----
Встречный ветер бил настолько сильно, что чуть не сносил байк на поворотах. Держаться приходилось обеими руками, как будто это могло уберечь от жёсткого падения. Так почему-то казалось правильно. Было спокойнее. Кровь бурлила в венах, пульс глушил крепче рокота. Он был практически во главе. Гонки были ещё впереди, и он предвкушал, ладони зудели от намёка на хорошее соревнование. Вряд ли ему удастся победить, но он был довольно упрямым и ловким. Хоук катил навстречу веселью с чувством, похожим на свободу, и за ним тянулось шлейфом послевкусие: чего-то всё-таки не хватало. Как будто картину написали не до конца. Сзади гудели, взбудораженные, участники гонки и наблюдающие. За его спиной сидел беловолосый, с яркой улыбкой, нежнейший на свете мальчик Элай, который был братом его лучшего друга, и Хоук думал только о том, чтобы не уронить его. Не позволить ничему плохому случиться с этим человеком с мягкими, но сильными руками, обнимающими его поперёк груди. А потом он увидел его. Байк подкатил сбоку, недостаточно близко, но в самый раз, чтобы рассмотреть. Водитель не представлял из себя никакого интереса, но его пассажир — о, он да. Обнажённые ноги бросились в глаза первыми — крепкие, длинные, с яркими пластырями на острых коленях. Красивая задница, обтянутая короткими джинсовыми шортами с рваными краями. И бесстрашие, с которым мальчишка стоял, держась за плечо водителя лишь одной рукой — вторая вытянута вперёд, ловит ветер и звёзды. Широкая улыбка — то, что осталось с Хоуком с того вечера. И то ли пацан шёл к ней дополнением, то ли она — к нему, но вот они, оба, тут, а вот он, Хоук, в форме полицейского, с оружием в руке. А вокруг них хаос, и Сол влетает в толпу, вооружённый лишь битой. Безумец. В глушащем шуме голосов, выкриков, выстрелов и прочих грохочущих звуков смех его — самое яркое. Как свет маяка. Хоук совсем не удивлён тому, что, когда все предпочитают прятаться, пацан кидается в драку и с одного удара выносит очередного барыгу, выбивая ему челюсть. Не удивляет его и реакция собственного тела. Во всём этом прослеживаются некоторые закономерности. Чуть позже, когда задержание и арест заканчиваются, Хоук находит Сола за ящиками и цепко хватает за руку. Несмотря на то, что это наверняка больно, сто процентов, пацан не морщится даже. Смотрит только интенсивно отдающими красным глазами, чуть склонив голову вперёд, и ждёт с привычной кривой ухмылкой. Тело его напряжено. — Зачем ты пришёл? — Хоук рычит, но тоже, скорее, по привычке. Потому что бесполезно этому самовольцу запрещать. Бесполезно приковывать к батареям, запирать в камерах или комнатах, ставить ультиматумы. Безумный мальчишка всегда там, где хочет, и когда он этого хочет. С этим просто приходится считаться. — Разве не ясно? — Сол играет в невинность, но тёмные глаза выдают его сильнее, чем если бы он достал из-за пазухи окровавленный нож. — Чтобы ты закончил поскорее и вернулся домой. — Я бы и так закончил достаточно скоро. — Ага, да, давай без этого. — Сол низко смеётся и освобождает руку, подходит к Хоуку ближе и смотрит бесстрашно, вскинув голову. Сам ниже сантиметров на 30, наверное. Может, чуть больше, Хоук не уверен точно. А заметив, что нагибается над пацаном угрожающей тенью, выпрямляется. Сол ухмыляется, явно замечая это тоже. — Вы все, Хоуки-бой, трусливые. Пока сидели бы в засаде, от вас часть дичи сбежала бы, и потом вам пришлось бы ловить всех сбежавших по городу. И когда бы ты вернулся? — Так уверен, что никто не сбежал? — Хоук щурится, как только прохладная ладонь с длинными чёрными коготками касается его щеки. Сол тихонько урчит и склоняет голову к плечу, любуясь. — Кто-то сбежал, — соглашается он. — Всегда сбегает. Но сейчас меньше, чем если бы меня тут не было. Меньше работы. Никки поможет найти каждого, а ты сможешь побыть со мной до утра. Или, хм, может, даже чуть дольше. Пойдём? И Хоук, ну, да, идёт.----
Квартира Сола, наверное, не самое безопасное место в городе на данный момент. Даже в близлежащих. Хоук не позволяет себе терять бдительности: запирает двери на все замки, проверяет окна и задвигает наглухо шторы, кладёт пистолет рядом с кроватью и замирает посреди комнаты. Сол ставит биту у двери, вынимает нож из-за голенища и уверенно кладёт его под подушку. Под объёмной кожанкой с шипами по плечам и тонкими цепочками на нём только майка с широкими прорезями, короткие шорты и всё, в принципе. Он не снимает разноцветных кед и проходит на кухню в обуви. В квартире не грязно, но Хоук понимает, почему Сол не церемонится, и следует за ним. Они не включают свет. — Они наверняка выдадут тебя, — зачем-то говорит он. Сол изучает способ варки какой-то новой лапши со скучающим лицом и лениво кивает. — И придут за мной, — соглашается он, переворачивая пачку. Не найдя ничего интересного там, вскрывает упаковку и ставит кастрюльку на плиту. — Тут и схватим их. — Почему мы здесь? — Это мой дом? — Сол кидает на Хоука вопросительный взгляд из-за плеча, прежде чем вернуться к готовке. Кожа у него на плечах испещрена шрамами и следами от зубов — Хоука. — Мы тут, чтобы поесть, отдохнуть и, может, повеселиться чуть-чуть. — Мы разнесём тут всё, — замечает Хоук. Сол пожимает плечом. — Ту мою квартиру, кажется, накрыли. За ней наблюдают. Я не хочу привлекать к ней ещё больше внимания. Хоук напрягается. В животе у него сворачивается что-то холодное и жёсткое, и он подходит к мальчишке ближе, но пока не касается. Только ненавязчиво вдыхает запах вулканической пыли, металла и кожи, и беззвучно выдыхает. — Почему не сказал? — А зачем? — Сол аккуратно опускает лапшу в закипающую воду и придавливает палочками. Длинные, металлические, в его руке они смотрятся слишком красиво. И в той же степени опасно. — Хотел убедиться. Сам знаешь, я немного параноидальный. Вдруг это тоже было лишь напрасное беспокойство, да? — Это оно? — Хоук понижает голос и приближается ещё немного, прижимается к узкой спине мальчишки и утыкается в спутанные чёрные волосы носом. Тот посмеивается. — Нет. Так они и стоят: один варит лапшу, помешивая палочками и интуитивно добавляя всякие специи и добавки — и получится вкусно, — а второй обнимает и слушает звуки его бормотания. Это похоже на идиллию, но только если представить, что она может быть между ними. Вот такая рутина. Правда состоит в том, что Сол не часто кормит его, тем более редко готовит что-то сам, а Хоук просто обнимал его столько раз, сколько точно хватит, чтобы пересчитать по пальцам. Обычно они встречаются во время погонь или гонок, и заканчивается это всё диким, но быстрым и ни к чему не обязывающим перепихом где угодно, только не в кровати. Хоук с трудом припоминает тот единственный раз, когда оставался у Сола на ночь, и они реально спали, а не трахались. Ничто не тянет в груди, не скулит побитой псиной между рёбрами, не тоскует. Но он думает о том, что это приятно. Когда для тебя готовят, когда тебя прячут, без особых трудов ставя на кон то, что имеют. Хотя это он должен прятать, если так. Это он проебался, и из-за него мальчишка под ударом. Но пусть даже так, Сол сейчас как приманка, и у них есть немного времени на то, чтобы собрать группу офицеров и подготовиться. Вряд ли хватит ночи. Хоук обвивает рукой талию мальчишки и давит на его живот. Мягкий и наполненный кишками, тот проминается под грубыми пальцами. Сол делает вид, что ничего не происходит, и смотрит в глаза. — Что за нежности? — Думаю просто. — Ты мне мешаешь. — Мальчишка пихается острыми локтями, прося больше свободы. Хоук не хочет его отпускать, но всё равно отстраняется — совсем чуть-чуть, чтобы мелкий смог нормально перемещаться в узком пространстве между его руками и им самим и плитой. Сол смотрит скептически. — Так тоже не помогаешь. — Скажи чем помочь. — Достань яйца. — У тебя это получается намного лучше. Какое-то время Сол просто сверлит его взглядом, чуть хмурится, а потом понимание мелькает в его глазах, и он пихается чуть сильнее. Хоук не может сдержать глумливой ухмылки, но всё равно тянется к холодильнику и вслепую отбирает пару яиц. — Невыносимый, — ворчит Сол, разбивая яйца о край кастрюльки. Хоук посмеивается и вновь утыкается в его волосы носом. — Тебе это нравится. — Я думал, ты давно прокачался на несколько уровней. — Не бей меня ниже пояса. Это подло. — Ниже пояса ты особенно чувствителен, ничего не могу поделать с таким искушением. Теперь Сол ухмыляется, а Хоук посмеивается снова. Этот мальчишка делает с ним странные вещи, превращает его в тактильного наркомана. Он никогда не подозревал о таком голоде в прикосновениях у себя. Но вот он, здесь, на кухне Сола, и не может от него отлипнуть. Он скользит взглядом по закрытым шторам и медленно выдыхает, успокаиваясь. — Думаю, у нас есть примерно часа три, чтобы подготовиться. — Что предлагаешь? — склонившись над плитой, Сол принюхивается к запаху и осторожно пробует бульон. Его зад упирается Хоуку в пах слишком идеально. И даже если это происходит непреднамеренно, Хоук оценивает. — Предлагаю пару часов покувыркаться, а оставшийся потратить на подготовку. Сол насмешливо фыркает и выпрямляется. — Сначала мы поедим. — Он разворачивается боком. В руке у него глубокая пластиковая ложка с бульоном, в котором плавают зелёные кружочки лука и морковная стружка. Он подносит её ко рту Хоука, страхуя себя второй рукой, подсунутой лодочкой под первую. — На, пробуй. Нам это надо будет съесть.----
Сол шумно выдыхает и убирает телефон обратно. Сразу за этим рука с браслетами и кольцами взлетает, пальцы вцепляются в подушку, трещит под напором когтей наволочка. На лице у него помимо мучительного удовольствия и пота Хоук видит сосредоточенность, которая не отпускает его. — Что там? — шепчет, удерживая красивое, крепкое бедро мальчишки на своей талии и толкаясь сильнее. От силы движения Сол прокатывается по постели немного вверх, затем обратно вниз — прямиком на член. Это так хорошо, что они оба низко стонут. — Квартиру накрыли, — Сол выдыхает судорожно, забирается в мокрые волосы ладонью и зачёсывает пряди назад, оголяя лоб с пульсирующими в висках венами. — Чёрт, быстрее… Я уже почти… Хоук слушается. Подбирается, как будто готовится к прыжку, и ускоряется, берёт пацана сильнее, вырывая из узкого бледного горла с россыпью красных и синих отметин громкие стоны на самой границе с криками. Сол мечется по кровати от удовольствия, выгибает спину и демонстрирует мокрый длинный язык. По нему Хоук скользит пальцами, глубоко вонзая их в тугую глотку, а Сол принимает это, позволяет ему, и вот они оба очень близки к завершению. Кончая, Хоук внимательно смотрит на то, как блаженное облегчение стирает следы страдания с лица Сола, как разглаживаются глубокие морщины у него между бровями, а оскал сползает, оставляя пухлые губы расслабленно и чувственно приоткрытыми. И жалеет, что не может остаться с ним тут подольше. Им действительно нужно подготовиться. Сол всё равно удерживает его скрещенными на пояснице ногами, урчит в губы, лениво целуя и игриво кусаясь. Острые коготки скоблят Хоуковы плечи и спину, вырисовывают тонкие полоски на пояснице. От пота царапки начинают щипаться, но Хоук наслаждается этим ощущением, глубоко вдыхает их смешанные запахи и внезапно осознаёт себя влипшим в переплёт. Сол улыбается ему так, будто ничего не происходит. Но в его глазах есть понимание и знание, и никакая игривость больше не может этого скрыть. Они оба ничего не говорят по этому поводу. Некоторые вещи лучше оставлять неозвученными, дать им время оформиться окончательно, прежде чем вываливать кучей. Сол кажется безмятежным, отстранённым и не заинтересованным во всей этой истории. Но в его руках пистолет, который принадлежит Хоуку, и каким-то образом эта деталь делает всё совершенно другим. По коже бегут мурашки. — Я удивлён, — неожиданно говорит Сол, — что они нагрянули сначала туда. Я специально не появлялся там несколько недель. — Уголки его губ опускаются, он выражает печаль в шутливой форме, но Хоук знает, насколько ему нравится та квартира. А о злости говорит крепкая хватка на рукояти пистолета и слишком резкий щелчок предохранителя. — Поскорее бы сюда пришли. Руки чешутся. Тон его голоса понижается, в нём появляются рычащие нотки. Он наводит дуло в сторону окна, но на этом всё заканчивается. Пистолет ложится обратно, достаточно близко, чтобы до него можно было достать как можно скорее. Рукоятью к Хоуку. Сам Сол неспешно одевается в джоггеры с ремешками, влезает в ботинки на шнуровке и запихивает нож. Красивая спина танцора скрывается под тканью обычной чёрной футболки, а поверх неё Сол надевает рубашку, края которой завязывает на животе узлом. Он слишком хорош. Хоук облизывает его взглядом и поднимается следом только чтобы встрепать чернильные волосы с красивым красным градиентом на концах. Сол поднимает на него глаза, а Хоук проводит по лохматым прядям пальцами, аккуратно их укладывая. — Ты стал мягче, — замечает Сол, позабавлено щурясь. — Надеюсь, что не слабее. — Если ты переживаешь о том, что я не смогу взять тебя на весу, то ошибаешься. — Не сомневаюсь, что сможешь. Если бы не смог, тогда это стало бы поводом для реального беспокойства. — Всё же переживаешь? Сол поджимает губы и какое-то время молчит. Под его тяжёлым взглядом Хоук одевается тоже и треплет волосы. Наконец, мальчишка принимает протянутую ему сигарету и кивает. — Есть такое. Не хочу, чтобы из-за меня тебе влетело. — Глупости. — Обнимая его лицо, Хоук воркует и склоняется к нему ниже. Густой дым касается его губ, а вместе с ним он чувствует чужие, стоит только опустить голову ниже. — Из-за меня ты попал под удар чёртова картеля. Я тебя защищу. — Со мной ничего не случится, — Сол звучит уверенно и не сводит с него глаз, — но я не смогу отвлекаться на тебя. Так что постарайся хотя бы не помереть. Хоук хмыкает и проводит пальцами по его щекам. Сол подносит руку к лицу и затягивается так глубоко, как это вообще возможно. Дым медленно вьётся из ноздрей, и то, как он смотрит на Хоука в этот момент, горячо и красиво. Хоук отстраняется и оглядывает комнату: кожанка с шипами валяется у дверей, у кровати лежат кучей шорты и бельё, с краю свисает майка. Одеяло и простыня перевёрнуты, а наволочка с подушкой разодраны. Эстетика, мать её. За входной дверью слышатся шорохи — один, второй. Отсутствие пожарной лестницы за окном больше не кажется идиотским. По крайней мере, нападут на них только с той стороны, в которой их ждёт выход. — Похоже, будет взрыв, — отстранённо замечает Сол и выкидывает сигарету в пепельницу на краю стола. Хоук запихивает пачку с оставшимися сигаретами ему в карман джоггеров. — Вернёшь потом. Сол усмехается и подцепляет носком кеда биту, валяющуюся на полу недалеко от стены. Она всё ещё с кусочками налипшей на неё плоти, волосами, потёками крови поверх наклеек и граффити. Он закидывает её на плечо и встаёт рядом с дверью, к стене спиной. — Картель или нет, я буду всей грёбаной мафией. И улыбается, демонстрируя зубы и безумие. Преображается. Хоук глубоко вдыхает, хватает пистолет и встаёт с другой стороны.----
Они проебались в тот момент, когда решили встречать гостей в квартире, а не в парадной. В квартире тесно, мало места, не разгуляться. Спрятаться негде. Мебель похожа на разворошённое кладбище. Хоук резко выдыхает и тратит пару секунд передышки на то, чтобы осмотреться. Вокруг трупы, их много. обломки досок, извёстка осыпалась с потолка. Откуда-то звучат сирены, кричат соседи, стреляют бандиты. Неизменный лейтмотив — смех Сола, но смех злой, низкий, похожий на рык. Удары битой звенят в переполненном помещении, Хоук их отчётливо слышит. Удары металла по черепушке ни с чем не спутаешь, особенно когда в черепушке пусто. Пахнет гарью, бетонной крошкой, кровью и ссаниной. Хоук флегматично прикрывает глаза. Пальцы легко ныряют в дыру в животе. Настоящий попадос. — Кажется, пора сматываться, — бормочет под нос, будто кто-то ответит ему, а на деле и не нуждается ни в каком ответе. Сол не защищается, он защищает Хоука, просто делает вид, что ему весело. Хоук ловит его напряжённый взгляд через затуманенное пространство перебитой квартиры и поднимается. Сол взмахивает битой и — и в этот момент Хоук видит, насколько безумец устал. Движения его замедлены, руки дрожат. Если прислушаться, очень постараться, можно вычленить из общего шума звуки его напряжённого дыхания. Он на пределе. С волосами, прилипшими ко лбу и вискам, с потёками крови и осевшей на мокрой коже пылью он богоподобен, идеален, но всё ещё уязвим. Хоук перезаряжается и стреляет наугад, слышит маты и пальбу, но собственная шкура не его приоритет. Он бросает силы в рывок, которого хватает, чтобы схватить пацана за шкирку и вышвырнуть в коридор, а следом за ним метнуться самому с тряпкой, которую он хватает с пола, чтобы прикрыть рану. Он не хочет, чтобы Сол видел, даже если знает, что пацан слышит вонь. — В тебя попали? — напряжённо спрашивает Сол, пока они стремительно пробираются по коридору. — Давай прижгу. Бита и пистолет — всё, что у них есть, а вот времени нет точно. Если исключить живую подмогу, у них вообще никаких шансов. Офицеры помогают им отступать, дёргают за руки и плечи, толкают в спины. Хоук стискивает зубы и отстреливается подобранным с пола оружием. — Давай выберемся, — говорит он и видит, как бита сносит очередному мужику челюсть. Если и восстановит, никогда не сможет нормально пользоваться ртом. Сол яростно пинает голову мужика, и в этот раз челюсть точно не спасти. Несмотря на ситуацию, Сол не кричит, не матерится и не размахивает руками попусту. Все его силы сконцентрированы на отточенных движениях, он не делает ничего лишнего, только пробивает путь наружу. Горечью на языке оседает простое и понятное: выбраться не получится. От потери крови голова уже не то чтобы кружится. Кажется, что пыль, что витает в воздухе, пробралась внутрь, и Хоук соображает с трудом. В висках бьётся только "нужно его вытащить", потому что Сол — последний, кто тут должен быть. Он убийца, вор и, похоже, отбитый напрочь в принципе сам по себе. Он угоняет машины, продаёт себя с раннего детства и был наркоманом. Он жестоко пытает, взламывает чужие дома и сливает личную информацию в даркнет. Он хищник, не боящийся испачкаться, и добивается целей всеми способами, до каких может додуматься, а фантазия у него богатая и извращённая. Почему-то его хочется защитить. Хоук хрипло смеётся и толкает пацана к окну, впихивает ему в руки тряпку, оказавшуюся кожанкой, и удерживает за заднюю сторону шеи. Прижавшись к его лбу своим, выдыхает в губы: — Выживи, мать твою, — и ловит последний, полный паники и понимания взгляд, прежде чем толкнуть в грудь. 13-й этаж, это ничего. С ним всё будет в порядке. Он всегда выбирается, этот пацан. А для него же всё закончится тут. Но знание того, что Сол выживет и с ним всё будет в порядке, успокаивает. Он чувствует небывалую лёгкость во всём теле сразу. — Как будто хорошенько помолился! — Он хрипло смеётся и поднимает биту. Тяжёлая, она ложится в ладонь неудобно, непривычно. Но Хоук всё равно замахивается и обрушает угловатый конец на оказавшийся ближе всего череп, ощущая кружащую голову мощь внутри себя самого. — Позволь, я познакомлю тебя со своим Солнышком! Чья-то пуля оказывается быстрее.