Сделка Призрака и Сатаны

      Кристин нездоровилось. Всю ночь она провела в метаниях, не могла уснуть, вздрагивала от резких звуков. Рано утром ей вызвали врача. Врач, прибыв в особняк де Шаньи, внимательно осмотрел и опросил Кристин, поставив той лишь переутомление.       Предписал пить побольше, в том числе чай с ромашкой, выписал успокаивающие капли, а также велел не нервничать. Чтобы не вызывать новых приступов паники, Кристин переместили вниз, в гостинную с камином. Слуги весь день хлопотали возле неё, подавая чай и еду на подносах. К еде девушка не притрагивалась, на нервах она была не в силах протолкнуть в себя даже ложку овсянки. От недосыпа под глазами крошки Лотти появились круги, а взгляд казался пустоватым, стеклянным. Она полулежала на диване, укрытая пледом, и смотрела в огонь камина.       Рауль убежал сразу, как проводил врача. Он спешил к констеблю, чтобы заявить на проникновение в особняк и попросить себе охрану на время, пока всё не уляжется. Визит обещал быть долгим. Гостиная не была настолько легка в доступе — здесь не было дверей на улицу, только большие окна. Проникнуть к Кристин можно было только зайдя внутрь дома и пройдя мимо слуг.       Рауль переживал, что в его отсутствие попытка проникнуть в дом может повториться и что при желании Эрика, слуги ему не помеха. Но всё же ушёл, надеясь, что инцидент не повторится. По крайней мере, так быстро.       Когда солнце начало садиться, а Рауля всё не было, Кристин занервничала сильнее. Её и без того бледное личико отливало нездоровой зеленцой. Она была бессильна даже встать, чтобы проверить, что происходит в доме.       К вечеру слуги зажгли свечи и ушли готовить ужин, заварив девушке ещё чаю. Кристин отхлебнула немного, поморщившись. Она не любила ромашковый чай. Но врач настоятельно рекомендовал от нервов, поэтому она продолжала пить. Когда напиток в кружке наконец закончился, она брезгливо вернула посуду на поднос и сильнее укуталась в плед. Её немного знобило.       Вдруг, сквозняк задул свечи (что было странно, ведь окна были закрыты) и в комнате стало темно. Не непроглядно темно, конечно же — солнце уже почти село, заставляя сумеречный свет в окнах проникать в комнату. Но что более странно — было очень тихо.       Кристин приподнялась на подушке.        — Матильда? Матильда, это ты? Луис? — девушка крутила головой, пытаясь позвать слуг. Попыталась привстать, но осела на диван, чувствуя сильное головокружение и слабость.       Она закрыла глаза на секунду, а когда открыла их, в кресле напротив сидела тень. Девушка прищурилась, пытаясь сфокусироваться. Глаза постепенно привыкали к темноте. Её взгляд наконец выловил фарфоровую кожу, отливающее блёстками платье и… зеленые, светящиеся в темноте глаза. Наверное ей стоило испугаться, но сейчас… внутри была сосущая пустота. Спокойствие, сравнимое с равнодушием.       Тень окончательно сформировалась в силуэт женщины. Белая кожа, казалось, бликовала от сумрачного света. Её густые кудри в темноте казались медными. Она выглядела как…        — Вы пришли за мной? — тонкий голосок Кристин разрезал звенящую тишину зала. Говорила она хрипло, едва слышно, — я ждала вас.       Женщина чуть наклонилась вперёд, лицо её приобрело выражение искреннего любопытства. Но она молчала, ожидая продолжения.        — Врач сказал что всё хорошо, что я просто переутомилась, — Кристин снова расслабленно провалилась в подушки острыми лопатками, — а я знаю. Он приходил ко мне, мой тёмный ангел. Он мучил меня, притягивая и отталкивая. Он знал, что время пришло, — рыжая красавица слегка наклонила голову вбок, вслушиваясь в слова крошки Лотти. Бледные, тонкие руки девушки безвольно лежали на животе, кудри растрепались по плечам, а светлая рубаха почти сливалась с кожей. Она похожа на привидение, полупрозрачное пятно на обивке дивана.        — Вы ведь смерть, да? — она безразлично подняла взгляд в изумрудные глаза. Послышался приглушённый ведьминский смех. Женщина улыбнулась белоснежными зубами.        — О, дитя. Ты так страдала, что сама ждёшь смерти. Зачем же?        — Потому что жизни у меня больше нет — грустно кивнула девушка, — на меня пало проклятье с момента, как я связалась с ним. И с тех пор не было мне покоя. Он подарил мне голос который возносит меня к небесам, но сам попытался утащить меня за собой в ад. Как можно беззаботно жить и петь подобно птице, зная, что за тобой всюду следует тень? Как можно воспарить свободно, чувствуя створки клетки, готовые сомкнуться вокруг тебя? Я живу в ожидании катастрофы. — Оу, это верно — кивнула Гелла, — мужчина готов на многое ради любви. Даже украсть то, что ему дорого, чтобы сберечь в самом сокровенном месте.       На минуту воцарилось молчание.       — Какая же это любовь?        — Страстная. Сжигающая изнутри, заставляющая совершать необдуманные поступки. Та, что выжжет вокруг себя землю, чтобы быть рядом.        — Но что же будет расти на такой земле? Как можно, оставляя после себя пепел и золу, дать жизнь ростку? Эта любовь погубит и его, и меня.       Гелла внимательно посмотрела на девушку. На аккуратный носик, слегка торчащие скулы, огромные ресницы. Ангел во плоти наверное выглядел бы именно так. Магическое зрение показывало ауру — светлую, с искорками жизни, которых оставалось очень мало. С внутренней силой. И трещиной, которая засасывала свет, у самого сердца. Вампирша моргнула, не желая признавать эту правду. Она была на другой стороне. И признать правоту ангелочка - значило предать все свои догматы.        — Так ли плох тот, кто ради вас готов отдать всё, что у него осталось? — глаза её сверкнули инфернальным огнём. Она придвинулась на край кресла, тряхнув кудрями. Этот порыв не остался незамеченным.        — Вы знаете Эрика?       Вампирша чуть успокоилась, с безразличным видом снова откидываясь назад.        — Слышала о нём. Покинутый гений, который сжёг Парижскую Оперу, чтобы получить хоть каплю любви от той, которой он отдал всё.       Укол пришёлся в самое сердце. Кристин, и без того мучимая чувством вины, глубоко вздохнула.        — Он сам отпустил меня, — стараясь обуздать подступающие к горлу слёзы, сказала Кристин. Это же правда. Нет её вины в том, что случилось. Она пыталась помочь ему. Она была в его власти. Она даже в какую-то секунду любила его искренне, страдая от этой любви. Она очень хотела в это верить.        — Да, милосердие. Иногда коварно проникает в самые узенькие щели. И чудовищам свойственна жертвенность, не находите? — как-то особенно горько ответила вампирша, поджимая губы.       При слове «чудовище» Кристин слегка дёрнуло. Она никогда не считала его чудовищем. Только он сам так называл себя. Для неё он был Ангелом. Покинутым, таким близким ангелом. Другом. Даже в минуты своей боли, раздираемая чувствами она испытывала жалость, от которой тряслись руки. Да, в подвале её поглотила ненависть. Ненависть ко всей несправедливости, что случилась с ним, и которую потом он передал ей.       Несправедливо — быть затворником, гонимым людьми.       Несправедливо — не иметь выбора.       Несправедливо — не быть любимым.       Несправедливо — пытаться отобрать свободу другого человека.       Несправедливо — питаясь стыдом и страхом, пытаться навязать выбор.       Несправедливо — заставить выбирать под угрозой жизни любимого.       То, что Эрик получал сам, он отдал другому. Простой жизненный расчёт, при этом не перечёркивающий его плохих поступков.       Кристин снова укололо жалостью. Она вспомнила его голову, прижатую к её животу и его шёпот «ne me quitte pas». Она попыталась сморгнуть слёзы, которые уже наполнили глаза. Сжала кулак и, глядя в пустоту, всё-таки озвучила свой вопрос:        — А вы любили настолько, что сами не могли справиться с этим?       Казалось, вопрос застал Геллу врасплох. Она глубоко вздохнула, решаясь:        — Да. Я боготворила, — она встала из кресла и вальяжно отошла к окну, глядя в темноту двора. Голос её при этом не стал тише, он звучал повсюду, — я молилась на него. Следовала по пятам, делая всё, что он скажет. Только я обладала силой успокоения, нужной ему в минуты грусти. Меня он желал, обдавая жаром, и отвергал, когда я становилась не нужна…- она сделала паузу. Слова давались ей сложно. Она не думала, что захочет исповедаться. Но почему-то это принесло долгожданное облегчение. Огонь, терзавший вампиршу, перестал жечь так сильно, — но пришла она, та самая прекрасная любовь и поглотила всё его сознание. И то, что осталось от меня в его жизни, поблекло. Я стала музой, которая приходит по щелчку пальцев. Хотя я любила отчаянно, рьяно, и готова была отдать душу за своё решение, — она сделала рукой неопределённый жест.       Кристин слушала, затаив дыхание. Параллель выстраивалась в её сознании. Она теперь как-будто увидела всё произошедшее с другой стороны. Его глазами. И это было в сто раз больнее, чем пытаться ненавидеть его.        — Но что же дальше?       Этот невинный вопрос стрелой вонзился в сознание Геллы. Она НЕ ЗНАЛА, что дальше. И это выбешивало, заставляя ревность, злость и отчаяние вырываться насилием и разрушением. В следующую секунду она уже сидела напротив Кристин, глядя изумрудными глазами в её голубые. Певичка вскрикнула, не ожидая такого сверхъестественного перемещения. Глаза её округлились, по позвоночнику побежали мурашки.        — Может, ты мне скажешь? — спокойно, но с долей раздражения, проговорила Гелла, — какого долго и счастливо вы ждёте, воспользовавшись и выбрасывая нас, как ненужный хлам?       Кристина не знала, что ответить. Пульс участился. Она почувствовала ледяное дыхание смерти.        — Чего бы ты хотела, крошка? Чтобы он исчез навсегда? Забыть его? Освободиться от его уз? Стереть его из воспоминаний, чтобы он больше не беспокоил твою маленькую милую головку? — напряжение нарастало. Гелла схватила Кристин за руку и некрепко стиснула пальцы. Хватка смерти обожгла девушку ледяным холодом. Но от этого прикосновения ответ проступил очень ясно.        — Покоя. Я хочу для него покоя. Чтобы он не страдал и не мучился. Вы правы, он гений и я его недостойна. Я хочу чтобы он был счастлив, хотя и не в силах ему это дать, — она сказала это, положив тёплую ладонь на её руку и глядя прямо в глаза. От таких слов женщина отпрянула, отдёрнув ладонь. Она ожидала чего угодно, только не очередного акта милосердия. Кристин даже показалось, что она слышала шипение.        — Покоя? А для себя тоже хочешь покоя?        — Нет. Для меня покоя уже не будет. Делайте то, зачем пришли, — взгляд её безразлично потух.        Вампирша плавно подошла в кресло и опустилась в него.        — У меня есть идея получше. Как насчёт сделки?