ххх
Изуку сразу понимает, что кто-то у них есть, по свету в одной из комнат, где никого обычно нет. В последний раз там обитали герои перед схваткой с Шиньей. Он выглядит озадаченным, стоя вот так на пороге со склонённой к плечу головой. — У нас гости? Кацуки ухмыляется, запрокидывая голову на спинку дивана. — Какой ты проницательный. Как догадался? Нет, не говори. Наверное, сотую причуду обнаружил. — Ты в хорошем настроении, — замечает Изуку, проходя внутрь. Быстро оглядывается по сторонам, никого постороннего не видит, склоняется и целует Кацуки в губы. Это что-то новенькое, и поначалу Кацуки замирает, но затем хватает придурка за затылок и тянет к себе, чтобы поцеловать нормально. — Да, несмотря на то, что ты, блять, задержался. Тебя в плен взяли или чё? Мотался в другой конец Японии? — Почти. — Изуку смеётся, упираясь в спинку дивана по обе стороны головы Кацуки руками. — Девушка не успела на последний поезд, подкинул. — А мы тебя так ждали, — доносится голос с лестницы. Изуку отстраняется, потому что вместе с Солом сверху спускается Кента. Всё ещё нервный, бледный от переживаний, он замирает, увидев Изуку, и тут же стремится вниз. Кацуки ухмыляется: ещё бы. Найдите в Японии хотя бы одного ребёнка, кто не фанател бы от Деку. — Привет. — Изуку улыбается дежурно, примерно так же, как всем фанатам. — Я- — Ох, простите, я знаю! — Кента кланяется, тут же прижимает сумку к груди. Глаза широко раскрыты. Кацуки хрипло посмеивается, а Сол встаёт рядом и незаметно пробегается пальцами по его шее, щекочет под подбородком. — Простите, я… Меня зовут Кента! Сора привёз меня, чтобы я помог вам… М-моя причуда — укрепление костей, я… могу помочь… Изуку переводит взгляд на Сола, глаза распахнуты в удивлении. Кацуки даже не старается выглядеть враждебным, ему не нужно. Он хорошо себя чувствует, даже несмотря на то, что руки болят. Только указывает большим пальцем на кухонный островок. — Ужин, если надумаешь сначала набить брюхо. — Ох, я думаю, будет лучше, если мы оставим это на потом. — Изуку кладёт руку Кенте на плечо и улыбается ему теперь по-другому, более естественно. — Как смотришь на то, чтобы мы начали сейчас? Ты же уже посмотрел Каччана, да? Он хорошо себя вёл? — Эй! Сол хихикает. — Он был очень послушным. Даже никого не убил. — Да! — Кента подпрыгивает на месте, воодушевлённый. из него чуть ли не звёздочки сыплются. Сложно не найти фаната в этой большой комнате. — Конечно! Изуку тоже сияет. — А потом мы все вместе поужинаем. — Идёт. — Кацуки садится нормально, а Сол присаживается на подлокотник рядом. — Не зря мы готовили на четверых, — не без самодовольства замечает он. — Кацуки отказывался, — и это смешно, как он запинается на имени подрывника. Явно боролся с собой, чтобы не ляпнуть привычное и уже не раздражающее "Кацунян". Изуку охает и легонько пихает Кацуки в плечо тыльной стороной ладони. В неё Кацуки вцепляется, как клешнёй, и угрожающе выгибает. Не настолько сильно, чтобы было больно, но достаточно, чтобы Изуку к нему склонился. — Каччан! Ты что, хотел оставить гостя без ужина? — Тебя. — Кацуки низко смеётся и отпускает его руку. — Это тебе за бинты, придурок. Изуку бледнеет и хлопает себя по карманам. — О боже, прости! Я забыл их на остановке! Сол смеётся, запрокинув голову. Чуть не падает, но рука подрывника удерживает его от падения. Кента неловко улыбается. А Кацуки думает: добро пожаловать в дурдом. Проходите, располагайтесь.ххх
— Не могу поверить, что мы искали столько лет, а он нашёл за неделю, — шепчет Изуку. Он всё никак не может перестать рассматривать свои руки, будто может увидеть что-то сквозь кожу. Какие-то улучшения, что случились с его костями и суставами. Кацуки хмыкает и откидывает голову на подлокотник. — Скорее всего, пацана укрывали. Его причуда сильна. Если он будет ею заниматься, он сможет стать незаменимым в штабе медиков, но тогда деревня останется без него. — Наверное, так и есть. — Изуку задумчиво мычит и сжимает кулаки, смотрит перед собой и переводит взгляд на Кацуки. — Он не рассказывал, как ему это удалось? Вот теперь Кацуки усмехается. — Сказал, ага. Голову включил и нашёл по запаху, блять. — Хм. Должно быть, они пахнут как-то по-особенному, такие люди… — Эй, Изуку. — Кацуки манит его к себе пальцем. Изуку широко раскрывает глаза, тупит пару мгновений. Улыбка расцветает у него на лице, а затем он наконец соображает, чего от него требуют, как раз тогда, когда терпение Кацуки готово вот-вот лопнуть, и ложится на него. — Привет, Каччан, — мурлычет он и прижимается к губам Кацуки в коротком, почти целомудренном поцелуе. — Вау, я так счастлив, что наконец-то мне это можно. Кацуки усмехается и обхватывает его голову. А затем бьёт лбом по чужому. Изуку вскрикивает от неожиданности, вряд ли от боли, и накрывает лоб лбом. — За что?! — Чтобы не расслаблялся, — хрипло посмеивается Кацуки и сам тянет его к себе для очередного поцелуя. Этот уже настоящий. Долгий, неспешный, просто движения губ напротив чужих, синхронно открывающиеся и закрывающиеся рты. Изуку подбирается выше, просовывает руку под его шеей и углубляет поцелуй, наконец пуская в ход язык. Кацуки тихо выдыхает ему в рот, позволяя это. Отводит одну ногу в сторону, а другую сгибает в колене, прижимает к спинке дивана, давая Изуку больше места между ними. Изуку тут же слегка толкается вперёд, и они сдавленно мычат, но этого недостаточно, чтобы отстраниться и остановиться. Кацуки кладёт руки ему на поясницу и давит сильнее, вынуждая повторить. Как только Изуку толкает бёдра снова, Кацуки откидывает голову и дрожаще выдыхает в потолок. Губы Изуку накрывают его горло, выцеловывают всё, до чего он может дотянуться, даже оттянув ворот кофты. Когда ему становится этого мало, он зависает напротив лица Кацуки. — Можно я прикоснусь к тебе? Кацуки хватает только на то, чтобы кивнуть. Изуку ослепительно улыбается и опускается чуть ниже, скользит ладонью под тёплую кофту и касается кожи на животе, который тут же поджимается. Просто руки у него холодные, чёрт побери. Кацуки расслабленно растягивается под ним, наблюдая за румянцем на усыпанных веснушками щеках и скулах, за тем, как Изуку прикусывает губу, будто это помогает ему держать себя в руках. Он рассматривает его лохматые волосы, лезущую в глаза отросшую чёлку. Разлёт плеч, сильные руки, одной из которых он придерживает Кацуки под поясницей, а второй исследует тело, водя по животу, бокам и сжимая грудь. Шрамы на его коже, мышцы, натяжение сухожилий и едва видные вены на внутренней стороне запястий и локтей. Изуку красив. Притягивая его к себе для очередного поцелуя, Кацуки не жалеет, что даёт ему этот шанс. Толкаясь навстречу его бёдрам, он не думает о том, что Изуку его предаст — он знает, что этого не случится. Ощущая его твёрдый член напротив своего и ловя стоны губами, он просто уверен в том, что точно прав. Пальцы Изуку сжимаются поверх его соска, и Кацуки стонет надсадно, громко, содрогаясь всем телом. Движения бёдер ускоряются, а Изуку жадно глотает звуки, которые он издаёт, и хватается второй рукой за подлокотник, чтобы усилить давление на пах, чтобы увеличить амплитуду движений. У Кацуки от жара голова кружится, он слепо тянется за губами Изуку снова и снова, никак не может насытиться. ладони находят край его кофты, забираются под неё. По обнажённым лопаткам он ведёт ногтями до самой поясницы, и Изуку рычит, звук утробный и глубокий, посылает по позвоночнику дрожь. — Я так близко. — Кацуки скулит, слёзы собираются в уголках его глаз. С ума сойти, это всего лишь какой-то жалкий петтинг, какого дьявола его так переебало? Изуку шепчет ему в ухо: — Давай, Каччан, давай, кончай, — и двигается волной, будто и правда его трахает. А Кацуки — Кацуки хочет ощутить его внутри, принять плотность и твёрдость его члена в себя, ощутить давление на стенки и каждую вену, когда Изуку будет трахать его вот так же ритмично и сильно. Пальцы на ногах поджимаются. Он перемещает руки на грудь Изуку, сжимает её и разжимает, сжимает снова, перемещает на задницу и тянет сильнее. И кончает, всхлипывая, прямо в бельё. Он умоляет не останавливаться, а голос срывается, и Изуку стонет ему в шею, целует туда же, дышит шумно, загнанно. Его тело подрагивает, когда он кончает тоже, но оба они ещё какое-то время двигаются, прежде чем наконец-то остановиться. Когда Кацуки открывает глаза, Изуку смотрит на него сверху с такой любовью, какую он уже видел, но только не от него. Ничем не прикрытая, она кажется такой необъятной, такой настоящей. Кацуки сглатывает, губы его пересушены. Изуку шепчет что-то одними своими, а затем ныряет вниз и целует его. И это хорошо. То, что между ними происходит, ненавязчивое, естественное и настоящее. Кацуки обвивает его поперёк груди обеими руками, не удосуживаясь выпутать их из-под кофты. Ему нравится ощущать кожу Изуку, мышцы под ней, крепкий столб позвоночника. Нравится, как Изуку наваливается на него, расслабившись, и обнимает в ответ, всё так же мягко и без давления целуя кожу. Внутри у Кацуки плотно и давит вовсе не потому, что Изуку весит тонну. Его тяжесть приятна, она реальная, насколько реальная плотность его тела. Кацуки утыкается ему в плечо носом и вдыхает запах, который и так уже хорошо знает. — Нам нужно в душ, — шепчет Изуку ему в волосы. — Пойдём вместе? Или хочешь один? Кацуки пожимает плечами. — Мне скрывать нечего. Идём. Но Изуку не спешит вставать. Он успевает сорвать с губ Кацуки ещё один долгий и сладкий поцелуй, прежде чем сделать это. Кацуки остаётся на месте. Несмотря на то, что Изуку не трахнул его по-настоящему, даже не коснулся нормально, он чувствует себя именно что вытраханным. Ему нравится это чувство. Чувство быть чьим-то и что кто-то тоже его. Изуку кричит сверху: — Каччан! Вода подана! И Кацуки улыбается сам себе.ххх
Они снова в тренировочном зале, но только потому, что им всё ещё нельзя драться. А сидеть без дела им не нравится, они уже на стены лезть начинают. Кацуки стоит в планке уже третью минуту, Сол сидит у него на спине, скрестив ноги. Это не очень удобно, но он ловко балансирует, поэтому нет давления на какую-то сторону сильнее, чем на другую. Вот тогда Изуку неожиданно просит: — А расскажи о той организации? — и чешет щёку, будто правда чуть-чуть смущается. — В которой работает Дарование… — Дарование он для меня, а вы можете звать его Даром, просто. — Сол посмеивается, кончики хвостов свешиваются Кацуки на бок. Подрывник выдыхает. Начинается четвёртая минута. — Ну, для начала, как я и говорил, они собирают людей с мета-способностями тут и там. Изучают их, но, типа, никаких опытов, просто исследования. Ведут учёт. Если человек захочет остаться, он должен нести пользу, поэтому в организации разработана целая система. Она называется Башня, как и штаб, в котором ребята живут и тренируются. Все начинают с нижних этажей, это показатель способностей и развитости. Раз в полгода происходят бои, Арена, и если ты побеждаешь, ты идёшь выше. И так каждый раз. Дарование на предпоследнем этаже, — он ухмыляется, — но только потому, что на последнем уже наставники. — Это интересно и имеет смысл, — бормочет Изуку, сжимая подбородок пальцами и потирая усыпанную щетиной кожу. — От этого есть какие-то бонусы? — Насколько Дарование объяснил мне, люди с его этажа имеют право самим выбирать себе задания и чаще ребят снизу бывают в командировках. Они могут тренировать других, да и для них самих доступ в спортивные залы, бассейн и тренажёрку всегда открыт. О, а ещё им платят что-то вроде стипендии. — Сол задумчиво мычит. — Хотя ребятам сверху, скорее, уже зарплату. Они считаются госслужащими, всё-таки. И отчитываются напрямую перед Инкогнито. Кацуки опускается на пол, вытягивая руки вверх. Демон тут же сжимает его плечи ладонями, массирует от души, давит костяшками в узлы. Кацуки мычит, наслаждаясь тяжестью и дрожью собственного тела. Он весь мокрый и липкий, но прямо сейчас ему хорошо больше, чем плохо. Сол посмеивается у него над макушкой. Изуку придвигается ближе и проводит по волосам Кацуки ладонью, но получает по ней. Это уже противно, тут без вариантов. Волосы Кацуки мокрые от пота. — Я заметил, что ты спокойно рассказываешь нам о чём-то, — Изуку переводит на Сола взгляд, — но никогда не предлагаешь показать. Сол пожимает плечами, разводит руки. Кацуки поворачивает голову и краем глаза видит, как он улыбается, щурясь. — Потому что вы никогда не говорили, что хотели бы посмотреть. Я придумаю, что можно сделать. — Только не рисуй, — хрипит Кацуки, роняя голову на мат. — Всего святого ради, только не рисуй… Потому что в прошлый раз, когда они играли в шарады, мелкий изгалялся как только мог. И их с Изуку рисунки были понятными, даже младенец понял бы, но он не хотел прекращать игру так скоро и называл совершенно другие вещи, так ещё и пытался их убедить, что они похожи. Сол смеётся и трётся о его затылок носом. — Не могу обещать, соблазн велик. Башня похожа на огромный хер. Кацуки стонет. Он отказывается это воспринимать.ххх
— Про какие сны ты там говорил? В лаборатории. Кацуки ждёт. Всматривается пытливо в профиль мальчишки, пока тот разрывается между тем, чтобы понежиться на солнце, и тем, чтобы продолжить разрисовывать биту. Медленно, Сол поворачивает лицо к нему. Изуку озадаченно вскидывает брови, стоит только поднять глаза. — О, — Сол улыбается иначе, не бесформенно, немного с теплом, которое бережёт специально для них, — ты помнишь? С ума сойти, вот это память. Там было много всего. Что конкретно тебя интересует? — О каких снах вы говорите? — Изуку хмурится в непонимании, трёт лоб ладонью. Кацуки ухмыляется, расслабленно откидываясь на край дивана. — Он говорил, что видел… Как ты там сказал? — Все сны о тебе, — бормочет Сол, кончики его ушей забавно приподнимаются, опускаются, поднимаются снова. Он покачивается на месте из стороны в сторону. — Ну, может, не все, всё же вселенных великое множество, и не в каждой ты жив. Но помню каждый. Изуку подаётся вперёд, тоже соскальзывает на пол, но замирает раньше, чем успевает задеть весь тот бардак, который мелкий тут развёл. — Где-то мёртв? — Много где, — котяра пожимает плечами, — но также много где жив. С тобой та же история. Где-то ты есть, где-то нет. Где-то нет вас обоих. — Каково это? — Видеть мир без вас? — Сол ухмыляется. — Отвратительно. Я помню сон, где ты был мафиози, а Кацунян девицей в беде. Изуку посмеивается, смущённый, взгляд поднимает такой же. Кацуки стискивает зубы. Он даже представить себя в таком положении не может, не то чтобы оказаться в нём. Он усмехается и манит Изуку к себе пальцем. — Не надейся от меня избавиться. Изуку вспыхивает слишком стремительно. — Я и не!.. — А Кацуки видит что-то мрачное в его глазах, чётко решительное, неподкупаемое. Обещания и клятвы, которые он давал в изобилии, все те громкие слова о защите, которые Кацуки нахрен не сдались. Изуку подползает к нему ближе и садится рядом. Тепло его тела приятно, оно плотное и настоящее. Не мучительное, как в случае с Солом, температура которого всегда выше, чем у них, кроме, может, зим. Зимой его самого приходится постоянно греть. Сол наблюдает за ними с улыбкой, она отражается у него в глазах, настоящая и искренняя. Он выглядит радостным и довольным, умиротворение легко читается в его теле. — В том сне я был правой рукой мафии, — говорит он, — помогал Изуку в его делах. Добывал информацию, расчищал путь, искал предателей и всё такое. Когда ты, Кацунян, пришёл за помощью, мы охраняли тебя вместе, а потом ты стал моей первостепенной задачей. Ты был там таким тихим и милым, хех. Хотя должен признать, такой ты, как здесь, мне больше всего нравится. — Ещё бы. — Кацуки хмыкает. Расслабленно, он стекает ниже, прижимается к плечу Изуку виском и прикрывает глаза. — Какие ещё сны были? — В одном из них я жил в заброшенной деревне. Не то чтобы я когда-то был привязан к одному месту надолго, мне нравится путешествовать. Мир такой красивый. Но та деревня была особенной, там в некомат верили. Вы были там проездом, остались на ночь в доме, где был я. Вы так пахли морями. — Он улыбается. — Между вами уже что-то было, но вы только к этому шли. Потом вы уехали, а после я увидел вас уже в Мусутафу. Ты защищал гражданских от злодея, я был среди них. Изуку защитил тебя, хех, снова, а когда я подошёл к вам, вы уже пахли друг другом. — Мы в каждом твоём сне трахаемся? — Кацуки усмехается, скалит зубы. Изуку бесформенно бубнит что-то сбоку, а Сол смеётся. — Похоже, вам никуда друг от друга не деться. Что поделать. Живите теперь с этим. Кацуки поворачивает голову и смотрит на залитый красным профиль Изуку. На мягкие изгибы его лица, прикрытые глаза, лёгкую улыбку в уголках губ. — Ради интереса не пытался кого-нибудь другого завалить? — А ты? — вместо него отвечает Сол. — Ты за него боролся не меньше. — Я знаю только одного самоубийцу, который пошёл бы на это. — Очень на меня похоже, — тихо отзывается Изуку. — Какой сон тебе ещё запомнился? — О… — Демон поднимает взгляд вверх, хмурится, улыбка слезает с его лица. — Ещё помню сон… Он не самый приятный. Кацунян много лет состоял в отношениях с очень плохим парнем. Когда вы начинали, от него постоянно пахло болью. От тебя тоже, но по-другому. Ты жил в доме, в котором сейчас живёт Хаку. Я заходил иногда, ты меня подкармливал, в остальном я только наблюдал. И постепенно, постепенно, вы с Кацуняном сошлись по-настоящему, а потом переехали. На это понадобилось много времени. Они молчат все. Кацуки не может представить себя в отношениях с лютым абьюзером, но в то же время не может отрицать, что такого с ним не могло бы случиться. Он знает, как это работает. Как умеют манипуляторы запудрить мозги, оплести по рукам и ногам, сделать от себя зависимым, а потом перестать прикидываться. Изуку находит его руку и сжимает в своей, сплетает пальцы. Кацуки стискивает его в ответ и возвращает голову ему на плечо, расслабляя шею. Сол склоняет голову вбок, наблюдая за ними, любуется так откровенно. Наслаждается тем, как им хорошо вместе. Как они близки теперь. Кацуки порой кажется, он буквально чувствует чужой запах на себе и свой на них. И это, сказать честно, странно, но нравится ему. Он находит в этом что-то интересное, что-то особенное. Однозначно интимное. — В ещё одном сне ты был русалкой, — говорит Сол, кивая на него. — Лисья акула. Вы с Изуку всё равно нашли способ быть вместе. В другом ты, хех, родил ему ребёнка! Мазел тов! — Что я сделал?! — Глаза лезут на лоб. Кацуки в ужасе поворачивается к Изуку, а тот смущённо скашивает на него взгляд, но улыбку спрятать не может. — Даже не надейся, придурок! — Да я не… — пиздишь! Изуку смеётся, запускает в волосы руку и треплет их. — Неловко-то как. Сол широко улыбается, хвосты изгибаются у него за спиной, иногда задевая собранные в высокий хвост волосы. — Вы были очень милыми. малышка росла в любвииии. У неё была крутая причуда, очень. О! В другом сне вы жили в мире, где причуды не причуды вовсе, а примочки. Кацунян был механиком, а ты… — Он поджимает губы, переводя взгляд. — От тебя осталась только голова. В это время Кацунян умирал, и от него по итогу не осталось ничего. Сознание перенесли в другое тело. — Нормальное? — Голос звучит хрипло, ну и хрен с ним. Кацуки чувствует, как подушечка пальца Изуку пробегает по его костяшкам. — Да, — Сол улыбается, — ты же его сам собирал. С Мэй. Крутое тело. Тяжело вам было, обоим, но вы смогли. — Мы очень способные. — Изуку тихо посмеивается и покачивает головой. — Интересный сон. В нашем мире пытались такое сделать. — Знаю, — Сол хмыкает, — и делают. У Ронга и Инкогнито там целое производство. Штампуют… покалеченных детишек и всё такое. Кацуки фыркает в отвращении. — Мудак. — Даа. Мм. В ещё одном Изуку пошёл дальше. — Мелкий снова смотрит на самоубийцу, который, очевидно, где-то перевыполнил план. Почему Кацуки не удивлён? Почему ему так страшно? — Ты умер в средней школе. Кацунян стал героем, как и хотел, но… Ему за это приходилось платить высокую цену. Когда ты узнал об этом, ты убил его дядю. — У меня нет дяди. — Там был. Твоя мать ни о чём не знала, никто не знал. Изуку его чуть не угрохал. — Пацан мрачно ухмыляется. — Сеееекси. — Какой сон… — Изуку поджимает губы, щурится слегка, затем встряхивается и прижимает ладонь Кацуки к своему животу тыльной стороной. — Есть какой-то сон, который тебя задел? — Есть. — Сол кивает и откладывает маркер. Ладони прячет между ног, сложенных по-турецки, и подаётся вперёд. — Там не было героев, абсолютный реализм. Кацунян умирал от рака. Снова. А ты и Эйджиро исполнили его мечту. Я впервые побывал в Орлеане с кем-то, кроме Свифта и Никки. — Почему я постоянно умираю, — ворчит Кацуки. Демон посмеивается, отклоняясь назад. Солнце падает ему в глаза, заставляет их светиться насыщенным красным. — Потому что твой автор тебя слишком любит. И кстати, я видел сон, где Изуку тоже умирал, просто не до конца. Как я примерно. Только он… как бы… забирал чужие жизни, а я такого не делаю. — Ты убиваешь. — Я убиваю, — он кивает снова, — сам. Ем. Я это контролирую. А он нет. — Вот бы в этой реальности не помереть так тупо. — Кацуки насмешливо фыркает, а внутренне напрягается: он не хочет заканчивать так, действительно, по-настоящему. Слишком человеческая смерть. — Хочу в бою. Но Сол качает головой и перебирается к ним ближе, кладёт голову ему на колени и смотрит из-под чёлки. — В этой я сделаю всё, чтобы ты умер в глубокой старости, — и переводит на Изуку взгляд. — И ты тоже. Я не позволю ничему плохому случиться с вами. Бита остаётся забытой на какое-то время. Автографы их друзей, мягкая подпись Деку — всё там уже есть. Кацуки перебирает чёрные волосы, пальцы Изуку иногда сталкиваются с ними. Конец биты расписан солнцем.