значит, что им придётся присматриваться к возможных предателям в надежде, что через них они смогут выйти на Змея. Кацуки косится на часы. У них ещё целых пять минут до конца перерыва. Он не знает, радоваться этому или нет. В последнее время всё сильно размыто. — Твоя очередь покупать энергетики, — он легко пихает Изуку под столом ботинком в голень и потягивается. Тот стонет и ударяется лбом о его плечо, сам же чуть не падает. Кацуки едва успевает перехватить его, чтобы не позволить этому случиться. Изуку даже не хватает сил на то, чтобы смутиться. Он только больше приваливается к нему, позволяя себе это мгновение передышки. — Если куплю по два, ты простишь мне следующую очередь? Кацуки усмехается и небрежно треплет его волосы. — Ага. Мечтай, придурок. Изуку покупает по три. Сразу после они снова взлетают. Они хотят верить, что продвигаются вперёд. И у них получилось бы, если бы они не знали, что топчутся на месте.ххх
За всей этой вереницей погонь и спасений он не замечает, как проносится неделя. Чуть больше даже. Вся она сплошь на вкус как разочарование, какого он никогда не испытывал. Он замечает, что засыпает, только когда просыпается. Иногда у стены в переулке, куда присел поблевать от переутомления. Иногда за столом в столовой, куда Изуку затаскивает его почти насильно. Забавно, как они меняются местами, ведь обычно это Кацуки тот, кто пинает придурка отдохнуть и поесть. Иногда это случается прямо на ходу, и, выныривая из отупения, он машинально отмечает, что чуть не врезается в кого-то. Рука Изуку его останавливает или оттаскивает в сторону как раз вовремя. Это первый раз, когда он позволяет ему нести себя на спине. Они летят над городом. Скорость космического корабля наверняка бы взбудоражила раньше, но сейчас заставляет фокусироваться. Кацуки осоловело моргает и обнаруживает, что летит вниз. Изуку реагирует тут же и подхватывает его, напряжённо выдыхает. Сквозь шум ветра в ушах Кацуки слышит его голос: — Ты должен поспать больше пятнадцати минут. — Себе свои советы сраные посоветуй, — хрипит подрывник в ответ и вцепляется в его запястья. — Мы заводили этот разговор сотню раз, Изуку, не начинай по новой. — Подумал, вдруг на сто первый сработает. Смешной. Изуку снижается, пока они не останавливаются на крыше. Отсюда видно большую часть города, но ещё слишком много тёмных зон. Кацуки оборачивается, но слышит только усталое: — Какой же ты упрямец, всё же. Он мрачно ухмыляется. — Чем богаты. — Каччан… — Да бля! Я посплю, когда найдём! Отвали! — он резко отмахивается, отворачиваясь и отходя к краю крыши, готовясь прыгнуть и продолжать. — Сам еле на ногах держишься! — Ты прав. Но я- — Ничем не лучше меня, придурок. За собой смотри. Заебал. — Прости. И не успевает ничего сказать. Удар по затылку отправляет его во мрак раньше.ххх
Перед глазами у него потолок. Он даже не сразу понимает, где находится, пока не оглядывается. От резкого подъёма в голове мутно и вертится, он вполне может блевануть, было бы чем. Последние остатки энергетиков он отправил наружу незадолго до того, как они с Изуку решили миленько полетать по округе. Он не ждёт, когда дурь пройдёт. Срывается с места и мчится в соседнюю комнату — на случай, если что-то изменилось. Но комната мальчишки всё ещё пуста, кровать в бардаке — так, как он её оставил. Свёрнутое одеяло похоже на гнездо. Общежитие в подавляющей тишине. Только снизу слышится размытый абрис голоса. Кацуки идёт туда, не стесняясь топать. Изуку говорит по телефону. Изуку, который его вырубил и притащил сюда. Его Кацуки сшибает с места мощным пинком в бок и давит в грудь коленом, хватая за воротник геройского костюма. — Ублюдок! — рычит сквозь зубы, все его мышцы натянуты, причуда зудит под кожей, рвётся наружу жалящими искрами. — Обмудок вонючий! Изуку вцепляется в его запястье и убирает. Лицо непроницаемо, но именно поэтому и видно, что он в ярости. Радужки загораются насыщенной зеленью, в то же время как-то опасно темнеют. Кацуки плевать на его злость, когда собственная делает тело горячим. — Вижу, сил у тебя прибавилось, — припечатывает Изуку и отстраняет его от себя с помощью хомутов настолько далеко, чтобы по нему не попали ни рукой, ни ногой. Подниматься только не спешит, так и остаётся валяться на полу. Кацуки замирает, медленно щурится. — Тебе прилетело? Изуку раздражённо фыркает и неопределённо взмахивает рукой. — Как обычно. Кацуки дёргается пару раз на пробу, но плети держат крепко. Он выдыхает и обмякает. — Отпусти. — Ты меня ударишь. — Тебя и без меня ударили. Они смотрят друг на друга какое-то время, молчаливо спорят, а затем плети растворяются. Кацуки подходит ближе, но нападать и правда больше не пытается. Злоба затихает. Он предпочитает припасти её на лучший случай. — По спине? Всё так же молча, Изуку кивает. Кацуки взъерошивает волосы и протягивает ему руку. — Сам идти сможешь? — Куда? — Изуку выглядит устало. Все эти синяки на лице, тени под глазами. Каким бы ни был бой, который Кацуки проспал по его милости, похоже, он дался тяжело. — Мы всё равно не… "Не нашли". Это тошно слышать, но Кацуки продолжает ждать с протянутой рукой. Изуку сдаётся и сжимает своей в ответ. Поднимать его подрывник старается уже осторожнее, хотя сжимает ладонь преувеличенно сильно. Просто потому что. Он всё равно подаётся к Изуку ближе, рост не позволяет наклоняться — до него, скорее, приходится тянуться. — Сделаешь так ещё раз, скормлю червям, — низким голосом чеканит он. — Ты меня понял? Изуку кисло морщится и кивает. Кацуки указывает на диван, а сам топает к холодильнику. Ссыпает лёд в пакет, оборачивает полотенцем и идёт к придурку, который как раз заваливается на освобождённое от подушек место, когда телефон издаёт характерный звук. Общий сбор. Кацуки замирает на месте. Его собственный телефон молчит — должно быть, забыл в комнате. В нём нет необходимости. Голова Изуку появляется над спинкой дивана, растрёпанная. Глаза широко раскрыты. — Они его нашли…ххх
Как бы ни рассчитывал Кацуки на отличный бой, который поможет спустить всё то дерьмо, его не происходит. Лаборанты сдаются сами, и мальчишку выкатывают тоже сами. И выглядит он, честно говоря, отстойно. Кацуки видел его всяким. И после лаборатории, и после исследований, видел при смерти. Но это — ещё один его новый страх. Бессильный, бледно-серый, с этими его жуткими красными метками, с тенями под глазами, с потёками крови в уголках рта и под носом. И с перевязью бинтов на горле. Все его шрамы, все, которых даже не было видно раньше, вот они, на виду. Выделяются, бросаются в глаза. Внутренние сгибы локтей исколоты, тылы кистей тоже в следах от игл. Кацуки уверен, загляни он ему под одежду, найдёт там и побои, и следы от инъекций на внутренней стороне бедёр. Он не остаётся на задержание. Этим занимаются другие, а он хватает пацана на руки и собирается запрыгнуть в карету скорой помощи, но Изуку подхватывает их обоих и мчит в больницу на сверхзвуковой, прижав голову Кацуки к плечу широкой ладонью. Впервые, наверное, Кацуки испытывает к нему такую благодарность. Они оказываются в больнице намного скорее, чем успела бы домчать даже самая быстрая машина по самым свободным улицам, на которые в час пик даже надеяться не стоит. Врачи принимают их тут же, конечно же, как без этого. Сола увозят на обследования. Кацуки идёт туда же, с ним, а Изуку толкает к другим. Ему говорит, чтобы проверил спину, а врачам, что у него приказ не отходить от пацана ни на шаг. Никто не спорит с Динамитом, когда он в таком настроении. Все хотят жить и не хотят проблем. Изуку присоединяется к нему сразу, как только его самого отпускают с тугой перевязью бинтов, которую он показывает в первую очередь. Он не говорит "я в порядке", потому что оба знают, как Кацуки относится ко лжи. Так что ждут они вместе. Время замедляется вновь. Невыносимо. Кацуки вскакивает и измеряет шагами приёмные покои, рычит сквозь зубы при виде белых халатов, которые направляются не к ним. Жизнь вокруг них размеренна, оттого всё более непосильна. Он не может найти себе места. Стрелки часов издеваются над ним, гул голосов выводит из себя, обращения по громкой связи к хирургам, которых срочно ждут в операционных, выбешивают. Он чувствует, как сдвигается его крыша, буквально. Изуку возникает перед ним после очередного резкого разворота. Сжимает его ладонь и смотрит в глаза, упрямо поджимая губы. — С ним всё будет хорошо, — говорит надреснуто. В это он тоже не верит, потому что не может с мелким быть хорошо. С ним уже всё не хорошо и всегда есть куда хуже. И это после того, через что он прошёл, после того, через что пришлось теперь. И никогда не будет. Кацуки даже знать не хочет, что там с ним делали в той грязной лаборатории, но знает также, что ему придётся. Он застывает посреди покоев. Весь воздух покидает его, когда он выдыхает до предела. Опускает голову, сутулит плечи. Ладони Изуку на них ощущаются тяжело, знакомо и правильно. — Мы больше не допустим этого, — рычит он. А Кацуки может думать только о том, как бессильно откинулась голова Сола, когда он перекладывал его на кушетку. Каким он был слабым. Как его рука повисла, соскользнув с живота, и даже не попыталась вцепиться в геройский костюм Динамита. И о кровавых пятнах, растущих на белоснежных бинтах у него на горле.ххх
Хирург садится перед ними мрачный и уставший. У него щетина и тени под глазами, белоснежные короткие волосы всклокочены. Он кладёт шапочку рядом с собой на стол и скрещивает пальцы. — Состояние нашего пациента тяжёлое, — прямо говорит он. — Нам удалось его стабилизировать. Были внутренние кровотечения и переломы, но он будет в порядке. Кацуки ненавидит эту связку слов всей душой. У него от неё отторжение, страшная аллергия, буквально непереносимость. Он готов взорвать тут всё, лишь бы за шумом взрывов и рушащихся конструкций не было слышно этих чёртовых слов. Изуку рядом тихо выдыхает и подаётся ближе. — Уже известно, что ему вкалывали? — он показывает на собственный локоть пальцем, имитируя иглу. — Мы видели у него много следов. Мужчина понимающе кивает. Одной рукой ведёт по волосам, а когда обводит подбородок, слышно, как щетина цепляется за пальцы. — В основном транквилизаторы. Подавляющие причуды наркотики. В целом наркотики. Часть из них нам не знакома, мы отправили образцы в лаборатории и отчёты в полицию. Изуку бессильно откидывается на спинку стула. Кацуки даже смотреть на него не хочет, не может просто. Знает, что там, у него на лице. Знает его ужас от понимания, ведь они оба в курсе. Каким бы быстрым, изворотливым и хитрым Сол ни был, он не может убежать от прошлого. Оно каждый раз его настигает. А они что? Два прекрасных, сильных, пугающих героя — не могут спасти одного непоседливого пацанёнка. Хирург опирается на стол локтями и смотрит на них. Глаза у него серебристые, а сам он смуглый. Взгляд и так тяжёлый, контраст только сильнее это подчёркивает. — На нём провели несколько незначительных операций. Мы смогли заживить бо́льшую часть его повреждений. — Бо́льшую, — голос Кацуки прорывается сквозь молчание колючим хрипом. — Не всю. Мужчина кивает. Неохотно, но признаёт. Затем выкладывает перед ними снимки из папки, один за другим. На них Сол всё ещё без сознания, глаза плотно закрыты, рот занят интубационной трубкой, полупрозрачные белые пластыри прикрывают часть узоров. Синяки и проколы от игл выглядят ярче на фоне стерильной операционной, где его успели достаточно подчистить. — У него удалены голосовые связки и язык, — как гром среди ясного неба. Мужчина продолжает так же спокойно, профессионально-отстранённо. — Мы установили зонд, но в дальнейшем он не сможет есть твёрдую пищу. С ним работали лучшие наши целители. К сожалению, связок и языка это не вернёт. Мы уже сделали запрос инженерам и другим с причудой исцеления, но надеяться на что-то… — он качает головой. — Мне жаль. Рука Изуку находит его под столом и сжимается стальной хваткой. Кацуки сжимает в ответ. Он не знает, кому из них двоих это нужно сильнее. Оба они тонут.ххх
Айзава ждёт в коридоре. Но прежде, чем начать разговор, им приходится иметь дело с панической атакой Изуку. Кацуки держит его, всё так же не выпуская руки, встаёт ровно напротив и ждёт. Айзава заставляет дышать их обоих. Выглядит Изуку ужасно, оно и не удивительно. Вряд ли причина в том, что как герой он провалился. Кацуки сделал это вместе с ним, все они, вся Академия. И от этого только гаже. Целый комплекс, напичканный кем-то из числа сильнейших по стране, и всё без толку. Кацуки имеет все права ненавидеть себя. Изуку тоже, но почему-то позволить ему этого подрывник не может. — Вижу, новости неутешительные, — голос Айзавы звучит тихо, но знакомо. Кацуки концентрируется на нём, беззлобном, уставшем и собранном. — Мидория, ты готов выслушать? — Да, да, я… — Изуку качает головой. Делает несколько глотков воды, благодарит медсестру, что вовремя подоспела, и выпрямляется. — Да, я здесь. Простите. — Прежде всего, это не ваша вина, — Айзава смотрит на них поочерёдно. Кацуки с ним не согласен, но не спорит. Изуку тоже сохраняет молчание. У них будет время окунуться в это с головой потом, позже, ведь сейчас они должны столкнуться с чем-то ещё, что Айзава припас для них. Поэтому они слушают, а он говорит. — Нам удалось задержать всех, кто там был. Они сдали нам нескольких союзников. Как думаете, кто среди них был? — Шинья, — шипит Кацуки сквозь зубы. — Сучий потрох охотится за ним. Но Айзава качает головой. — Мы не знаем наверняка, его ли это рук дело. Его имени не называл никто. Придётся дождаться, пока Сол будет в сознании, чтобы подтвердил или опроверг. — Это кто-то из студентов? — едва слышно спрашивает Изуку. Он оказывается прав. Кацуки натягивается всем телом. — Тот пацан с вакуумом? — включается тут же. Воспоминания записей с камер тут же появляются в голове. Картины одна за другой, как двое идиотов подкрались к мальчишке, один раскрыл вакуум, второй использовал кулаки. Атаковал как раз в момент, когда мелкий обернулся. Они сбежали оттуда сразу, как закончили. Оставили его одного в растущей кровавой кляксе. Айзава кивает снова. — Я допросил его лично. Это он подговорил своего напарника на нападение, но в этом случае второй не участвовал. — Что с ним будет? — бесцветно спрашивает Изуку. — Да какая разница, что с ним будет, — рычит Кацуки, — пусть гниёт в тюрьме. Айзава покачивает головой. — В тюрьму он правда отправится. Все они там будут. Про Шинью он тоже ничего не сказал. Кацуки зарывается в волосы руками и скрючивается на сидении. Какое-то безумие творится вокруг, а он в эпицентре этого пиздеца и не знает, что делать. Не знает, как защитить одного человека, а ведь это его работа. Айзава опускается перед ними на корточки. Руки его, тёплые и тяжёлые, большие, сжимают плечи. Изуку поджимает губы, подавляя слёзы. Они так и застывают в сощуренных зелёных глазах. — Вы хорошо справляетесь, — голос сенсея звучит мягче, ближе. Он будто снова говорит со своими студентами. Может, они для него всегда такими и будут. — Это не ваша вина. Как только он будет чувствовать себя лучше, отведём его к Эри. Посмотрим, что она сможет сделать. Изуку сдавленно кивает. Оставляет голову опущенной. Пальцы стискивают ткань костюма на коленях так, что она скрипит. Айзава понимающе хмыкает. — Нам придётся усилить охрану, — он мрачно ухмыляется, — снова. И допросить каждого ученика. Думаете, он сможет помочь? Кацуки шмыгает и выпрямляется, ненавязчиво скидывая чужую руку с себя. Лучше сенсею не знать, как Сол допрашивает, но… — Он поможет, если его попросить, — говорит хрипло. Горло тянет. Он это ненавидит. — Он всегда помогает. И оттого только непонятнее ему, почему с Солом обращаются так.ххх
Видеть его спустя всё это время нереально как-то. Странное чувство. Будто до этого он реальным не был, а тут вдруг стал. Кацуки застывает в дверях, поражённый диссонансом. Изуку слегка подталкивает в спину. Сол не лежит, как ему велено и как от него ожидают, что он будет. В жизни он правда довольно ленив, много времени проводит без движения. Поэтому Кацуки думал, что он будет, ну, может, использовать возможность отдохнуть по полной. Но нет. Он сидит, и выглядит очень злым. Из-под чёрной лохматой чёлки глаза его сверкают от ярости, он весь нахохлившийся, как птенец. Сутулится и смотрит отталкивающе, буквально следит за каждым движением. Злится ли он на них, что они его проворонили? Что искали так долго и всё равно не нашли? Что не уберегли? Кацуки толкает этот ком вопросов глубже в глотку, а наружу выпускает только насмешливо-хриплое: — Когда ты молчишь, нравишься мне больше. Прям подарок на день рождения. Сол начинает хлопать руками по одеялу, которым накрыты его ноги, по карманам, которых нет. Делает вид, что что-то вспомнил, и показывает средний палец. Кацуки хрипло посмеивается и садится на стул от него слева. Изуку с осуждающим видом опускается на край другого, справа, и поворачивается к мальчишке. — Не слушай его, он чуть из кожи не вылез. Как ты себя чувствуешь? — Пацан выдыхает, сглатывает и разводит руками. Как же ему фигово в этой больничной тряпке, кошмар. И зонд этот вонючий… Изуку понимающе мычит. — Нам рассказали, что с тобой случилось. Про голосовые связки, язык и… наркотики тоже. — Это был он? — Кацуки подаётся вперёд. Упирается в колени локтями в ожидании ответа. Сол смотрит на него из-под прикрытых век, будто бы сверху. Всё равно едва заметно кивает, затем качает головой. Протягивает руку и дёргает кистью, требуя что-то. Кацуки хмуро на неё смотрит, пока до него не доходит. В раскрытую ладонь он вкладывает свой телефон. Обратно получает уже с открытой заметкой, в которой написано лишь: "Не напрямую. Он нанял людей. Сказал, это за то, что я много болтаю", — с ошибками, но понять можно. Кацуки рычит сквозь зубы. — Вот ублюдок. Мальчишка беззвучно хмыкает и немного как будто оттаивает. Протягивает снова руку и пишет: "Я боялся, что он доберётся до вас. Рад, что этого не случилось". Кацуки передаёт телефон Изуку и качает головой, не сводя взгляда с мелкого. Смотрит только в глаза, потому что назогастральный зонд слишком похож на канюлю, а у него к ним какое-то особенное непринятие. Если не обращать на эту хрень внимания, Сол как будто бы совершенно обычный, такой же, как всегда. — Идиот. За нас бояться не надо. Мы ему нахрен не сдались, хотя теперь я думаю о том, как бы его заманить, чтобы размазать по стенке тонким слоем. Не говори, что у нас не получится, пока мы не попробовали. Мы прошли войну, ясно тебе? Почитай об этом как-нибудь. Сол напряжённо выдыхает, сильно стискивает зубы. Глаза опасно щурятся, снова злые, снова решительные. Изуку пересаживается на край кровати и замирает, не решаясь коснуться. Видно, что хочет. Сол сам сжимает его руку в своей. — Прости, Сора, но Каччан прав. Скорее всего, без нас ты больше вообще никуда не выйдешь. Может, мы и не сможем его побить, но нас достаточно, чтобы задержать до прибытия более сильных героев. Мы не можем больше так рисковать, понимаешь? Ты и так от него натерпелся. Взгляд красных глаз теплеет. Напрягая горло, котяра издаёт только бесформенный хрип. Морщится сам из-за этого, раздражённо выдыхает. Затем склоняется и прижимается к плечу Изуку лбом. Длинные волосы рассыпаются по плечам и спине, несколько прядей соскальзывают на грудь. Закрывают лицо по бокам. Большая ладонь героя номер один накрывает его макушку. — Страшно тебе было, да? — звучит нежно, тихо. Мальчишка мелко вздрагивает. — Прости, что тебе пришлось пройти через это. Мы обещали тебя защитить, но… Прости, Сора. Сол отстраняется и почти незаметно покачивает головой. Брови изогнуты, будто это ему жаль. Он смотрит так же, открыто и уязвимо, пытаясь одними глазами выдать всё, что чувствует. Изуку ласково гладит его по волосам, заправляет пряди за ухо и задерживает руку там. Зубы болезненно впиваются в нижнюю губу. — Прости, что мы подвели тебя, — добивает. Кацуки отворачивается. Может, мальчишка учует запах его боли, может, даже подступающих слёз. Главное, что не увидит.ххх
Каждый раз, когда он приходит, ничего не меняется, кроме, разве что, одного: чёртова трубка наконец-то исчезает. Сол сидит в палате уже который час, кажется, вообще без движения. Голова повёрнута к окну, руки пусты, сложены на коленях. Кацуки кладёт на край кровати стопку (своей) одежды, а на столик ставит пудинг. Сам садится на стул и наблюдает. Вихрастая голова поворачивается к нему, и вот на него смотрят спокойные, немного прикрытые глаза. Кацуки чуть подаётся вперёд. Прослеживает взглядом бросающуюся в глаза нарастающую худобу от того, что мелкий отказывается от еды. Несколько дней назад они с Изуку шерстили статьи о реабилитационном послеоперационном периоде, и там говорилось, что обоняние искажается, теряется вкус еды. Что в принципе есть в таком положении — без языка как минимум — трудная задача, люди даже пить учатся заново. Вроде бы ничего удивительного. Но напрягает всё равно. Он выглядит больным. — Ты был в сознании, когда они тебя нашли? Мелкий медленно покачивает головой, не отводя от него цепкого взгляда, будто всё ещё чего-то ждёт. Будто ему всё ещё нужно от чего-то защищаться. — Вообще в сознании был? На этот раз кивает, не очень охотно, затем ухмыляется и проводит по горлу пальцем, прямо по грубому шраму, показывая, что связки ему резали на живую. Кацуки рычит. — Кто-нибудь, кого ты видел раньше? На этот раз Сол задумывается. Небольшие складки появляются у него между бровей, он забавно супится. Затем слегка пожимает плечами. Не уверен. Кацуки протягивает ему телефон. "Там были знакомые запахи, но я никогда не общался с теми людьми напрямую". Значит, кто-то из учеников, учителей, персонала или просто знакомых помог злодеям до него добраться. Кто-то кроме того идиота с причудой вакуума, имени которого Кацуки упрямо не хочет называть, потому что мусор есть мусор. — Как думаешь, тот мужик, к которому ты ходил, может быть к этому причастным? — он видит, как глаза пацана широко раскрываются. Головой он качает слишком уверенно. Кацуки это раздражает. Он вскакивает и начинает ходить по палате. — Ты слишком, блять, доверчивый, как ты можешь знать? Сам посуди. Ты провёл с нами чуть больше полугода, всё было хорошо. До этого ты был за решёткой, и там тебя тоже никто не пытался достать. Но стоило тебе выйти из-под нашего надзора буквально на пару часов, встретиться с одним человеком, и месяца не прошло, как тебя сцапали. Думаешь, это случайность? Я бы на твоём месте в такое дерьмо не верил. Мальчишка оказывается рядом быстрее, чем он успевает договорить. Застывает напротив, напряжённо выдыхает и поджимает губы. Упрямец. Кацуки смотрит на него сверху. — В следующий раз ты никуда не пойдёшь. Мы не будем так рисковать. Тихий глубокий звук льётся у Сола из самой груди, кажется. Запоздало Кацуки узнаёт в нём утробный, совсем не человеческий рык. Он склоняется ниже, но пацан, конечно же, не отходит. Смотрит всё так же зло и упёрто. — Судя по всему, ты, сволочь, его знаешь. Соответственно, он тебя тоже знает. Что мешает ему сдать тебя? Что, если он всё это время играл с тобой? Молчаливая игра в гляделки начинает напрягать. Пока Сол молчит, Кацуки не знает, о чём тот думает, ведь обычно мальчишка балаболит всё, что захочет. Никакого фильтра между мозгом и языком, про наличие тормозов он тоже не в курсе. Чужие тайны бережёт, а в остальном открытая книга. Свои тоже оберегает, рассказывает только когда приходит время. Если задать ему правильный вопрос, он даст вполне понятный ответ. И чем больше их будет, тем больше станет понятно, картина постепенно сложится. Но теперь? Это похоже на пытку. Кацуки выдыхает и зарывается в волосы рукой. — Нам придётся допросить его. Нам придётся допрашивать всех героев, кто был задействован в твоих поисках, и тех, кто нашли. Все учителя, ученики и работники Академии также пройдут через это. Мы не должны допустить такого вновь. Он говорит тише и видит, как медленно напряжение покидает чужие плечи. Сол коротко сглатывает и едва заметно кивает, прежде чем отступить. Кацуки неосознанно расслабляется. Только тогда он замечает, что капельница полная, но катетер висит прикреплённым к стойке, а клапан перекрыт. — Болеутоляющие тебе хоть немного помогают? — едва слышно спрашивает он. Мальчишка безучастно ухмыляется и качает головой. Это означает "нет". Кацуки опускает голову. Почему-то ему стыдно. Почему-то чертовски жаль. Он это прячет. — Я принёс тебе одежду. Поешь и переодевайся. Мы скоро вернёмся домой.