ID работы: 13836722

О чёрных котах

Слэш
NC-17
Завершён
122
Размер:
594 страницы, 35 частей
Описание:
Посвящение:
Примечания:
Публикация на других ресурсах:
Уточнять у автора / переводчика
Поделиться:
Награды от читателей:
122 Нравится 39 Отзывы 52 В сборник Скачать

11.2

Настройки текста
      Едва дверь за ними захлопывается, Кацуки пинает диван, швыряет стул в стену, срывает с себя куртку и отправляет её в полёт в неизвестность, а себя — к окну. Широко раскрыв ставни, он высовывает голову наружу и дышит. Последние дни февраля студёные, мокрые, пахнут дымом — но не тем, к которому он привык. Смог забивает лёгкие.       Это помогает. Хотя бы немного, но он успокаивается. Тело начинает дрожать от холода, он ждёт ещё немного. Изуку прижимается к его спине грудью раньше, чем он решает закрыть окно. Кацуки опускает голову, уязвимо открывает шею. Дыхание по его открытой горячей коже скользит едва ощутимое, тёплое и живое. Кольцо рук вокруг живота становится крепче.       — Я же сделал всё правильно, — надрывно шепчет Кацуки, стискивает пальцами край подоконника так сильно, что больно в суставах. — Но почему я так себя за это ненавижу?       Изуку не отвечает. Скрючившись, он прижимается к задней стороне плеча Кацуки щекой и легонько трётся. Одна ладонь поднимается по животу выше, прикосновения ненавязчивые, останавливаются на груди. Прямо напротив сердца.       Он прижимается ещё чуть плотнее.       — Тебе не за что себя ненавидеть, Каччан, — тихо говорит он. — Но если ненавидишь, то ненавидь и меня тоже. Я был там вместе с тобой. Я отдал его им в руки, хотя знал, что за этим последует.       — Я не чувствую, что поступил правильно, — наконец признаётся Кацуки. Пальцы его сжимаются теперь на запястье Изуку. Он облокачивается на подоконник, но смотрит в окно, а злой ветер колет слезящиеся глаза. — Как бы ни убеждал себя в обратном. Я в это верил. Но сейчас…       Изуку протягивает руку и закрывает окно, мягко оттаскивает его от подоконника и опускается вместе с ним на диван. После садится напротив, но теперь держит за руки и смотрит в глаза. Такой же разбитый, с прищуренными глазами, в которых плещутся слёзы и злость. И решительность, которую Кацуки не осознаёт.       — Я понимаю, Каччан. Твою злость на него и обиду, которую ты испытывал. Он столько у тебя отобрал…       А Кацуки продолжает цепную реакцию признаний, все они внутри, и больше он не прячет ни одной. Пальцы Изуку массируют его ладони, а он слабо сжимает их, ловит эти прикосновения и покачивает головой.       — Не он у меня это отобрал, а ублюдок, который был им одержим. Мы просто… должны были это сделать.       Изуку ничего не говорит. Но Кацуки знает: он понимает. Они молчат оба, в тишине квартиры даже это молчание красноречиво и обнажено. Изуку поднимает голову первым.       — Все совершают ошибки, — говорит уверенно, голос твёрд и силён. — И он, и мы, никто не исключение. Он признался нам в попытке искупить эту вину честностью. Он был готов ко всему, что мы предпримем. Думаю, теперь наша очередь исправляться.       Кацуки смотрит ему в глаза в абсолютном беззвучии, которое оседает на языке онемением. Изуку не колеблется, когда говорит такое вслух. Изуку не пасует перед правдой, которую облачает. Изуку не спешит забрать слова назад, зарыться в волосы ладонью и неловко рассмеяться, мол, прости, пошутил, да, тупая шутка.       Нет.       Он серьёзен.       Кацуки слегка щурится. Слова никак не вяжутся, он подбирает их осторожно и размеренно:       — Ты… предлагаешь… — с долгими паузами. Ему не нужно даже заканчивать — Изуку кивает раньше. Линия его нижней челюсти тверда и рельефна.       Кацуки усмехается. Ему становится намного легче. он давно говорит о том, что общество прогнило, геройское в первую очередь. Не может быть места настоящему героизму там, где они отправляют мальчишку на пытки и смерть, отбирая у него единственный способ защититься.       Кацуки не готов брать такой грех на душу, теперь он осознаёт это в полной мере. Смерти всех погибших ни в какое сравнение не идут с его жизнью, они всегда будут важнее. Но они, Динамит и Деку, созданы, чтобы защищать и спасать. И прямо сейчас это то, о чём они должны думать.       Нельзя списывать со счетов то, что Сол натворил два с лишним года назад. Но и закрыть глаза на то, сколько раз помогал городу, ничего не требуя взамен, сколько раз лил кровь и подставлял себя под удар, чётко давая понять отношение к боли, и как он навредил себе, защищая их от увабами, они не имеют права.       Кацуки подаётся вперёд, вжимается в лоб Изуку своим и улыбается шире.       — Это безумие, ты знаешь? — шепчет. Изуку едва заметно кивает и накрывает заднюю сторону его шеи ладонью, притягивая его к себе ближе.       — И его я тоже разделю с тобой.       И улыбается тоже.

ххх

      — Так мы и правда собираемся это сделать.       Денки широко улыбается, костяшки хрустят оглушительно, как для ночной тиши. Кацуки отвешивает ему лёгкий подзатыльник за то, что создаёт шум. Мина вклинивается между ними.       — Тайм, — шипит она, единственная, кроме Кацуки, с мозгами в Бакускваде. — Вы сейчас перебьёте друг друга, а нам надо другое!       — Вам не обязательно было идти, — с лёгкой улыбкой замечает Изуку. Копна волос прикрыта глубоким капюшоном абсолютно чёрного костюма с редкими вставками насыщенно-изумрудного. Кацуки облокачивается на его плечо локтем.       Денки смешно пучит глаза. Высокий ворот его ночного костюма прикрывает рот, но не сбавляет градус громкости, даже когда он говорит шёпотом:       — И пропустить всё веселье? Ну уж нет.       — Вы вообще с головами не дружите. — Кацуки скалится в предвкушении. Причуда тихо журчит под кожей, несколько маленьких искорок сверкают возле лица. Мина широко улыбается.       — Слишком долго общались с тобой.       Шинсо устало вздыхает и треплет волосы, поправляет респиратор со скучающе-отсутствующим видом.       — Давайте быстрее закончим. Я хотел бы поспать перед следующей сменой.       — Вряд ли тебе нужно думать об этом.       Денки виснет на его руке с одной стороны, Мина с другой. Все вместе, они смотрят на Кацуки с Изуку. Кацуки усмехается, принимая устойчивое положение и готовясь напасть. Маленький фейерверк искрит в его раскрытых ладонях.       — Ещё не поздно сбежать в страхе перед папочкой.       Шинсо морщится, но ничего не говорит. Изуку легонько пихает Кацуки в плечо своим и тоже встаёт в выпад, опорная нога впереди. Молнии пробегаются по телу, покрывая его всего. Он готов бежать.       — Сколько профессиональных героев нужно, чтобы разнести лабораторию? — Он улыбается, ямочки уютно сидят рядом с уголками рта.       Денки поднимает руку вверх, маленький заряд формируется у него на кончике пальца.       — Отличный вопрос! Давайте сразу к практике!       Кацуки хрипло смеётся и разбегается, чтобы прыгнуть. Изуку хватает его в полёте, взмывает вверх, а затем резко пикирует вниз. Так всё и начинается. Конец их карьеры.

ххх

      Лаборатория пылает, и это лучшее зрелище, какое только Кацуки доводилось видеть. Без шуток. Все вонючие отчёты горят, оборудование плавится под слишком высоким напряжением, которое Денки щедро выдаёт во всех направлениях. Кислота Мины особенно злая, разъедает вообще всё, от стен мало что остаётся.       Голос Изуку раздаётся в наушнике:       — Хитоши, на три часа! — А затем он появляется рядом с Кацуки искрящейся тенью. — Иди, я прикрою.       — Не указывай мне! — Кацуки скалится, торжествуя. Кровь его кипит, и он чувствует, как она очищается. Как проясняется голова, как всё потерянное и вырванное встаёт на места. И он наконец-то чувствует землю под ногами, пространство, контроль над ситуацией и над собой самим. Всё наконец-то правильно.       Изуку улыбается глазами, прежде чем исчезнуть, раствориться в дыму и искрах закоротивших проводов. Где-то позади и спереди что-то опять перегорает, снова взрывается. Денки смеётся, Мина ему вторит. Кацуки оставляет их веселиться, а сам прыгает на другой уровень.       Стекло опадает на пол у него за спиной, когда он приземляется рядом с резервуаром, в котором мальчишку удерживают всё так же, как и в прошлый раз, когда Кацуки нашёл его. Утопленным. Трубки тянутся к нему сверху и снизу, оплетают тело, слишком отощавшее и заметно истерзанное.       Кацуки разбивает стекло буквально одним мощным взрывом, но очень старается не задеть демона. Его он ловит, и ему плевать на то, что они теперь оба мокрые. Тело Сола тяжёлое, безвольное и — чёрт возьми — мёртвое. Кацуки встряхивает его раз, другой, но это не помогает. Тогда кладёт на стол, поворачивает голову вбок и бьёт в грудь.       Возможно, он не очень осторожен. Возможно, рёбра пацана прямо сейчас крошатся под силой его тычков. Но, так или иначе, это работает. Красные глаза распахиваются, Сол вцепляется в край стола пальцами без когтей и колец вокруг костяшек и перегибается. Вода льётся из него, он кашляет, задыхаясь, а Кацуки придерживает его за плечи, не давая упасть. Облегчение затапливает его, он делает глубокий, настоящий вдох.       Едва Сол приходит в себя, он отталкивает Кацуки, отмахивается от него. Выглядит чертовски злым.       — Не трогай меня, — рычит хрипло, скалит зубы и сверкает глазами. — Не смей ко мне прикасаться.       Кацуки рычит в ответ и хватает его за ворот мокрой робы, резко дёргает на себя, удерживая на весу.       — Поговорим об этом позже, ублюдок. И хватит рыпаться, пока не утопился в собственной блевотине, усёк?       Сол всё ещё скалится ему в лицо, однако тело его слабо и дрожит от холода. Кацуки прижимает его к себе, хватаясь за возможность почувствовать по-настоящему, и использует только одну руку, чтобы взлететь обратно наверх.       — Он у меня, — говорит в микрофон. — Уходим отсюда нахрен.       Краем глаза он видит, как мелкий извлекает у него из кармана сзади нож. Он едва успевает что-то сказать, слова так и застревают у него в горле. Мысли проносятся в голове тугим комом: сейчас его убьют. Вскроют горло, вонзят нож в спину, выпотрошат и сожрут.       А вместо этого он видит, как демон вонзает кончик ножа в заднюю сторону своей шеи. В этот момент боль Сола вряд ли сильно волнует, может, он и вовсе её не чувствует. О ней говорит только решительность в злых глазах, смотрящих не на Кацуки вовсе, и напряжение в желваках. Он делает несколько резких рывков ножом, а когда заканчивает, небольшой чип падает на пол. Его Кацуки уничтожает подошвой ботинка.       И тогда пламя вырывается наружу. Злое и обжигающе горячее, фиолетовое, чёрт подери, химическое, клубится вокруг них, жрёт помещение лаборатории, жрёт тела тех, кого герои отказывались убивать, даже если после такого героями им уже не быть. Сол сжигает всё, и глаза его горят тоже.       Кацуки прижимает его к себе ближе, прикрывает голову ладонью и прыгает в проём, который Мина создаёт для них. Изуку шелестит рядом, сохраняя тяжёлое молчание. Они уходят, оставляя позади всё, что имели.       Пламя буйствует у них за спинами, сжигая всё, что они имели. Сжигая дороги назад.

ххх

      На закате ночи они встречают новый день с лёгкостью. Нет сожалений, в душе спокойно. Кацуки немного тошно от того, что всё, во что он верил, все столпы его приверженности героике, всё это рухнуло. Но он понимает, что всё давно к этому шло. Скорбь давно прошла.       — Я рад, что ты жив, — говорит Денки и сжимает плечо Сола, и тот не хочет этих прикосновений, но не избегает их. На Денки демон смотрит всё так же враждебно, глаза слишком серьёзные. Но всё равно слабо кивает в ответ. Денки улыбается шире. — Ты имеешь право злиться на нас, Китти. Но это не изменит того, что никто из нас тебе не желал… такого.       — Не нужно, — голос Сола хрипит, он отворачивается. — Вам больше не нужно быть со мной милыми. Я слышу вашу ложь, хотите вы того или нет.       — Так я и не вру. — Денки ухмыляется, но больше не пытается его трогать. Только куртку свою вешает ему на плечи и складывает руки на груди, гордый собой.       Это так неправильно. Они стоят все вместе, Мина жмётся к плечу Кацуки своим, неуверенная в том, как себя вести. Изуку замирает рядом, не сводит с демона взгляда. Шинсо сидит на камне, упершись в выступ ногами, вытянутые руки расслабленно лежат на коленях. Но Сол — он чуть впереди них, одинокий и неподступный. Резко обособленный. Чужой.       Кацуки достаточно трезв, чтобы понимать, что он никогда не притворялся в принципе. И сейчас этого тоже не делает. Он не обижен, он чертовски зол. Прямо сейчас он принимает какое-то решение, а Кацуки достаточно его знает, чтобы осознавать наверняка: никто не сможет переубедить его.       Изуку делает небольшой шаг вперёд и прочищает горло.       — Что планируешь делать теперь? — звучит тихо. Сол дёргает плечом, будто отмахивается от них всех разом. Так и не поворачивается, оставляя позади их, как они оставили всё, чтобы исправить ошибку, которую совершили.       — Уеду, — только и отвечает он. — Я не просил вас о помощи. Вы сами решили сделать это. Я ничего вам не должен.       — Я спрашивал не об этом, Сора. — Изуку опускает немного плечи, но остаётся решительным и с места не двигается. Вот только тогда Сол к нему и поворачивается, ни на кого больше не смотрит. — Мы ничего от тебя не требуем. Мы сделали это, потому что то, что с тобой там делали, неправильно.       Демон ухмыляется. Ухмыляется зло и холодно, с прикрытыми глазами, острым блеском в них.       — В таком случае вас не должно волновать, что я собираюсь делать.       — Слушай… — Изуку поднимает руки, но Кацуки его перебивает:       — Прекращай это дерьмо, ага? Мы сделали то, что для нас правильно, так же, как делаешь ты. Куда ты намылился?       Сол переводит взгляд на него, и это тяжёлый, злобный, напитанный отторжением, яростью и отвращением взгляд. Его обида на Кацуки очевидна больше, чем что-либо ещё. Кацуки вскидывает подбородок.       — Я собираюсь домой, — наконец-то говорит Сол. — Здесь мне делать больше нечего.       — Тогда мы поедем с тобой.       — Зачем?       — Потому что мы обещали тебя защищать.       Сол смеётся, низко и опасно. Он разворачивается всем телом и разводит руки, осторожно, чтобы не скинуть куртку. Показывает раскрытые руки, а когда сгибает пальцы, показывает, что когтей нет. Когда он пытается их выпустить, на их месте только обнажённое мясо.       — Вот вся твоя защита, Кацуки, — шипит он, щурясь, будто упивается тем, что видит. — Пустой звук. Я пришёл к тебе за ней, а ты меня отдал им. — Он делает несколько шагов навстречу и замирает только тогда, когда между ними остаются считанные сантиметры. Он кажется ещё ниже вот так, босиком, пока Кацуки на массивной подошве, но его не волнует эта разница, когда он тычет Кацуки в грудь пальцем и запрокидывает голову, чтобы прошипеть ему в лицо: — Мне не нужно всё это. Защищай кого-нибудь другого, а для начала — себя. Теперь у тебя проблем ещё больше, чем у меня, а со своими я как-нибудь справлюсь. Без тебя.       — Хватит. — Денки сжимает его предплечье, опуская руку. Сол на него не смотрит. Взгляд диких глаз прикован к Кацуки, который скалится в ответ. — Прекращайте. Мы все наломали дров.       — Тебя там не было, — выплёвывает Сол, — тебя и Мины, и Шинсо тоже. И теперь ваша жизнь — руины, которые вы оставили от лаборатории. И я не буду просить за это прощения.       — Что за глупый ребёнок! — Мина взрывается, хватает его за плечи и резко дёргает на себя, чтобы порывисто обнять. Её глаза широко раскрыты, в них всё ещё плещется ужас от того, что она видела тогда. — Не нужно тебе наше прощение! Я ни о чём не жалею. Эти ублюдки заслужили всё, что с ними случилось.       — Как и я. — Сол упирается руками ей в живот и отстраняется, снова увеличивает дистанцию. — Больше нас ничто не связывает. давайте не будем играть в друзей и просто разойдёмся.       — Ну, может, однажды пересечёмся. — Денки ухмыляется, легонько на него наваливаясь. — Нам нужны будут советы по тому, как правильно скрываться от преследования.       Сол хмыкает, однако больше не отталкивает его. Будто бы бессильно, он опускает плечи.       — Держитесь ближе к лесам и подальше от камер. Смените стиль. Никакого больше геройства. Если повезёт, в деревнях вас искать не станут.       — Так и запишу!       Изуку всё же рискует и притрагивается к демону, легонько тянет за рукав робы. Сол поворачивает к нему голову, больше никак не реагирует. Изуку проводит по спинке его носа костяшками пальцев ко лбу и даже не пытается улыбнуться, но Кацуки видит, как надежда тлеет в нём.       — Тебе не нужно наше прощение, но нам твоё — да, — говорит он уверенно и всё так же тепло. — Позволь нам пойти с тобой. Мы сделаем всё, что сможем, чтобы ты больше не разочаровывался в нас.       — Мне это не нужно.       — Что ж. — Кацуки фыркает и нависает над ним. Проныра тут же сжимается, натягивается, сверкает глазами, опасно обнажая зубы. Кацуки ухмыляется, склоняясь к нему ближе и понижая голос. — Тогда мы сделаем так, чтобы ты передумал. Хватит балаболить, пока за нами не пришли.       — Как раз об этом, — Шинсо поднимается с камня и покачивает телефоном, — пока вы так мило выясняли отношения, на нас объявили охоту. Пора по съёбам.       — Слышал его? — Кацуки кивает на Шинсо, но взгляда от мальчишки не отводит. — Поможешь нам устроить переворот? Ты с этим отлично справляешься.       Сол смотрит на него всё так же, но Кацуки видит, что он успокаивается. Спесь куда-то девается, злость втягивается обратно. Он берёт себя в руки и вскидывает голову, прикрывает глаза и теперь смотрит на Кацуки сверху.       — Я проведу вас через границу. А дальше разбирайтесь сами.       Кацуки фыркает и хватает его за ворот, притягивая к себе, чтобы прошипеть в губы:       — Верь в это дальше.

ххх

      Сказать намного легче, чем сделать. Но у них получается. Очередное безумие.       Псионики или нет, это не имеет значения. Достаточно просто знать, чего ждать, и вот ты готов к этому и имеешь представление о том, что делать. Когда в голову ему лезут, лихорадочно копаются и изучают, это ощущается зудом в мозгах. Кацуки взрывает насест, на котором псионик сидит, а Сол не мелочится вот так, его ничто не сдерживает. Он поджигает руки самого псионика изнутри.       Денки пускает заряд по территории, вырубая сразу нескольких. Салютует двумя пальцами с широкой улыбкой, не способной скрыть его страх, но он на то и герой, чтобы преодолевать его. Он исчезает в клубах дыма вместе с Миной и Шинсо. С этого момента они сами по себе.       Сол идёт впереди, шаг уверенный и твёрдый. Он не оборачивается, даже не смотрит на тех, кого убивает. Для него это не что-то особенное, хотя, видит небо, Кацуки от этой мысли тошно. Он помнит его неистовым, болтливым, сплошным стихийным бедствием, танцующим на поле боя и играющим со злодеями в салки. Больше этого нет. Сидит где-то глубоко, а как достучаться, он не знает.       Он кидает взгляд на Изуку, который приземляется рядом с ним, и понимает: Изуку не знает тоже.       Снаружи город — настоящий город, а не то, что им показывали — накрыт чем-то наподобие купола. Он еле виден, но преодоление его ощущается отвратительно. Сол оборачивается к ним, только чтобы сказать:       — Вашего города нет на картах. Если назовёте кому-то его название, вам пожелают здоровья.       — Так это правда, — рассеянно отвечает Изуку и касается барьера снаружи. — Вау.       Сол хмыкает и разворачивается к ним полностью.       — Прощаться я не умею, обычно сбегаю. Давайте просто разойдёмся и-       — Нет уж. — Кацуки срывается в рык слишком легко. В два шага он преодолевает расстояние между ними и хватает пацана за куртку, которая даже не часть костюма. Просто у кого-то украденная парка. — Нет, блять. Ты меня услышал? Не будем мы прощаться, потому что идём с тобой. Повторить тебе это по слогам?       — Зачем? — Сол давит, огоньки вспыхивают рядом с его лицом и тут же тухнут. — Чтобы снова меня предать?       Это то, что он не забудет, вот в чём штука. Он не особо это прячет, но и показывать тоже не спешит. Травмы, что он получил, глубже, чем кажется, это не только тело. Там, в очередной пыточной, должно быть, только об этом он и думал. Пытался ли забыть?       Он точно не из тех, кто легко доверяет кому-то, не из тех, кто привязывается. Он позволил себе это раз, человек умер. Позволил два, и другой человек был на волоске от смерти. Он живёт с мыслью, что всегда будет один, даже когда не один на самом деле.       Кацуки знакомо оно, поэтому он прижимается ко лбу Сола своим и прикрывает глаза. Показывает, что они равные.       — Я совершил ошибку. Позволь мне её исправить.       Он ждёт, что снова придётся спорить, готовит аргументы. Ждёт, что его оттолкнут, и готовится наступать снова. Но Сол только отстраняется и смотрит на него устало, линия рта ровная, не выражает ничего.       — Тебе придётся заслужить моё доверие, — говорит он без особой окраски. — Снова. Сомневаюсь, что в этот раз у тебя получится.       И уголок губ скользит вверх едва-едва ли заметно. Это очередной вызов, который Кацуки принимает. Он ухмыляется.       — Тогда ты плохо меня знаешь, сволочь.       Сол фыркает и отворачивается, продолжая путь в неизвестность. Изуку пихает Кацуки плечом, улыбается ему так, что глаза искрятся. Вся тяжесть остаётся там, за невидимым барьером, он с радостью от неё отказывается.       — Куда поедем, Сора?       Демон хмыкает. Когда выглядывает из-за плеча, усмехается. Глаза его хитро сощурены.       — Познакомлю вас с Дарованием. Герои везде нужны, даже если о них не знают.
Примечания:
Отношение автора к критике
Приветствую критику в любой форме, укажите все недостатки моих работ.
Права на все произведения, опубликованные на сайте, принадлежат авторам произведений. Администрация не несет ответственности за содержание работ.