Годжо Сатору
— Сильнейший не может заболеть! — однажды заявил Сатору, когда ты пыталась надеть на него шапку, а он настойчиво швырнул её на верх шкафа. На улице зима: дует холодный ветер, идёт снег. Очевидно, время утеплиться, но Сатору считает, что если у него есть бесконечность, то никакая непогода ему не страшна. Впрочем, как и болезни, сопровождающиеся соплями и кашлем. Ерунда какая-то против Сильнейшего. Но уже на следующее утро Сатору проснулся от жуткой ломоты во всём теле: его косточки и суставы выли в агонии, грозясь рассыпаться на части. Горло раздирал безудержный кашель, а нос отказывался дышать. И ко всему этому ещё и высокая температура. — Умираю, — то и дело говорил он, плотнее кутаясь в одеяло, когда тело пробивал озноб. Болеющий Сатору хуже капризного ребёнка. Одеяло слишком маленькое, подушка жёсткая, чай невкусный. Он ныл по поводу и без, ворочаясь в постели, словно в этот момент экзорцист изгонял из него демона. Когда Сатору начинал бредить, ты испытывала самый настоящий страх. И непонятно, звонить в скорую или в Ватикан, вызывая экзорциста. — Милая, призраки утаскивают мою душу в Дубай. Они хотят, чтобы я спрыгнул с Бурдж-Халифа. Они хотят разлучить нас. Не отдавай им меня, — бормотал он, сжимая твою ладонь. Горло раздражал громкий кашель, а нос всё ещё забит. — Сатору, у тебя горячка. Сейчас, милый, — не отпуская его руку, ты тянешься к заготовленным лекарствам, собираясь заставить Сатору проглотить всё. — Ты должен выпить лекарства и чай. — Сил нет, я при смерти, — бурчит он. Его вид действительно похож на это «при смерти»: глаза красные и практически безжизненные, лицо хмурое, губы потрескались, под носом шелушится кожа от бесконечных соплей, а привычная бледность сменилась на красноту. — Ничего, тебе станет лучше, — ты гладишь его по голове и слегка приподнимаешь голову, засовывая таблетки в рот. У него нет сил сопротивляться: он проглатывает всё. — Не переживай, ни в какой Дубай ты не улетишь. Я позабочусь о тебе как следует. Сатору молчит, но губы расплываются в улыбке. Твоя забота о нём не знает границ: ты и переодеться ему помогала, и голову мыла, и даже кормила с ложки, как ребенка, когда его руки дрожали от озноба. Что бы он делал без тебя, даже представлять не хочется. — Скорее поправляйся, Сатору. Мне больно видеть тебя таким. — Думаю, что лишь поцелуй излечит меня от этого недуга. Исцели меня, пока призраки не разлучили нас с тобой. Он смотрел моляще — так что отказать было равно преступлению. Ты осознавала риск заразиться от него, но всё же поддалась, целуя его сухие горячие губы. — Теперь я точно поправлюсь. Утром буду как свежая помидорка с грядки: сочная, спелая и сладкая, даже в кожурке. А теперь обними меня. — Это тоже нужно для исцеления? — Нет, это для души, — тихо смеётся он, утаскивая тебя в кровать. Ты снова поддаёшься, крепко обнимая его, прижимая к груди. Сатору вздыхает, закрывая глаза. Кажется, он больше не боится призраков, ведь рядом ты, обнимаешь и гладишь его волосы. Это успокаивает. Скорее всего на утро ты тоже заболеешь, но в этом виноват точно не Сатору. Он не при чём.Сугуру Гето
Сугуру всегда осторожен, и к своему здоровью он относится серьёзно. Он не допустит своей болезни, заранее примет все необходимые меры. Он лучше будет одет в сто одёжек зимой, чем выйдет круто одетым и заболеет. Но если свою возможную простуду Сугуру свёл к минимуму, то от обычной травмы его это не спасло. Одним зимним днём его сбил с ног ребёнок на санках. Результат жёсткого покушения на его жизнь — сломанная нога и вывихнутая ступня на второй ноге. Ребёнок и санки покалечили его сильнее, чем если бы сбила машина. Теперь Гето ездит на коляске. Спокойный Сугуру стал хмурым Сугуру. Теперь он мистер Гринч, желающий отобрать Рождество у мелкого злоумышленника. Заберёт и ёлку, и подарки, и те злосчастные санки. Из-за травмы Сугуру мало что мог делать сам, поэтому тебе приходилось помогать ему во всём, даже садиться в ванну. Но хуже всего он себя чувствовал, когда вы выходили на улицу, а ты катила его коляску, словно он немощный. — Расстанься со мной, ведь я теперь инвалид-колясочник. Я немощен. Я даже не в состоянии удовлетворить свою женщину, — говорил он однажды с унылым видом, ковыряя палочками свою еду. — Мне расстаться с тобой до тех пор, пока кости не срастутся или навсегда? — ты лишь тяжело вздыхаешь на его заявление. — И что значит: «не в состоянии удовлетворить свою женщину»? Стоит у тебя, как и всегда, но теперь ты просто всегда снизу. Хорошее разнообразие. — Я больше не мужчина. — поджимая губы от обиды, Сугуру уезжает на своей коляске и запирается в ванной. Иногда он срывается. Но быстро остывает, возвращается, доедает ужин и просит сделать массаж. Он хочет, чтобы его мышцы были в форме после того, как будет снят гипс. Хорошо, что всегда есть ты для помощи с этим. — Хорошо, Сугуру? Тебе не больно? — спрашиваешь ты, разминая его ногу, растирая ароматное масло. — Всё отлично, спасибо. Я в долгу у тебя. — Ну, если ты сам об этом сказал, то, так и быть, отказываться я не буду. Отработаешь свой долг позже. — Вот так и люби человека, а он потом тебе счёт за заботу выставит такой, что в жизни не расплатиться, — цокает он языком, дергаясь в постели, когда ты заламываешь ему палец на ноге. — Сугуру, осторожнее с подобными заявлениями. Я ведь забочусь о тебе и помогаю за просто так, лишь потому, что люблю. Продолжишь вредничать, ноги растирать себе будешь сам, понимаешь? — Да, извини. Долг платежом красен. Я понимаю, — он тут же поспешил оправдаться. — Обнимешь меня? На душе снова тоска и печаль о потере моего мужского достоинства. Вздыхая, ты вытираешь руки и ложишься рядом в кровать, позволяя Гето прижаться к груди. Он довольно мычит зажмуриваясь. Твои объятия лучше любого массажа. — Спасибо, что ты есть и терпишь меня. Спасибо, что заботишься обо мне, любимая. — Не за что, Мистер Гринч.Фушигуро Тоджи
Тоджи считал, что он достаточно крепкий и здоровый для того, чтобы избежать простуды. В его крови столько алкоголя, что ни одна зараза долго не протянет, привязавшись к нему. Кроме тебя, естественно. Но все его мышцы и гонор не спасли его проспиртованный организм от простуды. К своему удивлению, Тоджи слег мгновенно. Всё началось с вечера, а на утро он уже был не в состоянии подняться с постели. Холодно, чёрт возьми! А затем вдруг жарко. Спину ломит, да и вообще старость не радость: кажется, он умирает. Ещё и тебя дома нет. Как не вовремя ты уехала к родителям. А может и к счастью. Тоджи бы не хотел, чтобы ты видела его размокшим, словно сухарик в супе. Но ты вернулась раньше и застала его стонущим от печали и ужасной головной боли в постели. — Ты заболел? — обеспокоенно спросила ты, касаясь ладонью его горячего лба. — Нет, у меня несварение. — Ясно. Тогда я схожу за лекарствами, а затем сварю тебе суп. Поспи пока немного, — целуя его в пылающую щёку, ты под его хмурый взгляд ушла в аптеку. Тоджи не желал лечиться, уверяя, что в состоянии справиться с болезнью сам, но поскольку он был слаб, засунуть в него все таблетки не составило труда. Какое счастье, что он стал таким овощем, иначе ничего бы не получилось. Болеющий Тоджи максимально вредный и ворчащий. Единственное отличие от здорового — слабость в теле и охрипший голос. Он не разрешал заботиться о себе, но ты всё равно это делала, чтобы он скорее встал на ноги и перестал валяться в кровати, как старый дед на смертном одре. — Не помогай мне! Я сам, — ворчал он, пытаясь самостоятельно надеть рубашку, но ничего не получалось. Руки дрожали слишком сильно. — Чёрт! — Ничего, вот поправишься, и тогда будешь сам. Я помогу. Сопротивление он оказывал, но, скорее всего, только из вредности, а не потому, что действительно не хотел помощи. Рубашку ты застегнула сама, после чего принялась расчёсывать его влажные после душа волосы. — Не делай мне эту глупую прическу! Вообще не расчесывай! Хочу быть неухоженным, — он недовольно растрепал чёлку, которую ты разделила пополам, зачёсывая в разные стороны. — Хочу быть брутальным мужчиной, а не вот этой вот вафлей. — Обязательно, но сначала нужно поправиться. А до тех пор я буду заботиться о тебе так, как хочу. Ты сейчас словно большой ребёнок, так что этот опыт мне пригодится в будущем, когда у нас появятся дети. Ты, конечно же, расстроена, что Тоджи заболел, но, с другой стороны, это действительно хорошая практика, чтобы стать заботливым родителем. Пока он болеет, ты его мамочка. Ему просто стоит с этим смириться, ведь спорить с тобой — гиблое дело. — Знаешь, я передумал: неси сюда все свои лекарства, буду пить всё, лишь бы это прекратилось.Нанами Кенто
Быть шаманом опасно. Риск получить травму, ушиб, синяк, ссадину или даже серьёзную рану выше вероятности наткнуться на Шрека, переключая каналы телевизора. Поэтому Нанами старался держаться в стороне от шаманства. Но, естественно, не получалось. Одним днём он отправился на задание. Всё должно было пройти хорошо, но вернулся он с огромной раной на боку. Увидев то, что случилось с его боком, ты, к своему стыду, лишилась сознания в момент, когда должна была быть максимально собранной и позаботиться о Кенто. В итоге он тебя ещё и в чувство приводил, хлопая по щекам. Бледный, измученный, с гримасой боли на лице, но первое, что он сказал, когда ты открыла глаза, было: — Голову не забила? Прости, я не успел поймать тебя. — Кенто! — ты разрыдалась, подскакивая с пола. Страшно, но ты посмотрела вновь на рану. Здесь нужно в больницу, но отвечать на вопросы о природе возникновения раны не хотелось. Это плохо закончится. — Всё не так страшно. Здесь больше кожа разодрана, так что не переживай. Но мне всё же нужна твоя помощь. — Боже, ты умираешь! — рыдая, ты бросилась в ванную за аптечкой. Нужно срочно спасать Кенто. Благодаря ему у тебя уже имеется определенный опыт в обработке ран. Наверное, ты справишься и с этой. Нанами тяжело дышал, устроившись на полу. Кажется, он на грани того, чтобы потерять сознание, но, увидев тебя, он вымученно улыбнулся. Он не хотел, чтобы ты переживала слишком сильно и лила слезы прямо сейчас. Не хотел, чтобы ты смотрела на его рану, но без тебя он точно не справится. — Сейчас, дорогой, я всё сделаю, — погладив его по щеке, ты раскрыла аптечку. Первым делом нужно обезболивающее. Рана оказалась не столь и ужасной, как Кенто и сказал: «Больше кожа разодрана». Ты всё тщательно обработала, поставила стяжки и перевязала. Нанами ослаб, так что до постели ты его буквально тащила. Когда у него начался жар, ты принесла холодное полотенце, обтирая его лицо и грудь. Твоё сердце разрывалось от вида его тяжело вздымающейся груди и грустных полузакрытых глаз. Он сожалеет о том, что так тебя расстроил. — Не волнуйся за меня. Всё будет нормально, — бормотал он, перехватывая твою руку и притягивая её к своим губам, целуя. — Хочу и буду волноваться, — возразила ты. — И, конечно же, всё будет хорошо, ведь я позабочусь о тебе. Так что закрывай глаза и спи. От твоих лёгких прикосновений к его волосам Нанами быстро уснул. Ему не стоит волноваться ни о чём, ведь ты обязательно поставишь его на ноги быстро. А утром его ждёт укол в задницу.Итадори Юджи
Ничего не предвещало беды. Юджи отправился на зимнюю рыбалку, чтобы поймать вам свежей рыбы. Ничего плохого не должно было произойти, ведь зима морозная, а лёд на реке довольно толстый. Но Юджи — исключительный парень — он провалился в собственную прорубь, выбитую для ловли рыбы. Спасли его другие рыбаки. Собственно, как и привезли домой: без рыбы, но зато продрогшим до костей. Ты сразу напоила его лекарствами и накормила горячей едой, укутала в тёплое одеяло, в надежде, что всё обойдется. Но это не помогло. На утро Юджи конкретно сдал. Его кашель не прекращался, а температура лишь поднималась. Не зная, что делать, ты вызвала скорую. Бронхит, — гласил диагноз. В больницу Юджи отказался ехать, так что тебе не оставалось ничего, кроме как самой лечить его. К счастью, Итадори не вредничал и делал всё, что ты ему говорила. Пил все лекарства и старался съесть всю еду, приготовленную тобой для него. Он чувствовал себя ужасно, но рядом с тобой становилось легче. — Ты лучшее лекарство от болезни, — говорил парень, давясь своим кашлем. — Не разговаривай, если тебе сложно, — улыбаясь, ты заботливо подоткнула ему одеяло, пряча ноги в теплый кокон. — Всё в порядке, просто хочу, чтобы ты знала, как я благодарен тебе за заботу. Не знаю, что делал бы без тебя. — Не нужно, Юджи. Я люблю тебя, поэтому и забочусь совершенно бескорыстно. Не представляй жизнь без меня, это ни к чему, — щёлкнув его по носу, вызывая улыбку, ты придвинулась ближе, взяв в руки тарелку супа. — Тебе нужно поесть, чтобы набраться сил. — Прости, мне не очень хорошо… Не думаю, что смогу съесть всё, — Юджи хмурится, но тянет руки к тарелке. Он не расстроит тебя и попытается съесть хоть немного. — Спасибо. — Кушай, а я принесу тебе чай и лекарства. — целуя его в горячую щёку, ты уходишь на кухню. Чай для Юджи будет заварен со всей любовью и заботой, как и сам парень будет окружён ей и дальше, и пока болеет, и даже когда поправится. Заботиться о Юджи можно и нужно всегда.Фушигуро Мегуми
Мегуми всегда осторожен, но всё же иногда случаются ситуации, даже когда его нежелание попадать в опасные ситуации не спасает его от неприятностей. Он пытался избежать травм, но проклятие, которое он изгонял, попалось слишком сильное. Мегуми не просчитал всё, был недостаточно осторожен, и его ранило. Потрепало его не слабо: куча ссадин, сотрясение и несколько сломанных рёбер. Некоторое время он лежал в больнице, но после ты забрала его домой. Так как Фушигуро уже изрядно утомил медперсонал больницы своим угрюмым видом и убийственными взглядами, когда ему приходили ставить очередной укол в мягкое место. К тебе парень был чуть благосклоннее: на тебя он просто дулся, когда ты загоняла иглу ему в ягодицу. Это унизительно для него, но так и быть, он позволит воткнуть иголку с лекарством. Лишь бы стало легче и он не чувствовал себя как пенсионер. — Не стоит, Мегуми! Тебе нельзя поднимать тяжести! — заметив, как парень поднимает тяжёлые пакеты с вашими покупками в магазине, ты тут же поспешила его остановить. Его сломанные рёбра и не сошедшие гематомы не позволяют ему быть мужчиной в этой ситуации. Но Фушигуро упрям, поэтому не слушается. — Нормально всё, не тебе же это нести, — бурчит он, но не успевает сделать и пары шагов, как рёбра сковывает жгучая боль, вынуждая его осесть на пол, роняя ваши покупки. — Чёрт! — ему становится безумно неловко и некомфортно в этот момент. — Мегуми! — ты испуганно опускаешься рядом с ним, касаясь к дрожащей от сковавшей боли руки. — Ты ведь ещё не поправился! Дурак! Никогда не слушаешься. Ему нечего ответить. Ему неловко от своей слабости. В последнее время из-за своих травм он не мог достойно помогать тебе. Покупки всегда таскала ты, делала всё по дому, работала, ещё и о нём успевала заботиться. Он чувствовал себя немощным, не в силах даже лампочку в ванной заменить, потому что руки вверх поднимать больно. Ещё и голова идёт кругом. И вот сейчас он так облажался. — Такими темпами ты будешь поправляться ещё долго. Так что, пожалуйста, будь осторожен и выполняй рекомендации доктора. И тогда в скором времени пакеты снова будешь носить ты. — Но ты же их не донесешь, — грустно произносит он. Он не хочет видеть, как ты надрываешься, пока он идёт с пустыми руками. Это раздавит его гордость окончательно. — Не переживай, я вызову такси, — улыбаясь, ты помогаешь ему подняться. Он морщится, но тут же обнимает тебя. — Всё хорошо, Мегуми. — Впредь я буду более осторожным, — произносит он, вдыхая аромат твоих волос. Мегуми обязательно отплатит тебе за заботу, когда полностью поправится.Оккоцу Юта
Юта не позволит себя ранить на задании. А даже если травму получит, то тут же себя излечит. Для него, как для обладателя обратной проклятой техники, это не проблема. Но если от травм и увечий он может себя оградить, то от обычной простуды, увы, уже он бессилен. Юта — любитель кофе со льдом. Он пьёт его в любую погоду. Даже зимой его ничего не останавливает: покупает, выпивает и даже лёд съедает. Думал, что всё будет в порядке, но морозная свежесть, проникшая глубоко в его лёгкие, посчитала иначе. Уже к вечеру он чувствовал себя неважно, но надеялся, что к утру всё пройдёт. К сожалению, он ошибся. Уже ночью у него начался жар. Парень ворочался в постели, то и дело громко кашляя. Это, собственно, тебя и разбудило. — Юта, — тихо звала его ты, включая лампу на тумбе у кровати. Он проснулся быстро, глядя на тебя пропитанными хворью глазами. По глазам сразу можно понять, что человек болеет, они рассказывают всё лучше любых слов. — У тебя жар, — констатировала ты, касаясь ладонью его горячего, вспотевшего лба. — Как себя чувствуешь? Горло болит? Нос дышит? Знобит? — Я словно в аду, — отвечает он, снова срываясь на громкий кашель. Тебе становится всё понятно: весь букет симптомов простуды у него имеется. — Я посмотрю, что у нас есть из лекарств, и сделаю тебе чай. А ты не вставай. Укрыв парня сверху ещё одним одеялом, чтобы он так сильно не дрожал, ты, сонная, ушла выполнять обязанность заботливой девушки. Нужно спасать Оккоцу скорее. Глаза слипались, жутко хотелось спать, но ты заваривала ему лечебный чай по бабушкиному рецепту и искала лекарства. Нужно сбить температуру и унять боль в горле, чтобы Юта уснул. Нет лекарства лучше обычного сна. Юта, не споря, выпил всё, что ты ему принесла, и с удовольствием принял твою помощь, чтобы переодеться в чистую одежду, ибо его пижама уже промокла от пота. — Спасибо, любимая, — шептал он, кутаясь в одеяло. Спустя час ему стало немного легче. — Не за что. Постарайся уснуть, — промокнув его лоб от выступившего пота, ты легла рядом, хватая его за руку под одеялом. — Я быстро вылечу тебя, но впредь никакого больше американо со льдом зимой. Только горячий капучино или чай с лимоном, договорились? — Спорить не буду. — он вымученно улыбается и закрывает глаза, не отпуская твою руку Он уснёт быстро, а вот ты не сможешь сомкнуть глаз до самого утра, не переставая заботиться о парне, даже когда он спит и не видит этого. Юта благодарен тебе за всё, что ты сделала для него этой ночью, и за то, что сделаешь ещё. Его благодарность будет безграничной.Рёмен Сукуна
Сукуна не болеет. Сукуну нельзя ранить. Сукуна не проявляет слабостей. Позаботиться о нём невозможно, и лучше этого делать не стоит. Он не любит жалость к себе. Но ты, умирая от скуки, всё жаждала подарить ему свою заботу и любовь, но возможности не предоставлялось. С Сукуной не происходило ничего, что дало бы тебе этот шанс. Из-за этого ты ходила грустная, подавленная и вечно с надутыми губами. — Хватит дуться, — спокойно говорил он, сидя на своём любимом троне из костей врагов. Отсутствие у тебя хорошего настроения портило настроение и ему. — Нет, не хватит, — бурчала ты, даже не поворачиваясь к нему. Ты вынуждала Сукуну испытывать досаду. Он мог лишь вздыхать, раздумывая над тем: дать тебе то, чего ты хочешь, или просто наказать за дерзость? Сперва он склонялся ко второму варианту, но, бросив на тебя ещё один взгляд, сдался. Что ж, ладно! В конце-концов, ты его женщина, так что можно позволить тебе немного позаботиться о нём. Но вот как именно это сделать, он думал долго. — Плечи затекли, — бросил он невзначай, недовольно цокая языком, замечая косым взглядом твой сияющий взгляд, брошенный на него. Может, всё же наказать тебя за это желание? Ты ведь жаждешь, чтобы с ним что-то случилось и ему было плохо, лишь бы удовлетворить свой порыв переполняющей заботы и нежности. Впрочем, чёрт с тобой. Ты его Королева, так что он прощает тебя. Простил бы, даже если бы ты сама его ранила. — Мои руки созданы для массажа, Рёмен! — позабыв обо всём, ты бросилась к нему, вцепляясь в огромные плечи своими крошечными руками. Ты готова пищать от восторга, когда пальцы начинают разминать твердые мышцы. — Нежнее, — просит он, неожиданно ловя себя на мысли, что ему действительно приятно. А мышцы, кажется, забиты и слишком напряжены. — Ох, конечно! — ты с радостью выполняешь его просьбу, разминая плечи более плавно и аккуратно. — Тебе нравится? Становится легче? — Нравится. — он готов смеяться от твоего восторга в голосе, но лишь хмыкает, прикрывая глаза, позволяя тебе делать всё, скользя ладонями повсюду. Как же мало нужно женщине, чтобы быть счастливой. Ты всего лишь хотела дарить заботу и любовь своему Королю. Теперь Сукуна будет чаще жаловаться на боль в мышцах. Но не слишком часто, чтобы ты не теряла интерес, а он не превратился в тряпку.Хаджиме Кашимо
Кашимо любит лезть на рожон, проверяя свои собственные силы и выносливость в бою с сильным противником. Сражаться — это весело. Добивать противника, доказывая своё превосходство, ещё веселее. Дух захватывает, ведь он сильнее. Иногда, конечно, случаются осечки, когда попадается кто-то равный. Как результат такой стычки: несколько царапин или глубоких ран. Сознание он не потеряет, обязательно победит, но может вполне оказаться на грани жизни и смерти. В такой ситуации он и оказался, когда его нашла ты, лежащего среди развалин, всего в крови и погрустневшими глазами. Как же ему больно. Но стальной звон яиц в штанах не позволяет этого показывать. — Ты умер? — он не подавал признаков жизни, поэтому ты ткнула в него палкой с расстояния. — Ты что удумала, женщина? Я сейчас встану, и тебе непоздоровится! — шипел он, но, чёрт возьми, не мог даже руку поднять, чтобы доказать, что он не шутит. Он потерял слишком много крови. — Хм, беспомощный мужчина, — отбросив палку, ты присела рядом с ним, нагло задирая верх его одежды, чтобы оценить проблему. — Без помощи умрёшь мучительной смертью в течении пары часов. — Я неубиваем! Не прикасайся ко мне! — попытка отбросить твою руку не увенчалась успехом. — Я могу помочь тебе, мужчина. Но в обмен на помощь ты будешь моим, понятно? — Пошла вон! Условия мне удумала ставить? Да я тебя… — Думаю, что ты согласен. — улыбаясь, ты похлопала его по щеке, уже точно зная, где он окажется совсем скоро. Нет, ты не похитила его. Это не плен. Ты просто подобрала то, что валялось в развалинах, чтобы выходить и оставить себе. Глядишь, Кашимо, как-то благодарное за помощь животное, сам потянется к руке добродетели. Ну а вдруг! Пациент оказался довольно буйным противником лечения, поэтому некоторое время был привязан ремнями к кровати, чтобы не навредить самому себе и тебе заодно. Ты ухаживала за ним не для того, чтобы он умер от гордости, вынудившей его строить из себя независимого мужчину. Узнав тебя получше, он перестал так агрессивно сопротивляться, когда ты обрабатывала его раны. Присмотревшись, он понял, что ты очень даже ничего. Возможно, зря он так бесится. — Больно? — спрашивала ты, обрабатывая его рану. — Я не ведаю боли. — конечно, ему больно, но совсем чуть-чуть. Это не считается. — Хорошо. Твоя рана почти затянулась. Ещё немного и ты сможешь отдать мне долг за мою заботу и бесконечную доброту. — Долг? — Понимаешь, нужно быть благодарным за всё в этой жизни. Я спасла твою жизнь, вылечила и окружила заботой, поэтому отныне ты мой должник. — Вот ещё чего! — злился он, отбрасывая твои руки в сторону, приподнимаясь в кровати. — И чего ты хочешь? — всё-таки решил спросить он, съедаемый любопытством. — Я ведь сразу сказала об этом. Ты должен стать моим. Впрочем, ты уже мой. — Чё! — нахмурив брови, он уже порывался броситься тебя душить, но внезапное озарение вынудило остаться на месте. — Ты это имеешь в виду? — показывая непристойный жест руками, спрашивает он, на что получает твою ухмылку. — Женщина, ну это же совершенно другой разговор. С этого нужно было начинать. Я согласен, — захохотав, он лег обратно в кровать. — Я готов к отработке долга. Запрыгивай! Только так и никак иначе Кашимо готов быть чьим-то должником. А почему нет? Ты ведь правда спасла его от смерти, так что сейчас он хорошенько тебя отблагодарит за всё.Зенин Наоя
Ты терпеть не можешь время, когда Наоя болеет. В такие моменты он становится ещё более надоедливым и капризным. Он царь, который отдает приказы, а ты слуга, выполняющая их. Он болеет, так что ты, как его женщина, обязана заботиться о нём в момент слабости. Терпеть болеющего Зенина практически невозможно. Несколько раз ты уже была близка к тому, чтобы задушить его подушкой, но этот мерзавец выглядел слишком очаровательно, когда безмятежно спал. Рука так и не поднялась ни разу. Ты делала всё, чтобы избежать его болезни. Все контрмеры были приняты. Казалось бы, простуда к нему не пристанет, но всё оказалось напрасно. Зараза всё-таки пристала к другой заразе. Очередная неделя мучений, пока Наоя не поправится, началась. Ты готовилась к очередным капризам, но Зенин был молчалив, как никогда. Лежал в постели, укрытый одеялом, и лишь злобно хмурился, иногда кашляя и сморкаясь в платок. — Что с тобой? Так сильно болит горло? — признаться честно, ты обеспокоена его молчанием. Вдруг что-то не так. Да, он гад и ублюдок, но всё же любим тобой. Каким-то образом. — Я принесу настойку, — сказала ты, погладив его по щеке. Ты собиралась встать, но он ухватил тебя за руку, отрицательно мотая головой. — Я принесу настойку для твоего горла. Если оно так сильно болит, то нужно скорее этим заняться, чтобы ты поправился. Нет у тебя желания долго терпеть его плохое самочувствие. Хотя молчаливый Наоя — благословение с небес. Не вопит, не приказывает, лежит себе, болеет и всё. Может, так всё и оставить? — У меня голос пропал, — всё-таки решается сказать он, чем отправляет твои глазные орбиты гулять в космосе от шока. Что-то внутри щекочет, подталкивая смешинки к горлу. Ты едва сдерживаешься, понимая причину молчания Зенина. Его голос подобен скрипу старой двери либо человеку, защемившему своё достоинство в этой самой двери. Писклявый, звучный, совершенно непохожий на привычный его голос. Его голос не пропал, он просто стал до боли в животе смешным. — Не смей смеяться! — шипит он, но твой громкий смех прерывает его, вынуждая недовольно поджимать губы. — Неси что-то, чтобы исправить это. — А я всё думала: с чего вдруг ты такой тихий. А оно вон что. Достоинство дверью прищемило. Рассмешил. — не слушая его угрозы, ты ушла искать нужную настойку. Это, конечно, смешно, но так ведь и живот надорвать можно от смеха. Ты делала всё, что могла, но его голос ещё долго оставался скрипучим. Впрочем, именно этот факт сделал этот период болезни Зенина весёлым, а не как обычно: унылым и ненавистным. Наоя должен быть благодарен за твою заботу и молчание до конца своих дней. Такой понимающей и любящей девушки, как ты, ещё поискать нужно. Ему здорово повезло в этой жизни.Чосо
Ты хотела романтики в отношениях, а Чосо понятия не имел, где её взять. Ты хотела заботиться о нём, а он в заботе не нуждался. Чосо — большой мальчик, который заботится о себе сам. Тебе нужно было куда-то выплескивать свою накопившуюся нежность. Поэтому, хотел этого Чосо или нет, но он получал её в полной мере. Заболеть он не может, а раны — это какая-то ерунда для него. Лечить его не нужно, но можно ведь и просто так купать его в любви и заботе. Этим ты и занималась в полной мере. Окружала его своей любовью, словно лучшая во всем мире жена: стирала, убирала, готовила. Ты любила расчёсывать его волосы и делать массаж. Ты ждала его со своей заботой буквально на каждом шагу, куда бы Чосо не пошел. Тебя стало слишком много. Так много, что Чосо уже видел тебя даже там, где тебя нет. Он, похоже, сошёл с ума. Голова шла кругом. В один день, когда ты ласково заманивала его на завтрак, Чосо не захотел вставать с кровати. Кажется, его одолела депрессия: лежал, глядя в потолок, молчал и почти не моргал. Ему плохо. Ему хочется провалиться сквозь землю, спасаясь от твоей чрезмерной заботы. — Чосо, завтрак готов! — вновь звала его ты, заглядывая в комнату, когда он не пришел на кухню. Увидев его безвольно лежащим в кровати, ты удивилась. — Чосо, что с тобой? — Кажется, люди называют это депрессией, — тихо отозвался он, тяжело вздыхая. — Я болен теперь. — Депрессия? Разве ты не счастлив со мной? Почему вдруг в депрессию впадаешь? Странно. — можно было бы усомниться в его словах, но Чосо не умеет лгать и притворяться. Выходит, он правда в отчаянии сейчас. — Но ничего, я вылечу тебя. Тебе нужна любовная терапия. — Нет! — Чосо аж передёрнуло от твоей сладкой улыбки. — Боюсь, это лишь усугубит моё состояние. — Чего? — Мне нужно побыть одному, чтобы вернуться в норму. Без тебя. — Я не понимаю… — тебе сразу стало понятно, что Чосо, похоже, устал от твоей любви. И это было странно. Ты не могла понять, почему и как так произошло. — Ты меня больше не любишь? — Дело не в этом, просто… — медля, не желая тебя обижать, Чосо приподнялся в кровати. — Я не привык к такому количеству любви, которое ты даёшь мне. Слишком много внимания и заботы. Я теряю себя из-за твоей нежности. — Но я ведь… просто хочу заботиться о тебе. Хочу, чтобы ты был счастлив. Я не могу лечить твои раны или болезнь, поэтому и стараюсь давать больше без такого повода. Разве это плохо? — Нет, но этого слишком много для меня, — вздыхает он, касаясь твоей руки. Он, безусловно, ценит всё, что ты делаешь для него, пусть и не нуждается ни в чём. Но он правда устал. Впервые он такой потерянный. — Ты можешь позаботиться обо мне сейчас и исцелить меня от болезни, просто сведя свою заботу к минимуму. Этого будет более чем достаточно. Чосо отверг твою заботу. Это ранило тебя. Ты нахмурилась, вставая с кровати. Не нужна забота, тогда он её больше не получит. — Что ж, Чосо, ты вынудил меня пересмотреть свои ближайшие планы. Я ведь говорила: пощады не будет. Хмыкнув, ты покинула спальню, мысленно планируя похищение Чосо. Не хотела ты воплощать давнюю угрозу в жизнь, но он вынудил тебя пойти на крайность. Похищение — лучшее лекарство от депрессии. Скоро он сам будет умолять тебя о капельке заботы.