Сделка Призрака и Сатаны

      Эрика тряхнуло и выкинуло, а правильнее сказать, «выплюнуло» на одну из улочек Москвы. Одет он был не так пафосно, как прежде — парижская мода вряд ли подошла бы случаю. На нём был серый костюм (пиджак и широкие брюки). Сверху — простенькое пальто. И шляпа со среднего размера полями. Если бы он знал понятие «гангстер», наверное, сравнил бы себя с таким.       На лице была белая маска, такая же, как и всегда. Что, неужели сам дьявол не мог убрать его изъян на лице? Хотя бы маскировки ради? Эрик поправил неудобный пиджак и задумался. Для начала нужно было выяснить, где он и куда идти. Он собрался было перейти улицу, как услышал громкий гудок.       В этот момент мимо него по улице пронёсся автомобиль — коробка на колёсах, которая ехала сама, да ещё с какой скоростью! Без лошадей!       Призрак оступился и сел на асфальт, озадаченный произошедшим. Он пытался изобрести механизм, при котором карета ехала бы сама, но собрать её было невероятно сложно, хотя чертежи были почти доработаны. Куда, чёрт подери, его забросили?       Он вскочил на ноги и пошёл на ближайшую оживлённую улицу. Там из урны на бульваре он выудил газету. Газета была на незнакомом языке. По некоторым словам он вычислил, что язык, возможно, ближе к польскому или чешскому. Увидев на полях в верхнем углу слово «Москва» и даты, Эрик чуть не подавился воздухом. 20 октября, 1930 года. Прошлое Воланда для Призрака Оперы было весьма далёким будущим. Вот тебе и на, 60 лет разницы, ничего себе прыжочек во времени. Призрак огляделся, не зная, начинать ли ему громко материться на французском уже сейчас. Как вдруг он увидел полупрозрачного Коровьева, парящего над полом и грозившего ему пальцем. Москвичи, казалось, вообще не видели клетчатого, который парил на полметра от земли у них перед носом.       — Que diable? — выругался мужчина.       Коровьев призывно замахал руками и приложил палец к губам. Люди, услышав иностранную речь, завозились и зашептались. Кто-то спешил по своим делам.       — Здесь не положено-с, а то за иностранного агента примут. Не обессудьте, — он щёлкнул пальцами, и буквы в газете вдруг стали понятны.       — Язык мне тоже поправишь? — пробурчал Эрик, вжимая голову в плечи. Речь его стала другой. Он говорил на русском. Коровьев виновато пожал плечами. Ну забыл, бывает, не часто швыряешь французов через 60 лет в Россию. Он напоследок показал в один из дворов и испарился.       — Отлично! И что дальше? — Эрик обернулся в сторону двора.       Он завернул с московской улочки в показанное Фаготом место. Здесь были детские качели, песочница, бельё висело на верёвках. Простая такая, житейская история.       Его внимание привлёк подвальчик, по стенам которого вверх стремилась чёрная копоть. Видно, что недавно здесь был пожар. Понимая, что это тот самый подвал, призрак присел у окна и притаился, прислушиваясь. Окошко было выбито, и через щель можно было мельком осмотреть помещение. На полу лежала женщина, прижимая к груди обгоревшие и порванные листы. Роман Мастера. Или то, что от него осталось.       Эрик понимал, что это тот самый момент, когда нужно вмешаться. Но как?       Он вспомнил про медальон и ещё раз заглянул внутрь комнаты, пытаясь найти зеркальные поверхности. Чайник был чернее ночи, копоть покрывала его полностью. Вся библиотека сгорела, и на разорённых полках ничего подходящего не осталось. Ага, разбитое стекло лежало на полу и отражало лучи падающего октябрьского солнца. Он помучился ещё с минуту, пытаясь понять, как работает амулет. Потряс около уха, потыкал, понажимал.              «Крути рубин и смотри на нужную точку перемещения», — над самым ухом услышал он шёпот Коровьева.       — Да понятно, что всё не так просто, — проворчал Эрик. Быть шестёркой ему не нравилось, он всегда был первой фигурой, которой поклонялись и которую боялись все. Но он делал это ради Кристин.       Выдохнув, он посмотрел на осколки стекла и повернул рубин. И тут же ощутил, как его тело «тянет» внутрь комнаты, и он с лёгким криком испуга падает носом в пол.       Марго встрепенулась и подняла голову. В комнате никого не было.       Эрик, ощущая странное давление, уже был наблюдателем комнаты с пола. Теперь обзор был шире. Помимо пожара, с квартиркой явно кто-то поработал — всё было разрушено до основания.       Но призрак увидел растрёпанную и испуганную Маргариту, которая озиралась по сторонам, услышав его испуганный вскрик. Призрак взял себя в руки и запел:       — Без тебя мне жизни нет…       Глаза Марго округлились.       — Ты ангел мой, ты божий свет.       — Мастер. Либо я схожу с ума, либо я слышу голос Мастера. Он умер и теперь поёт мне прямо с небес, — шептала Марго, пытаясь понять источник. Но голос был сразу повсюду и, казалось, внутри её головы.       Маргарита встала, озираясь.       — Мастер, слышишь ли ты меня? Жив ли ты, мой Мастер?       Она безжизненно опустила голову и тихонько запела:       — И самой страшной беде тебя я не отдам,       Я по твоим следам хоть на край земли пойду.       Сердце Эрика дрогнуло. Он всегда мог оценить песню, идущую из самых недр человеческой души. Она пела сердцем, пела прекрасно, но так горько.       — Сквозь преграды путь найду, но отведу беду.       Услышь меня, любимый…       Призрак помнил эту песню. Она всплывала в нём из воспоминаний, впитанных у глобуса. Он не думал, что, оказавшись так близко к ней, будет готов сделать всё, чтобы она не страдала так сильно… Так отзывалась в нём эта боль. С упоением он слушал её и на последней части присоединился, и песня их зазвучала в унисон:       — Ты меня оставил, Бог.       (Ангела призвал твой Бог.)       Боль моя к тебе взывает.       (Боль твоя ко мне взывает.)       Но иначе ты не мог,       (Я пришёл тебе помочь,)       Жизнь во мне, как свечка, тает…       (Жизнь в тебе, как свечка, тает…)       Марго сложила руки у груди, и их голоса звенели в комнате:       — Ты отвёл свои глаза,       (Он отвёл свои глаза,)       И к мольбам остался глух.       (И к мольбам остался глух.)       Всё безропотно приму,       (Всё безропотно прими,)       В твои руки предаю свой дух.       (В мои руки передай свой дух.)       Марго затихла, всхлипнув.       — Ангел, он жив?       — Жив.       — Думает ли он обо мне?       — Каждую минуту.       — Как помочь ему?       — Помощь скоро придёт сама. Не отвергай её.       Маргарита прижала роман к груди. Она укуталась в своё пальто, выровняла остатки листов и обернулась у порога.       — Не оставляй меня, ангел.       — Никогда.       Она вышла из подвала, слегка прикрыв съехавшую набекрень дверь. Дверь жалобно скрипнула. Как только шаги стихли, Эрик вынырнул из осколка, задыхаясь. Находиться внутри предмета было подобно хождению внутри узких стен. Но если к стенам театра он привык, то здесь эффект был не из простых.       Он ещё раз окинул взглядом комнату. У обуглившегося стола на полу валялась разбитая ваза и сухой, истлевший букет. Место, некогда уютное и тёплое, сейчас было обителью ужаса и отчаяния. Призрак сейчас ощущал себя такой комнатой. Чёрной, истлевшей, не способной больше дать пристанище.       Он быстро пытался вспомнить, что будет дальше, но память сделала небольшой кряк. После встречи с Маргаритой и новых впечатлений от волшебного пребывания внутри предмета он чувствовал себя пустым.       Нужно было подумать.       Он вышел из подвала и шагнул на оживлённую улицу.       На одном из столбов висело объявление:       «Только один вечер, в театре Варьете сеанс чёрной магии. Иностранный Профессор Воланд со своим выступлением, не пропустите!»       Эрик хмыкнул. От такого зрелища он бы явно не отказался. Значит, вся свита там, и дальнейшие события пока что связаны с ними.       Уцепившись за эту ниточку, чтобы не упускать хронологию событий, он уточнил у прохожего местоположение и смело пошагал в сторону Варьете.       На его пути в воздухе возник укоряюще покачивающийся перст Коровьева, лениво грозивший ему.       — Да помню я, помню. Не вмешиваться, — сказал он и прошёл сквозь призрачную руку вниз по улице.