ххх
Ранним утром он слетает с кровати от грохота, от которого дрожат стёкла. Он не ударяется о пол лицом только благодаря подготовке, рефлексам, успевшим выработаться за столько времени, и его сольному шествию во времена охоты ВЗО. Сон слетает тут же. Изуку выпрыгивает сразу в окно, направляясь на поле — оттуда видит струи дыма, уверенно поднимающиеся к небу. На улице зябко, но хотя бы нет дождя. Изуку достаточно упрям — всё равно поскальзывается на мокрой траве при приземлении, чудом удерживается на ногах и удивлённо раскрывает глаза. Посреди воронки Сора сидит как ни в чём не бывало. О том, что он причастен к шуму, говорит его перепачканный вид: он весь мокрый, перемазанный грязью, травинки затерялись в волосах. Подойдя чуть ближе, Изуку замечает — ладони того плотно прижаты к земле, собранной небольшими кучками. Сам Сора смотрит на него насмешливо. Ни капли сожаления. Изуку вздыхает и запускает ладонь в собственные волосы, ещё растрёпанные после сна и смявшиеся. — Ты хотя бы спал? Неопределённое мычание звучит в ответ. Для полноты картины Сора делает лицо задумчивым и мажет взглядом по территории вокруг, застревает на фигуре, летящей к ним. Пожимает плечами и выдаёт улыбку. — Только позавчера. — Потому что был ливень? Губы кота растягиваются в более широкой улыбке, показываются зубы. Он выглядит гордым. Каччан появляется между ними с коротким взрывом, тут же хватает обоих за шкирку и встряхивает. — Какого дьявола вы, двое остолопов, в такую срань шумите, а?! Изуку примирительно поднимает ладони и делает мученическое лицо. Сора посмеивается, мягко оплетает запястье Каччана пальцами, но не пытается в самом деле отцепить. Его пальцы все в земле. Под разводами Изуку замечает красноту открытых царапин. — На двенадцать снова обещали дождь, — Сора смотрит только на Каччана, и его радужки плывут, становятся чернее чёрного. Изуку понимает. — Я хотел потренироваться побольше, пока не стало слишком мокро. Каччан рычит, приближаясь к нему и почти вжимаясь в лицо своим. — И что из этого должно остановить меня от того, чтобы вернуть тебя в камеру, ушлёпок? Изуку освобождается, отходит чуть назад и наблюдает. Кот меньше Каччана, меньше даже самого Изуку, но, кажется, совсем не боится никого из них. Изуку так до конца и не понимает специфики его причуды, но Каччан постоянно напоминает, что он как ному. В нём всего много. Это означает, что за ним нужно присматривать. Особенно сейчас, когда он тренируется. Не позволять ему делать этого в соло, потому что любую оплошность слишком легко списать на тренировку. — То, что я никого не убил, — Сора не предполагает, хотя полагается, что это лишь теория. Тыча в небо, он не звучит вопросительно, он уверен. Точно знает, что подразумевает под собой вопрос Каччана и молчание Изуку. Как будто читает их. По Изуку взгляд винных глаз может холодом, ухмылка в уголках рта знающая. Каччан фыркает и рывком отстраняет его от себя, но этого недостаточно, чтобы заставить Сору упасть. Тот как-то ловко переставляет ноги и умудряется удержаться. Это Каччана бесит, но он терпит. Почему-то. — Ублюдок, комендантский час ещё не закончился. Твои прихоти спокойно расценят как саботаж. Что будешь делать, а? Готов отправиться в самую зассанную камеру под домашний арест? — Но я не был тут один. — Чё? — Декиру был со мной. Изуку удивлённо моргает и вытягивается весь, в лице тоже. Сора выглядит насмешливым и расслабленным, он точно знает, что его прикроют. Причин его сдавать у Изуку нет, но и ложь Каччан отлично почует. Изуку молчит, и Каччан, конечно же, понимает. Устало вздыхает и накручивает ткань чужой футболки на кулак. — Слушай, ты… Бледные тонкие пальцы накрывают его запястье, мажут по коже росчерками грязи, а на лице у Соры появляется спокойная, холодная улыбка. Он понижает голос, теперь по-настоящему урчит. — Ты тоже был тут, со мной, Кааацунян. Вы оба были. Какой же это саботаж? — Сходи-ка ты нахрен. Сора улыбается, позволяя тащить себя в общежитие на буксире. Изуку шагает следом, осматривает раскуроченное поле и поджимает губы. Первые капли дождя падают ему за шиворот.ххх
В последние дни он проводит на тренировочной территории Академии много времени. Это напоминает ему месяцы первого курса, когда он точно так же любую свободную минуту уделял тренировкам, пробуя то и это, чтобы улучшить контроль над причудой или сочинить что-то новенькое. Сейчас он здесь не для этого. Теперь он приходит сюда чтобы понаблюдать за чужими тренировками и, в случае чего, помочь, хотя получается так, что в его помощи не особо нуждаются. Едва стихают дожди, Сора прописывается на бетонной арене, которую в любой момент можно подправить. Её он разносит каждый раз так, что даже крыша едва целеет. Если он за чем-то и гонится, то Изуку не совсем понимает ни основной сложности, ни причин. Он размышляет над этим так: у Соры огненная причуда; хоть она и отличается от взрывов Каччана, но в то же время похожа во многом. Ему не нужен источник пламени, чтобы загореться самому, что делает его опаснее. Чаще всего Сора тренирует меткость. В ряд перед ним расставлены огарки свечей, и он зажигает их увеличивая расстояние, в рандомном порядке. Выстрел или щелчок пальцами, и маленькое пламя загорается в десяти, двадцати метрах от него. Он убирает руки вовсе, и крошечные фитильки вспыхивают всё равно. Не так аккуратно, но это работает. Он может плавить предметы, может взрывать их, резко повышая температуру пламени. Объясняет это тем, что как будто просто сажает во что-то искру, а потом резко её распаляет, действует локально. Это красиво и страшно. Огонь слушается его настолько, что спокойно горит в раскрытых ладонях, пляшет между пальцев игривым духом, облизывая кожу. Сора наблюдает за ним с тёплым блеском в глазах, с расслабленной полуулыбкой. Он любит своё пламя и не любит, когда его хватают за руки. Когда Каччан делает это, Сора взрывается, и Динамита откидывает на приличное расстояние. Конечно же, Каччана это бесит, и между ними завязывается драка. Изуку приходится разнимать этот огненный дуэт с помощью кнутов, а когда их оказывается недостаточно, ловко метит между ними воздушным зарядом. Их снова раскидывает по сторонам, и оба они на него смотрят. Утирая кровь с разбитой губы, Каччан рычит: — Деку, ты… А Сора перебивает: — Как ты это сделал? Он смотрит напряжённо и жадно, его глаза горят. Изуку ведёт плечами и неловко поясняет: — Моя причуда… Сора качает головой и выпрямляется. У него по губам бежит кровь, которую он игнорирует, а в глазах решительность. Взгляд от неё ощущается стальным. — Расскажи мне о ней изнутри. Что ты чувствуешь, когда делаешь это? Шаг за шагом. Хочу знать. Каччан бесится, что его игнорируют, и снова лезет в драку. В этот раз Изуку снова разнимает их. И внезапно до него доходит маленькая догадка: Каччан, похоже, ревнует?ххх
Сора раздражённо падает на землю и запускает ладони в пористый грунт. Изуку наблюдает за ним, склонив голову. Слегка хмурится и указывает на зарывшиеся в землю руки. — Почему ты всегда так делаешь? Сора хмыкает. — Земля тушит огонь. Когда я на взводе, она здорово помогает. Если тушить водой, пламя злится. Изуку понимающе мычит и растягивает ноги на траве. Сегодня бетонная арена для них закрыта, потому что в последний раз не уцелели даже стены. Почему-то его это так смешит. Как будто их с Каччаном стараний было недостаточно, чтобы их отовсюду гнали. Откровенно говоря, дело не во времени на восстановление здания. Учителя яснее некуда дали понять, что хотят, чтобы кот притих немного. Как так получается, что они упустили из виду то, что сам Сора успокаивался только добившись чего-то? Это что-то ему почему-то не даётся никак. Над чем бы он ни трудился, ему было сложно. — В прошлый раз ты так много работал, когда хотел освоить вращение Каччана, — припоминает Изуку. Сора посмеивается, расслабленно опускает плечи. — И освоил. Это его бееесит. Хотя я пообещал, что не буду его часто использовать. Изуку тихо смеётся в ответ. Ненавязчиво, он осматривает чужое тело: прилипшую к телу футболку, которой кот утирает пот с лица, растрёпанные волосы и острые уши, торчащие из-под лохматых прядей. — То, что ты пытаешься изучить в этот раз, тоже из его репертуара? Сора ухмыляется. — Не, в этот раз я хочу научиться сжимать воздух. Создать что-то вроде взрывной волны. — Но твоя причуда же огонь… — Всё, что может огонь, могу и я. Ха… Если подумать, я могу даже больше. Смотри, на давление воздуха влияет температура, ведь так? Вот это я и пытаюсь сделать. Нагреть его, потом резко остудить, — объясняя, Сол забавно жестикулирует. Грязь на руках его совершенно не смущает. В своей зацикленности он одновременно и очарователен, и пугающ. — На словах это просто и понятно, я вижу механику. Но сделать не могу. — Со вздохом, он ставит руки позади себя, откидывается на них и вздыхает, запрокинув голову. — Никто со мной не хочет тренироваться. ваши перво-, второ- и третьегодки все трусливые и слабые, ничего интересного. Может, несколько человек только. Кэцуми, та девочка в очках с первого курса… Она хороша. Изуку смеётся и скрещивает ноги, упирается в колени локтями и слегка щурит глаза. — Когда тебя ставят злодеем против них, они очень редко побеждают. Так говорят. Сора усмехается, сверкают острые зубы. По нему не видно, что он сожалеет, и Изуку знает, что это действительно так. Они не общались много и тесно — не так, как Каччан, — но даже тех урывков разговоров хватает Изуку, чтобы составить какой-то портрет о нём. Со всеми он плюс-минус одинаковый, ничего не скрывает, но и не рассказывает тоже ничего. Сам. У него не было и нет до сих пор чёткой грани между добром и злом. И хоть изначально его заклеймили злодеем, он спокойно это перенёс. Когда перевели под юрисдикцию Академии и двух про, он тоже сохранял спокойствие. Где бы он ни был, он приживался и был полезен. Позволял себя использовать, будто собственная жизнь для него не имела значения. Зато имели люди, а не то, что они делали. Хотя Изуку уверен, что даже у Соры есть критерии. Он никогда не позволяет себе всерьёз вредить детям, в то время как взрослых не жалеет ни капли. Он гибкий и с лёгкостью мимикрирует, и при этом не является ни плохим, ни хорошим. Интересный и справедливый, насколько возможно, и много знает. В голове всегда что-то есть, мысли о будущем и настоящем, советы для каждого и каждой, кто только наберётся смелости спросить. Изуку смотрит за ним вот уже сколько месяцев и не может отделаться от чувства, что видит себя. А в то же время хочет быть похожим на него — не во всём, только в чём-то конкретном. Сора почти мечтательно улыбается. Он такой расслабленный, но и это всего лишь образ. — Если бы я был настоящим злодеем, у которого была бы цель, которой они мешали бы… — он многозначно замолкает и медленно переводит на Изуку взгляд. А Изуку понимает, о да. Поэтому неловко улыбается в ответ. — Я могу потренироваться с тобой. Винные глаза сужаются, хитро сверкают, а губы Соры складываются острой улыбкой. — Хочешь, чтобы я просил? Он говорит это таким голосом, что у Изуку по спине бегут мурашки. Он тут же подскакивает, сам не понимая, почему его это так взбудоражило, и трёт заднюю сторону шеи. — Нет, я понял. Давай потренируемся, — и протягивает руку. Со смешком, Сора хватается за предложенную руку и поднимается, а Изуку чувствует, какая его ладонь шершавая и влажная. Он разворачивает её, раскрывает мягкий цветок чужой кисти и рассматривает испещрённую царапинами и трещинами мякоть, порванные подушечки. Из-за земли не сразу видно, но он истекает кровью. — Сначала обработаем, — и тянет за собой в сторону общежития. — Попадёт в кровь, останешься без рук. Сора вынимает руку из хватки его пальцев и встряхивает кистями. Он не выглядит так, будто ему неприятно, но Изуку чувствует, что как будто бы сделал это. Причинил ему вред. — Хватит меня обламывать, — растягивая звуки, котик улыбается, но улыбка эта на грани злой. Пляшет на самом краю, обиженная, опасная. Изуку использует полное покрытие, и только после этого Сора атакует. Он слишком много общается с Каччаном. Значит его нужно спеленать и только после заняться ранами — так же, как с Каччаном.ххх
Руки Соры не в лучшем состоянии. Смыв с них землю, Изуку видит, насколько кожа на внутренней стороне его ладоней потрескавшаяся, разошедшаяся трещинами. Огонь, может, и подчиняется этому человеку, но у его тела есть пределы. Они изношены. Перенапряжены. Расслабленные пальцы дрожат, и Сора порывается сжать их в кулаки, но Изуку не даёт. Расправляет, рассматривает, осторожно придерживая. Изучает. Острые коготки немного утыкаются ему в кожу, когда он касается ранок смоченной ваткой. — Зачем ты доводишь себя до такого? — Изуку бубнит под нос, а пальцами ощущает дрожь чужих. Сора мычит, откидывается немного назад. Краем глаза Изуку видит, как пальцы его другой руки стискиваются на краю стула. — Почему не обработаешь раны, не дашь им затянуться? Ты так и правда без рук останешься. — Я слышал от учителей и ваших с Кацуняном бывших одноклассников, что ты был таким же, — неожиданно звучит в ответ. Изуку поднимает на него взгляд и видит, что тот смотрит на него внимательно, немного сверху. — Ты должен меня понять, потому что тоже зацикливаешься. Тебе это знакомо, да? Это чувство… когда в голове появляется мысль, ты бежишь её проверить. И если видишь, что оно тебе по силам, сделаешь всё, чтобы получилось. Разве я не прав? — Прав, но… Сора ухмыляется и ведёт плечом, принимает более расслабленное выражение и позу. — У меня в голове зудит. Я знаю, что могу, просто пока у меня не получается. Ты меня не очень хорошо знаешь, поэтому я говорю тебе: я такой же, каким ты был. Пока у меня не получится, я не смогу успокоиться. Изуку затихает, опускает голову, возвращаясь к ранам. Ладони Соры меньше его собственных и тоже в мозолях. Кожа шершавая, сухая и бледная, только костяшки слегка красноватые. Если надавить чуть сильнее, можно легко пересчитать косточки, прощупать жилы. Сора заинтересованно наблюдает за импровизированным массажем, пока Изуку слегка увлекается. А осознав, неловко прочищает горло и тянется за пластырями. Сора не злится. На его лице блуждает улыбка, а взгляд ощущается лёгким и ненавязчивым. Какими бы ни были прикосновения Изуку, он знает, что они лишние, но всё равно позволяет их. Изуку стыдно, он чувствует, что краснеет. Спрятаться не получается. Сора посмеивается и протягивает вторую руку сам. — Ты спрашивал, что я чувствую, когда использую силы, — вспоминает Изуку — и, по его мнению, вовремя. Кот кивает, следит за пальцами, порхающими у него по ладони, сжимающими и разглаживающими пластыри по сгибам тонких линий. — Я представляю, как сжимаю воздух в пальцах, формирую из него комок. А потом толкаю, куда нужно. По пути он разворачивается. — Вот и я так представляю, — Сора вздыхает и запускает ладонь в волосы, небрежно треплет на макушке, ставя и без того торчащие пряди в ещё более лохматое положение. — Но этого пока мало. Мне кажется, я перескочил пару ступеней. Слишком поторопился. — Как ты это видишь? — Сначала мне нужно разогреть руки и нагреть воздух, а пока он горячий, сформировать заряд. Схватить, направить, отпустить. Как, ха, о, горячую картошку, ну, ты понимаешь. При этом огонь не должно быть видно. — Он задумчиво поджимает губы и хмыкает. — На самом деле это не критично, я просто так хочу. Чтобы это было фокусом. Я хочу уметь всё, что может пламя. — В темноте вспышку будет видно, — бубнит Изуку, и его рука уже тянется к лицу, чтобы сжать подбородок. Сора согласно мычит. — Да. Я хочу, чтобы не было. В темноте мне нравится иметь преимущество. — Взрывная волна, которую ты хочешь освоить, похожа на мои воздушные силы. — Изуку переводит на него взгляд. — Давай я буду тренироваться с тобой, как смогу? Может, это поможет тебе. Покажу, как делаю. Сора светится изнутри. Улыбка у него настолько широкая, что не видно глаз, зато замечательно видно острые зубы и дёсны. Изуку неожиданно прыскает, наблюдая за ним. — Ты лучший. — Только Каччану не говори. Сора ухмыляется. По его лицу видно, что он этого хочет.ххх
Тренировки Соры бешеные. Быстро становятся такими. Изуку наблюдает за ним со стороны какое-то время, и его поражает то, насколько он погружённый. Зацикленность Соры выглядит такой же нездоровой, какой была помешанность самого Изуку в детстве. Сейчас, вспоминая фантомную тяжесть заполняемых тетрадей и скольжение ручки по бумаге, он немного даже тоскует. Теперь все нужные ему знания хранятся в чертогах. Он носит всю информацию в голове, вносит новые данные сразу туда и фиксирует. Как фотоаппарат. Как банк хранения данных, целый сервер. Сора хорош во многих вещах, но ещё больше ему не даётся. Изуку встаёт с ним рядом и вытягивает руку, сгибает пальцы и пихает воздух, показывая пошагово, как это работает у него. Кот наблюдает внимательно, хмурится, полностью вовлечённый, и анализирует. Изуку ощущает жар, исходящий от него, и готовится вечером обрабатывать его руки снова. То, насколько Сора погружается, пугающе. Его причуда имеет ограничения, но лишь пока. Постепенно, он отодвигает границы владения пламенем всё дальше, делает территорию больше и уверенно танцует на ней. В погоне за желаемым результатом напрочь игнорирует то, что ему нужно есть и отдыхать. Тело не имеет значения. Изуку — тот, кто вытаскивает его с поля ночью. Тот, кто занимается его ранами и укладывает спать в собственную кровать, а поутру сталкивается с гневом Каччана носом к носу. Каччан, кажется, заинтересован в коте всерьёз. Наблюдает по-настоящему, без недооценок, исподлобья, пылко и жадно. Иногда за тренировками следят они оба, а Сора просто игнорирует их. Может, даже слышит, но вряд ли вслушивается. Методы Изуку ему не подходят, он пытается нащупать что-то своё. — Он напоминает мне и тебя, и меня, — делится Изуку, сжимая нижнюю губу пальцами. Он хмурится. Каччан косится в его сторону. — На первом курсе мы были такие же. Как будто кто-то торопил нас. — Идиотина. Нам нужно было спешить. Слишком многое случилось, когда мы стали первокурсниками. Никто бы не стал нас ждать. — Я понимаю. Но он торопится так же. Как будто кто-то гонит его. Каччан вздыхает и небрежно проводит по светлым волосам ладонью, зачёсывает их назад. Его смена длилась без малого почти целые сутки, и, по-хорошему, он должен спать. Но вместо этого торчит на бетонной арене вместе с Изуку и наблюдает за тренировками. — Почему тебя это волнует? Изуку прячет рот за высоким воротом спортивной формы, оставшейся после учёбы. Опускает взгляд. Сложно вот так сразу описать, что именно у него в голове и какие чувства он испытывает. Но он пытается, найдя спокойный островок: — Он вредит себе. Это никогда не приводит ни к чему хорошему. — Этот сучоныш, — тянет Каччан, расслабленно опуская плечи и смотря на Сору сверху, — крепче, чем мы. Ты поразишься, когда присмотришься. Паразит уже лучше, чем были мы. Он скрипит зубами, и Изуку представляет, насколько ему до сих пор тяжело признавать нечто подобное. Он слабо улыбается под звуки, с которыми Сора разносит глыбу. Раздражённый рык разносится оттуда же. Опять неудача. — Твою мать, — теперь рычит Каччан и закидывает полотенце на плечо, — стоп машина! — Сора вздрагивает всем телом и смотрит на него, глаза у него дикие. Каччана это ни разу не пугает, и он уверенно шагает ему навстречу. — Сволочь, ты не видишь?! Ты вымотан. Чего пытаешься добиться? Подохнуть хочешь? Сора не пятится, но тушуется. Не боится, только делает вид, что слегка пасует. Признаёт его авторитет, хоть и спорит слабо: — Но я ещё… — Заканчивай эту херню, — Каччан притягивает его к себе за ворот, и Изуку хмурится. Не похоже, чтобы Каччан пытался его угробить. — Иначе я тебя прикончу сам. Сдурел? Топай, бля, в душ и отдыхай. Завтра посмотрим, к чему привели твои тренировки. Он отталкивает кота от себя так же резко, а потом стремительно покидает арену. Оба — и Изуку, и Сора — провожают его взглядами. Изуку думает о том, что многое упускает. Но теперь, кажется, видит.ххх
— И это всё? Изуку в ужасе оборачивается. Каччан скалится в улыбке, его глаза широко раскрыты, сияют превосходством. Кулак грубо мажет по нижней челюсти, утирая капли пота и растирая сажу по мокрой коже. — Ты торчишь на поле днями и ночами, но это всё, чего ты смог добиться? — Он подливает масла в огонь, а Изуку жутко становится. Если Сора и правда такой же, как он, тогда… Сора смотрит яростно, его глаза искрят пламенем. Поджимает губы, выглядит настоящим воином, стоящим до последнего. Именно это пугает. Изуку знает, что именно так люди начинают ломаться, потому что цель превышает всё, и они ничего не видят, кроме неё. Такие слова не мотивируют, они губят. — Я знаю, что этого мало, — сипит Сора, но не похоже, что собирается напасть. — Я могу больше! — И сколько нам этого больше ждать, а? — Каччан вскидывает голову, намеренно смотрит сверху, надменно. Бесит этим сильнее. Изуку тянется остановить его. — Каччан… Кацуки отмахивается и продолжает наступление. Сора слегка скалится. Угрожает. — Ты моё вращение быстрее освоил, чем это! И тебе не нужна была помощь! — Каччан! Взрыв звучит такой сильный, что Изуку сбивает с ног, и только чудом — и рефлексами — он успевает применить полное покрытие. Каччан появляется рядом, прикрывается сгибом руки и кашляет. По коже у него тянется узор из ожогов, край футболки опалён и тлеет. Изуку тушит его двумя шлепками ладони по бицепсу, а сам смотрит на дым, отделяющий их от Соры. — Сучоныш, — сипло выдыхает Каччан и ухмыляется, повышая голос, — вот это я и хотел от тебя увидеть! Ты ведь уже показывал это! Почему не используешь?! Медленно, дым рассеивается. Изуку не уверен, что с Сорой всё в порядке, только поэтому не использует воздушные силы. Терпеливо ждёт, удерживая Каччана за запястье на месте, несмотря на то, что тому вряд ли по душе нечто подобное. Каччан и правда вырывается с ворчанием, но остаётся стоять рядом. Когда дым позволяет рассмотреть человека на той стороне, они видят, что он сидит. Между ними воронка, как от снаряда, и её создатель обхватывает подбородок пальцами. Изуку спешит к нему. За исключением рваной кожи на ладонях и испорченной майки, он в порядке. Задумчивый. Между бровями складка, и сам он напряжён, но всё хорошо. Каччан неспешно и вальяжно подходит ближе. Выглядит спокойным и собранным, в то же время расслабленным. Сора поднимает на него взгляд и неожиданно ахает. — Я кое-что понял! Каччан вскидывает бровь. — Неужели. Сора подскакивает на месте, смотрит на руку и, кажется, собирается сделать что-то, но обе руки — Изуку и Каччана — ложатся на его запястье, сжимают и опускают. Он смотрит на них по очереди — и теперь это снова тот мальчишка, который ошивался вместе с первым классом и двумя про на кухне. Тот мальчишка, которому Денки посвятил целый раздел в инстаграме. Тот мальчишка, которому Мина таскала забавные кошачьи игрушки и расчёсывала волосы. Он выглядит таким молодым, и это уже начинает кружить голову. То, как легко он меняет облики. То, как легко он переключается между настроениями и состояниями. Две минуты назад он был так сильно разозлён словами Каччана, будто готов был убить, а сейчас выглядит таким удивлённым и искренне непонимающим. Таким юным. Каччан стискивает его запястье крепче и рывком отпускает, коротко взрыкивая. — Ты меры совсем не знаешь, что ли? Чтоб тебя, хренов ты шпендель. Посмотри на свои руки. — Но они в порядке, — Сора поднимает руки и показывает ладони. — Немного крови не страшно. — И чего ты хочешь? Чтобы её больше стало? — Каччан упирает руки в бока и наклоняется, подавляя. Сора моргает. Каччан опасно понижает голос. — Достаточно её будет, если я вырву эти руки к чертям? Кот открывает рот, чтобы ответить, а Каччан угрожающе сужает глаза. Изуку встревает между ними, как между надвигающимися друг на друга циклонами. — Ладно, ладно, — он обнимает пальцами предплечье Соры и мягко увлекает его за собой, — пойдём займёмся твоими руками. А пока можешь рассказать, до чего додумался, идёт? Сора посмеивается, шагая за ним без сопротивления. Когда Изуку оборачивается к нему через плечо, тот смотрит на него насмешливо, вскинув бровь. — Я не маленький ребёночек, Изуку, — его глаза сверкают. — Но всё равно расскажу. Изуку кивает, натягивает улыбку и отворачивается. Что-то в нём отдалённо знакомо дёргается от того, как котик произносит его имя.ххх
— А, да, он прав, — Сора насмешливо фыркает и покачивается на табуретке, мешая обрабатывать руки. Изуку молчит об этом. — Я уже делал взрывы. Блин, это очень больно. Я понимаю, что у него иммунитет, но для меня это стресс. — Твои руки привыкшие к пламени, — задумчиво мычит Изуку, ощупывая суставы пальцев. — Взрывы горячее? Сора качает головой. — Не то чтобы… От них отдача сильная, — его пальцы сгибаются и разгибаются вокруг пальцев Изуку. — Я крепкий, но мои суставы не способны терпеть слишком много, в отличие от его. Ты же знаешь, да, что у него особые тренировки? Он столько лет ими занимается. Изуку посмеивается, неловко трёт заднюю сторону шеи. Сора улыбается, цепко следя за ним. Да откуда они все знают-то… — Да, — он хихикает и сплетает ноги с ножками табурета, — я так и думал. Ты о нём много знаешь, мистер ходячая энциклопедия. — Прекрати… Изуку сжимается и жалеет, что не может уменьшиться до размеров горошины, чтобы случайно затеряться где-нибудь и пережить там этот позорный момент. Сора беззлобно смеётся и стискивает его пальцы в своих, дурачась. Чёрные когти опасно блестят в свете настольной лампы, но для Изуку не несут никакой угрозы. Этот жест получается и вовсе каким-то невинным. — Так или иначе, взрывы громкие, — подытоживает кот. — А я не люблю громкие звуки. Тогда я использовал взрывы на адреналине, само как-то вышло. Кацунян, он… был в опасности. Ему хорошо досталось, он мог погибнуть. Я не мог позволить этому случиться. Изуку слышал об этом. О злодеях, напавших на Каччана и окруживших его отряд. О злодеях, использующих причуду подавления, чтобы Динамит не смог вступить в схватку — он был лучшим не просто так. О том, что его чуть не убили, и что это происходило на глазах у учеников. Соры там быть не должно было, но он был. На него причуда подавления не подействовала, снова. Он выбесился настолько, что огонь превратился во взрывы, смог задержать ному и убил нескольких злодеев, а там подоспели Шото и Мируко, так что победа была в кармане. Сора бунтовал ещё какое-то время, пока Каччан не угомонил его. О деталях никто не говорил, хотя они и казались важными. Это то, что Изуку слышал. Это то, о чём думает сейчас. Сора выглядит расслабленным и умиротворённым, но Изуку чувствует: это лишь маска. Внутри он надорванный, поломанный и отчаянный. У него есть тормоза, но он слишком легко от них отказывается, когда ему это нужно. Есть кое-что, что сдерживает его до сих пор. — Он тебе нравится, не так ли? — спрашивает он, а вместе с тем не уверен, правильно ли задаёт вопрос. Сора склоняет голову к плечу, вслушивается во что-то. Улыбка не исчезает с его лица, и он медленно поднимает взгляд. — Как и тебе. — Я не… Сора качает головой и выпрямляется, ненавязчиво касается груди Изуку. Улыбается чуть шире, светло и мягко. — Ты не сможешь обмануть меня, потому что я слышу твоё сердце. Может быть, сейчас уже не так, как раньше. Но когда-то ты хотел быть с ним. Он не знает, да? Изуку поджимает губы, опускает глаза и, наконец, кивает. Кот хмыкает в ответ. Его рука какое-то время ещё покоится у Изуку на груди, слушает бит сердца, потом медленно скользит вниз и исчезает, забирая с собой тепло. Её он видит у Соры на коленях. Прочистив горло, он поднимает взгляд. — Это что-то меняет? Сора смотрит на него слегка вопросительно, забавно выгнув брови. Кажется таким мягким и открытым. Изуку думает о том, как много этот человек сменил обличий. Лицо Соры похоже на мираж, каждый раз меняется, и каждый раз, вглядываясь в него, Изуку будто видит новое. — Не знаю. Нет? А для тебя? Изуку задумывается. А затем качает головой, выпрямляется и улыбается. Краем глаза смотрит на расслабленные, обмотанные бинтами кисти. — Нет. Я буду счастлив, если вы будете счастливы. Сора неожиданно тихо смеётся и покачивает головой. — Мы не в таких отношениях, Изуку. Да и вряд ли будем когда-то. Он явно о чём-то недоговаривает. У него точно есть что-то, что-то, что держит при себе. Что-то болезненное. Но Изуку всё равно ощущает тепло внутри. Другое. Не то, которое дарила чужая ладонь. К ней он тянется сам и бережно накрывает своей. — Это ты так думаешь. Каччан ни для кого не старался бы так. На моей памяти ты единственный, о ком он так печётся. Сора щурит глаза, и они блестят, когда он смотрит на Изуку. Кажется, он хочет сказать что-то, но всё так же молчит. Они так и сидят, держась за руки, в комнате Изуку, а солнце медленно катится за горизонт. Сора уходит с наступлением темноты, так ничего и не сказав.