ххх
— Лежи, блять! Чьи-то руки грубо давят на плечи, роняют обратно. Под лопатками вспыхивает огонь, как будто он с размаху врезается в острые камни. Горло взрывается болью, хотя он знает, что издал звук не громче мычания. Он распахивает глаза. не сразу, но вспоминает последние события жизни, вот только… ничего не видит. Почему? Он резко вскидывает руку, машет перед лицом. Движения скованные, слишком знакомые. Бинты? — Твою мать, — шипят сверху, а затем запястье обхватывают чьи-то пальцы и жмут обратно в бок. — Лежи спокойно, чёртов Деку. — Н-нич’го… н-не… вижу… — Поразительное рядом. Изуку приподнимает голову. Медленно втягивает воздух. Ему кажется, или сквозь вонь токсичного дыма пробивается запах антисептиков?.. — Где… — В больнице, придурок. Голос Каччана он слышит как будто сквозь воду, очень глухо. Знает, что Каччан не шумит, но сейчас, наверное, лучше бы пошумел. Изуку хмурится. Он оглушён? Контужен? Что произошло? — Ты так и не научился нормально разговаривать? — ещё один голос. Денки. Слышать его приятно. Но что он здесь делает? Прохладные тонкие пальцы сжимают кисть Изуку, откуда-то издалека слышится раздражённое цоканье и шаги, затем хлопает дверь. — Ничто не меняется… Привет, Изуку. Извини, он просто сильно на взводе. Не спал с тех пор, как тебя выскребли. Изуку мычит и слабо сжимает его пальцы в ответ. Матрас сбоку осторожно прогибается под тяжестью чужого тела — Денки усаживается на кровать рядом. Пальцы согреваются в тёплой ладони Изуку, сжимают чуть крепче. — То здание рухнуло на тебя. Я знаю, мы все знаем, что ты справился бы. Хотя никто не поддерживает твою страсть к самоповреждению, чтоб ты знал. Просто к слову. Эйджиро, кстати, тоже здесь, в другой палате. Прикрыл тебя. Изуку чувствует сухость в горле и нервно сглатывает. — …жив? — Да, хех, крепкий же орешек. Поспит немного, потом будет навёрстывать в спортзале. Ты его знаешь. Изуку кивает. Даже такое простое движение причиняет ему боль. В голове гудит, как будто в колокол ударили, и вдоль по спине разливается кипятком мучение. Похоже, он хорошо надорвался. Это не важно. — А… люди? Денки затихает ненадолго, проводит по его костяшкам подушечкой пальца. — Двое погибли, — признаётся тихо и тут же звучит чуть громче. — Остальные спасены. Они тебе очень благодарны. Тебе, Эйджиро и Каччану. Вы их спасли. Два — маленькая жертва. Вы отлично поработали. — Там была, — Изуку сглатывает. Ему всё ещё тяжело говорить о мертвецах, смерть которых он не смог избежать. — Там была… женщина… П-позвоночник… — А, да. Она за тебя топила громче всех. Когда прибыли спасатели, кричала, чтобы тебя достали. — …в порядке? — Да. Её доставили к врачам и уже успели подлечить. Насколько я знаю, у неё был перебит позвоночник, но парализации удалось избежать. Уверен, она лично тебя поблагодарит, как только встанет на ноги. — Денки тихо выдыхает — так, как выдыхают, когда облегчённо улыбаются. — Мне показалось, она очень волевая. Клёвая, да? Изуку не может сдержать улыбки. Да уж, она такая. Он с ней не знаком, но уверен, что это про неё. Почувствовал её силу и пропитался насквозь, кажется. Он неловко ёрзает и поджимает губы. Упирается локтем в кровать, морщится от боли в суставах и подбитой спине и приподнимается. Денки помогает ему сесть поудобнее. — Я, мм… не вижу. — Ох, это, — пальцы Денки касаются его лба, трогают висок. Изуку чувствует давление ткани. Бинты прячут глаза и перетягивают голову, как при сотрясении. Неудивительно, что он получил его. — Док сказал, что временно. Слепота пройдёт. — Сле… Слепота? — Изуку переводит дыхание. Сердце замирает где-то в горле, и он сглатывает снова, стараясь дышать ровно. — Я… ослеп? — Не нервничай, — тише и ближе говорит Денки, стискивает ладонь крепко, так, что не слушать его не получается, хотя Изуку чувствует, что отплывает в себя. Мир его смыкается, оставляет наружность с той стороны, а его засасывает глубже. Туда, где всего этого нет. — Тише, тише… Это пройдёт. Док сказал, что понадобится время, но всё будет хорошо. Ты в порядке. Сможешь вернуться к героизму сразу же, как только восстановишься. Пока тебе нужно отдыхать и всеми силами стараться выздороветь, хотя я знаю, как сильно ты хочешь себя угробить. — Не хочу… — Я так и подумал. А пить хо? Не сразу, но Изуку кивает. Ему неловко быть таким беззащитным и немощным, и он старается сделать хоть что-то сам. Тянет руку, случайно отбивает ладонь Денки и оказывается облитым. Недовольно изгибает губы, морщит нос. Денки тихо посмеивается, шепчет "сейчас" и поднимается. Где-то там звенят стеклянные сосуды, льётся вода. Изуку сглатывает. Ему страшно. Несмотря на шум, который Денки создаёт намеренно, громче шаркая и мурлыча под нос, Изуку боится, что так всё и останется. Как он должен помочь себе? Лежать? Он потеряет форму. Как может тренироваться? Если попросит о помощи, остальные только у виска покрутят. Что ему делать? Что, если это не кончится? Если темнота никуда не денется? Стакан касается костяшек пальцев. Мокрые капли холодят кожу там, где она не прикрыта тугими бинтами. Изуку обнимает стакан пальцами и медленно пьёт, ощущая, что Денки придерживает его руку. Неловко до ужаса. Он чувствует, как краснеет от стыда. — Вот и молодец, — Денки улыбается. Он такой лёгкий и простой, хотя на самом деле ни черта не легко и не просто. Он забирает стакан и отходит, ставит посуду в сторонке, после возвращается и занимает всё то же место, всё ту же позицию. — Я передам доку, что ты хочешь поскорее вернуться. Уверен, он найдёт способ помочь. — Денки, а… а Каччан? Он в порядке? — Изуку поднимает голову, будто может видеть чужое лицо. Ничего не видит. Отчаянно поджимает губы. Ничего страшного. — Ты сказал, что он… что он не спал. Что-то случилось? — В порядке. Пф, это же Каччан! Наш Китти, он тоже там был, помогал. В руины Каччан его не пустил, позволил быть только снаружи, с людьми. Китс всё равно полез разгребать камни. Он вас и услышал, кстати. Супер-слух, чёрт возьми. Но с тех пор, хм… — Денки мнётся и нервно перебирает пальцы Изуку, играет с ними. Изуку не помнит, чтобы раньше тот так делал, но позволяет ему. Вслушивается напряжённо, склонив немного голову. — Ты знаешь, что его причуда не только огонь? — Не совсем… Он объяснял… — О, круто. — Денки двигается чуть ближе, взбудораженный. — В общем, он… вроде как оделся в твой костюм, ну, геройский. С капюшоном и респиратором, всё такое. Прячет лицо, я думаю. Постоянно ошивается где-то в городе. Изуку чувствует, насколько сильно напряжён. Его тело, должно быть, похоже на камень, а ужас подступает к горлу. Зачем? Сол хочет заменить его? Нет, он бы не стал. Может, пытается как-то помочь? Что-то показать? Голова кружится. Изуку делает глубокий вдох и медленно выдыхает, давит на лоб подушечками пальцев. — Что… он делает? — Ничего, чего не делал бы ты. Помогает людям, как ты, — Денки задумчиво мычит. — Останавливает преступников. Я слышал, он хорошо справляется. Редко использует причуду, больше дерётся кулаками. Каччан постоянно на него ругается. На тебя, кстати, тоже. Ты продрых почти неделю. — Так долго?! — а вместе с тем ужасается ему: Каччан не спит неделю?! Безумие! — Травма головы, чувак. Мог помереть, знаешь ли. Всё не укладывается в голове. Слишком много. Эйджиро в соседней палате, всё ещё без сознания, потому что спасал Изуку от смерти под завалами здания. Что-то прилетело Изуку по голове, когда он падал, и только из-за этой мелочи он оказался абсолютно беспомощным, ещё и подставил под удар остальных. Каччан смог вытащить запертых наверху людей, хотя двое всё равно погибли. И Сора — он одевается Деку, чтобы… Чтобы что? Вершить правосудие на улицах города? Как замена несостоявшемуся, слепому, слабому Изуку? Изуку не страшно, что Сора наделает делов. Его не так волнует репутация, сколько жизнь кота. У Деку много врагов, как бы он ни старался избежать их появления. Много кто точит зуб на символ мира. Но Сора… Понятно теперь, почему Каччан не спит. Но, чёрт, неделя! Изуку вздыхает и опускает напряжённые плечи. — Сора не отдыхает, да? — звучит обречённо. Денки весело фыркает и слабо пихает его локтем. — Чувак, прямо как ты. Изуку невесело улыбается и всматривается в темноту. — Да, мне говорили…ххх
— …либо сам ляжешь, либо я тебя уложу! Изуку глубоко вдыхает и стискивает в кулаках простыни. Голова кружится. Его немного тошнит, но это всего лишь побочка от лекарств. Он мало ест. Место, куда воткнута капельница, слегка онемевшее, но, смещая руку, Изуку чувствует движение иглы под кожей. Оставшись без зрения, он чувствует всё поразительно чётко. — Да я в норме, говорю же, — ворчит Сора. Он звучит рядом, но не достаточно близко, чтобы до него можно было дотянуться. Изуку поворачивает голову на голос. Кот бурчит под нос и затихает, а затем его пальцы осторожно касаются костяшек Изуку. — Я знаю, что ты проснулся. Хочешь воды? — Он хочет, чтобы ты упиздовал спать, чтоб тебя! — а это Каччан. Конечно, кто же ещё. Изуку неловко выворачивает кисть и наугад накрывает чужую. С облегчением выдыхает, когда ему это удаётся с первого раза. — Я лягу, — Сора звучит так, будто отмахивается. А ещё устало. — Дай поговорить, Кацунян. — Не называй меня так, сволочь. Сора склоняется ниже. Теперь Изуку чувствует его в своём личном пространстве. Такое ненавязчивое тёплое ощущение на коже, как будто кот вот-вот коснётся его. Фантом прикосновения, которое так и не случается. Тепло никуда не девается. — Как ты? — спрашивает он тихо. Изуку слабо улыбается и увереннее сжимает его руку. — В порядке. Уже лучше. Слышал, ты теперь герой. Сора издаёт забавный сдавленный смешок, а с другой стороны с тяжёлым звуком в кресло падает Каччан. Закидывает ноги на край кровати, упирается в матрас ступнями и фыркает. — Как же, играет в тебя, — обвиняюще ворчит. — Вырядился в твою зелень и прыгает по крышам, как бешеный кролик. Бесит, зараза. — Значит справляется отлично, — Изуку заступается, даже не подумав о том, что не сможет защититься, если Каччан попытается врезать. Он знает, что тот хочет. Но кроме злобного пыхтения ничего больше не следует. Каччан остаётся сидеть на месте. Изуку улыбается, слыша тихое хихиканье с другой стороны. Туда и поворачивается. — Освоил тот свой приём? — О, да! — Сора придвигается ближе и, кажется, улыбается шире. Звучит очень легко, хотя Изуку кажется, что он слышит усталость. — Ещё не совсем, но я адаптировал взрывы. Кацунян сказал, что дарит мне этот уродливый взрыв, — он смеётся, кажется, искренне. — Чтобы его создать, приходится копить пламя, удерживать его в руке, а потом выпускать всё за раз. Я так и сделал, но вместе с тем как бы припрятал огонь. Это не очень похоже на взрывную волну, но похоже на твои воздушные силы. Если делать взрывы маленькими — особенно. Изуку улыбается. Даже не заостряет внимание на том, что Каччан подарил ему одну из своих техник или, точнее, базис. Что-то настолько простое, что уже не нуждается в его присмотре, но очень тяжело для Соры. Он надеется только, что кот видит, как он им гордится. Что гордится им, правда, искренне. Ладони у Соры тёплые и грубые, но касаются осторожно. Как будто это Изуку тут хрупкий. — Кстати об этом, мм, — Изуку поджимает губы и опускает немного голову. — Тебе не нужно этого делать. Я не против, если ты хочешь, просто… — Я говорил ему, — Кацуки фыркает, а Изуку живо представляет, как он раздражённо морщится и закидывает руки за голову или пихает кулаки глубже в карманы, пряча нос в вороте. — Он меня не слушает. Сучоныш весь в тебя. — Я хочу, — говорит Сора низко, жёстко. Так, что Изуку чувствует беспокойство внутри. Он не привык слышать его таким. Не привык сталкиваться с такой его стороной, с твёрдостью в его характере, с убеждённостью и моралью вот таким образом, напрямик. — Люди были напуганы после того, что случилось. Пусть не в полную силу, но Деку всё ещё с ними. О том, что ты здесь, знают только герои и студенты. Из гражданских женщина с перебитым позвоночником, но мы уговорили её не рассказывать. — Ты… — Изуку склоняет голову, прислушиваясь к нему, — хочешь поддержать их боевой дух? — И веру в тебя. Она им нужна. — Прости, — Изуку улыбается неловко и треплет собственные волосы. Те свалявшиеся, грязные и неприятные. Он старается не морщиться слишком сильно. — Я даже не думал, что тебя волнуют такие вещи. Сора хмыкает и сжимает его ладонь. — Да, я тоже. Пойдём, я помогу тебе помыть голову. А то от тебя, прости, пожалуйста, слегка пованивает. Сколько бы он об этом ни думал, Изуку так и не понимает, что им движет.ххх
— Он ебанутый, — Каччан фыркает. Пытается с отвращением, но Изуку слышит, что с раздражением. Переживает. — Точно такой же, я те клянусь. Такой же, мать твою, как ты. Ёбаный шизоид-фанатик. — Когда мы его увидели впервые, я был уверен, что он не такой. — Изуку растерян. Под пальцами складки одеяла лежат неуютно, но это хотя бы что-то. Ему не нравится ничего не видеть, и он старается почувствовать, услышать, определить, где именно сейчас Каччан и что делает. Не позволяет себе фантазировать. Заставляет работать. Каччан, кажется, сидит в том же кресле, что и всегда, слева от Изуку. Возможно, снова закинув руки за голову в пренебрежительной расслабленной манере на границе с вызовом. Здесь он только потому, что Сора уснул в гостевой комнате, а сам он надеется, что хотя бы Изуку сможет образумить его. Он цокает и неразборчиво что-то ворчит под нос, прежде чем Изуку слышит скрип кресла. Каччан пододвигается ближе и звучит ниже. — Когда мы его увидели, он был почти дохлый, — звучит неожиданно ровно. — А потом его держали в ёбаной тюрьме. Пытались, блять, выяснить, кто он и что из себя представляет. Хах, и будем честны: он мог оттуда выбраться, чтоб их. На него не действует вся та херня с подавлением причуд. О, Изуку помнит это. не лучшие из воспоминаний, что он имеет. Всё ещё видеть Сору рядом и ощущать тепло его прикосновений странно. Он помнит его за стеклянной стеной, в комнате, где над ним проводили тесты. Сора смеялся после, говорил, что это было глупо, что он и так мог всё рассказать, что скрывать ему нечего. Он молчал о том, что его пытали, но все и так это знали. Изуку не видит причин не соглашаться с Каччаном, когда говорит: — Я был почти уверен, что он попытается уничтожить нас, — и опускает голову. Каччан хмыкает. Судя по звукам, кажется, снова откидывается на спинку кресла. — Я был уверен в этом наверняка, — парирует немного приглушённо. Наверняка опять спрятался за каким-нибудь воротом. — А придурок кинулся всем помогать. Ты знаешь, что он не хренов альтруист? В отличие от тебя, кстати. Полезный навык, попробуй прокачать. — Я видел, как он водил всех за нос, — Изуку не сразу замечает, что тянет руку к лицу. Замечает только когда случайно мажет по носу пальцами, вздрагивает и обхватывает нижнюю губу, скручивая. — Играл с людьми, которые к нему тянулись. Меня это отталкивало. Я не люблю таких. Но сейчас, сколько бы ни смотрел за ним, не вижу этого. Думаешь, он всё ещё?.. — Нет. — Каччан вдыхает медленно и выдыхает резче. — Кого-то, но не нас. Меня это бесит. Я его не понимаю. Изуку согласно мычит и теребит губу. Бинтов на пальцах больше нет, и поэтому мир ложится под прикосновения обнажённым, готовым. Для Изуку такой тип познания не знаком, но он находит его интересным. Использует временный (вздрагивает: надеется) недуг, чтобы получше узнать самого себя. Всегда опираться на чувства не получится. Он понимает, и ему стыдно, что он упустил это из виду, слишком углубившись в тренировки тела. Он всегда полагался на глаза и слух, а сейчас чувствует себя слепым котёнком. Бесполезным. Настолько, что его работу выполняет кто-то другой. Что в его костюме, поддерживая образ Деку, который всё может и выкладывается на полную, на все 120, по городу бегает мальчик, которого пытали несколько месяцев — герои. Мальчик, который наверняка затаил глубокую обиду. Мальчик, который, возможно, вынашивает планы мести и сейчас вполне их воплощает, рассаживая семечки сомнений тут и там. Мальчик, который должен был стать злодеем, но почему-то… Изуку выдыхает и поднимает голову. — На тебя он тоже похож, Каччан, — и улыбается. Дыхание сбоку сбивается, спотыкается. Каччан выжидающе молчит. Изуку почти ощущает интенсивность его взгляда у себя на лице. — Сколько раз ты слышал, что тебе самое то быть злодеем, да? А ты стал лучшим из героев, как и хотел. — Он тихо посмеивается и почёсывает щёку, едва не промахиваясь. — Он наверняка тоже. уверен, кто-то говорил ему. Каччан цокает и упирается ногой в край матраса, давит, будто хочет отодвинуться. Покачивается в кресле, балансируя на ножках. Как в школе. — Этого пацана не волнует, чё там о нём говорят, — он звучит едко и гордо. — Он делает это не для них, а для тебя. Тц… Уговори его прекратить! Он себя загробит — вместо, блять, сучьего тебя. Изуку кивает. Он постарается.ххх
Изуку вскидывает голову и тут же бросается в кровать. По пути ударяется пальцами о ножку кровати, стискивает зубы, чтобы не закричать, и укрывается одеялом. Делает вид, что так всё и было. Дверь открывается. Он не слышит шагов, но слышит насмешливое фырчание. — Я всё слышал, — это Сора. Изуку выдыхает с облегчением и опускает плечи, роняет голову и горбит спину. Ложится на колени, хватается за пальцы и стонет. Кот смеётся и закрывает за собой. Когда идёт внутрь, его шаги слышно. Изуку знает, что он ходит беззвучно. Обычно. Прохладная ладонь ложится на голову, треплет волосы. — Тяжко тебе, да? — Я сойду с ума, если мне придётся ещё хотя бы две минуты просидеть просто так. Котик издаёт ещё один смешок. — Я засеку. — Издеваешься надо мной. Ужасный герой. Сора смеётся, скорее всего, запрокинув голову. Звук чистый и открытый. Ладонь скользит по волосам Изуку на плечо, затем исчезает и сжимается вокруг запястья. Сора тянет его на себя. — Вставай. — Зачем? — Будем тебя спасать от безумия. Ещё немного в роли Деку я тоже вряд ли выдержу. Изуку поднимает голову и поворачивает её в направлении голоса, тревожно изламывает брови и поджимает губы. Послушно опускает ноги и встаёт, следуя за руками. — Может, тебе лучше прекратить, — говорит неуверенно, делая шаг вперёд. — Тебя это сильно выматывает. Лучше не надо. Деку тоже иногда отдыхает. — Сон по два часа в сутки это не отдых, — насмешливо парирует Сора и выводит его туда, где Изуку не был. Здесь больше свободного места, не за что взяться. Скорее всего, центр палаты. Пальцы разжимаются, но не исчезают полностью. Так котик показывает, что он здесь. Рядом. — Я в порядке. Это просто не мой стиль. Слишком много добра, знаешь, я для этого не создан… — Тот приём всё ещё тяжело даётся? Сора вздыхает. Шуршит одежда, издают лёгкий шелест волосы, в которые он зарывается второй ладонью. — Почти не даётся. Когда я дерусь, мне трудно концентрироваться на нём. Кацунян помогает мне, когда я не в городе, тренируется со мной. Но, если честно, помощи от него столько же, сколько от того рухнувшего здания. Он постоянно нудит. Я устал его слушать. — Он за тебя волнуется. — Да я знаю. Хотя я был уверен, что достаточно взрослый и сильный, чтобы за мной не нужно было присматривать. Изуку давит улыбку, слегка опускает голову. Чувствует, как Сора поднимает его руки, перебирается за спину и начинает растягивать плечевой пояс. Это приятно. Растяжка не заменит силовых упражнений, но так тоже хорошо. Хоть какая-то нагрузка телу необходима. От того, сколько в нём копится энергии, Изуку порой кажется, что он в самом деле свихнётся. Буквально взорвётся. — Он делает это не потому, что считает тебя слабым, Сора, — мягко возражает он и откидывает голову, наслаждаясь чувством, с которым мышцы приходят в движение. Сора знает, насколько он гибкий, знает его пределы и уверенно тянет. — Ты ему важен. — Он постоянно говорит, что я напоминаю ему тебя, — кот усмехается и давит пальцами между лопаток, вырывая низкое мычание. Это очень приятно. Изуку покрывается мурашками. — В плохом ключе. Называет одержимым и пытается уложить, типа, буквально. Говорит, что с тобой это работало. Изуку подрагивает в смехе, который не пытается сдержать. Чужие пальцы перетекают по его плечам на локти, хватаются за них и осторожно тянут назад. Изуку выдыхает, удерживая поясницу прямой. Держит голову. — Иногда я чуть не терял сознание от его ударов. — Поэтому я практикуюсь в том, чтобы от него убегать, — Сора низко хихикает из-за спины и появляется перед ним. — Пока что он не может меня догнать. В городе говорят, что Деку и Динамит работают в паре, но мы-то знаем… Они смеются, и это так легко. Изуку не помнит, чтобы ему было так когда-то с кем-то после окончания учёбы. После событий первого курса он был в постоянном напряжении. Чувство вины гнало его, уставшего, в город, помогать устранять ущерб и зарабатывать себе очки доверия от граждан. Даже овладев всеми причудами, он продолжал тренироваться. У него был навязчивый страх бессилия. Он боялся оказаться слабее врага. Что причуды снова выйдут из-под контроля, перестанут слушаться. Что появится ещё что-то. К середине второго курса он уже был достаточно сильным, мог бы с лёгкостью занять место в пятёрке про. Только тогда немного успокоился. Но за всей этой погоней за силой забыл про отдых и веселье, улыбки не были искренними. Он отговаривался от общих вечеров с ребятами, отделялся ненамеренно. Подсознательно не хотел подвергать их опасности. Был тем, кто всегда будет мишенью. С ним не было безопасно. Каччан постоянно ругался на него, он помнит. Угрожал ударить, если понимание обычного японского не было ему по силам, и иногда всё же распускал руки, хотя совершенно не так, как было в средней школе или на первом курсе. Не позволял себе ничего больше подзатыльника. Только рука у него правда тяжёлая. Сора его не боится. то, как он общается с Каччаном, похоже на игру в кошки-мышки. Наблюдая за ними, Изуку радуется тому, что Каччан нашёл кого-то, кто будит в нём желание заботиться. Это приятно видеть. Каччан был один всю жизнь, как бы Изуку ни пытался быть ему отдушиной. Тогда Каччан не нуждался в этом, но сейчас — да. С Сорой же легко всё, вообще. Игра это или нет, Изуку не отрицает того, насколько улыбки и общение с ним получаются простыми. Не как по маслу, но как будто… так и должно быть. Изуку не понимает, как ему себя вести. Стоит ли доверять ему? Стоит ли опасаться, что однажды тот переметнётся, и окажется, что он всегда был из плохих ребят? Выступит против. Сора рассказывает о том, как там себя чувствует Эйджиро, и легко тянет Изуку за собой, направляет, тихо поясняет, что они делают. Изуку позволяет ему вертеть собой и думает о том, что, наверное, невозможно так искусно притворяться.ххх
Изуку стоит в планке уже третью минуту, когда сидящий на нём котик поворачивает голову и сообщает: — Кто-то идёт. Иметь супер-слух полезно, когда делаешь то, чего нельзя, хах. Сора слезает, Изуку поднимается — они движутся складно, как механизм. Одеяло накрывает ноги, пальцы вплетаются в складки пододеяльника, а Сора, судя по звукам, падает в кресло справа. слева остаётся нетронутым — принадлежит Каччану. Журчат страницы какого-то журнала. В палату заходят спустя буквально несколько секунд. Внутренне Изуку переводит дыхание и вслушивается, за грохотом сердца не слышит почти шагов. Чувствует себя застуканным за кражей ребёнком или преступником, которому чудом удалось избежать наказания. Чужой взгляд жгуче впивается в лицо — Изуку кажется, что Сора знающе улыбается. — Добрый день, Мидория, — мужчина в возрасте встаёт в изножье и шуршит бумагами. — Как вы себя чувствуете? — Здравствуйте, доктор, всё в порядке, — Изуку приходится прикладывать усилия, чтобы звучать непринуждённо. Наверное, выглядит он глупо. Он не умеет лгать и говорит правду. — Уже ничего не болит. — Рад это слышать, — мужчина хмыкает и кажется, что смотрит не в бумаги вовсе. — В последнее время ваши показатели улучшились. Хоть мы и ожидали, тонус мышц не падает, наоборот, в хорошем состоянии. Я не буду никому об этом говорить. Пока что. Но буду вынужден, если вы не будете придерживаться рекомендаций. Изуку роняет голову и тяжело вздыхает. Сора едва слышно хихикает со своего места, маскируя смех под мычание. Тянется. — Простите, доктор… Спасибо. Я правда уже в порядке. — Я это вижу, Мидория, — широкая тёплая ладонь пахнет антисептиком. Касается внешней стороны предплечья Изуку, заставляя мелко вздрогнуть, ощупывает руку. — Думаю, добавить вам занятий не будет лишним. И снимем повязку, чтобы контролировать возвращение зрения. Изуку вскидывается. — Правда?! — Да тише ты, — Сора смеётся, сжимает его бедро и легонько щипает. — А то передумают. Изуку от него не отмахивается. — Мы правда снимем повязку? И мне можно будет вернуться к тренировкам? Мужчина тормозит его, сжав плечо. Хватка слабая, но он чувствует, какой сильной она может быть. Доктор суров и справедлив, настолько же честен. — Только под присмотром персонала. Никакого самоуправства. Если почувствуете недомогание, сообщайте тут же. От этого напрямую зависит ваше выздоровление. Изуку кивает, принимая условия. — Спасибо… По палате разносится тонкий звук коммуникатора — он слишком знаком. Изуку поворачивает голову на звук и хмурится, поджимает губы. Слышит, как Сора улыбается, поднимаясь. — Ну что, — он сжимает пальцы на запястье Изуку крепче на короткое мгновение и убирает ладонь, — мне пора идти. Поправляйся скорее, чтобы я мог уже нормально поспать, а то Кацунян скоро сможет меня догнать. Изуку провожает его, как если бы мог видеть. Как если бы взглядом в спину. В палате тишина сохраняется какое-то время и после того, как дверь за ним закрывается. Шум в коридоре смолкает, кто-то шагает мимо. Это все звуки. Изуку неспокойно каждый раз, когда кот уходит выполнять его работу. Он не знает, как отплатить ему за это. Он правда очень благодарен. — Что ж, — доктор касается плеча снова, обозначая, где находится. Чтобы слепому, беспомощному Изуку не было страшно. Он такой жалкий. — Давайте снимем повязку. Закрывайте глаза. Когда давление бинтов спадает, у Изуку тут же начинает кружиться голова. Вместе с тем возвращается боль, но облегчение от освобождения гасит её, оставляет только пульс в висках. Впервые открывая глаза, Изуку ничего не видит. Всё темно. В этот момент он один.ххх
Он как раз возвращается в палату после физиотерапии и прочих процедур, когда практически следом за ним влетает Каччан. Изуку узнаёт его по глухому рычанию и характерному ритму шагов. Шаг у него тоже тяжёлый. К этому моменту Изуку успевает только сесть на край кровати. Сейчас он видит уже хоть что-то, какие-то жутко размытые пятна. Чёрную одежду Каччана разбавляет только светлая мешанина волос. Он похож на пылающую спичку. Изуку не успевает спросить, что случилось. Каччан перебивает его рычащим: — Гадёныша приложило по тупой башке. Теперь он без сознания. Холод топит Изуку изнутри. Дрожь бежит по позвоночнику и рукам, он даже забывает почему-то, как дышать. В груди становится тесно. Сору задели?.. Изуку подрывается с места и стискивает кулаки. Ему жутко. Он хочет убедиться, что с человеком, к которому их приставили наблюдать, всё в порядке. Что он не ранен смертельно. Ему нужно… Он должен… — Отведи меня к нему. — Нахрена? Не буду я этого делать. Вы и так дохрена общались, вот к чему это, блять, привело. — Тогда я найду сам. Ты знаешь, что я могу. Каччан напряжённо молчит в ответ. Изуку щурится, видит, что чёрно-бежевое пятно не двигается с места. Чувствует, слышит, как тяжело Каччан дышит. Резко выдыхая, он направляется к двери, но чужая рука сцепляется поверх его в стальном захвате. Каччан шипит: — Куда ты пошёл, мать твою?! Изуку оборачивается к нему и — надеется, что — смотрит проницательно. Хочет донести мысли только взглядом, но у него не получается. Может, потому, что Каччан сам на взводе. Может, потому, что тот не умеет читать людей в достаточной мере. Может, потому, что оба они всего лишь два напуганных человека. Изуку встряхивает руку. — Искать, — голос звучит ниже, чем он планировал. Пальцы сжимаются на запястье сильнее. Каччан опасно склоняется ближе. — Зачем? — Когда я очнулся, он выполнял мою работу. Из-за этого сейчас он на больничной койке. Из-за… Из-за меня! Каччан вздыхает, и кажется, что в этом вздохе усталости очень много. Сколько ночей он уже почти не спит? Сколько дней Изуку уже в больнице? Сколько дней уже Сора прикидывается Деку, подстраиваясь под его темп и насилуя свои руки, чтобы те выдавали нечто похожее на то, что делает Изуку? Он не готов к такому. Профиль Соры в основном разведка и лобовая атака. Он хорош в стратегии, в выявлении слабости и бесшумном проникновении, мастерски собирает информацию… какими бы то ни было способами. Но сейчас он делает то, чего раньше не делал, и ему тяжело. Он не даёт себе поблажек. Это суровая школа, ломающая кости, дробящая хрящи и рвущая жилы. Изуку понадобилось несколько лет, чтобы стать таким. Сора заставляет себя пройти ускоренный курс и разбирается на ходу. Каччан встряхивает его руку и отпускает. Больше он не звучит агрессивно. Только устало. Вымотано. Успокаивается, но это ничего не меняет. — Выключи этот идиотский драматизм. Он там не из-за тебя, хренов ботан. Он там потому, что зазевался. Его косяк. Его лицо близко настолько, что можно условно разглядеть эмоцию. Изуку не хочет видеть. Сейчас он бы предпочёл не иметь возможности видеть его таким. Он опускает голову. — Он не спал. — Я не пойму, он похож на безмозглую малышню для тебя?! — Каччан пытается звучать агрессивно, но не может. Его агрессия слаба, выветрилась, вылетела в приоткрытое окно. Изуку всматривается в его глаза. Ему кажется, они тусклые. — А для тебя? — …ха? Каччан отшатывается, как от удара. Наверное, будь это и правда удар, он бы легко его парировал. Но слова ему не даются так легко, как кулаки. Они всё ещё больно его жалят, несмотря на весь пройденный им путь. Изуку поджимает губы. Ему жаль. Но он не извиняется. Он хочет, чтобы Каччан посмотрелся в зеркало и увидел то же, что пытается показать. Каччан встряхивает головой и подходит ближе, встревает в личное пространство Изуку. Рычит бессильно. — Послушай сюда, тупой ты Деку. Этот придурок делает только то, что хочет. Я пытался отговорить его, ты пытался. Он не послушал. Мне нужно тебе это разжёвывать или додумаешь сам? — Мне просто не по себе от того, что он там. — Правда выходит лёгкой. Ему действительно просто признать её. Он столько об этом думал, что кажется, будто повторяет по кругу одно и то же. — Один. Из-за того, что притворялся мной, следовал моему режиму и в итоге пострадал. — Он не был один. — Я знаю. Он говорил, что Деку и Динамит работают в паре. В новостях тоже постоянно трезвонят об этом. — В этот момент до него доходит. Он резко поворачивается к Каччану и хватает ртом воздух. Шершавая ладонь накрывает его лицо и давит, вынуждая молчать. Каччан винит себя. Он был там, но не смог помешать врагу достать до кота. — Меня из себя выводит то, что он так тупо попался, — говорит низко и сипло, голос слегка срывается. — И то, что так старался ради тебя. Но это было его решение, он делал то, что считал важным. Так что завались и не разводи драму, усёк? Не еби мозги и хорош мельтешить. Чем быстрее ты вернёшься в строй, тем меньше работы будет у нас всех, — а затем коротко фыркает, отстраняется и цепляет за рукав толстовки. — Идём. Чтоб тебя. И Изуку идёт. Всю дорогу его взгляд прикован к пальцам, крепко держащимся за его ткань. Всё, о чём он думает: продолжает ли эта рука дрожать так же, как тогда, когда вжималась в его лицо?ххх
Изуку возвращается в чужую палату, когда часы приёма заканчиваются. Идёт почти на ощупь и замирает, прижавшись к двери спиной. Отсюда плохо видно, но он может разобрать объёмы кровати, массив зашторенного окна. Маленькую фигуру Соры, который, кажется, не спит. Какие-то незнакомые звуки затихают. Шуршит одеяло. — Вау, и правда сняли, — он звучит хрипло. Изуку хмурится. Слышит улыбку в чужом голосе, а вместе с ней напряжённое ожидание. — Твою повязку. Хорошо видишь? — Плохо, — Изуку отталкивается от двери и осторожно прокрадывается к кровати. Чудом каким-то ни обо что не цепляется ногой и опускается в кресло рядом с чужой постелью. — Как ты себя чувствуешь? Теперь, вот так близко, он может рассмотреть слабые намёки на детали. Волосы Соры растрёпаны, среди прядей затеряны белые пятна. Бинты. Изуку морально плохо, когда он видит красные пятна тут и там. Сора прикрывает их ладонями, ощупывает и тихо мычит. — Голова кружится, а так в порядке, — он подаётся ближе к краю кровати и скрещивает ноги. Капельница покачивается от его перемещений, но всё же не падает. Он протягивает руку, тихо что-то звякает. Убрал, наверное, катетер. — Как ты меня нашёл? Изуку неуверенно откидывается назад, будто может промазать мимо спинки кресла. Прижавшись к ней лопатками, расслабляется и тихо выдыхает. — Каччан рассказал мне о том, что случилось. Я запомнил дорогу. Сора мычит так, что неловкое выражение лица само возникает у Изуку перед глазами. Почему-то его это раздражает. Страшно злит. Он хмурится сильнее и вонзается пальцами в тонкие подлокотники. Кот облокачивается на колени и, кажется, немного качается. Сидит упрямо. — Что думаешь? Злоба клокочет у Изуку внутри. Из-за неё его голос звучит сдавленно. — Что ты дурак. Зачем так изводить себя? Сора, я правда тебе благодарен, но это… Чужую ладонь он видит даже с этой поганой пародией на зрение. Раскрытая, она замирает у него перед лицом, в одночасье прерывая словесный поток. Заготовленная речь с бульканьем проваливается обратно в горло, затихает в желудке изжогой. Изуку сглатывает. — Я делал всё так же, как ты, — Сора говорит спокойно, а оттого кажется, что холодно. Тон его голоса ниже обычного, ровный, как новая дорога. — Тебе понравилось? Смотрел уже новости? Изуку чувствует себя дурно. Он не может объяснить причин, но сейчас ему кажется, что он снова тот маленький беспричудный мальчик, вокруг которого мир поменялся в одно мгновение. Вот он с замиранием ждёт результаты исследований. Вот у Каччана появляется крутая причуда, а у другого мальчика вырастают крылья. Вот даже у самого слабого ребёнка в группе обнаруживаются какие-то способности. Один Изуку отличается, ничего у него нет. Сейчас есть, но он снова в том положении. В положении бессилия, непонимания, снова жалкий. Он не понимает, почему. Не понимает, как, будучи сильнейшим, снова окунается в него с головой. Почему чувствует себя таким обманутым. Чувствует себя преданным. Он смотрит на Сору и мечтает увидеть нормально. Ему жаль, что он не может. Он хочет видеть выражение его лица сейчас. Убедиться в том, настолько ли оно такое же холодное, хищное и жестокое, каким он его представляет. Действительно ли Сора играет против него. — Сора… — Ииизуку, — Сора растягивает гласные сладко, но Изуку от его тона жутко. Он потеет, вжимаясь в спинку сильнее. — Кацунян прав, когда говорит о тебе. Ты помешанный. Твои цели благородны, но взгляды слишком наивные. Ты опасен, и в первую очередь для себя же самого. Ты не думаешь о том, чтобы выжить. Ты думаешь о том, чтобы спасти всех на этом свете, будто это у тебя девять жизней. Но, Изуку, никто из них не будет счастлив, если спасение будет означать потерю очередного символа мира. — А у тебя? — Изуку слабо скалится. Он не любит говорить об этом и хватается за возможность сменить тему. — Сколько жизней осталось у тебя? Он не видит, но слышит, как Сора улыбается. Сейчас глазам доверять не может, когда всё перед ними плывёт. Чужая ладонь накрывает его, и Изуку хочет скинуть её, но хватка становится крепче. Он сдаётся. — Я всегда могу украсть ещё. А ты можешь? — теперь Сора звучит мягче. Как будто говорит с ребёнком. Почему Изуку теряет запал? Почему больше не злится на него? — Скажи, ты почувствовал беспомощность, когда услышал о том, что я в больнице? Желание кричать? Может, страх? Изуку поджимает губы и неуверенно кивает, нехотя признавая. Теперь ему видно, как улыбка на чужом лице становится шире. Его прикосновение ненавязчивое и мягкое, лёгкое. Даже когда становится увесистее, и пальцы сжимаются вокруг пальцев Изуку, он всё ещё держит его бережно. — Это же чувствуют все, кто ждут тебя дома. Только в разы сильнее. Внезапно Изуку начинает задыхаться. Ему не хватает воздуха, в груди становится тесно. Он разворачивает кисть и вцепляется в чужие пальцы своими, втягивает голову в плечи и смотрит отчаянно. — Ты же не… Только не говори, что специально… — Нет, — Сора тихо смеётся и проводит по тыльной стороне его кисти подушечкой пальца. — Я люблю поиграть, но не настолько. Меня задели потому, что я лоханулся, этого не было в моих планах. Отвлёкся, блин, на мышонка. Он зашуршал, а я подумал, что там кто-то есть. Отвернулся и подставился. Тишина оглушительна. Изуку приводит дыхание в порядок и медленно разжимает пальцы, но не отпускает чужой руки. Держит. Слабо улыбается. — Супер-слух не всегда полезен? Сора беззвучно смеётся, подрагивая плечами. Это Изуку тоже хочет видеть, но сейчас у него есть только смазанная картинка и очень яркие воспоминания. Он довольствуется ими, зная, что скоро сможет увидеть по-настоящему снова. Сможет рассмешить этого придурка, сможет узнать о нём больше. — Как твои руки? — он разворачивает кисть Соры и скользит по внутренней стороне подушечками пальцев. — Сильно болят? Пальцы кота игриво ловят его, послушно расправляются и расслабляются. Мягкие, тонкие, костлявые, укрытые шрамами и трещинами. Сора сползает на пол и кладёт голову Изуку на колени, выдыхая. Расслабляет плечи. Изуку тянется подстраховать его, но тот справляется сам. Слишком складны его движения, даже капельница не качается. Значит и правда убрал её. — Уже нет. Я столько раз использовал тот фокус, что стало привычно. Мне кажется, — Сора поджимает губы и выдыхает, — что теперь я смогу. Странное чувство. Как будто теперь-то я правильно ставлю ноги, а до этого даже ходить не умел, но пытался бежать. — Это очень круто, — Изуку прикрывает глаза, расправляет пальцы и прижимает ладонь к чужой. Из-за когтей пальцы Соры кажутся чуть длиннее, но ладонь самого Изуку шире и крепче. Больше мяса. Больше грубых шрамов. Он аккуратно загибает его пальцы в кулак и прижимается к нему костяшками. Чувствует слабое давление в ответ. — Хочу поскорее увидеть своими глазами. Сора посмеивается без звука, легонько подрагивает и трётся о его колени щекой. Чёрные волосы торчат в стороны — их Изуку осторожно накрывает второй ладонью, зарывается пальцами. Натыкается на шершавую перевязь бинтов, больше не зацикливается. Это жестокий урок. — Я покажу тебе, — обещает Сора. Изуку верит. Изуку ждёт.ххх
Сора покидает больницу через пару дней, а Деку возвращается к работе через неделю. В костюме снова Изуку, как и должно быть. Сора сидит внизу на перилах крыльца и щурится, улыбаясь ему. Он в свободной майке Каччана, коротких шортах и компрессионных манжетах — в одежде, которая ему идёт больше зелёного комбинезона. Изуку улыбается в ответ и спрыгивает из окна комнаты в общежитии. Вернуться так чертовски приятно. Приятно видеть глазами, а не другими органами чувств. Приятно знать, какое именно лицо у того, с кем он разговаривает. Приятно видеть улыбку Соры и прикрытые глаза Каччана. Приятно влезть в футболки с надписями, которые смешат Сору и которые Каччан зовёт тупыми. Приятно. — Наперегонки? — он улыбается. Сора лениво слезает с перил и убирает руки в карманы шорт. Скользит взглядом по надписи на его груди, улыбается и фыркает. — Ты предлагаешь только потому, что знаешь, что я продую? — он забавно растягивает гласные и прикрывает глаза ладонью, выглядит таким чертовски расслабленным. Солнце жарит, а ему, кажется, по кайфу. В моменты, когда никто его не трогает, он подставляется жалящим лучам и жмурится. Метки кажутся ранами, но так сильно ему идут. Изуку посмеивается. — Могу прокатить. Кот неловко смеётся и пожимает плечами. — Я боюсь высоты. К тому же… — внезапно он срывается с места. — Я многому научился, пока ты обрастал жирком! Изуку мчится следом, активируя покрытие. Зелёные молнии шелестят в воздухе так привычно и правильно, так хорошо, что он чувствует себя по-настоящему свободным, просто переставляя ноги. Ему кажется, что он сможет полететь просто так, не используя парение. Сора резко разворачивается в прыжке и выставляет руку в жесте, который Изуку делает перед тем, как метнуть воздушный снаряд. Но ничего не пуляет, смеётся, давая телу мягко завершить вращение, приземляется. И в этот же момент снова совершает рывок, выкидывает вперёд руку — по ногам лупит горячей взрывной волной, поднимающей клочки земли и пучки зелени в воздух. Изуку вскрикивает, отлетая в сторону. Если бы не покрытие, он бы, наверное, здорово покалечился. Отплёвываясь от грязи, попавшей в рот, он не может перестать восторженно улыбаться. Сора склоняется к нему, закрывая собой солнце. Тоже улыбается — широко и ярко. Довольно. — Офигеть! — Изуку принимает его руку и поднимается. — Это выглядит даже круче, чем я представлял! — Скажи же! — Сора смеётся, гордый, сильный и — неожиданно — повзрослевший. Совсем другой. Не такой, каким был за стеклянной стеной. Изуку любуется им, узнавая то тепло, которое однажды в нём уже горело. Оно не пугает его. Это было ожидаемо, всего лишь вопросом времени. Изуку всегда притягивали такие люди. Страстные, сильные, яркие. Созданные, чтобы быть историей. Чтобы менять мир. Изуку не против. Протягивая коту руку раскрытой ладонью, он знает, что тот слышит его сердце. Улыбается шире, нежно, щурясь на солнце. — Я не буду взлетать высоко. Глаза Соры тут же загораются, внимание переключается от горячего солнышка к герою номер один. Изуку смеётся и чувствует, как чужие пальцы сжимаются поверх его уверенно и крепко. — Давай на максимальную сразу! Его ноги, когда Изуку подставляет ему спину, обвиваются вокруг талии и надёжно фиксируются крестом. Изуку думает о том, что это опрометчиво и несерьёзно — так подставляться тому, кто легко обвёл его вокруг пальца. Сора провёл одну из своих игр, задействовав его сердце и разум, поселил в Изуку новый страх. Вырыл ямку прямо у него в мозгах и посадил семечко в неё, и теперь оно прорастает в нейронные связи, вплеталось в саму сущность Изуку. Глупо и безответственно. Однажды его подвергнув такому, Сора легко сможет провернуть что-то похожее снова. Сможет провернуть нечто намного более масштабное. Сможет что угодно. Сможет. Но Изуку не хочет думать об этом прямо сейчас. Он хочет насладиться днём, когда всё хорошо, и отпустить всё, отдать ветру, шумящему в ушах. Он разгоняется до скоростей, на которых даже у него кружится голова, но восторженный смех Соры стоит того. Сейчас он наслаждается им и тем, как пальцы кота сжимают его плечи. Просто наслаждается.